***
— Подходите ближе, чертята! Занимайте лучшие места, рассаживайтесь поудобнее! Сегодня самая длинная и самая тёмная ночь в году, а значит, пришло время готовиться к встрече с новой главой на страницах наших с вами биографий. Вот оно, Зимнее Солнцестояние! До Нового года остаются считанные дни! Хриплый смех Старого Упыря потонул в отрадном визге монашеских детей и блеянии бесят. Несомненно, ликующие бандиты попросят у него очередную сказку — а он и рад стараться угощать молодые умы стародавними притчами и фантастическими балладами. Сейчас любая байка, как никогда, дышит особенной магией, и в нее хочется безоговорочно верить любому слушателю от мала до велика. Разве есть лучшая пора в году для того, чтобы подарить кому-то, кому бы то ни было, немного чудес? Старый Упырь вальяжно лежал поверх кладки дров для топки церковных печей на краю подворья. Белые мухи медленно маячили перед его раскосыми глазами, на что он потешно пофыркивал, беззлобно щерясь. Чёрт наигранно-томно откашлялся, поправил капюшон когтистой лапой, и, чуть нахмурившись, махнул облезлым хвостом. Галдёж детворы долго не прекращался: лишь после пары дюжин метко брошенных снежков, а также не уступающих им в количестве бескручинных смешков и покриков малыши прислушались к дедушникому совету и устроились возле мостовины, потирая ладони от холода и жась поближе друг к дружке. — Славно, — проурчал довольно старик, дождавшись благодатной тишины. Потянувшись и подразмяв уставшие косточки, козлоногий склонил голову вбок и затянул убаюкивающим голосом не менее старую, чем он сам, историю, которую слышало, должно быть, не одно поколение детей из Духовенства. — Этому сказанию столько лет, что никто, кроме вековых сосен, уже не помнит, когда и кем оно было принесено в наши края. Много-много лун тому назад, в одно из наиболее яростных лихолетий, самые могущественные из всех демонов обратили свой гнев на тех, кто не был готов к встрече с Зимой и терял предновогодние дни понапрасну, не задумываясь о будущем. На тех, кто не хотел чувствовать праздничного волшебства, на тех, кто не преисполнялся верой в магию. Они украли Солнце с небосклона, и черные тучи поглотили всякий дневной свет, а после всё живое затрепетало от страха! Невесть откуда налетел ураганный ветер, закружила вьюга, и стало так холодно, что даже самые исполинские, кряжистые дубы стонали от стужи. Лес тонул в предвечной тьме, однако Самая Длинная Ночь давала обещание закончиться: рассвет придёт, но только тогда, когда каждый поверит в чудо, отыскав самую яркую из всех звёзд и загадав желание. Оно тотчас сбудется, поверьте мне! Неспроста Зимнее Солнцестояние стало еще одним праздником перед Новым годом. Самая Длинная ночь закончится, когда вы отыщите свою пылающую искру. — Эй, Омега, ты веришь в сказки? — хекнул тринадцатилетний черноволосый мальчишка, хитро прищуривая разные глаза и зарываясь носом в алый шерстяной шарф. Не дождавшись ответа от бесёнка, увлеченного рассказом Старого Упыря по кличке Вихрь, проказник подобрал с земли снежок и прицелился приятелю в затылок, однако из-за своего низкого роста и недостатка силы промахнулся, угодив комом в спину сидящему рядом с ним Альфе. Тот истошно завизжал, привлекая к себе внимание со всех сторон. Омега обернулся через плечо и слегка насупился, опустив глаза и тяжко вздохнув. Эмеритус Третий, его самый близкий друг, в последние пару лет относится ко всем праздникам с каким-то скепсисом. «Возможно, — думает чертёнок, — он просто слишком сильно хочет чувствовать себя совсем взрослым. А глупые взрослые никогда не верили и не верят в чудо — у них куча