***
— Напомни, почему ты ещё не ушла домой? — бурчит Арсений, опираясь бедром о стойку, и мерно сверлит дырку во лбу Кати. — Дома скучно, планов на вечер нет, а тут бесплатное шоу, — довольно тянет она, дожевывая булочку, которую купила в пекарне неподалёку. — Может найдёшь себе хобби? Вышивка? Квиллинг? — перечисляет Арсений, всё плотнее и плотнее стягивая руки на груди. — На старости вышью крестиком вибратор, — кивает Катя и хмурится. — А квиллинг это что за херня? — Забей, — фыркает Арс. В зале только парочка клиентов топчется около стендов, отказавшись от помощи, тем самым вынуждая Арсения подпирать прилавок вместе с Катей. Он-то Катю любит, даже тогда, когда она тыкает ему в щеку головкой гелевого дидло, пытаясь отвлечь от педантичной раскладки товара на стеллаже — по цветам, материалам и размеру. Но сегодня, когда два потенциальных повода для шуток грозятся явиться на пороге, Арс меньше всего рад коллеге. — Молодой человек! — зовёт девушка через весь зал, и Арсений едва не срывается к ней, чтобы не слушать разные варианты того, как Дима может нагнуть его возле кассы (Арсений даже немножко возмущается, а почему именно его, а не он). — Слушаю вас, — услужливо кивает, с дежурной улыбкой рассматривая воодушевлённое лицо посетительницы и кисло-красную мину её спутника. Судя по тому, что девушка решила перебрать весь съедобный ассортимент, Арсений на миг сомневается, что у этих двоих планируется именно секс, а не ужин при свечах — их она тоже педантично выбирает, перенюхав все возможные варианты. Пассивность парня в выборе Арсений не осуждает — не в его правилах и полномочиях, но про себя думает, что никогда бы не смог быть с постоянным партнером, который настолько явно выражает своё недовольство происходящим. Звенит колокольчик, отвлекая Арсения — за стеллажом не видно входной двери, только слышится вежливое Катино “добро пожаловать”. — Как он ощущается на теле? — Арсений смотрит на коробочку со съедобным лифчиком и сдерживает вдох. А потом смех, представив, как пытается натянуть тонкие верёвочки с нанизанными бусинками-леденцами на голый торс. — Здарова, Арсений сегодня работает? — раздаётся голос Антона, и холодок проходит по спине — как он мог оставить Катю одну? — Молодой человек, вы отвечать собираетесь? — бурчит клиентка, шурша коробочкой. — А вам поможет моя коллега, — находится Арсений, услужливо улыбаясь. — Погодите, сейчас я её позову, — елейным голосом проговаривает, пятясь назад. Антон действительно стоит возле кассы — Арсений узнаёт его по вчерашней толстовке — и Катя из-за плеча Антона выглядывает слишком довольно. — Катя, — окликает Арсений, выразительно поднимая брови, — подойди, пожалуйста, помоги девушке. — А ты уже бежишь обслужить молодого человека, — Катя даже не спрашивает, особенно выделяя глагол интонацией и снисходительной усмешкой, но выходит из-за прилавка. — Уж постарайся, — хмыкает и, проходя мимо, опускает ладонь на макушку. Арсений не отвечает — слова в таком случае играют против него. Катя и ненасытная (судя по съестному товару) клиентка остаются позади, а Антон продолжает смотреть прямо, не оборачиваясь. — Привет, — Арсений недовольно морщится от торопливых ноток в собственном голосе и рад (а потом стыдится радости), что Антон его не видит. — Хай, — добродушно отвечает Антон, растягивая пухлые губы в улыбке, что щёки упираются в край оправы чёрно-чёрных очков. — Твоя коллега... — Чаще говорит глупости, чем что-то умное, — Арсений врёт безбожно — у Кати дипломов достаточно, чтобы обклеить стену на складе, ума палата (где-то шестьдесят девять квадратов) и полные карманы свободолюбия, чтобы не работать по специальности. — А что она успела сказать? — А есть что скрывать? — хохочет Антон, заставляя Арсения почти возмутиться — никто за его слова не смеет цепляться! — Я работаю в секс-шопе — конечно есть, что скрывать, — уворачивается от прямого ответа — это умение он вырабатывал годами, и даже Серёжа не раз говорил, что Арсений способен “в жопу без смазки влезть”. Такое Арсений отрицает — без смазки в жопу он не полезет. — И никто не знает? — удивляется Антон. — Прям никто? — Одногруппники не знают, — пожимает плечами Арс. — Значит, ты в универе, — любопытно тянет Антон. — А ты думал... — Что ты старше, — хмыкает он, нарочито крутя носом. — А ты что — дед старый? — Двадцать пять. — Старик, — выносит приговор Арсений, а про себя удивляется — Антону на вид едва двадцать. — Арсюш, дорогой, — кричит Катя через весь зал, отвлекая, — рассчитай прекрасную пару, а я пойду, — она хитро лыбится, подталкивая клиентов к кассе. — Брось сумочку, — просит, и Арсений недовольно бросает пухлую бананку прицельно в руки. Катя уходит, оставляя воздушный поцелуй и душную клиентку, что внимательно бдит, как Арсений пробивает покупки (сдерживает смех от того, что Катя впарила им даже съестные трусы для мрачного парня). Антон сперва мнётся, пытаясь найти себе место и ничего (вернее, ни хуя) не задеть, и Арсений мягко обхватывает запястье пальцами, чтобы сместить Антона за прилавок — на табуреточке Антон выглядит смешно, острые колени почти достают до подбородка. Клиентка хмуро посматривает на Антона — как школьник, которого мама притащила с собой на работу — но не комментирует, оплачивая покупку. — Спасибо, приходите ещё, — мило улыбается Арсений, и клиенты, наконец, покидают магазин. — Арсюша? — первым делом переспрашивает Антон, не скрывая смешка, но Арсений первым делом отвлекается на телефон — Катя за сворой текста и эмодзи прячет фото. Арсений двумя пальцами приближает себя на фото — незаметно сделала из-за спины Антона. Арсений выть хочет от того, какое поплывшее лицо он корчит — плывёт, как смазка по искусственному члену. — Арсюша, — тяжко вдыхает-соглашается, засовывая телефон в задний карман. — Лучше уж так, чем Сеня. — Лучше Антон, чем Тоша, — понятливо кивает парень, поворачивая голову к Арсу. — Что она взяла? — Они, — поправляет Арсений. — Взяли всё, что было съедобное, — фырчит, складывая руки на груди. — У вас тут есть еда? — опасливо спрашивает Антон, выпячивая губу. — А меня ты за дошик нахуй послал! — возмущается, припоминая вчерашнюю встречу. — Например трусы, — Арсений игнорирует выпад, и Антон брови натягивает до самой чёлки. — Из таких конфет-леденцов, что натянуты на нитки, — Арсений не может не жестикулировать — у него в крови то ли итальянцы, то ли ещё кто-то, и сопровождать слова жестами где-то в быстром наборе. — Ты чё, показываешь? — смеётся Антон — от жестов Арсения аж ветер чёлку ворошит. Арсений комично замирает с руками, что будто держат на весу тонкие ниточки и смеётся тоже. — Лучше дай попробовать, — лукаво просит Антон, и Арсений опускает руки, смотря на лёгкую улыбку Антона. — Пробовал на вкус смазку? — внезапно интересуется Арс. Антон смеётся с новой силой, и Арсений полностью расслабляется.***
