***
Он смотрит на нее несколько секунд, сначала моргая, а потом… нет. Наверное, это просто потому, что он не может ее узнать. Зеленая униформа «Сабвэйя» далека от блузок и брюк, которые она носила, работая на его мать, даже если они были куплены на распродаже в «Таргете»; не говоря уже о том, что Бен Соло в то время был правой рукой Сноука, а Рей всего лишь была… Рей. Чуть больше, чем стажер. Соло вряд ли мог ее помнить. — Поджарить? — спрашивает она, не сводя глаз с ломтиков проволоне на сэндвиче. Но Соло не отвечает, поэтому она поднимает глаза и… он все еще смотрит. По-прежнему не моргая. Рей указывает на духовку позади нее. — Хотите, чтобы я поджарила ваш… — Рей. Она замирает. Но всего на несколько секунд. Ладно, может быть, он действительно ее помнит. Ничего страшного. Она натягивает фальшивую улыбку и повторяет: — Привет. Так вы хотите, чтобы сыр был поджарен или… — Рей. Он звучит… меньше похожим на придурка, каким она его помнила, произнося ее имя вот так, тихо и с придыханием. Но он выглядит так же, как и раньше, в своем дорогом костюме, высокого роста и с этими темными, раскосыми глазами. Рей напрягается. — Да? — Что ты здесь делаешь? Она не может закатить глаза. Ее менеджер находится в пяти футах от нее, и когда у кого-то проблемы с иммиграционными документами, они не могут позволить себе быть уволенными за то, что обвинили клиента в том, что он медлителен и неимоверно раздражает. — Я поджарю ваш сэндвич. Если вы не хотите, чтобы я это делала, тогда я буду рада добавить овощи по вашему выбору и… — Ты учишься на инженера. Это… это удар ниже пояса. И вообще, откуда он знает? Не то чтобы она когда-либо говорила ему об этом. Тогда они почти не разговаривали. — Очевидно, что это не так. — Ее лицо, зарезервированное для обслуживания клиентов, сползает всего на секунду. — Вы предпочитаете яйца или авокадо… — Почему ты здесь работаешь? Это так… так высокомерно звучит, в стиле Бена Соло. — Ради колоссальных преимуществ. — Она беззаботно улыбается. — А какая здесь система пенсионных накоплений? И сэндвичи феноменальные — кстати, вы хотите, чтобы я поджарила ваш или… — Что-то не так? — Платт, ее бездарный менеджер, убирает свой телефон и ковыляет к Рей, многозначительно глядя на нее. — Она доставляет вам какие-то неприятности, сэр? Рука Рей сжимает кусочки хлеба. А затем расслабляется, когда Бен говорит: — Нет. Нет, я… Поджарьте, пожалуйста. Добавьте листья салата, помидоры и маслины. Когда он протягивает ей свою кредитную карточку, Рей старается не встречаться с ним взглядом. — Ты знаешь того парня? — спрашивает у нее Саймон, как только Платт возвращается к игре в Энгри Бердс. Рей принимается нарезать огурцы. — Какого? — Того, высокого. В модном костюме. С черными волосами. Она чуть не режет указательный палец сквозь перчатку. — Не совсем. Он просто… мы раньше работали вместе. Мы… пересекались, иногда. — В основном взглядами. И обменивались парой электронных писем. И один напряженный, неестественный разговор у них состоялся в лифте. — Но не то чтобы. — Мгм. — Саймон прислоняется к стойке. — Это было в «Венди»? Нет, в «Макдоналдсе», верно? Рей прикусывает внутреннюю сторону щеки. — Типа того.***
— Или нет? Он не давал ей спать до тех пор, пока… пока не стало слишком поздно, своими пальцами глубоко проникая в ее лоно и членом входя еще глубже в ее горло, и когда она поднимает взгляд от своей миски с хлопьями, ей приходится несколько раз моргнуть, чтобы сосредоточиться на нем. — Прости, что ты сказал? Или что…? Он нежно улыбается и обхватывает ее лицо своей большой рукой, большим пальцем смахивая остатки сна с уголков ее глаз. Он наклоняется вперед, чтобы поцеловать ее в лоб, что странно, но не настолько странно, учитывая, где еще его рот был на ее теле ранее. К слову, везде. У них начали появляться небольшие молчаливые ритуалы с прикосновениями, но они мало разговаривают. В основном только, чтобы договориться об их следующей встрече. Несколько редких вопросов: Не голодна ли Рей или устала, или ей что-нибудь нужно? Он чист, и она тоже, могут ли они обойтись без защиты? Да? Здорово. Он вводит ее в курс дела по поводу ее иммиграционных документов, над которыми он работает ради нее. Шепотом напоминая, что она потрясающая, что ее маленькая киска такая тугая, что им не нужно этого делать, если она не хочет, что он абсолютно счастлив просто трахнуть ее в миссионерской позе еще раз. Рей всегда шикает на него и позволяет ему делать все, что ему нравится, — не то чтобы она возражала. Как будто она этого не хочет. — Я спросил, свободна ли ты на следующей неделе. О. — Точно. Прости. — Она извиняюще улыбается, и он улыбается в ответ. — В какой день? Он пожимает плечами и завязывает галстук вокруг шеи. — Во все дни. — Во все? На следующей неделе? Бен кивает, и Рей набивает рот ложкой хлопьев. Это органическая, более дорогая марка, по сравнению с теми, что она обычно ест на завтрак. Это доставляет ей странное, мазохистское удовольствие, когда она приходит к выводу, что они не так хороши, как подделка, которую она может себе позволить. — У тебя много денег, которые не на что потратить, что ли? — спрашивает она, когда проглатывает. Он приподнимает одну бровь, но продолжает возиться со своим галстуком. — Тебе действительно необходимо так много секса? Возможно, это неуместный вопрос. Внутренняя сторона ее бедер болит со вчерашней ночи, и она точно знает, сколько секса ему нужно. Но Бен, похоже, не истолковывает ее тон как обвиняющий, и это приносит облегчение. Рей просто… просто любопытно узнать об этом. О нем. — Мне вообще не нужен секс, — его голос тихий и успокаивающий в мягком утреннем свете. — Мне просто нравится заниматься им с тобой. Рей улыбается, на самом деле не веря ему. — У меня, вроде как, есть сверхспособность. Быть непревзойденной в сексе. Хотя у меня было не так уж много опыта к тому же. Отчасти лестно. — Он не отвечает, поэтому она продолжает. — Я свободна на следующей неделе, но, возможно, не смогу прийти в четверг. Если моей подруге Роуз удастся уйти с работы пораньше, мы собираемся посмотреть футбольный матч у нее дома. Если нет… — Она пожимает плечами. — Тебе нравится футбол? — Да. Ну, только женский. — И ты просто хочешь посмотреть игру со своей подругой? — Дело в том, что у меня дома нет телевизора или приличного интернета, так что… — Она снова пожимает плечами. — Но в другие ночи я могу. Доступна, то есть. — На самом деле она не возражает. Быть здесь с ним. Это определенно лучше, чем бродить по своей квартире-студии в одиночестве. Словно она зарабатывает деньги тем, что просто находится рядом, таково соглашение. — Тогда договорились. Рей кладет в рот еще одну ложку хлопьев и кивает с набитым ртом. А затем протягивает руку, чтобы затянуть его галстук, просто так.***