проблем». Омеге же хотелось оставаться простодушным и бесхитростным. И иногда надеяться на что-то невообразимое — словом, не иметь гроша за душой. — Да, верю… — скромно пробубнил он, поднимая за шкирку Альфу и ставя бедокура на лапы. Тот по-шакальи рассмеялся и плашмя развалился на снегу снова, подстригая длинными ушами воздух. Юный Эмеритус насмешливо порскнул, нахохлившись, как маленький замерзший воробей. — А я считаю, что глупости все это! В сказки верит только малышня, — забияка сановитым шагом обошел своих оболтусов-друзей кругом и остановился, убрав руки за спину и вытянувшись по струнке: не считая самого младшего из чертят, Земли, Третий отличался особой миниатюрностью и хрупкостью, но это нисколечки не мешало ему, кажется, утверждаться в себе из разу в раз, — Эта ночь закончится в любом случае, найдем мы искру или не найдем! Да и что это вообще такое: эта ваша искра… Ерунда! Айда лучше в снежки играть, вечером нас в Министерстве ждут! И орава безобразников снова ринулась копошиться в снегу, полностью поддерживая слова своего лидера и напрочь забывая о рассказах Вихря. Воздух выкапывал Землю из сугроба, Дымка серьезно отчитывала второго за неосторожность, а Альфа уже принял свой собственный комплекс мер по вызволению товарища из белого плена. Вода суетился с Эмеритусом, валяя того по снегу и наслаждаясь общим весельем и дурачеством. Только Омега самую малость взгрустнул и предпочел оставаться в стороне от балаганщины. — Говорят, — продолжал негромко свое повествование Старый Упырь, — что в Самую Длинную ночь наиболее могущественные из демонов возвращаются в наш лес для того, чтобы потешиться вновь; украсть лучезарное солнце. И палево-алые лучи заката над сосновыми лапами только раз в году становятся их хваткими когтями, желающими заполучить весь свет до последней его крупицы. Но помните! Ночь закончится. Найдите свою искру, малыши, и последние дни этого года заиграют совсем другими красками. Омега тихо вздохнул и потупился, а после шепнул себе под нос: «Мы обязательно ее отыщем».***
Эмеритус Третий уже в свои тринадцать лет был достаточно гордым мальчиком и во всем знал себе цену. Будучи младшим наследником Нихила, он уже имел собственную бесовскую свиту, которую, однако, несмотря на весь антураж маленького избалованного принца, ни в коем случае не воспринимал как скоп своих подчиненных. По крайней мере, на данный момент. Он был большим другом для упырят, и вместе с ними постоянно влезал во всякие необычайные истории, затевая шалости одну за другой. Ещё в середине декабря, проснувшись поутру и обнаружив, что огромное озеро замерзло, а церковные пики и заостренные груцификсы облеплены толстым слоем снега, маленький Эмеритус попросил отца позволить ему с друзьями украсить папские покои к Новому году в день Зимнего Солнцестояния. Конечно же, с такой договоренностью пришлось основательно повозиться, но все-таки мальчишка добился своего. Нихил уступил свой Большой зал на день и сделал вид, что уходит на важные переговоры с нынешним кардиналом. Банда чертят во главе с папским наследником пробиралась по обледенелым, продуваемым всеми сквозняками министерским коридорам. В каменных стенах было ужасно холодно, изо ртов снующих туда-сюда служителей на нижних уровнях даже вырывались белесые облачка пара. Дружная ватага старалась как можно ближе жаться к Альфе — его шкурка всегда отдавала обжигающим теплом. Правда, Дымка вечно шипела на него, а Земля норовил укусить за лапы и хвост всякий раз, когда беспокойному чертенку заблагорассуживалось рявкнуть на полдуховенства или невежливо громко засмеяться. В Папском кабинете шайку ждали настоящие тепло и уют: ревущее в камине пламя не угасало ни на минуту.***