Арсений не любит опаздывать, но ещё больше не любит, когда кто-то позволяет себе усомниться в его знаниях — второе пересиливает настолько, что на работу он влетает в половину пятого, потеряв драгоценное время, чтобы доказать мерзкому аспиранту, что ошибки в его самостоятельной быть не может. Запыхавшийся от бега, растрёпанный Арсений переступает порог, морщась от перезвона колокольчика, и воровато оглядывается. Где-то между стеллажей слышится голос Даши, что наверняка занята клиентом, и Арсений ловко пробирается к кассе, ныряет в небольшую дверь за прилавком, что служит и складом, и подсобным помещением, так ещё и хранит небольшой диванчик. Катя в первые дни пугала его рассказами, что на этом диване Серёжа надирает задницы худшим работникам месяца. Арсений в эти выдумки не верит, но на всякий случай работает усердно. Скинув рюкзак и лёгкую ветровку на злосчастный диван, Арсений появляется за прилавком, как раз когда Даша подходит с товаром, что едва помещается в её руках, а за ней мелькает довольная улыбка молодой женщины, в которой Арсений узнаёт одну из постоянных клиенток. — Пробивай, прогульщик, — усмехается она, водружая на кассу коробки. Арсений кивает, переводя взгляд на покупательницу, улыбается ей приветливо, отчего женщина слегка смеётся. — Арсений, вы не говорили, что у вас есть такие замечательные коллеги, — проговаривает она. Арсений, довольно жмурясь от звука пробивающего товара и от увеличения цены в чеке, едва не пропускает мимо ушей её фразу, и косит взгляд на коллегу — Даша бодро раскидывает всё по пакетам, не забывая чесать языком, в красках расписывая все прелести той или иной игрушки, будто не ей только что отвесили комплимент. Если Арс вообще хоть что-то понимает в комплиментах — ему, максимум, говорили, что жопа на месте, хотя сам он себе слабо представляет, где ещё его жопа может быть. Тем не менее Даша совершенно стойко игнорирует всё более и более явные комплименты (а "чуткие руки" это не то, что ожидаешь услышать от покупателя). Кассовый аппарат срыгивает длинный чек, которым Арсений спокойно может задушить жабу, что душит его при виде рубашки из стилёвого магазина. Клиентка оплачивает покупку, крепко держа всё добро в бумажных невзрачных пакетах, мило улыбается и обещает прийти ещё, и Арсений готов в себя запихнуть немытые пальцы, если это обещание не было адресовано именно Даше. Хотя мнимая потеря постоянной клиентки и маячит на горизонте. Арсений и Даша стоят стойкими оловянными солдатиками, держа руки на прилавке и улыбаясь широко-широко, но стоит двери прикрыться, обрывая шум улицы, они расслабляются, переводя взгляд друг на друга. — Тридцать на семьдесят, — первым отзывается Арсений. — Восемьдесят, — парирует Даша, отрываясь от столешницы. — Охуеть, — вспыхивает Арс и тащится за ней на склад. — Всего-то полчаса, так ещё и увела постоянную клиентку, — бурчит Арсений, подпирая дверной проём. — Я её не уводила, — хмыкает Мартыненко, натягивая толстовку поверх футболки. — Но подумай — зато ты доказал этому мерзкому, что ты там самый умный, — вещает Даша, имитируя поучительный детсадовский тон воспитательницы. — А на ужин я съем свою самостоятельную? — пытается разжалобить Арсений, но Даша только смеётся, закидывая рюкзак на плечи. — Жадность и чревоугодие — это грехи, Арсений, — Мартыненко любовно хлопает по щеке, отчего Арсений морщится. — Похоть, кстати, тоже, — невзначай замечает, улыбаясь от того, как Даша подозрительно суживает глаза. Арсений из самых святых побуждений молчит о том случае, и как бы ему не нравились красные скулы Даши, давить на столь неловкую точку тоже не хочется. Поэтому он только выдыхает, коротко роняя ладонь на её макушку с двумя смешными недо-хвостиками, и улыбается, разворачиваясь к прилавку. — Ладно, — раздаётся её смущенно-недовольный голос за спиной. — Забирай тридцать, — Арсений чуть смеётся — она носом тычется где-то меж лопаток, и Арсений изворачивается, пуская её под руку в объятия. — Спасибо, мартышка, — он не видит, но уверен, что Даша закатила глаза от этой дурацкой клички, которую придумала Катя. — Давай двадцать пять, и беги уже домой — мешки под глазами больше моих, — журит, и Даша охотно отстраняется, довольно показывая язык. — Ты тоже жопу береги — слышала от Кати, что у тебя второй появился, — она пятится к двери, с чистым профессионализмом обогнув гору вагин, которую снёс Антон в своё первое появление. Арсений думает оторвать Кате её длинный (безусловно красивый) язык, но решает лучше рассказать Серёже, куда именно девается та дорогущая смазка. — Не переживай за мои части тела, — спокойно отзывается Арсений, и Даша многозначительно поднимает брови, перед тем как выйти на улицу. Тихий выдох проходит между рядами. За части тела Арсений не переживает — и Антон, и Дима блядут (п.а. от блюдут) его честь разве что шутками — Дима невозможно глупыми подкатами, а Антон полунамёками. И если второго Арсений не выгоняет, только острит и подсовывает пощупать что-то новенькое (просьбу пощупать задницу Арсений воспринимает не серьёзнее шутки, так как Антон безбожно краснеет при этом), то над Димой всячески подтрунивает, проверяя такую скалу на прочность. Мысли об Антоне отзываются внутри странным волнением. Он удивительный — начиная от оправы чёрных очков, которые так и не снимает, и заканчивая словами, что, кажется, совсем не проходят никаких стадий очистки в его голове. Антон спокойно шутит о своей слепоте, будто это что-то не серьёзнее назойливой весенней аллергии, и Арсений иногда чувствует, что стоит на грани — смеяться или одёрнуть себя, но Антон волшебным образом расплывается спокойствием и смеётся первым. Арсений любуется ямочками и щеками, старается запомнить каждую чёрточку — Антон сидит всегда близко, но максимум сжимает ладонь (Арсений находит это очень трогательным — будто Антон хочет быть уверенным, что он рядом) и слушает: об игрушках уже как-то забыли, это стало скорее шуткой, поводом для знакомства. Теперь между ними рассказы об университете, ворох историй о клиентах и жизнь Антона. Арсений прекрасно понимает, что за нелепыми казусами, в которые частенько попадает Антон, скрывается ещё больше плохих историй. Арсений реалист без розовых единорогов в голове, но и ему, уставшему от давления социума, от банальных студенческих запар и работы, меньше всего хочется думать о плохом рядом с ним. Антон такой — нашедший счастье даже в своём положении, щедрый на то, чтобы делиться этим счастьем, одновременно смущённый, держа в руках что-то членообразное, и до острых колик соблазнительный, когда шутит какую-то пошлую шутку. Арсений замечает, как дёргаются уши Антона, стоит ему засмеяться — хочется думать, что Антону важен его смех, поэтому Арсений смеётся чуть громче. Но сегодня Антона нет, даже Дима не приходит, чтобы на лишние полчаса отвлечь его от работы, и Арсений откровенно скучает. Успевать обслужить всех посетителей, попутно жалуясь Кате на особо скупых — и то несерьёзно, ведь его дело предупредить, что от этой смазки жопа сохнет как роза в пустыне. как ты от Антона))) — приходит от Кати, и Арсений решает закончить на сегодня с переписками. Делает наперёд раздел расчётной работы, клепает в заметках план доклада, оформляет онлайн-заказы, чтобы завтра утренняя смена могла отдать их клиентам. Даже протирает стеллажи, любовно поправляя все пробки, чтобы те довольно сверкали своими кончиками-кристаллами — Антон шутил, что-то о “кристаллически похуй”. И когда до закрытия остаётся каких-то полчаса, Арсений неожиданно для самого себя чувствует, что смена прошла как-то “неправильно” — без смеха и тёплой ладони. Серёжа