Он возвращается ровно через неделю. И затем снова через несколько дней. В обе встречи происходят одни и те же три вещи: взгляд Бена задерживается на ней; его губы сжимаются, когда его взгляд скользит к Платту; и сэндвич, который он покупает, он выбрасывает прямо за забегаловкой в мусорную корзину, хорошо просматриваемую через стеклянную дверь. Это плохой знак. В третий раз, когда они встречаются, Рей видит его прислонившимся к одинокому дереву на тротуаре после окончания ее смены, и она не особо удивляется. Она вздыхает, уставившись на свои туфли. — Сегодня без сэндвича? Нет смысла избегать его. В конце концов он получит то, что хочет; такие люди, как он, всегда получают свое. — Без. — Он морщится. — Он отвратителен. Рей не собирается отстаивать честь компании в споре с Беном Соло из-за вегетарианского сэндвича. — Ты что-то хотел? — Просто хотел узнать, что ты здесь делаешь, на самом деле. — Он подходит ближе. На этот раз он одет в темные джинсы и свитер и выглядит молодо. Или моложе, меньше похож на финансового директора — или какую бы должность он ни занимал, которой Сноук наградил его за темные дела, что он выполняет для «Первого ордена». Он кажется привлекательным, потому что так оно и есть. Рей всегда так думала, даже когда они с Финном проводили ночи, сочувствуя Лее, что у нее такой своенравный сын. — Просто работаю. Ну, знаешь. — Ее щеки напрягаются, когда она улыбается. — Работаешь. Рей пожимает плечами. — Шесть месяцев назад ты училась в одном из лучших университетов в стране и работала на Лею. Как можно опуститься от работы в одной из самых престижных компаний в мире до… — Возможно, то, что «ПО» разрушил компанию, имело к этому какое-то отношение, — это звучит более горько, чем Рей ожидала. Она делает глубокий вдох и отступает назад. Последнее, что ей нужно, — это ввязываться в разборки с кем-то прямо за пределами ее рабочего места. — Я не понимаю, почему тебя это волнует. Мы даже толком не знаем друг друга. Он изучает ее продолжительно долго. — Не смеши меня. — И не пыталась. — Возможно, это самое последнее, что она хотела бы делать. И все же она слышит, как со вздохом продолжает: — «Сопротивление» обанкротилось — ты знаешь это, так как ты… да. Меня уволили, и я не смогла больше платить за учебу, так я и потеряла свою работу и визу. К сожалению, у моего тела и домовладельца все еще хватало наглости требовать еду и арендную плату. Так что. — Она указывает на забегаловку позади себя, на секунду поворачиваясь, чтобы взглянуть на зеленые столешницы. Он долго вглядывается в ее лицо. — Есть работа получше. А твой менеджер явно придурок. То, как он смотрит на тебя… — Он отводит взгляд, как будто его очень беспокоит существование Платта. — Да, конечно. — Рей издает смешок. — Как выяснилось, если твои иммиграционные документы не в порядке, то возможности ограничены. Его челюсть отвисает. Он кажется… неуверенным. Как будто он что-то обдумывает. Решается. Пытается придумать что-то. А потом он наконец это делает: — И все же. Есть работа получше. Он засовывает руку в задний карман и протягивает ей визитку. Она автоматически принимает ее, и когда ее пальцы касаются его руки, ей приходится подавить дрожь. Должно быть, это нервы. Верно? Она не уверена. — Что это? — Рей требуется мгновение, чтобы узнать его визитную карточку, но как только она осознает это, ее глаза расширяются. — Я не собираюсь работать на Сноука. — Она яростно качает головой. — Не после того, что он… — Ты не будешь. — Он заметно сглатывает. — Это не то, что я предлагаю. Ты будешь работать на меня. — Это то же самое. «Первый орден» — это не та компания, которую я… — На меня. За пределами «Первого ордена». Она хмурится. — И делать… что? Делать тебе сэндвичи? Вычитывать твои документы? У тебя должен быть профессиональный корректор. — У меня он есть. — Тогда что… — Рей. Может быть, все дело в том, как он произносит ее имя, тихо и немного вынужденно. Как будто он пытается сдерживать себя, как будто он думает, что не должен, как будто за этим скрывается ожидание. Может быть, все дело в том, как он смотрит на нее, пристально, подталкивающе и, прежде всего, напряженно. Независимо от того, что выдает это, внезапно Рей осознает. Осознает. Он, должно быть, в состоянии определить точный момент, когда до нее доходит его предложение — возможно, по ее громкому вздоху или по быстрому шагу назад, который она делает, отступая от него. — Я могу заплатить за твое обучение, — продолжает он непринужденно. Как будто он не предлагает ей… чтобы она… что… — И я могу привести твои документы в порядок, если ты этого хочешь. Предоставить место, где ты могла бы остановиться. Что бы тебе ни было нужно, я мог бы тебе это дать взамен. Она должна быть возмущена. Оскорблена. Потрясена. Должна ли она позвонить в полицию? Или Лее? Должна ли она ударить его коленом в пах? Рей в замешательстве. — Я… Почему? В мире полно девушек. И он не из тех, кому нужно за это платить. Только взгляните на него. На его широкие плечи, волосы и губы. Даже нос в некотором роде очаровательный. — Потому что, — спокойно говорит он, — я хотел бы проводить с тобой время. Она действительно смеется. Вслух. — Проводить… время. — Да, — невозмутимо отвечает он. — Проводить время со мной. Он кивает. Это… это немыслимо. Невозможно. Он никогда не уделял ей времени днем. Зачем ему вообще… — Почему я? Он не утруждает себя ответом. Он бросает на нее взгляд в последний раз, всего лишь на мгновение, с легким оттенком чего-то, и говорит: — Мой номер указан на карточке. Позвони мне, если тебя это заинтересует. Она смотрит ему в спину, пока он не сворачивает за угол.***