Кто-то из монахов облегчил работу молодняку и притащил тяжелые коробки с украшениями из подсобного помещения. В самом длинном ящике лежала большая искусственная елка. В том, что она искусственная, первым убедился Земля, решивший то ли понюхать ее пышные лапы, то ли попробовать их на вкус: чертёнок громко расчихался, а после, недовольно ворчащий себе под нос, заявил, что ни на шаг не приблизится больше к злополучному ларю. Тогда ему на помощь пришел чуть повеселевший Омега, как самый сильный и самый крупный из бесят. В свои четырнадцать ростом он не уступал мощным коренастым дьяволам, но только вот лицо у него по-прежнему оставалось детским и кротким. Откинув крышку ящика, Омега принялся вытаскивать части декоративного дерева на пол. «Её явно давно никто не украшал», — подметил он про себя, заметив, сколько мелкого мусора летит прямо на ковер в Папском кабинете. Неестественно-зеленые маленькие иголочки, и какие-то белые блесточки, похожие на снег… Нет, это не заменит запаха хвои и острого смоляного привкуса! Земля чуть понурился, поняв, что такие удовольствия будут ожидать его на краю леса. От елки пахло только пылью и пластмассой, и ничем кроме них. Альфа с разбега запрыгнул в одну пропахшую стариной, стеклом и пресной бумагой, огромную «звенящую коробку». Множество игрушек под ним угрожающе бряцнуло, затем под лапой проявился характерный хруст. Задира предпочел избежать осуждающего взгляда Дымки и зарылся еще глубже, активно забив хвостом от края к краю коробки и прижав уши к голове. Нащупав под лапами буклет, рогатый с любопытством обнюхал тот, а после чинно сел, выпрямился, и принялся вертеть в когтях. Как оказалось, кто-то закинул в эту коробку инструкцию по сбору елки. Конечно же Альфе, как и всем безымянным упырям, была уготовлена участь знать море языков — он мастерски декламировал короткие стихи на латыни, умел разговаривать со змеями и хищными птицами, клокотал с ветрами, заклинал огонь и выл в облом хоре штормов громче всех — а вот шведский ломал, как только мог. — Сий зеленый турик* — новогодний ель! — радостно провозгласил он, забив хвостом снова. — Переверни, ты держишь эту штуку кверху ногами! — рыкнул Вода, неудовлетворенный недалеким поведением своего приятеля. Тот благодарно и живо закивал и тут же перевернул инструкцию. Вбок. Вода разочарованно вздохнул и отмахнулся. Альфа распластался на дне коробки и начал громко читать: — Новогодний ель направит вашу радость в новогоднее русло. Слушайте, — щёлкнул бесёнок зубами предупреждающе и продолжил свою речь, — ножную часть ель нужно вставить в верхнюю часть ель… — Альфа выскочил из коробки, отряхнулся, и вперевалочку направился к разобранному дереву. Омега прикусил язык и сощурился. Любопытный упырёнок схватил верхушку и старательно попытался соединить ее с ножками, совсем не задумываясь о том, куда денет еще два метра пышных ветвей. — Это вот так? — склонил голову чертёнок вбок по-щенячьи. — Что ты делаешь? — рассмеялся черноволосый мальчишка и поспешил выхватить у Альфы подставку. Кажется, они все вместе застрянут в Министерстве надолго. — Понял, больше не делаю. Но здесь написано: нажимать до упора… — Значит больше не читай, — прыснул Земля и напрягся. Дымка, скромно улыбаясь, с заботой завязывала тому на шее велеречивый бант из мишуры. — …Осторожно загнить ветки в лежа… Загнуть… — Альфа, прекрати! Ты далек от объяснений! — И причешите ваш зеленый турик по усмотрению, начиная с ножной части, — Альфа оглянулся по сторонам. Все взгляды в который раз сошлись на нем — и не