забегает на пару минут, сканирует магазин на наличие повреждений и коротко интересуется рабочим днём, но Арсений отвечает вяло, заставляя подозрительно прищуриться. — Что-то ты сильно опечален, — подмечает Серёжа. — Заебался? — Не ебался, — бурчит в ответ Арсений, и Серёжа тянет брови вверх. — Всё хорошо, — миролюбивее отвечает Арс, но Серёжа уже зацепился за первое. — А что, уже готов? — зачем-то спрашивает, и Арсений непонимающе хмурится. — Не то, что я виды имею, но переживаю, — беззаботно пожимает плечами и каким-то чудом решает добавить: — Как отец, — Арсений никак не комментирует, что отцы за жопу сыновей обычно не переживают, но и Серёжа ему не родной. — Наверное, готов, — булькает Арс, и представляет, как Антон неловко зажимает его в подсобке, шарит руками по всему телу, пытаясь разглядеть каждый изгиб, целует жарко и тяжело дышит на ухо — фантазия работает так хорошо, что Арсений чувствует, как кровь заливает лицо. Хорошо, что Серёжа воспринимает это как стеснение, решая легко хлопнуть по плечу — приходится согнуть коленки, чтобы Серёже было удобно. — Не спеши с таким, хорошо? — странно-тихо говорит Серёжа, чуть улыбаясь. — Ещё столько шансов будет, тебе бы не проебаться сейчас от одного глупого решения. Арсений не знает, как это прокомментировать — едва кивает, внезапно смущаясь от пронзительного взгляда Серёжи. У Серёжи нет стеснения во всех интимных вопросах, и Арсений с годом работы в его магазине учится срывать эти табу, развязывая себе язык. Особенно помогает Катя, что в некоторых моментах может дать фору и Серёже, жалуясь на ленивого любовника или неудовлетворение от какой-то игрушки. Но Серёжа будто лезет дальше — куда-то глубже, где рядом с сердцем бьётся что-то ещё, заставляя думать о чувствах и прочем. — Короче, — хмыкает Серёжа, понимая, что Арсений сейчас не готов говорить. — Ты большой мальчик, так что хорошо думай, Арс. Арсений рассеянно кивает, провожая Серёжу к выходу, и остаётся дожидать последние пятнадцать минут смены. Арсений не надеется, что к полуночи случится магия — карета превратится в тыкву, а Антон появится на пороге, но Антон, кажется, волшебник, бьёт двенадцать звоном дверного колокольчика, и Арсению этот звон отдаётся внутри. — Арсений? — в голосе слышится волнение. Щёки чуть красные, губы не смыкаются, разрываясь вдохами-выдохами и пальцы подрагивают — Арсений жадно черпает каждую деталь и чувствует, как расплываются в улыбке губы. — Привет, — откликается Арсений, и Антон поворачивается к нему, улыбается и подходит ближе уже таким привычным маршрутом. — Привет, — здоровается ещё раз, тянет ладонь, и Арсений отзывчиво хватает пальцы. Антон общается тактильно — трогает запястья, трёт косточку, перебирает пальцы, и Арсений млеет от этих слов-касаний, вяжет язык нехитрыми разговорами, в которых друг друга постоянно удивляют — Арсений анальными шариками, а Антон своими сравнениями. — Надеюсь, ты ещё не закрылся, — сожалеюще тянет, но Арсений увлекается бликами неона в его очках. — Для тебя я открыт, — сознаётся Арсений. — Приятно, — Антон слегка краснеет. — Прости, что так поздно, — чуть ведёт плечами, шурша ветровкой. — Ничего, — Арсений не понимает природы своей внезапной робости. — У тебя всё хорошо? — искренне интересуется Арсений, и Антон едва кивает. — Был на плановом осмотре, — сознаётся он. — Как говорится — не вижу изменений, — смеётся так громко, что Арсений морщится. Антон осыпает смехом, улыбка разит на лице привычно, но другими оттенками, и Арсений, вопреки счастливому тону и улыбке, слышит что-то ещё. Арсений не может себе объяснить это словами, наверное, и Антон не сможет, просто оба чувствуют на кончиках пальцев пепел сожаления. Арсений представляет себе, как Антон сидит один в пустой квартире, слышит только тишину и сомневается, стоит ли идти к нему. Смех Антона стихает как-то резко, и Арсений сжимает пальцы сильнее. — Прости, — выдыхает Антон. — Глупо получилось, — пытается вытащить руку из захвата, но Арсений только перехватывает удобнее, касается запястья второй и тянет к лицу. — Тебе же всё нужно пощупать, — смешком-шепотом отвечает Арсений, и пальцы Антона нежно касаются щёк. — Не волнуйся, — последнее, что просит Арсений, отпуская его руки — дал возможность выбрать и замер, ожидая решения. Арсению кажется, что его собственное сердце тоже застыло, а кожа под кончиками пальцев Антона расплавилась и точно останется тёплой восковой коркой на подушечках. Вечность не проходит, всего несколько робких мгновений, и кровь снова разгоняется по телу — вслед тому, как осторожно Антон ведёт пальцами к скулам. Арсений не в силах ещё и видеть всё — прикрывает глаза, погружаясь в чувства Антона полностью, и темнота перед глазами мерцает цветными пятнами. Антон оглаживает скулы, спускается ниже, цепляет острый край линии челюсти, встречаясь пальцами на подбородке. Арсений не думает о немытых руках, о том, что уже за полночь, а завтра утром на пары — как можно думать о чём-то, когда пальцы Антона дрожаще касаются уголков губ, замирают, и Арсений без сил жмурится — чуть ведёт головой, чтобы кончики пальцев задели контур губ. Антон немного смелеет — большим пальцем проходится по губе, и Арсению это вместо самого страстного поцелуя, только чуть смыкает, чтобы оставить отпечаток на подушечке пальца. Арсений слышит смешок, стоит Антону нащупать ямку на кончике носа, и сам не сдерживает улыбки, разрывая лицо — Антон осекается, убирая пальцы. — Что такое? — выдыхает Арсений, открывая глаза — у Антона уголки губ едва дёргаются: то ли плачет, то ли смеётся. — Пожалуйста, улыбнись для меня ещё раз. Арсения никто о таком не просил, тем не менее — улыбается, позволяя кончикам пальцев рисовать линии его улыбки.***
— Чтобы хуй стоял и деньги были. — Хуи стоят, — Арсений кивает головой в сторону стенда с самыми дорогими фаллоимитаторами, — и деньги в кассе. — Господи, как у тебя язык подвешен, — тяжело вздыхает Дима, опуская небольшой букетик на прилавок. — Даже цветочки не возьмёшь? — Не люблю, — морщит нос Арсений. — Тебе не надоело ходить сюда? — беззлобно интересуется, подпирая голову ладошкой. Масленников захаживает едва не каждый день, и Арсений не перестаёт удивляться тому, как его график посещений не совпадает с графиком Антона. — Ну, интересно же, — смешно тянет брови. — На меня смотреть? — И это тоже, — кивает — само собой. — Да и болтать интересно... — Ты прости за бестактность, — оба едва не сыпятся, — но тебе нечем заняться? — у Арсения в сумке три листа нерешенных задач, поэтому чужое свободное время кажется бесценным даром. Своё он почему-то готов тратить только на Антона. — Ну, тебе же тоже нечем, раз болтаешь, — картинно возмущается Дима, надуваясь. — Клиентов нет... — Клиент есть, но он ничего не покупает, — парирует Арсений, постукивая пальцами по прилавку. — Ты хоть понимаешь, зачем нужна половина из всего товара? — пытливо жмурится, и Дима бурчит что-то себе под нос. Арсений хмыкает, выпрямляется и выходит из-за прилавка, манит пальчиком за собой между стеллажей, и Дима послушно плетётся следом, засматриваясь на изворотливого консультанта — чёрные джинсы обтягивают его длинные ноги, подчёркивая накачанные икры и задницу, а светло-бежевая футболка свободно мельтешит, то