Как выясняется, секс, если заниматься им каждую ночь, несколько раз за ночь, может причинять боль. Особенно с Беном, который… большой, полон энтузиазма и, может быть, немного грубоватый. Особенно третий день подряд. Рей осознает это на работе, когда она не может спокойно стоять на ногах, нарезая помидоры, и в душе, когда она моется перед тем, как поехать к нему, а затем на диване Бена, когда он так нежно касается ее между ног и… Она вздрагивает. — Ты в порядке? — Он приближался к той точке — точке, когда его дыхание учащается, а глаза становятся черными и расфокусированными, и он стонет в ее кожу каждый раз, когда она так сильно трется об него. Он приближался к той точке, но еще не совсем достиг ее. — Болит? — Нет. Немного. Просто… мы слишком часто этим занимались, чем… — Обычно он часто бывает за городом. Или занят работой. Или другими вещами, о которых Рей не знает, но обычно он приглашает ее не каждую ночь. — Я просто… Может быть, сегодня вечером мы могли бы заняться чем-нибудь другим… — Она с полуулыбкой опускается вниз по его телу. Она действительно не против ублажить его: он всегда пахнет восхитительно, древесно, потно, по-мужски, и она хотела бы разлить его запах в бутылки, и он просто слетает с катушек от этого, когда она прикасается к нему ртом. Абсолютно сходит с ума. По ней. — Я могла бы… Он останавливает ее, положив руку ей на плечо, и когда Рей поднимает глаза, выражение его лица становится нечитаемым. — Рей. Ты должна рассказывать мне о таких вещах. — Он тянет ее обратно вверх, а затем усаживает к себе. — Если я причиню тебе боль. Или если ты плохо себя чувствуешь. — Я в порядке. И ты не причинил мне вреда, по крайней мере, в то время. Мне просто больно. — Она откидывает волосы со лба. — И я была бы рада заняться чем-то другим, если ты… — Нет, — его тон тверд. — Мы можем ничего не делать. Она скептически моргает. — Ладно… Ты хочешь, чтобы я ушла домой? Не то чтобы его эрекция не подергивалась у ее бедра. И он уже заплатил ей. — Нет. — Тогда… что мне делать? — Ничего. — В том, как он смотрит на нее, есть что-то нетерпеливое, раздосадованное отчасти. — Тебе не нужно ничего делать, Рей. — Ну, тогда почему… — Она оглядывается вокруг, пытаясь понять, почему они вдруг перестали понимать друг друга. Они все еще говорят по-английски, верно? — Если я ничего не буду делать, тогда смысл мне быть здесь? Есть что-то нежно душераздирающее в том, как его взгляд меняется, когда он смотрит на нее, в том, как ясный карий цвет темнеет с чем-то близким к разочарованию. Но это мимолетно, и Рей задается вопросом, может быть, ей просто показалось. Хватка Бена скользит вниз по ее руке, к ее ладони, протаскивая ее под джинсы и направляя к своему члену. Его пальцы смыкаются вокруг ее пальцев, медленно двигая ими вверх и вниз. — Просто делай это, — бормочет он. — Своим приятным маленьким кулачком. Он не отпускает ее руку. Она продолжает двигать ею, задавая ритм, и ощущение того, как ее рука захвачена его рукой, странно освобождает; его тепло внутри и снаружи ее пальцев, приятная мягкость его кожи, осознание того, что она доставляет удовольствие, без страха не знать, что делать. Его рука, его член — он такой большой. Палящий. Она не может припомнить, чтобы когда-нибудь дрочила кому-то раньше, и собирается сказать об этом, когда он наклоняется, а его губы, твердые и неуклюжие, прижимаются к ней. Они не перестают целоваться, и Рей задается вопросом, могла ли «Красотка» быть права. Это кажется слишком интимным, сладким и приятным, целоваться так много и так неряшливо, и после того, как он дрожит и извергает сперму на ее руку, после того, как он просит ее слизать, после того, как он хрипло говорит ей, насколько она совершенна, Рей так возбуждена, что боится, что ее разорвет на части от взрыва. Но Бен каким-то образом сдерживает ее, пока она не оказывается у него на лице, и он велит ей ублажить себя его ртом так, как она хочет. Так, чтобы не было больно. Несколько минут спустя, когда она падает на его лицо, он вылизывает ее досуха нежными, кошачьими движениями. Затем он заворачивает ее в одеяло и укладывает в постель, и это лучший сон, который у нее когда-либо был.***
— Будет ли секс? — спрашивает она, как только он берет трубку. Ее колено отчаянно дергается, и за последние десять минут она до крови обкусала ноготь большого пальца. — Кто это… Рей? — Или… конечно, секс будет. В этом весь смысл. Но тебе случайно не нравится… я не знаю, заниматься чем-то извращенным? — Мне нравишься ты, — говорит он глубоким и хриплым со сна голосом, и Рей впервые за долгое время смотрит на часы. Сейчас 2:54 ночи, среда. Черт, она, должно быть, разбудила его. — Значит, ты не хочешь… я даже не знаю, выпороть меня или заняться сексом втроем со своим хорьком, или заставить меня заняться сексом с командой по лакроссу, пока ты смотришь? — У меня нет плетки. Или хорька. — Раздается шуршащий звук — должно быть, Бен ворочается в постели. Вероятно, садится. — И последнее, чего я хочу, — это думать о том, что ты занимаешься сексом с кем-то еще. Рей сглатывает и не расспрашивает дальше. — Сколько ты мне заплатишь? За… за раз. За ночь. — Сколько бы ты хотела, чтобы я тебе заплатил? Сумму, которую она называет, настолько огромна, что отчасти это шутка. По всей вероятности, даже эскортницам, которые говорят на пяти языках, могут завязывать вишневые стебли языком и выполнять упражнения Кегеля шесть дней в неделю, столько не платят. И все же Бен не колеблется. — Значит, столько я тебе и буду платить. — Заранее? Каждый раз? — Да, заранее и каждый раз. О боже. Это становится слишком заманчивым, чтобы отказаться. За исключением того, что это было и без того слишком заманчивым, чтобы отказываться, с самого начала — с того момента, как он сказал, что поможет ей с документами. — И ты упомянул, что мог бы помочь мне с моим иммиграционным статусом? — Верно, — его голос становится резче, более сосредоточенным. Потому что он постепенно становится более бодрым. Если Рей пойдет на это, вполне вероятно, что она точно будет знать, как он выглядит, когда какой-нибудь идиот будит его в три часа ночи, потому что у нее нет чувства времени и она слишком взвинчена, чтобы спать. Она изучила бы от и до постель Бена Соло. — Как долго это продлится? Наше… это соглашение? — Я не знаю. До тех пор, пока ты больше не захочешь продолжать, я полагаю? — А что, если ты больше не захочешь? Он прищелкивает языком. — Я в этом сомневаюсь. — Ты не можешь знать наверняка. Может быть, тебе не понравится, как я… То, как я занимаюсь сексом, и… — Я в этом сомневаюсь, — повторяет он непреклонно. Она сдается и глубоко вдыхает. — Это… я имею в виду, ты юрист. Ты ведь знаешь, что это такое, верно? — Такое чувство, что она обязана сделать это ради самой себя, произнести это слово вслух. И, может быть, она также хочет немного подразнить его этим. Чтобы точно понять, насколько он осведомлен положением вещей. — Это, по сути… это проституция. Пауза. — Я в курсе. — Не то чтобы в сексе за деньги было что-то заведомо плохое, но… — До тех пор, пока они ясно понимают это. Она просто хочет, чтобы все было ясно. Не то, что еще больше запутает ее жизнь. — Когда… мы могли бы провести одну пробную ночь? Чтобы попытаться… — Чтобы заняться сексом. Чтобы проверить, смогу ли я заниматься чем-то подобным. Чтобы понять, что это заставит меня почувствовать. Чтобы увидеть, действительно ли я тебе нравлюсь. — Ну, знаешь. — Конечно, — теперь он звучит по-настоящему бодро. — Когда бы ты хотела это сделать? — Как насчет завтра, после моей смены? Подойдет? Когда Рей просыпается на следующее утро, деньги уже лежат на ее банковском счете.***