важно, поддерживающие или неодобряющие, смеющиеся ли — он снова в центре внимания. Довольно заурчав, он выпятил грудку и вставил: — поздравляю вас, это конец! В скором времени ребята порешили, что нет ничего сложного в том, чтобы собрать искусственную ель самостоятельно. Правда, чтобы установить вершину, Омеге пришлось сажать Воздуха на плечи — пусть Альфа и был долговязее, чем Воздух, ему такое важное дело на этот раз не доверили. Вытягиваясь со всей силы и кряхтя, что есть мочи, Земля старался усадить блестящую лиловую шишку на одну из ветвей. Он уже было совсем почти расстроился: его рост снова отнял всякие преимущества. Вода несильно подтолкнул того: — Ну же, давай чуть выше! Не расстраивайся, ты зато весь низ украсишь нарядно-нарядно! А потом мы тебя поднимем вместе, чтобы ты нацепил звезду на макушку, обещаю! Земля мягко улыбнулся, и, повесив игрушку, растроганно обнял Воду. Всякая сварливость покинула бесёнка в тот же момент, и он неразборчиво пролепетал в ухо старшему: «Спасибо…». Омега, усадив Эмеритуса на плечи, старательно развешивал шарики и причудливые фигурки; Воздух кружился вокруг дерева с золотыми бусами, сновал туда-сюда и, пыхтя, гремел ими. Дымка притыкала к камину листья остролиста и развешивала душистую омелу. Альфа выцепил рогом из «звенящей коробки» вылитого из стекла козленка и довольно потряс лобастой головой. — Можно мы повесим еще вот эту игрушку? — смущенно спросил он, подкрадываясь ближе к дереву. — Не спрашивай! Чем пестрее будет ель — тем веселее! Дети были вне себя от волнения — что скажет Папа Нихил, увидев, что они здесь для него начудили? Маленький Эмеритус светился от счастья: это по-настоящему неплохая работа для первого раза! Отцовский кабинет заиграл самыми разными красками, и на душе сразу сделалось озорнее и радостнее. — Я уверен, мой папа будет гордиться нами! — в заключение сказал разноглазый, когда почти все было готово. Омега продолжил рыться в ларе с забытыми игрушками — возможно, он решался не на лучший поступок, но ему очень хотелось стащить пару штук, чтобы украсить свою келью. Ему в лапы, словно бы совершенно не случайно, попалась большая красная звезда. «Мы должны найти искру», — вспомнил он неожиданно, чуть приоживившись, — «Мы должны найти искру, пока на закончилась Самая Длинная Ночь».***
— Мы уже играли сегодня. Есть дело поважнее, — пробормотал тот под нос, что-то вычерчивая веточкой на белом полотне зимы, — мы должны отыскать звезду. — Ты все еще заплетаешься о своей звезде? Ну, тогда я ничем не могу тебе помочь! Это же просто сказка, забудь ее, Омега, — произнес Эмеритус Третий, намеренно строго растягивая слова. — Если ты ничем не можешь мне помочь, то мне придется разузнать все самому, заключил бесенок, и, отвернувшись от раздосаданного мальчишки, встал с холодной земли, — я думал, что мы сможем вместе найти искру, но кажется, что развлечения для тебя часто становятся на планку выше, чем дружба. Я пойду на поиски один. Дедушка Вихрь говорил, что этой ночью самые могущественные из всех демонов собираются в нашем лесу. Я найду их, слышишь? Обязательно найду, и тогда ты узнаешь, что все было не зря! Это было достаточно сильное заявление. Разноглазый на мгновение онемел, серьезно сверля друга взглядом. Остальные чертята молча переглянулись между собой и в удивлении пошуршали хвостиками по снегу. Эмеритус почувствовал в словах Омеги вызов, и обида больно кольнула его. — Тогда я пойду с тобой и докажу тебе, что никаких чудес не бывает! — отважно и самоуверенно зыкнул подросток, — я больше, чем уверен, что окажусь прав! Кто пойдет с нами? — смерил он взором