тут, то там огибая торс. Арсений умеет подчеркнуть все свои достоинства и скрыть недостатки, ведь это часть его работы — привлекать клиента. И если его напарница Катя завлекает своей болтливостью, рассказывая клиентам всякую ненужную информацию о создании игрушек для секса, то Арсений привлекает именно своей манерой поведения, стилем, строгой вежливостью и умением держать себя в руках, каким бы тупым ублюдком не казался клиент. А Дима уже точно ублюдком не кажется — зато Арсений любит веселиться. — Как думаешь, что это? — Арсений открывает дверцу, цепляя пальцами тонкий шнурок, к которому крепятся два матово-белых шарика. От вида столь смущённого и растерянного Димы Арсения хохот разрывает, но из уважения он не позволяет себе ничего, кроме лёгкой улыбки. Многие клиенты приходят в секс-шоп лишь по поручению второй половинки, а потом, узрев весь ассортимент магазина, окончательно теряются. — Мячики для настольного тенниса? — предполагает, осторожно переглядываясь с шариками. Арсений искренне забавлялся, не отводя от нерадивого клиента пристального, в меру лукавого взгляда, смущая его ещё больше. — Ты вообще знаешь, что такое прелюдия? — внезапно переводит тему Арс, кусая губы, чтобы не смеяться. — Это секс при людях? — вопросительно отвечает Дима, и Арсений искренне не знает — хохотать или причитать. — Ну, ладно тебе, знаю-знаю, — бубнит он, чуть улыбаясь. — Погладить там, поцеловать... — А у тебя вообще парень был? В сексуальном плане? — без стеснения спрашивает Арс, возвращая шарики на законное место. — Есть, но не съесть, — совсем расклеивается Масленников, и Арсений понятливо хмыкает — кажется, нащупал слабое место. — Так что это было? — переводит стрелки, кивая в сторону стеллажа. — Виброшарики для анальной стимуляции, — без капли стеснения отвечает Арс. — А-а, — тянет Дима с видом знатока, смущенно почёсывая затылок. — Не застрянут? — спрашивает и тут же торопливо, сбивчиво, заикаясь, отчаянно жестикулирует: — Я имею в виду, э... Они же могут провалиться полностью, так? — выразительно вскидывает брови, выдвигая свои предположения. — Так, что делать? Если они провалятся. В смысле, в жопу... ну блин, ты понял! Он заканчивает свою тираду, и Арсений смеётся — заливисто, громко, аж слёзы крупными брызгами рвутся из уголков глаз. Цепляется руками за массивные плечи Димы, чтобы не упасть от дрожащих ног, и тот смущенно улыбается, осторожно придерживая за предплечья. — Ну, посмейся-посмейся, — по-доброму ворчит, позволяя уткнуться носом в ворот футболки. — Он тоже смеётся, — роняет тихо, что Арсений едва не теряет главное в приступе смеха. — Прости, — искренне просит Арс, отстраняясь, но продолжая улыбаться. Первое впечатление о Диме вдруг показалось настолько неправильным, что Арсений невольно чувствует сожаление. Самовлюблённый идиот, оказывается, не так-то прост — его искренность и непосредственность вызывают некое умиление. Определенно, он не привык видеть рядом с собой все эти игрушки, а уж разговоры на столь личные темы он и подавно ни с кем не заводил. Вероятнее всего, даже со своим таинственным парнем, которому Арсений даже немного завидует (совсем чуть-чуть), и это заставляет присмотреться к Диме внимательнее, будто впервые за всё время — высокий, крепкий, с яркими глазами и прекрасной, чуть заискивающей улыбкой. — Тебе же не я нужен? — лукаво спрашивает Арсений, осознавая и принимая простую истину. — Ты о нём ведь думаешь? Дима молчит, лишь пожимает плечами — белые флаги “Я сдаюсь”, как только разгадал. Арсений нарочито тяжко выдыхает, обходит его, чтобы вернуться за прилавок, а Дима за ним следом по пятам. — Ты ж не обиделся? — звучит за спиной робко, и Арсений чуть голову поворачивает, чтобы забросить улыбку. — На то, что ты меня не хочешь? Ничуть! — легко хохочет, заступая за прилавок. — А вот то, что ты сразу не сказал, что тебе бы обширную консультацию по всему ассортименту... — С меня кофе, — перебивает Дима, укладывая руки на прилавок, и Арсений не успевает ответить, как звенит колокольчик на двери — Антон чешет кудрями дверной проход. — И вообще — всё, что захочешь, Арсений. Антон сразу голову поворачивает в их сторону — Арсений в голове представляет охотничью собаку, что услышала грядущую опасность. — Ладно, — выдыхает Арсений, краем глаза наблюдая, как Антон за спиной Димы осторожно продвигается к ним. — Заходи во вторник, — Дима аж сверкает, вовремя замечая Антона, что в своих очках выглядит весьма экстравагантно. — Но с тебя история о твоём, — Арсений шутливо грозит Диме пальцем. — Хорошо-хорошо, — кивает болванчиком, отступая назад. — Пока, Арсений. Я приду, отвечаю! Увидимся, — Дима рассыпается прощаниями и хлопает входной дверью, пока Арсений уже вовсю рассматривает Антона. — Мне можно спросить, кто это был? — Антон улыбается широко, собирая щёки, за которые Арсений не против потискать. — А ты что, ревнуешь? — Арсений сам не замечает, насколько меняет тон, когда говорит с Антоном — ему бы записи камер стереть, чтобы никто в мире не видел, как он плывёт. — Ага, слепой ревностью, — Антон смех сопровождает дедовским кряхтением — от этого Арсений смеётся ещё пуще, следит, как дёргаются кудри от хохота. — Просто клиент, которому нужна дополнительная помощь, — отмахивается от вопроса Арсений, перехватывая руку Антона через прилавок — так он приглашает его присесть на табуреточку возле него. Антон послушно тянется, рукой огибая край прилавка (Арсений специально устроил небольшую перестановку, чтобы меньше товара попадалось под руки), и усаживается на законное место, но руку не отпускает — это Арсений позволяет. После той ночи что-то изменилось — у Арсения до сих пор лицо горит от его касаний, но они это не обсуждают, оставляя маленькой тайной той ночи. — Будешь его просвещать как меня? — интересуется Антон, укладывая большой палец в ямку на запястье. — Вроде того, — отвечает Арс, ведёт неравный бой с желанием уложить медвежью ладонь Антона на своё бедро. — Разве, пощупать не дам, — улыбается и тянет руку ближе к себе, чтобы пальцы Антона коснулись джинсов — таких узких, что Антон бы точно придумал к этому какую-то глупую шутку. — А какой он? — пальцы царапают ткань, но не более, и Арсений едва не шипит — не посмеет ведь сам. — В смысле? Внешность? — переспрашивает Арсений, сплетая пальцы. — И это тоже, — кивает Антон, приоткрывая рот — ох, как Арсений заглядывается на пухлые губы. — Хорошенький? — Что за вопрос? — смеётся Арсений, делая микрошаг ближе — Антон почти дышит в живот. — Чтобы ответить, мне нужно понимать, в каких границах для тебя "хорошенький". — Ну, я же хорошенький? — вопрошает Антон, вскидывая голову и слегка улыбаясь. — Это где? — невинно интересуется Арсений, пряча смешинки в глазах — видит себя в отражении его очков. — Как минимум лицо — глянь, какое красивое... — Антон иронизирует, не имея понятия о своей внешности — делает это так легко и непринужденно, что Арсений не ощущает неловкости. — Грех не присесть. Слова вырываются быстрее мысли, и Арсений едва язык не прикусывает, но Антон только цветёт пятнами смущения, кусая щёки изнутри, чтобы не смеяться. Но не может — сдаёт позиции, короткими смешками выпуская смущение. Арсений нависает над ним коршуном, всё ещё держит