Она не придает этому большого значения, когда он предлагает заехать за ней домой; в тот момент, когда он поворачивает налево на шоссе, Рей приходит в голову, что они, возможно, едут не к нему. — Подожди, разве ты не должен был свернуть на вторую полосу? — Она оглядывается вокруг, пытаясь сориентироваться. — Нет, — говорит он ей. И больше ничего. — Ты же знаешь, что твой дом находится в другой стороне, верно? — Было бы проще, если бы на нем не было солнцезащитных очков. Если бы она могла поймать его взгляд сквозь темные очки. Дело не в том, что она не чувствует себя с ним в безопасности — по какой-то, возможно, неуместной причине она всегда спокойна рядом с ним, — но она не привыкла к тому, что не может его прочитать. — В самом деле? — Бен. — Должно быть, он слышит нажим в ее тоне, потому что наконец поворачивается к ней. — Куда мы направляемся? Он прикусывает внутреннюю сторону щеки. — Я просто подумал, что мы могли бы сходить куда-нибудь сегодня вечером. Разнообразить наше времяпрепровождение. — Разнообразить? — Она понятия не имеет, что он имеет в виду. Разнообразить, как, например, поужинать вместе? Или как пойти в какой-нибудь развратный БДСМ-клуб? Потому что Рей не особо привлекает последнее. Она не может себе представить, зачем Бену хотеть проводить с ней время как-то иначе, когда он платит ей за секс. — Разнообразить… как? Он пожимает плечами и подает сигнал, включая поворотник. — Ты сказала, что твоя подруга Роуз не смогла выкроить время на работе, чтобы посмотреть игру с тобой. И эта команда играет прямо здесь, в городе. Рей даже не помнит, чтобы рассказывала Бену об этом. — Верно. Но какое это имеет отношение к… Он поворачивает направо, и… стадион огромен, и его нелегко не заметить, но Рей требуется несколько мгновений, чтобы понять, где они находятся. Затем она ахает. Нет — она визжит от счастья. Бен вздрагивает, но тоже улыбается.***
Она предполагала, что ее ждет множество указаний. Договор или, может быть, контрольный перечень. До «Первого ордена» Бен работал в «Сопротивлении» со своими родителями, и к тому времени, когда появилась Рей, многие бюрократические инфраструктуры, которые он внедрил, все еще существовали: точные, подробные, дотошные. Неумолимые. Рей всегда представляла его дальновидным человеком. Возможно, она ошибалась. Правда в том, что, как только она оказывается в его квартире, он кажется почти комично потерянным. Он спрашивает ее, не нужно ли ей в туалет, не хочет ли она чего-нибудь выпить, нормальная ли температура в помещении. Он спрашивает ее, есть ли что-нибудь, что она хотела бы сделать (подразумевая «до»), и Рей задается вопросом, не поэтому ли он хотел пригласить ее на ужин: потому что ему нужно понять, для чего она на самом деле здесь. Тогда Рей решает, что ей, вероятно, следует проявить инициативу. Ей приходится самой подойти к нему, развязать его галстук, снять пиджак с его широких плеч, пока он держится напряженно и прижимает руки к бокам. Это заставляет Рей хотеть смеяться, почти спросить, занимался ли он когда-либо сексом (что смехотворно, но разве не было бы забавно, если бы у парней Рей из средней школы и колледжа оказалось больше опыта, чем у Бена Соло с его нереальными мышцами, красивыми губами и дорогими костюмами?) Совершенно очевидно, что он никогда раньше не платил за секс — даже такой девушке, как Рей, которой тоже никогда не платили за секс. В каком-то смысле его неуверенность, похоже, помогает. Делая транзакционный характер ситуации менее запретным и более обоснованным с практической точки зрения. Бену кое-что нужно — секс — и он не против дать кое-что взамен — деньги. Рей нужны деньги, а секс никогда не имел для нее такого большого значения. Определенно не больше, чем еда или оплата аренды. Она действительно может сделать это, и она даже не будет ненавидеть себя или его за это. Поэтому она отстраняется и быстрым движением снимает свою рубашку и джинсы, чувствуя, как что-то пробегает по ее позвоночнику от того, как он зачарованно смотрит на нее; жидкое тепло разливается, туго обвиваясь внизу ее живота. — Где твоя комната? — спрашивает она. Он сглатывает, указывая на коридор, а затем сразу же следует за ней. Рей чувствует его взгляд на своей заднице, и это не так уж неприятно. Даже скорее наоборот. Она не удивляется, когда он обнаруживает ее влажной, но это так. Он издает вздох, и его скулы краснеют, а рука, поддерживающая его над ней, дрожит, его мускулистый бицепс напрягается еще больше, темные глаза теряют фокус. — Боже, — одними губами произносит он. Он снова прикасается к ней под трусиками, проводя пальцами между ее половыми губами, и теперь его бормотание делает ее немного больше, чем просто влажной. Они целуются, глубоко, прерывисто и не совсем скоординированно, и это, наверное, самое чувственное, что когда-либо случалась с ней. Пойди пойми. — Презерватив? — выдыхает она, потому что кажется, что он скоро потеряет контроль. Как будто ему может понадобиться, чтобы Рей проследила за ним. Он кивает, но не может до конца надеть его. Не потому, что не знает, как, а потому, что у него дрожат руки и он не может оторвать от нее глаз. Поэтому Рей выхватывает презерватив из его пальцев и едва ли справляется с этим, раскатывая его по его члену, который примерно в два раза больше самого большого, который она когда-либо видела ранее. Она бы заволновалась, если бы не была примерно в два раза мокрее, чем когда-либо. Проституция, по-видимому, ей к лицу. — Не могу поверить, что ты мокрая, — бормочет он горячим и влажным ртом на ее щеке, и он выравнивается возле ее входа и толкается внутрь. — Черт возьми, Рей. Я не могу в это поверить. Рей тоже не может. Или, может быть, она может. В данный момент думать трудно. — Подожди. — Она останавливает его, положив руку на его пресс, и он тут же отстраняется, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. — Ты хочешь, чтобы я… Должна ли я симулировать? Он хмурится. — Симулировать что? — Я… я не смогу кончить. Но если ты хочешь, я могла бы… — Почему? — О. — Впервые за сегодняшний вечер она чувствует, что краснеет. Это такая интимная вещь, в которой нужно признаться. Как ни странно, более интимная, чем демонстрировать кому-то свою грудь. — Не знаю, просто не получается. Во время секса, несмотря