замеревшее скопище других бесят. Смеркалось. Снег шел без остановки большими серыми хлопьями. Тускнеющее бесцветное небо растеклось по макушкам сосен светло-голубым молоком и снова замерзло. Близился вечер, и минуту за минутой будто бы становилось не только темнее, но и холоднее. Ветер совсем ненадолго затих, так, что можно было услышать, как в стойкой тишине на краю леса охают, скрипя под весом навалившегося снежного покрова, ветви деревьев. — Но нам же строго-настрого запретили выходить в лес, тем более, так поздно… — тихо пробормотала Дымка, обнимая нахмурившегося Землю. Альфа испуганно таращился на черные раскачивающиеся лапы сосен, разглядывая в безжизненных иглах страшные физиономии и воображая, что какое-то жуткое создание может следить за ним из бору. — Я в лес не пойду, — резко отрезал Альфа, и Эмеритус нахмурился, услышав в его голосе страх. Вода молча закивал в знак согласия, а Земля опустил полный испуга взгляд, и, не поглядев на свою угрюмость, прижался к Дымке. Та выглядела увереннее всех, но предпочла настоять на своем. — Это очень опасно… — Тогда я пойду один, — буркнул мальчишка, нахохлившись. Омега немного склонил голову вбок с легким волнением. Ему совсем не хотелось никаких ссор, тем более, в день Зимнего Солнцестояния. К тому же… От его лучшего друга, как и от бесят, слишком хорошо веяло запахом страха и сомнениями. Эмеритус боязливо колебался, но постарался как можно твердо произнести: — Будьте уверены, я смогу выиграть этот спор! Чертята продолжали наблюдать за происходящим мокрыми козлиными глазками в робости и любознательности, но не сдвигались с места, прижимаясь теплыми боками друг к дружке. Омега беспомощно взглянул на них и покачал головой. Разноглазый почувствовал, как его живот неприятно скрутило от страха. Бросив встревоженный взор на небо, он увидел, как над Духовенством собираются густые снежные облака. Сумерки секунду за секундой все сильнее кололи глаза, но пути назад не оставалось.***
В лесу царили холод и мрак. Разревелась метель. Сугробы намело такие, что под толстым слоем снега и при желании невозможно было почувствовать мерзлую землю. Когда огни Духовенства оказались достаточно далеко, даже лунный свет не позаботился об освещении пути для поспоривших: приходилось щуриться, вглядываться во тьму до желтых кругов перед глазами. Слабое небесное сияние озаряло голубовато-серебристые холмики и занесенные снегом стволы покачивающихся от порывов вихревея деревьев. Омега и Эмеритус шли молча, постепенно отдаляясь друг от друга, как видно, в надежде обрыскать весь лес. «Я докажу, докажу, докажу ему, что никаких искр, никаких чудес не бывает!» — стучало в черепной коробке у черноволосого, пока он с огромным трудом пробирался через снежные насыпи, раз за разом нелепо подскальзываясь, валясь на живот, ругая свой рост, свою человеческую беспомощность перед дьявольскими преимуществами Омеги и неизвестность, простирающуюся впереди. Ледяной ветер безжалостно взъерошил волосы мальчика, засыпал колкими кристалликами льда, как крохотными битыми стеклышками, его глаза. Буран с дикой яростью гнул ветви деревьев, сметал с них бездушные студеные шапки, ломал их одну за другой. Ветер выл, как раненый волк, стужа больно жалила щеки, шею и руки. — Омега, — пролепетал он тихонько впервые за все время, — Омега, я больше не хочу искать никакую искру, ее правда нет, пожалуйста, пойдем домой… Никто не ответил. Только пурга продолжала раскачивать деревья, наскуливать свою сердобольную песню и швырять в глаза пригорошни снега. Эмеритус, старательно держащийся за трухлявое бревно, осторожно вылез на виднеющийся