пальцы и рассматривает, как веселье украшает лицо Антона. Как короткие зубы с широкими дёснами выглядывают из-за края пухлых губ, как складками смеётся кожа, румянцем укрывается, и как вихри непослушных кудрей нависают чёлкой — Арсений не может. Перехватывает руку, хватает вторую и мягкой просьбой тянет его пальцы к краю оправы. Антон всё понимает — пальцами держится за дужки очков. Зелёные, ничуть не пустые, смотрят чёрными зрачками прямо на него — в черноте плывёт Арсений. — Можно тебя поцеловать? — не сдерживается Арс, зарываясь пальцами в волосы, нанизывая перстни кудрей. — Это я должен спрашивать, — легко отвечает Антон, улыбаясь легче, одними уголками. — Так спрашивай, — шепотом, и плевать, что в любой момент кто-то войдёт. Арсений впервые чувствует столько чувств одновременно, пытается уложить их внутри во что-то организованное, упорядочить, но то, как Антон чуть поворачивает голову и трётся в его ладонь, — сметает всё новой волной. — Можно? — шепчет тоже, губами об тонкую кожу запястья. — А что мне за это будет? — Арсений не брезгует, опускаясь на колени перед Антоном, что безошибочно определяет его движение, чуть опуская голову, но от ладони не отлипает, умудряясь целовать переход от кисти к большому пальцу. — Роскошное свидание со мной? — едва мурлычет, укладывая ладони на спину Арсения, прямо под рёбра. Арсений сам готов мурчать — подаётся вперёд, прикрывая глаза, чтобы всё было честно. — Заманчиво, — выдохом уже в губы — жаркие, тёплые, сухие. Арсений плывёт — никакие службы спасения не помогут.***
Арсений немного переживает — не каждый день он ходит на свидание с Антонами, хотя Антонов в его жизни хватает. Одногруппник со странными причудами маньяка-извращенца, арендодатель, который суёт свой любопытный нос во все полки-ящики (Арсений спокоен за их содержимое, ведь всё членообразное держит в коробке в шкафу) и сосед-алкоголик Тоха, которому раз в месяц стоит одолжить пару сотен рублей, чтобы не было нассано на его этаже. Арсений бы мог подозревать мир в заговоре Антонов, но наличие Серёжи и Димы стабилизирует неравномерность мужских имён в ближайшем окружении. Тем более, виды он имеет лишь на одного конкретного Антона, которого верно ждёт сейчас под подъездом жилого дома, в котором находится магазин. Со двора вид на здание более весёлый — дом увешан балконами, цветастыми тряпками, сохнущими под майским солнцем, вазонами с пышными цветами и кое-где испещрён бабулями, что торчат из окон, внимательно сканируя двор на предмет незнакомцев. Арсения пока никто не прогоняет, но взгляды чувствует короткой шерсткой на спине, поэтому всматривается в прохладную темноту подъезда, где едва-едва видит очертания Антона. Он спускается по небольшим ступенькам, крепко держась за перила, а потом сползает ладонью на стену, выходя на свет — солнце сразу ныряет в светлые кудри, подчеркивая каждый резвый оборот, мажет по лицу пятнами, подчеркивая улыбку, и Арсений на миг смущается — Антон без очков. Смотрит вниз, чуть мешкается, замирая у подъезда, и Арсений осекается — почти вприпрыжку подбегает ближе, что у Антона полы расстегнутой рубашки колышутся. — Привет, — здоровается первым Антон, чуть потянув носом. — Привет, — Арсений бросает взгляд вниз — Антон раскрытые ладони повернул к нему, одними пальцами тянется, и у Арса внутри щемит нежностью. Обхватывает, переплетая пальцы, и Антон улыбается спокойнее. — Это тебя нужно держать за руку всё свидание? — нарочито негодует Арсений, а сам беззастенчиво рассматривает, как солнце целует его щёки. — Если не хочешь меня потерять, — хмыкает Антон, чуть склонив голову. Арсений не отвечает, лишь перехватывает руку поудобнее, чтобы вести — Антон по телефону предложил пройтись к реке, посидеть на бетонном берегу и просто поболтать, и ничего против Арс не имеет, в какой-то мере догадываясь, что в более людном месте Антону может быть некомфортно. Или просто его хотят целовать без лишних глаз. — Идём? — мягко спрашивает Антон, по-детски раскачивая их сцепленные руки. — Ага, — отзывается Арсений, чуть дёргая на себя, чтобы развернуть их к другому концу двора. То, что они называют рекой, по сути является каналом — начинается за городом у истока реки и тянется через спальные районы неподалёку его съёмной однушки. Арсений знает эти места, по возможности расхаживая вдоль в свободное и теплое время, суёт ноги в воду, подворачивая джинсы до середины икр. Они доходят к нужному месту быстро — Арсений знает, где людей меньше, а коренастая ива тянется ветвями прямо к кромке воды, создавая приятный тенёк. — Хочешь ноги помочить? — спрашивает Арсений, отпуская ладонь. Арсений хватается за пятку кроссовка, стягивая его, затем носок с мелкими горошинами бросает в кроссовок, проделывает то же самое со второй ногой и жжёт босые ступни жаром бетона. — В канале? — переспрашивает Антон, вытягивая брови, и не успевает ответить, как Арсений склоняется к Антону — уже бережно расшнуровывает, одними пальцами касается голени, чтобы приподнять ногу и стянуть кроссовок с носком. Смешно, как Антон перебирает пальцами на ногах, будто прощупывает шероховатость бетона, и Арсений касается его запястья, чтобы потянуть вниз. — Погоди, — внезапно останавливает Антон, и Арс замирает “гуськом”. — Это ж голый бетон — давай рубашку себе постели? — предлагает и без согласия уже стягивает с плеч тонкую рубашку, протягивая Арсу. — Ты себе стели, мне не нужно, — он улыбается, чувствуя, как Арсений всё же принял её из рук. — У тебя что, задница особенная? — бурчит Арсений, складывая так, чтобы уместились оба. — Поместимся, не переживай, — Антон послушно цепляется за него и аккуратно садится, прижимая колени к себе — только пальцы торчат на краю. — Это у тебя особенная, — не сдерживается Антон, потирается о предплечье Арсения, что уселся рядом очень близко — бедром ощущает гладкую кожу. — И когда ты успел оценить? — интересуется Арсений, удерживая ноги при себе — чтобы одновременно опустить. — А я наперёд оцениваю, — объясняет Антон, поворачивая голову к нему, губами цепляет за острый кончик уха, и Арсения пробирает нежностью от того, как Антон осторожно целует чувствительную кожу. — Так что? На раз-два-три? Где-то между телами находит его пальцы, чтобы сжать привычным касанием, шепчет завитушкам ушной раковины, и Арсений отвечает — второй рукой касается коленки, чуть нажимает, побуждая сдвинуть ноги вниз, и сам пятками тянется к глади. Вода благодарная, прохладными объятиями целует уставшие ступни — Арсений мурчит от удовольствия, растопыривает пальцы, чтобы вода могла проникнуть между них. — Кайф, — на низких тонах отзывается Антон прямо в ухо — Арсений голову чуть вперёд ведёт, чтобы губами Антона захватить кожу за ухом. Антон понятливый, но осторожный — касается коротко сначала, на пробу, а потом замирает, пока Арсений тихим, скулящим “хм” не выдаёт свою просьбу. — Какого цвета у тебя глаза? — шепчет Антон, и Арсений — разморённый солнцем и мягкими губами — едва перебирает между пальцами слова. — Голубые, — хмыкает Арс и дергаёт ногой, так что брызги летят на них — оба дёргаются от капель воды, и Антон случайно мажет губами по щеке. — Как вода, — Арсений щёки подставляет под его губы, и Антон легко целует. — Прохладные. — А мне ты весь тёплый, — смешок оставляет на губах. — И глаза наверняка самые красивые. Арсений жмётся лбом к Антону, соприкасаясь с ним кончиками носов, короткими касаниями целует губы. Арсений уж точно тёплый, но только с Антоном — греется под солнцем его касаний, обжигается его губами, и внутри тепло собирается небольшими очагами, копится в груди, заставляя ёжиться. — Ты очень красивый, Антон, — выдыхает Арсений искренне, надеясь, что в его словах не увидят жалости или сострадания, только чистую правду. — Ты похож на кота, хочу забрать тебя домой, — неумело поёт странную песню, что встречается на просторах тиктока, и Антон смущенно смеётся, сползая ниже — укладывает голову на плечо. Арсений спокойно молчит, позволяя дышать себе в изгиб плеча — игнорирует щекотку кудрей и ненавязчивых касаний губ на шее — лениво машет ногами в воде, цепляясь за ступни Антона.***