ни на что. Я никогда не получаю оргазма, но ты… ты платишь за это, так что ты имеешь право получить то, что хочешь, и я могла бы… — Я не хочу, чтобы ты притворялась со мной. — Он качает головой, и она чувствует, как его член пульсирует внутри нее, даже через презерватив. Вот насколько он большой. Невероятно. — Я не смогу замедлиться сейчас, но я отлижу тебе после этого. В любом случае это в моем списке. — …Списке? — Список того, что я хотел бы сделать с тобой, когда я… — Он останавливает себя и резко вдыхает, когда головка его члена проникает немного дальше. — То, что, я надеюсь, ты позволишь мне сделать. Это действительно заставляет ее смеяться, даже если она никогда не была настолько наполненной. И по какой-то причине она не может не протянуть руку и не обхватить ладонью его лицо. Бен Соло работает в «Первом ордене» и заставил своих родителей плакать; он определенно не тот, к кому она когда-либо думала, что может испытывать привязанность. Честно говоря, она всегда была близка к тому, чтобы презирать его. Но сейчас он кажется таким молодым и искренним, находясь между ее ног. — Бен, проституция не так работает. Смысл в том, чтобы ты получил удовольствие… Она замолкает, потому что воздух вырывается из ее легких. В ту самую секунду, когда его член проникает так глубоко, как только Рей может его принять, внутри нее просто больше нет места ни для чего другого, и единственное, что она может сделать, — это обхватить его руками за плечи и держаться за него, когда он неуклюже толкается, немного переусердствуя; прижимать его к себе, когда он прикусывает ее кожу и стонет от удовольствия у ее горла. Раз или два он выскальзывает из нее, и ему приходится использовать руку, чтобы снова войти, и когда он это делает, он не торопится и трется головкой о ее клитор, заставляя ее дрожать и стонать. У него такой большой — он достигает столько разных точек внутри нее и обволакивает снаружи, и Рей чувствует, как мышцы ее живота сжимаются, а глаза закатываются. Когда Бен кончает, его оргазм длится долго, его руки дрожат, оставляя синяки на ее бедрах. Рей не кончает, но она максимально близка к оргазму, чем когда-либо была. После этого он действительно отлизывает ей, и звуки, которые она издает, когда упирается пятками в его лопатки, принадлежат не ей. Они неслыханы. Однако, похоже, они ему нравятся, судя по тому, как ей приходится отталкивать его голову после того, как она кончает в третий раз. Затем он приносит ей нарезанные фрукты и стакан воды и приказывает ей поесть; он говорит ей, немного застенчиво, что, если она не против, он хотел бы трахнуть ее еще раз, прежде чем лечь спать. Рей сжимает губы, чтобы не улыбнуться, и кивает, прежде чем раздвинуть свои ноги.***
Она наелась до отвала хот-догов и сырных начос, и когда они возвращаются, ее пресс болит от смеха над историей, которую Бен рассказывает ей об импровизированном футбольном матче на пляже, когда ему было чуть за двадцать. Уже поздно — намного позже, чем они обычно ложатся спать, даже учитывая то, что они не то чтобы засыпают, а скорее просто оказываются в постели. — Значит, ты понятия не имел, кто они такие? — Рей снимает джинсы и свитер. — Нет. Мы просто подумали, что они — кучка студенток. Рей хихикает. — И как ты узнал об этом? — Что они были профессиональными футболистками? — Он бросает на нее уничтожающий взгляд, когда она снова начинает смеяться. — Ну, мы начали что-то подозревать, когда они забили тринадцать голов за первые семь минут матча. — Он бросает свою одежду в корзину и плюхается в кровать. — Конечно же, нам стало это понятно уже после того, как мы решили, что проигравшая команда платит за выпивку. — О, Боже. Бен притягивает ее к себе и перекладывает их на бок. — Это было не так уж и унизительно. Она снова смеется. — Конечно. — Чувство собственного достоинства в любом случае переоценивают. — Хм. Точно. — И нам действительно удалось забить один гол. Когда их вратарю попал песок в глаза. — Ты бросил песок в глаза бедной девушке? — Насколько я помню, По сделал это. Я был слишком занят тем, что меня обнимал кто-то, кто был вдвое ниже меня ростом и на треть тяжелее. — Невероятно. — Рей вздыхает, потешаясь. — Ты хочешь…? — Она чувствует его эрекцию. И все же, столь же ощутимо, она может чувствовать отсутствие у него интереса к сексу с ней в данный момент. Он прижимает ее к изгибу своего тела, словно пытаясь защитить от какого-то нападения, о котором она понятия не имеет. Хотя она должна признать, что это мило, его дыхание щекочет ее затылок, а тяжесть его руки оседает на ее ребрах. Вот что значит, не быть одиноким. Или: быть с кем-то, кто так же одинок, как и она. — Нет. — Он переплетает свои пальцы с ее. — Засыпай, Рей.***
Когда на следующее утро она ступает босиком по его кухне, на этот раз обращая внимание на обстановку и на то, насколько хороша квартира, Бен кивает ей и пододвигает тарелку с яйцами, сыром и кусочками овощей в ее направлении. На нем один из его шикарных костюмов, и Рэй задается вопросом, не из-за нее ли, проснувшись в 7:33, он опаздывал на работу. Она также задается вопросом, с какой стати он стал бы утруждать себя приготовлением завтрака для нее, но решает, что он, должно быть, просто не рассчитал порцию, чтобы съесть все это в одиночестве. — Спасибо. — Она садится на один из высоких стульев, пока он наливает ей кружку кофе и немного яблочного сока. — Это мило. Я никогда не ела приготовленной еды на завтрак. Он поднимает глаза и — Боже, он действительно хорош собой. Ему стоит провести пять минут в баре, и он найдет столько бесплатного секса, сколько пожелает его сердце. Черт возьми, Рей занялась бы с ним бесплатным сексом. Не то чтобы прошлая ночь была такой невыносимой. — Что ты обычно ешь на завтрак? — Хлопья. Квадратные такие, с шоколадом внутри. Он хмурится, но кивает, как будто запоминает информацию. — Это было не так уж странно, как я думала, — говорит она с полным ртом яиц, прикрывая губы рукой. — Заниматься сексом в обмен на деньги. — Сглотнув, она чувствует себя вынужденной добавить: — С тобой. Похоже, его не раздражает ее напоминание о том, что он покупает эту услугу. Несмотря на то, насколько он был сосредоточен на ней во время секса, или на том факте, что он приготовил ей яйца, он, похоже, не заинтересован в том, чтобы лгать самому себе: он знает, что Рей не была бы здесь без денег, и принимает это как естественное положение вещей. Что-то в этом ее беспокоит, но она не может понять, что именно. — Это было странно? Платить за секс? Он заканчивает жевать болгарский перец и пожимает плечами. — Я так не думаю, нет. — Он, кажется, размышляет над этим вопросом, потягивая свой кофе. — За все, чего я действительно хотел в жизни, мне приходилось платить. Так или иначе. Ее внезапно осеняет. — Ты делал это раньше? Подобного рода… договоренность? Он качает головой, и Рей задается вопросом, что было такого, чего он хотел до нее.***
