You are only, who I am not afraid of

      Акияма Риоко всегда нехотя возвращалась домой из школы. Нет, она не скучная заучка, просто дома… ну, не всё гладко. Алкоголь, наркотики, побои — мерзко, противно, отвратительно. Родители оба такие. Неправильные, ужасные.       Выйдя из академии, она остановилась на крыльце. Домой она не пойдёт, не хочет. Не раз случалось четырнадцатилетней Риоко ночевать на улице; опасно, конечно, но в душной маленькой квартирке, насквозь пропитанной запахом дешёвого пива, в сто раз хуже.       — Акияма-тян, сколько ночей тебя дома не было? — Тенья Иида сильно переживал, хотя бы потому, что он староста, а все ученики должны жить как следует.       — Не знаю. А разница? Как будто меня там ждут, — невозмутимо отвечала Риоко. К дому и родителям она почти бесчувственна, лишь безразличие затаилось в душе.       В переулках и за углами домов она тихо плакала, когда выгорала и переставала вывозить. Бесполезная, ненужная девочка, бродяга с самого детства. Ей, конечно, удалось поступить в академию UA, но те бессонные ночи, которые Риоко проводит и сейчас после школы за работой в цехах наравне с огромными сильными мужчинами, получая очень мало, она никогда не забудет. Она не сможет забыть всё, что с ней происходило и происходит сегодня. Она росла без любви, и сейчас Акияма Риоко отчаянно пытается найти её.

***

      До работы с металлами в цехах в неблагополучном районе её нашли на улице очередные пьянчуги. Девочка плелась с упаковкой дешёвой просроченной лапши. Мужчины затащили её в клуб; ей было всего восемь. Засунув доллары в карман её джинсов, они сняли их, а потом футболку и легкую куртку. Они наслаждались одним видом чистого, невинного, маленького, хрупкого тела. Девочка сильно кричала, но противный кляп мигом оказался у неё во рту. Слияние с мужским липким телом, а потом ещё с одним, и ещё, их громкие возгласы, стоны от удовольствия — гадостно. Её никто не защитил.       Девочка перестала интересовать их, когда потеряла сознание. — Маленькая шлюха! — они шлёпали бесчувственное тело, и, наигравшись, выбросили на мокрый асфальт, сломав несколько костей, составлявших хрупкий скелет, обтянутый тонкой кожей в шрамах и синяках.

***

      Ночью она забрела в парк; сколько бы она не пережила всего ужасного, как писал М. Корж, истерик, криков, побоев, слёз и бабочек, по тёмным улицам блуждать всё же страшно, а в парке горят фонари.       Она заметила большую тень. Тень улыбалась. «Нет, нет, нет… мужчина ночью, Боже, что он со мною сделает!..» Глаза наполнились слезами, ноги подкосились, и, сдерживая крики, она побежала, бесшумно и осторожно, не оборачиваясь.       Она остановилась на входе в парк и упала на холодную землю. Торопливые слёзы реками текли из покрасневших глаз. Ужасно, плохо, страшно. Она отгоняла пьяниц, врагов, справлялась на тренировках не хуже других, но она такая беззащитная. Не беспомощная. Беззащитная.       — Риоко? Что… что ты здесь делаешь? — над головой прозвучал до боли знакомый голос, но слёзы заволокли глаза.       Она получила тяжёлый обморок от бессилия и голода. Последнее, что она помнит, это были чьи-то трясущиеся руки, на которых человек нёс её, и его тихие всхлипы, полные волнения.