— Чё такой грустный? — Не смей, — перебивает Арсений, бросая недовольный взгляд на Катю. — Я не грустный и ничего не сосал. — Не является ли это следствием? — смеётся Катя едва не на ухо, и Арсений почти жалеет, что напросился именно на её смену, чтобы разобраться с Димой. — Кто о чём, а Катя о своём, — нарочито возмущается Арс. — Арсюш, я только о тебе, — Катерина посылает воздушный поцелуй, отходя к клиенту, что зовёт её к стеллажу с костюмами, отчаянно краснея. Сам Арсений благодарно поцелуй ловит, снисходительно улыбаясь, и переключает внимание на телефон, что отвлекает уведомлением из телеги. Антон шлёт голосовые — Арсений сам попросил, обосновав тем, что при голосовом наборе случаются ошибки. То, что голосовые хранят в себе чистые эмоции Антона, крошки его смеха, и даже растянутые "э-э" не бесят, — этого Арсений не говорит. Антон интересуется, как прошла консультация касательно диплома, и Арсений шлёт длинное голосовое, где в красках расписывает сомнения в умственных способностях аспиранта, который каким-то образом отвечает за расчётную часть. Антон смеётся голосовым и говорит, что уверен в его способностях. — Привет, — раздаётся впереди, и Арс отвлекается от телефона в середине голосового. — Привет, — Дима стоит перед ним, с улыбкой рассматривая воодушевленное лицо Арсения. — Вижу, ты в хорошем настроении, — неловко подмечает он, кивая на телефон — Арсений скидывает голосовое в урну и быстро проговаривает голосовым, что свяжется позже. — В хорошем, — поддакивает Арс, откладывая телефон в задний карман. — Готов к просвещению? — Дима неуверенно кивает и вздрагивает от гулкого звука, с которым Арсений опускает на прилавок две пухлые тетрадки. — Это что? — он осторожно поддевает переплёт, страдальчески поглядывая то на бисерные строчки, то на явно веселящегося Арсения. — Это только теория — читай, развивайся, а остальное покажу и расскажу, — подсовывает тетрадки с конспектами по хуезнавству поближе. — На деле? — расплывается в шкодливой улыбке Дима. — Ладно-ладно, прости, — примирительно вскидывает раскрытые ладони, завидев многозначительный взгляд Арсения. — Для меня всё это сложно, — сознаётся он, — но я хочу, чтобы всё у нас было хорошо, понимаешь? Да, этот разговор даётся Диме очень тяжело, но Арсению кажется, что он и впрямь любит своего парня, даже сильнее, чем свою гордость, что несомненно накидывает в глазах Арсения лишнюю сотку. Но эту сотку Арсений отминусовывает за то, что Дима так бессовестно клеил его всё это время, так что нерадивый клиент выходит в крепкий ноль. Катя хохочет где-то неподалёку, время от времени появляясь между ними, чтобы осадить какой-то шуткой — к счастью Арсения, все они метко стреляют в Диму. В какой-то момент Катя и вовсе перетягивает на себя одеяло, в красках расписывая, что можно сделать той или иной игрушкой. На вопросы Димы об опыте, Катя многозначительно вскидывает брови, а Арсений ловит несколько флэшбеков с её красочных рассказов. Кто придумал, что мужчины не хотят получать удовольствие? Арсений не возмущается, мол, отобрали у него ученика, послушно идёт пробивать товар, параллельно успевая отвечать на сообщения Антона. Катя отпускает Диму спустя полтора часа — у того уже котелок кипит, едва пар из ушей не идёт от избытка информации, и он послушно сдаётся в руки Арсения. — Тебе срочно нужен кофе, — выдыхает Арсений, слабо хлопая сконфуженного Диму по щеке. — Да, я обещал, — кивает он, перехватывая рюкзак Арса себе на плечи. — И рассказать обещал, — кивает ещё раз, перебирая плечами. — Екатерина! — кричит куда-то в зал. — Чего? — раздаётся её голос. — Спасибо! — от души кричит Дима, хотя Катя уже лыбится, выглядывая из-за стеллажа. — Не за что, крошка, — Арсений никак не комментирует, что на крошку Дима похож меньше всего. — Звони, если не найдёшь простату, — она смеётся, исчезая за полками, а Арсений снисходительно закатывает глаза, толкая Диму к выходу.***
— Идём пить чай к тебе, — напрашивается Арсений, в очередной раз проводив Антона к подъезду. — У меня чай закончился, — нелепо оправдывается Антон, и ладони предательски потеют. — Да и я кофе больше люблю, — невзначай замечает Арсений. Терпение Арсения оказывается безграничным — их свидания с Антоном целомудреннее свиданий тринадцатилетних школьников, но и Арсений не настолько отчаянный, чтобы приставать прямо на улице. Разве что в магазине, пока клиенты шатаются между стеллажей, а Антон прячется за прилавком, сидя на своей табуретке (Катя корректором написала его имя на ней), Арсений позволяет себе присесть на корточки, чтобы поцеловать Антона. Но всякий раз им что-то (или кто-то) мешает, и Арсений намекает уже как только может — и руки на бёдра уложит, и прижмётся теснее, но Антон ещё хуже ужа уворачивается, в шутку всё сводит и только целует мягко. Дима говорит, что не стоит спешить, хотя его парень, с которым Арсений познакомился едва не на следующий день после “обучения”, тихо шепчет, что Дима бы опоздал, не будь Эмиль более решительным. Глядя на эту парочку, Арсений думает, что действительно к каждой кастрюле найдётся своя крышка впору — главное быть собой и быть откровенным с партнёром. — Что не так, Антон? — выдыхает Арсений, на Антона исподлобья глядя — тот таращится в пол, шаркая носком кроссовка по покоцанному бетону. — Я тебе не нравлюсь? — Нет, — дёргается Антон, вскидывая голову. — То есть "нет, не не нравишься", короче, — путается в словах, зажмуриваясь, — нравишься. Сильно. Даже слишком сильно. Арсений подаётся вперёд, чтобы обхватить плечи в объятиях, и Антон в ответ обвивает вокруг талии. — Прости, — бормочет Арсений, — может, я слишком настойчив, но я бы очень хотел, чтобы ты мне доверял... — Я верю, Арс, — пальцы сжимаются на пояснице, и Арсений чуть вздрагивает от носа, что проходит по изгибу шеи. — И боюсь тебя разочаровать, — Арсений аж отстраняется, хватаясь за предплечья Антона. — С какого перепугу? — возмущается, чуть встряхнув вялого Антона. — Арс, я слепой, — Антон морщится, пытаясь прикрыться челкой, но Арсений пресекает эту попытку скрыться — хватает его лицо в свои ладони. — Спасибо, а я не заметил, — язвит Арсений, но осекается, добавляя миролюбивее: — А у меня по утрам изо рта плохо пахнет. — Ты не понимаешь, — Антон глаза не открывает, и Арсений только и может стоять также — прикрывает глаза и подаётся вперёд, чтобы