В тот день, когда Рей кончает, пока он внутри нее, Бен полностью теряет самообладание. Это даже близко не особый случай — он кормит ее макаронами на ужин, сидит рядом с ней на диване, выполняя какую-то (вероятно, морально отвратительную) работу, пока она смотрит что-то по его подписке на HBO, и укладывает ее спать только тогда, когда она улыбается ему и начинает барабанить пальцами по его колену. Все чаще и чаще она инициирует секс. Рей говорит себе, что это потому, что она чувствовала бы себя виноватой, если бы не сделала этого. Потому что это то, за что он ей платит. Потому что это… это действительно лучшая работа, которая у нее когда-либо была. Единственная работа, которая не похожа на работу. Бен часто бывает покорным, позволяя ей вести. А потом, не менее часто, берет над ней верх. В том, что он делает, нет ничего особенного. Он просто вторгается в нее, ее колени обхватывают его бедра, когда он прижимает ее к своей груди, впиваясь зубами в ее плечо, и… всегда приятно, когда он двигается в ней. Это всегда приятно, прекрасно и даже доставляет удовольствие. Но на этот раз в этом есть жар, странная лихорадка, которая расцветает в ее животе и поднимается вверх по позвоночнику, облизывает ее конечности, пока ее сердце, ее влагалище, ее руки не сжимаются так сильно, как только могут вокруг него. Рей шепчет, затаив дыхание. Бен стонет и отстраняется, чтобы взглянуть на нее, его губы полны, а зрачки расширены до черноты. — Ты только что кончила? — От кого-то другого это прозвучало бы как неудачная попытка грязных разговорчиков. Бен, однако, просто кажется удивленным. Рей кивает. Она… она, возможно, все еще кончает. Она чувствует толчки и схватки, и восхитительные маленькие мурашки, заставляющие ее выгибать спину, и… это не похоже на другие оргазмы, которые он ей дарил. Этот совершенно другой. Он начинается глубже внутри нее и медленно прокатывается по ее телу, заставляя ее тянуться за чем-то, во что можно вцепиться ногтями, — это оказывается потная спина Бена. — Ты только что кончила на мой член? — повторяет он, его взгляд затуманивается. — Да, — выдавливает она между содроганиями. — Черт, — говорит он. — О, черт. Он переворачивает их, пока Рей не оказывается на спине. Обычно в таком положении он держится прямо, чтобы не давить на нее всем своим весом, но сейчас, похоже, он не в состоянии этого сделать. Он раздвигает ее ноги ладонями и проникает еще глубже, удерживаясь у устья ее шейки матки, и почему-то это именно то, что ей нужно. Рей выгибается дугой и закрывает глаза, и все отступает. — Ты все еще кончаешь, — его голос хриплый. Пораженный. — От того, что я имею тебя. Рей едва может выдохнуть «да». — Тебе это нравится? Мой член в твоей киске? — Это Бен, а значит, это не риторический вопрос. Он нуждается в том, чтобы ему сказали. И Рей — она действительно не возражает, правдиво кивая. Он вздрагивает и издает животные звуки. — Хорошо. — Он больше не может сдерживаться ради нее. Он начинает двигаться неглубоко и неуклюже, отчасти осыпая ее градом толчков, но это идеально. — Хорошо, потому что мне это так нравится, Рей. Мне так нравится иметь тебя. Я все время думаю о твоей маленькой влажной киске. — Когда он кончает, то кусает ее за ключицу так сильно, что чуть не пускает кровь. Рей просыпается на боку посреди ночи, а он все еще внутри нее, все еще твердый, все еще спящий. Во сне он выглядит не моложе, но менее угрюмым. Как будто он был счастлив, мог бы быть. Менее мрачным. Не раздумывая, она наклоняется вперед для поцелуя, и он тут же просыпается. Они лежат так целую… вечность. На протяжении нескольких часов. Просто целуясь, губами, языками и ртами. Бен пульсирует внутри нее, и Рей становится все влажнее и влажнее. Оба дрожат от напряжения и удовольствия. В какой-то момент она смеется, когда он оставляет засос на коже ее горла, и он тоже смеется. Она со вздохом произносит его имя, и он говорит ей, что она — самое прекрасное, что он когда-либо видел, что он никогда не отпустит ее, что он хотел бы, чтобы она принадлежала ему. Затем она начинает двигать бедрами, и они кончают одновременно, постанывая от лавины удовольствия в губы друг другу.***
— Тебе… — Рука Рей сжимает ручку пассажирской двери в машине Бена. Она тянет ее, пока не слышит щелчок, а затем открывает всего на пару дюймов, вдыхая прохладный утренний воздух своего района. — Прошлая ночь оправдала твои ожидания? Это то, чего ты хотел? Его кадык подпрыгивает. Он какое-то мгновение изучает руль, прежде чем кивнуть. — Хорошо. — Если и есть что-то, в чем Рей исторически была хороша, так это в работе. Приятно знать, что это все еще так. — Не стесняйся звонить мне. Если ты захочешь сделать это снова. — Она улыбается, прежде чем выйти из машины. — Кстати, ты был прав. Гораздо лучше работать на тебя, чем на моего засранца-менеджера. Он не машет ей на прощание. Но пять минут спустя, когда она открывает окно своей спальни, чтобы полить лилии, машина Бена все еще стоит припаркованной на том же месте.***
<Не приезжай сегодня.> Рей слишком долго смотрит на свой телефон, учитывая, что сообщение состоит ровно из трех слов, причем трех очень коротких. В нем есть две немного странные вещи: то, что Бен просит ее не приезжать впервые за всю их историю, и то, что он сообщает об этом через смс. До сих пор он только раз звонил ей. Их история текстовых сообщений состоит из ее монолога — в основном Рей просит его позвонить ей, когда его швейцар отсутствует, или говорит ему, что она опоздает на несколько минут. Она звонит незамедлительно. — Привет. Что случилось? — Ее сердце бьется немного быстрее, чем следовало бы. — Ничего. — У него гнусавый голос. Низкий. Даже ниже, чем обычно. — Бен. Ты заболел? — Нет. Совсем чуть-чуть, — его голос звучит хрипло, как будто он вот-вот потеряет сознание. — Боже, Бен. Тебе что-нибудь нужно? Суп? Апельсиновый сок? — Быстрая и милосердная смерть. Рей выдыхает смех. — Я могу помочь с этим. Я бы с удовольствием расширила свой перечень услуг. — Держу пари, тебе бы не было равных в эвтаназии. — Я буду у тебя через… — Нет, не приезжай. — Он прочищает горло. — Это какой-то вирус. Ты можешь заразиться. — Я никогда не болею. — И все же. — Он кашляет. — Будет лучше, если ты не станешь приезжать. — Снова