бугор, и, приставив тыльную часть длани ко лбу, огляделся вокруг. Совсем никого. — Омега? — громче спросил мальчик у леса, но не смог услышать даже собственного эха в порывах метелицы, — Омега, пожалуйста, отзовись! Я не хотел тебя обижать, честное слово! Верить в сказки вовсе не глупо, я просто… Я просто хочу домой! — крик мальчика обратился в панический вопль, — Омега, уже совсем стемнело, мне страшно, где ты?! Все это бесполезно. На каком-то этапе пути Эмеритус отбился от чертенка и остался совсем один посреди огромного, неизведанного леса в самый разгар бури. Его собственные следы уже почти полностью замело — передвигался он очень медленно, несмотря на возраст все еще по-детски неуклюже, преодолевать препятствия ему слишком сильно мешала своя же миниатюрность и отсутствие физических сил. Мальчик был изможден долгой дорогой, и уже совсем позабыл, откуда он пришел. Дикий страх гложил его, сосало под ложечкой. Он один, маленький и беззащитный, остался среди тысяч одинаковых, как из-под копирки выведенных сосен и елей. И при всем желании, при знании обратного пути он бы не смог вернуться домой — как же Омега? Что будет с ним, в студёном, тёмном, зимнем бору, полном опасностей и неизвестностей? — Омега, где бы ты ни был и что бы ты ни думал обо мне сейчас, я тебя не оставлю! — жалобно прокричал Эмеритус, едва сдерживая плач: на таком морозе слезы сию секунду заледенеют, — пожалуйста, отзовись, я не хочу, чтобы мы с тобой замерзли здесь насмерть! Медленно, шаг за шагом, разноглазый начал пятиться к зарослям. Дойдя до приметной, покореженной кривой ели, он остановился и снова огляделся. — Омега? Лес едва притих. Мальчик вскарабкался на вершину следующего снежного холма, доходившего ему до плеча. Осторожно поставив одну ногу на наледь, он убедился в том, что сугроб оказался твердым, однако стоило ему нажать сильнее, и тонкая корочка льда хрустнула. Эмеритус испуганно охнул, почувствовав, как проваливается внутрь по самые уши. Третьего снова охватила волна паники, и он затряс головой, вздернул подбородок и рванулся вперед — но тут же провалился в следующий сугроб. Грудь сдавило от страха, он принялся бешено работать руками и ногами, моля про себя Тёмное Высочество о наилучшем исходе — и спустя пару минут выкарабкался, почувствовав под ногами устойчивую почву. Оказалось, барахтаясь, он пробрался к центру поляны. Выбившийся из сил, черноволосый с трудом доволок ноги до высившегося в центре поляны пня, прижался к нему спиной, и, закрыв лицо руками, тихо заплакал. Его сердце разрывалось на части от бессилия, страха и обиды на самого себя. Что же теперь будет? Неужели, самая Длинная Ночь уже наступила? Найдется ли теперь Омега и все ли с ним в порядке, и что скажет Папа Нихил, когда не обнаружит вечером сына, мирно посапывающего у себя в теплой и уютной кровати? Вьюга почти полностью утихла, и наконец-то Эмеритус смог услышать шорох качающихся ветвей и собственное сердцебиение. Небо стало чистым-чистым, иссиня-черным, и на нем проявились звезды, торжественно яркие, как жемчужины, рассыпанные на бархате. Внезапно перед глазами мальчика пронеслась огненная вспышка. Это падала звезда, задевая, по первости неуклюже, своим хвостом другие звезды. Такая же одинокая, маленькая и потерянная, как заплутавший в страшном ночном лесу мальчишка. Что-то в сердце Эмеритуса, трясущегося от холода, страха и плача, ёкнуло. Неужели это та самая искра, за которой охотился Омега? Значит, Старый Упырь был прав, и самые могущественные из всех демонов поистине собрались этой ночью неподалеку от Духовенства… — Искра! Значит, вы рядом! — слезы бежали