нос к носу. — Это ты не понимаешь, Антон. Я не тупой — поверь, ещё в первую встречу понял, что ты слепой, когда ты снёс гору вагин! И мне не так плевать, что я не понимаю возможных сложностей, но мне достаточно плевать, чтобы чувствовать к тебе всё лучшее, на что я способен — не глядя на твой недостаток. — Это болезнь, — машет головой Антон. — Болезнь — это простатит или герпес, а слепота — это термин, — раздраженно умничает Арс. — Я не могу просить тебя о невозможном — если ты не хочешь отношений, то нам лучше перестать целоваться и делать вид, будто между нами что-то большее, чем дружба. Арсений отпускает его лицо, отступая назад — не уверен, но кажется, что Антон подаётся за ним, но нет, Антон стоит на месте с закрытыми глазами. Арсений не может себе позволить уйти тихо, оставив Антона вот так, однако и слов не находит, стоит и дышит слишком громко, кричит о собственном присутствии. — Я боюсь, Арс, — сознаётся Антон, сжимая кулаки. — Ты же понимаешь? Арсений понимает, но с пониманием легче не становится. И Антон выглядит потерянным без его ладони, не находит себе места, хотя замер и не двигается — Арсений не сдерживается, пальцами обхватывает запястье, где под подушечками бьётся пульс. — Мне тоже страшно, — Арсений чуть улыбается, и руку Антона тянет к улыбке. — Но я не хочу из-за страха терять тебя, — Антон водит дрожащими пальцами по контуру улыбки. — Я не могу обещать, что всё будет хорошо, но мы ведь... Можем попытаться, — просит, укладывая щеку в раскрытую ладонь Антона. Антон молчит, чуть шевелит пальцами, под которыми теплеет кожа. Антон боится всем сердцем, что Арсений исчезнет, перед каждой встречей обещает себе, что это последний раз — последнее касание, последняя улыбка, что так чётко отражается на кончиках пальцев. Но каждый раз чутко улавливает его смех и сжимает пальцы, понимая, что не сможет отказаться от Арсения так просто. — Это будет сложно, — Антон кусает губу, пытаясь сдержаться. — Я не могу многое тебе дать... — Мне много не нужно, — возражает Арсений. — Антон... Я прекрасно осознаю, чего хочу, и ты дал мне надежду, что что-то может быть. Почему ты сейчас так делаешь? — Арсений тянется ближе, чтобы его накрыли несуразные объятия — Антон вжимает в себя, стискивает, будто просит прощения каждой клеточкой тела. — Потому что я двухметровое ссыкло, которое не хочет потерять самого прекрасного консультанта секс-шопа на целом свете, — бормочет Антон, зарываясь носом в густую чёлку. — И это все мои достижения? — недовольно бурчит Арсений, целуя кусок колючего подбородка. — Думаю, у меня будет время рассказать обо всех твоих достижениях, если мы попробуем. Антон находит его губы — Арсений находит этот день одним из самых лучших. — Арс, — зовёт Антон, едва отстранившись от губ. — Мгм? — мычит разнеженно, едва улыбается. — У меня и кофе нет. Водичка подойдёт? — предлагает Антон, и Арсений облегчённо смеётся, накрывая его губы ещё одним поцелуем.***
В магазине слабо работает кондиционер, навевая благословенную прохладу, и Арсений благодарно подставляет взмокшую шею под потоки воздуха. Завтра наверняка будет болеть голова, или, ещё хуже, воспалится его проблемный глаз, на который Антон вот-вот плевать начнёт, чтобы поскорее проходил. Арсений отнекивается как может — верит, что Антон не промажет, но сомневается, что это поможет. Переносная колонка подыгрывает привычным плейлистом, разбивающими тишину магазина на уютные переливы музыкального фона — ненавязчивого, состоящего из одной мелодии. Яркий точечный свет направлен на полки с большим ассортиментом товара — товары для женщин, для мужчин, секс-куклы, смазки и прочее, что педантично (Арсением) и в творческом хаосе (Катей и Дашей) расставлено за стеклом. Жаркий август кусочком горячего воздуха проникает внутрь вместе со звоном колокольчика, и Арсений отвлекается от телефона, чтобы хмуро глянуть на слишком энергичную Катю, что впорхнула в свой рабочий день. — Арсюш, не хмурься — тебе морщины не идут, — бормочет Катя, залетая за прилавок, а Арсений за ней в подсобку. — Ты опоздала на полчаса, — бурчит Арсений, наблюдая, как она щёлкает замком бананки, освобождая талию от оков. — Прости, была занята, — пожимает плечами Катя, но Арсений замечает, что в её движениях — обычно плавных, изящных, невесомо завлекающих — появилась какая-то резкость, ей совершенно неприсущая. — Всё хорошо? — неуверенно спрашивает Арс, загораживая выход и предлагая свои ладони — это уже стало привычкой, которую он перенял от Антона. Катя укладывает руки в предложенные ладони, вскидывает голову вверх, будто старается загнать эмоции куда-то вниз, чтобы с силой притяжения не вырвались из неё. Арсений даже представить не может, что же могло её — стойкую, невероятную и удивительную женщину — вывести из равновесия, заставив едва не дрожать на складе. — Кать, — зовёт мягко, надеясь, что доверия между ними достаточно, чтобы она не боялась говорить. — Если тебя кто-то обидел, то ты скажи — я за тебя готов крошить ебальники... — Ой, заткнись, — раздраженно смеётся Катя, опуская голову, чтобы с насмешкой выдохнуть — но глаза на мокром месте. — Ты сам крошка, кого ты крошить собрался, — она сглатывает, шмыгая носом, и пухлая, чётко подкрашенная губа едва дрожит от слёз и смеха. Арсений чуть улыбается — если язвит, то ещё не всё потеряно. Телефон в заднем кармане вибрирует наверняка звонком Антона, что ждёт его у себя уже вот минут двадцать, но Арсений даже не тянется за ним, удерживая её ладошки в своих. — Твой ждёт, — бурчит Катя, пытаясь вырваться из хватки, но Арсений цепко стискивает. — Дождётся, сейчас я твой, — протестует, чем вызывает ещё усмешку. — Ох, вы, бисексуалы, — нарочито причитает, но дышит ровнее — её спокойствие успокаивает Арсения. — Не отстанешь ведь? — Нет, — твёрдо кивает Арсений, ещё и брови для наглядности вскидывает. Катя ещё раз выдыхает, всё же вырывает одну ладонь из хватки, чтобы стереть позорные следы несуществующих слёз, чудом не задевая длинными ногтями глазное яблоко. — В общем, Серёжа решил расширить сеть и открыть второй магазин, — проговаривает Катя ровно, но глазами бегает по лицу Арсения, улавливая нотки удивления. — И он предложил мне стать его совладелицей и отдать второй магазин под моё управление, — Катя заканчивает, и осознание во второй раз проходит по её телу, вызывая новую волну эмоций. Она неожиданно тянется к нему, побуждая покрепче стиснуть в объятиях — не так как всегда, шутливо или на короткий миг. Впервые Катя кажется ему такой хрупкой, маленькой девочкой, и Арсений не отказывает ей, опутывая своими руками, гладит по волосам, позволяя плакать в плечо. Арсений не останавливает слёзы — это от счастья, поэтому ценнее в сто раз, только легко улыбается, прислоняя к себе. — Ты заслужила, как никто другой — думаю, Серёжа это прекрасно понимает, — шепчет Арсений от искренней любви к ней. — Будешь теперь бизнесвумен, ходить в костюмах и в очках... — Оставь свои фантазии при себе, — бурчит она, отстраняясь, но улыбается благодарно, всё ещё смешно шмыгая носом. — Хотя без тебя тут будет безумно скучно, — тяжко выдыхает Арсений, позволяя Кате гладить пальцами его шею. — Придётся себе найти какого-то Сеню, чтобы не терять хватку, — деловито причитает, вызывая