шум, на этот раз отдаленный, как будто он пытается скрыть его от Рей, приглушая динамик телефона рукой. Через несколько секунд и чиханий он возвращается на линию. — Мне пора. Но не волнуйся. Это звучит хуже, чем есть на самом деле. — Конечно. — Увидимся. — Завтра? — …вероятно, через пару дней? — Хм. Ладно, — говорит она, вешая трубку. Она тут же надевает джинсовую куртку и хватает ключи от дома. Она ненадолго останавливается у винного магазина в своем квартале, и когда такси высаживает ее перед квартирой Бена, швейцар (очень милый пожилой мужчина, который явно убежден, что она — девушка Бена, и, к ее постоянному беспокойству, продолжает спрашивать ее, когда она наконец переедет) пропускает ее, даже не сообщая ему о ее присутствии. Бен подходит к двери в белой футболке поверх спортивных штанов с низкой посадкой и выглядит как олицетворение смерти. — Рей, — это всего лишь слово, но каким-то образом его тон говорит сам за себя: Я удивлен, увидев тебя здесь, потому что я прямо сказал тебе не приезжать, но я также слишком несчастен и измучен, чтобы ссориться из-за этого. — Я могу быть заразен, так что тебе следует… — Я же тебе сказала. — Она протискивается мимо него и направляется на кухню. — Я никогда не болею. Она заставляет его сесть за кухонный островок, где он кормил ее завтраком после их первой совместной ночи, и улыбается его потрескавшимся губам и покрасневшим скулам, в то время как он недоверчиво смотрит на стакан свежевыжатого апельсинового сока, который она сует ему в руку. Затем она достает муку, курицу, морковь и сельдерей и погружается в успокаивающий ритм измельчения, замешивания, взбивания. Голос Бена почти пугает ее. — Я не знал, что ты умеешь готовить. — Его глаза остекленели от лихорадки, но он следит за каждым ее движением так же жадно, как смотрел на неуклюжий стриптиз, который она импровизировала для него на прошлой неделе. — Я работаю в «Сабвэйе». Я в буквальном смысле повар. — Его приподнятая бровь заставляет ее усмехнуться. — Может быть, не в буквальном смысле. — Бровь приподнимается еще выше. — Или вообще нет, — соглашается она. — Но я могу приготовить перепелу и клецки. Это то, чего мне всегда хотелось, когда чувствовала себя плохо. — Мне казалось, ты никогда не болела? — После того, как повзрослела. — Она одаривает его ухмылкой. — Это недавно приобретенная суперсила. Он хмурится. — Если ты действительно заболеешь, я хочу, чтобы ты немедленно приехала ко мне. При первых симптомах. Чтобы я мог отвезти тебя к врачу и дать лекарства, и присмотреть за тобой, и… — Бен. — Она наливает еще сока в его пустой стакан и похлопывает его по руке. — Тс-с. Он не хвалит ее стряпню, но стонет от удовольствия при первом укусе клецек — знакомый звук, который Рей очень хорошо знает, — и просит три порции, что, когда дело доходит до Бена Соло и еды, является не чем иным, как ярким одобрением. Когда он доедает последнюю ложку, он просто сидит, явно все еще испытывая лихорадку, но уже немного менее раскрасневшийся. — Тебе не нужно было приезжать. Или готовить, — говорит он ей, как будто она этого еще не слышала. — О, мне было в радость. Я никогда не готовлю ни для кого, кроме себя, и это грустно. Раньше я мечтала открыть ресторан. — В самом деле? — Мгм. Но это продлилось недолго. Потом инженерия победила. — Ты была бы отличным шеф-поваром. — Правда? — Она слегка кокетливо наклоняет голову. — Неужели я так же хороша в клецках, как и в сексе? — Почти. — Он улыбается поверх края своего стакана. — Не совсем. — Хм. Похоже, мне следует рассмотреть занятия сексом с точки зрения карьеры. — Бен напрягается, и костяшки его пальцев белеют. — Это была шутка. — Все в порядке. — Он пожимает плечами, но из-за лихорадки и темы разговора это выходит менее беспечно, чем он хотел бы. — Это не имеет значения. За исключением того, что все как раз наоборот. Это важно для него, и по какой-то причине это важно и для нее тоже. — Эта договоренность… Я не думаю, что смогла бы заниматься этим с кем-то другим, — говорит она. И хотя это никогда не приходило ей в голову раньше, даже если она никогда не формулировала эту мысль в своей голове, она мгновенно понимает, что это правда. — Может быть, раньше… Но сейчас… — Она хмурится. Это правда, но она все еще не уверена, почему. — В любом случае это тебе следует сменить работу. — Мне? — «Первый орден» — самая худшая компания. Рэй относит тарелки в раковину и споласкивает их, не особенно желая видеть его раздраженное лицо или слушать, как он защищает Сноука. Но вместо этого он удивляет ее, говоря: — Я знаю. И она не может не посмотреть на него снизу вверх. — Знаешь? Он пожимает плечами. — Тогда почему ты все еще там работаешь? Ты так хорош в том, что делаешь. Ты мог бы найти работу где угодно. Он долго смотрит ей в глаза. — Правда? Странно, но это не похоже на риторический вопрос. Бен, похоже, искренне удивлен возможностью того, что он мог бы достичь чего-то большего, чем сейчас. Когда он, кажется, погружается в свои мысли после того, как она кивает и ободряюще улыбается, Рей просто оставляет его в покое и начинает складывать миски и кастрюли в посудомоечную машину. — Ты вернешься к себе домой? — спрашивает он несколько минут спустя, когда столешница оказывается снова безупречно чистой. Рей думает о своей квартире, холодной и убогой. Хотя это не совсем так: она совсем не убога, она полна ее любимых безделушек, подержанной мебели и ярких, не сочетающихся цветов. Квартира Бена была в плане интерьера лучше, потому что он-очевидно-заплатил-кому-то-столько-сколько-некоторые-люди-зарабатывают-за-год-чтобы-ее-обставили, но Рей никогда не была без ума от черно-серой палитры. К тому же в ее квартире не холодно. На улице даже не холодно, так как сейчас поздняя весна. — Ты не возражаешь, если я переночую здесь? — Вовсе нет. Думаю, уборщица содержит гостевую комнату в приличных условиях, так что ты можешь… Рей закатывает глаза и хватает его за руку, таща в спальню, как будто она ведет пятилетнего ребенка, который ростом 190 сантиметров и весит 90 килограмм. Логика подсказывает, что он, вероятно, предложил кровать, которая ему не принадлежит, потому что предпочел бы отоспаться от гриппа в одиночестве, но она очень хорошо знает, в глубине сердца, которое недавно начало проявлять робкое тепло, что он предпочел бы быть с ней, чем… один. — Ты заболеешь, — снова скулит он в своей спальне, раздраженный, какими могут быть только взрослые больные мужчины. Рей просто раздевается до футболки и трусиков и выключает свет, нисколько не удивляясь, когда он притягивает ее к себе, пока ее спина не оказывается на одном уровне с его грудью, когда его нос начинает вдыхать запах ее волос. В конце концов, они всегда так засыпают. Так Рей лучше спит, и Бен тоже. За исключением того, что сегодня он горит. Определенно испытывает жар. И Рей, она тоже горит. В ее груди образовался чудовищный сгусток жара. — Бен? — Хм. — Он почти спит. Истощенный лихорадкой. — Можешь не платить мне за то, что я была здесь сегодня вечером? Пожалуйста? Она понятия не имеет, откуда берутся ее слезы. Она понятия не имеет, почему не может остановить их, но они продолжают пропитывать его подушку. — Рей, — просто говорит он, притягивая ее еще ближе. Несколько минут спустя, когда его дыхание выравнивается, Рей все еще плачет.***