по щекам мальчишки, обращаясь в льдинки, но в его цветастых глазах загорелся маленький огонек, — пожалуйста, простите меня! Я больше никогда не обижу своих друзей, в Новом году я обещаю быть добрее к ним! Сказки это не глупость, я нашел свою искру! Я хочу, чтобы с Омегой все было хорошо и мы вместе вернулись домой, мне ничего больше не нужно, правда! Я больше не буду зазнаваться, я хочу, чтобы Омега был рядом, и другие ребята тоже, я больше никогда никому из них не скажу ничего дурного, только, пожалуйста, не забирайте у меня Омегу! Помоги мне, пожалуйста, падшая звезда! Свет звезды давно погас, но небо до сих пор благодатно сияло. Наконец наступила ясная ночь, и на безоблачное небо взошла луна. Темноволосому не пришлось долго ждать отклика на свою просьбу — совсем скоро позади послышался тихий шорох. Такой, словно бы под чьими-то лапами шуршали замерзшие листья. — Омега? — хрипя от натуги, осевшим голосом просвистел мальчик, широко распахивая глаза. Крупный чертенок выглядывал из-за дерева и довольно вилял хвостом. — Омега, где ты пропадал? — Все это время я был рядом, — скромно пожал плечами бесенок, а после, отряхнувшись, рысцой подбежал к другу, — когда ты пропал из виду, я забеспокоился, что тебя, такого маленького и хрупкого, просто занесло снегом в одной из канав, потому что ты не отвечал на мой зов. И я искал тебя. А потом я услышал, как ты плачешь, и начал кричать тебе в ответ. Но ты так громко и сильно вопил, что совсем не слышал, как я отвечаю. Наконец-то я тебя догнал, ты ведь, дурачок, бежал в совсем другую сторону… Эмеритус виновато потупился. За этот день произошло столько всего необъяснимого, что голова разрывалась на части. Он продолжал хлюпать носом и трястись от холода. Бесенок с пониманием обнял его, а позже взял на руки и прижал к своей груди: будучи гораздо крупнее своего товарища, он смог с легкостью его поднять. Мальчишка крепко обнял друга в ответ, положил голову ему на плечо и вновь заплакал. На этот раз от благодарности. — Омега, а ты тоже видел искру? Мы все-таки нашли ее, правда! Прости меня, что я смеялся над тобой и совсем не верил тебе… Звезда помогла мне найти тебя! Омега ласково улыбнулся и похлопал когтистой лапкой Эмеритуса по плечу. — Я все понял сегодня. Искра, о которой рассказывал Дедушка Вихрь, это никакой не небесный проблеск. Наша искра — это наши стремления, цели и мечты… С ними мы должны встречать Новый год, и великие демоны хотят от нас вовсе поисков какой-то звезды, они хотят от нас поисков себя. Вот что я понял. — А я понял, что ты мой самый-самый лучший друг, и то, что больше я никогда не осмелюсь обидеть тебя. Омега снова склонил взор и молча тепло улыбнулся. Эмеритус по-прежнему всхлипывал, но теперь на душе его сделалось спокойно и благостно. Чертёнок нес его на своих руках и тем временем отогревал. В мальчишке опять начала просыпаться жизнь. — Ты помнишь дорогу назад? — спросил разноглазый, нежно боднув лбом бесёнка в плечо. — Мы ушли совсем недалеко! Старшие упыри показывали мне эти места летом, совсем скоро мы будем в Духовенстве. Уже, кстати, слышно колокола. Прислушайся. — Слышу, — шепотом ответил Эмеритус и закрыл глаза. Дремота постепенно настигала его. Уже было не столько важно, который сейчас час, сколько шуму подняли служители, и что скажет Папа Нихил по возвращению двух бедокуров. «Я нашел звезду!», — думал беспрестанно Эмеритус, засыпая. Порыв ветра унес и растворил его мысли где-то в туманной дали. Снегопад давно прекратился. Сильный ветер перестал мотать деревья, и гулкая тишина затопила весь лес. Метель закончилась. Самая Темная Ночь была позади.