смех, но потом неожиданно успокаивается, осторожно прислоняясь губами ко лбу. — Ты очень хороший парень, Арс, — он замирает от перехода её настроения, чувствует, как едва краснеют скулы, и как назло в голову лезут всё фантазии, что посещали его долгое время в самом начале их знакомства. — Обещай, что будешь писать, звонить и приходить ко мне, — Катя сводит ладони, отчего Арсений выглядит смешно с губами как у рыбки, но отпускает, стоит ему протестующе замычать. — Ты ещё не ушла, но уже соскучилась, — скрывает за язвой смущение. — Это чтобы ты не сильно плакал, — парирует она, возвращаясь в своё привычное настроение. — Так, пора работать, а тебе идти к своему ненаглядному, — Катя легко щёлкает по откушенному носу, вынуждая Арсения осечься и вспомнить о встрече. — А я ему подарок приготовил, хочешь посмотреть? — воодушевляется Арс, проходя к дивану. — Если для этого не нужно смотреть на твою жопу, то давай, — соглашается Катя, складывая руки на груди. Арсений оставляет этот комментарий без внимания, осторожно поднимая с пола обычную коробку из-под обуви, в которой наделал дырок для воздуха. Катя чуть хмурится, но тянет руку к протянутой коробке, чтобы поддеть пальцем крышку. — Кот? — переспрашивает она, как только бело-серая мордочка мелькает в тусклом свете. — Котёнок, — поправляет Арсений, и волнение подкатывает к горлу плотным комком. — И... Кхм, — мешкается Катя, пока её пальцы вылизывает шершавый язык. — Не пойми меня неправильно, но как он будет ухаживать за ним? — Кате очевидно неловко — Арсению от этого плохо. — Это не сложно, — чуть грубо отвечает Арс, но осекается. — Он уже научен ходить на лоток, просто я помогу ему освоиться в квартире, обговорю с Антоном, где стоит миска и корм, да и я в его квартире часто бываю... — эмоции как-то резко накрывают, заставляя заткнуться. Идея снова кажется говном на лопате — в лучшем случае, в худшем — смачным (не эротичным) плевком в лицо Антона. Он не до конца уверен в подарке, действительно долго думал, стоит ли дарить маленькое, ранимое существо, которому нужна забота и внимание, но Антон и сам иногда кажется таким — маленьким, хотя обнимает большой ложкой и спокойно держит на руках; ранимым, хотя всегда улыбается и смеётся... Антон хочет любить — Арсений чувствует это каждой клеточкой, в каждой кружке кофе, который Антон научился готовить ради него; в каждом вопросе, которые не стесняется задать; в историях детства, что скрывают в себе много сожалений обделённого ребёнка. И это маленькое существо, что нуждается в любви, должно стать для Антона уверенностью Арсения — Антон способен заботиться о ком-то, способен быть для кого-то всем на свете, и маленький мальчик, что вслепую трясущейся рукой тянется к бродячей кошке, станет немного счастливым. — Прости, я, скорее всего, ляпнула глупость, — проговаривает Катя, чуть почёсывая котёнка за ухом — тот пронзительно пищит, требуя взять его на руки. — Ты лучше знаешь Антона. За их спинами звенит колокольчик клиента, и Арсений рад, что Катя сбегает к нему. Сомнения жрут чайной ложкой, пока Арсений медленно бредёт к квартире Антона, удерживая в одной руке коробку, а во второй пакет с принадлежностями. И перед дверью Антоновой квартиры Арсений задумывается в последний раз, пытаясь пересилить волнение и нажать на звонок. Котёнок затихает в коробке, будто прислушивается к приглушённому шарканью хозяйских тапочек по ковровой дорожке, которая узкими змейками тянется по квартире, чтобы легче ориентироваться, и Арсений замирает — только неспокойный воздух, который погнала дверь, поддевает чёлку. — Привет, — улыбается с порога Антон, сразу делая шаг назад, чтобы Арс мог войти. — С Катей заболтался? — Да, — Арсений как-то сразу научился отвечать на все вопросы звуками, не ограничиваясь кивком, и тактильно — Антон сразу тянет к нему ладонь приглашающе. Из кухни доносится звук старого, заляпанного краской, радиоприёмника, что настроен на одну и ту же вечную станцию с тихой мелодией — такой своеобразный кухонный маяк. В ванной гудит вентиляция — зовёт Антона низким раскатом. Пахнет кофе — Арсений пьёт его даже днём, и Антон сжигает не одну порцию, пока не находит священный баланс, устанавливая смешной ручной таймер, который нужно накручивать. Арсений за несколько месяцев разбирает эту квартиру на кварки — маленькие единицы Антонового мироздания, изучает их молча, подмечая привычки и ловкости, которыми Антон облегчает себе жизнь, и Арсений чувствует себя по-странному особенным — его пустили в маленькую экосистему, позволили рушить тишину привычных звуков своим голосом и двигать чашками на кухне. Ему доверились — что может быть ценнее? — Я принёс тебе подарок, — выдыхает Арсений, так и не коснувшись предложенной ладони. — Подарок? — переспрашивает Антон, неосознанно смотрит на смешное ухо, которое называет эльфийским — как-то так нащупал. — А к чему? — Не знаю, нужно глянуть в календаре, какой сегодня праздник, — пожимает плечами Арсений и опускает пакет с кошачьим приданым на пол. — Идём в гостиную, — свободной рукой хватает Антоново запястье и несильно тянет за собой. Антон послушно плетётся следом, по краю ковровой дорожки понимает, когда нужно свернуть, чтобы не удариться об угол, и рукой нащупывает спинку дивана. — И что же это? — весело интересуется, усевшись, но Арсений не отвечает — опускает коробку рядом, открывает крышку. Котёнок спокойный, смотрит тёмно-коричневыми глазами, послушно ложится в руки — Арсений прислоняет его к своей груди, чувствуя в пальцах мягкую шерстку, и садится на колени перед Антоном. — Сложи руки так, будто держишь ребёнка, — просит Арсений, и Антон чуть мешкается — пухлые губы дёргаются, будто хотят что-то сказать, но непривычная серьёзность Арсения заставляет Антона послушно исполнить просьбу. В сложенные медвежьи лапы укладывается мягкое нечто, теряется в сплетении рук, осторожно принюхивается — Арсений чуть улыбается от щемящей нежности. Осознание Антона растекается на лице недоверием. Настолько они сейчас похожи — опасливо тянутся друг к другу, принюхиваются и прислушиваются, и что Антон кажется больше котёнка в сто раз. Он теснее прижимает к себе левую руку, на которой вполне удобно устраивается живой комок, а правой — Арсений видит волнение на кончиках пальцев! — несмело касается спинки. Котёнок отвечает, вскидывает голову вслед мягким касаниям, ластится, потираясь носом о палец, и Антон не выдерживает — наклоняется, носом зарываясь в тёплую шерсть. Арсений не выдерживает тоже — льнёт к своим котам ближе, укладывает ладонь на кудрявую макушку и мягко целует в висок. — Как его зовут? — сипло спрашивает Антон, а Арсений тактично не замечает слёз, только целует в щеку. — Назови его сам, — предлагает Арсений, смотрит, как спокойно в руках Антона не только ему. Антон молчит, размышляя — по правде просто ловит поцелуи в щёки и губы, греет или греется сам тёплым комком мягкости в собственных руках, и как назло в голове только Арсений. — Придумаю потом, — выдыхает Антон, благодарно вжимаясь лбом в лоб. — Потом-потом... Суп с котом, — смеётся Арсений и коротко целует губы. — Живодёр, — Антон со смехом раскатывает на языке мягкую "р", целует в ответ, а под пальцами засыпает будущий Сеня. Чтобы знал.