В его голосе по телефону слышится неохотный оттенок, когда он спрашивает ее, свободна ли она сегодня вечером. Нерешительный и настороженный, как Рей могла бы представить подростка, приглашающего свою пассию на школьные танцы. Она вешает трубку, составив планы на восемь вечера, и три часа спустя, собирая свой четвертый расплавленный тунец подряд, ловит себя на мысли о том факте, что грубоватость Бена Соло может быть очаровательной и, возможно, также милой, в конце концов. Ей приходится насильно напоминать себе, что это тот самый Бен Соло, который помог Сноуку уничтожить компанию его родителей без всякой на то причины. Может, он и не увлекается странными, извращенными вещами, но что-то в нем не так. Рей не может до конца понять, в чем дело, но во вторую ночь у нее начинает формироваться мысль: в нем, возможно, есть нечто особенное. В этом. В том, как он кладет ее лицом вниз на свою кровать, между простынями, которые пахнут им и стиральным порошком; в тех моментах, когда он прикусывает ее позвоночник, раздвигает ее задницу, лижет ее, пока она не расслабится и не начнет извиваться; это проявляется также в том, как страстно он шепчет ее имя ей в шею, когда изливает в нее свой оргазм, в разочарованном ворчании, которое он издает, когда понимает, что она еще не кончила, в робкой, самоуничижительной улыбке, которую он ей дарит, когда он заводит ее пальцами, играя с ее клитором. Яркое удовольствие заставляет ее зрение затуманиться и побелеть, ее руки — крепко вцепиться в мягкую подушку. Это что-то многоуровневое, неразличимое и интенсивное, и на следующее утро, когда она просыпается от запаха кофе, корицы и французских тостов, Рей надевает джинсы и решает не зацикливаться на этом.***
Она едет к нему домой не с целью разрыдаться в ту же секунду, как он откроет дверь, но, тем не менее, это и происходит; когда его глаза расширяются в панике, и он поднимает ее на руки, чтобы отнести к креслу у окна, как будто она его личная принцесса-невеста, она не может удержаться от влажного хихиканья над абсурдностью ситуации. — Что не так? — Он садится с ней у себя на коленях, наклоняя ее так, чтобы лбом прижаться к ее лбу. На его лице залегли складки беспокойства, закрывающие глаза. — Ничего. — Ей стоит смеяться над собой. Она такая смешная. В самом деле, ребенок. — Просто Платт. Мой менеджер. Он такой придурок. — Придурок? — Он… он ужасен. Сегодня он уволил кое-кого без уважительной причины, и он собирается вычесть некоторую сумму из моей и Саймона зарплаты, и он прикарманил наши чаевые, не то чтобы мы все равно много на них зарабатывали, но… он такой грубый и злой все время, он… — Она издает разочарованный стон, а потом… потом она вновь начинает плакать, ее щеки снова липкие и мокрые. — Рей. Милая. — Я ненавижу его. Он… он злоупотребляет своей властью. Хотела бы я настучать на него или… или… Его рука скользит вверх к ее затылку, крепко сжимая его. — Позволь мне позаботиться об этом. — Что? Нет. — Она вытирает щеку тыльной стороной ладони. — Нет, я просто… мне просто нужно было выпустить пар… Он смотрит ей в глаза, в темно-карих глазах смешивается что-то болезненное, упрямое и умоляющее. — Я заплачу тебе столько, сколько ты захочешь, если ты позволишь мне позаботиться об этом ради тебя. Из нее вырывается смех, потому что это так… так… это так в его стиле. Действительно, Бен Соло в одном предложении. В более или менее десяти словах. Во взгляде, сдержанном и умоляющем, сосредоточенном на ней. Я заплачу тебе столько, сколько ты захочешь. Рей немного отстраняется, и его рука сразу же опускается с ее шеи на поясницу, как бы давая ей пространство, о котором она просит, все еще поддерживая ее, сидящую у него на коленях. Она снова вытирает щеки, на этот раз краем рубашки, а затем делает глубокий вдох. — Могу я задать тебе вопрос? Он все еще волнуется, но немного меньше. Просто видна неглубокая вертикальная линия между его бровями, когда он смотрит на нее, терпеливо ожидая. — Почему ты просто… не пригласил меня? На свидание? Он в замешательстве изучает ее лицо. Не устанавливая связи, никакой связи. Ее Бен, такой умный и в то же время такой… не сообразительный. — Что ты имеешь в виду? — Несколько месяцев назад, когда ты дал мне свою визитную карточку. Тебе никогда не приходило в голову, что я могла бы быть заинтересован в том, чтобы встречаться с тобой без твоих денег в качестве стимула? — А. — Его взгляд проясняется. И затем он беззаботно качает головой. — Нет. — Ясно, что эта мысль до сих пор не приходила ему в голову. Рей наклоняет голову, ее щеки все еще горячие от высыхающих слез, и задается вопросом, может быть, он не ошибается. Возможно, в то время она была не слишком милосердна к нему. Она задается вопросом, каким бы большим, широким, драматическим жестом было бы вернуть ему все деньги, которые он заплатил ей за секс, чтобы доказать это… ну. В любом случае она этого не сделает. Потому что ей нужны деньги, и в любом случае это деньги «Первого ордена», а у Бена их так много, что для него они почти ничего не значат. И все же. — Ладно. Что ж. Это… это то, что мы делали. Но мне кажется, этому пора положить конец. — Она убирает прядь волос с его лба. — Как ты считаешь? — Я… Что? — Покончим с этим, Бен. — Ты хочешь… — Он хмурится. Она чувствует, как сильно бьется его сердце в груди. — Ты хочешь прекратить? Наше соглашение? Она закатывает глаза. Он действительно немного медленно соображает. — Я не говорю, что не буду просить у тебя больше денег. — Она пожимает плечами. — Мне может понадобиться ссуда, чтобы закончить аспирантуру. — Рей. — Расслабься. — Она касается его щеки и улыбается, чувствуя себя легче. Действительно, пришло время. Чтобы быть немного честной. — Теперь мне нужен только ты. Она выжидает, пока не видит понимание в его глазах. Затем она наклоняется вперед, и его губы слегка дрожат под ее губами.