почему у Шивы шесть рук?

миг и ещё и ещё и вот я уже под нервозной звездой и вот уже хрустнул спиной и вот уже гаснет звезда ерунда мне плевать от: ц, 3 января 2019 в 4:12 животное. так бы он назвал ёнбока. хёнджин разглядывает его, – а совсем чёрные глаза втыкаются в ответ. поделом. у ли ёнбока звенящая куча пирсинга, шипы на куртке, татуировка джаббервока на шее и бешенство в виде божественных гримас. а ещё у него – ли феликс. брат-близнец. они оба уверяют, что родились в одну секунду, потому что никто не хочет признавать поражение. ёнбок вечно предлагает иную игру: не «кто раньше родился», а «кто быстрее выстрелит себе в мозги из ебейшего двенадцатого калибра и не доживёт до не такого уж классненького двухтысячного». — вау, вернулся. привет. чего звал? — спрашивает хёнджин. ёнбок дребезжит пирсингом у входа в трёхцветную палатку с прокатом cd-дисков. догрызает кость, потому что он красивое животное, и говорит: — мне нужно будет смотаться кое-куда, — улыбка – кричащая, кисло-сладкая от съеденной курицы. ёнбок стирает её краем осибори . он снова ворует всё дешёвое из дорогих ресторанов. — да-да, я ведь только вернулся. лучше не спрашивай и продолжай приглядывать за ликсом. чувствую, он собирается помереть раньше, чем я. — тоже мне, — хёнджин закатывает глаза. клёпки на его берцах трещат металлом, когда ветер усиливается. — не общался с ним полгода, а теперь переживаешь. охотно верю. я присматриваю, не парься. ёнбок сканирует. за месяцы знакомства хёнджин вызубрил этот взгляд наизусть. сейчас будет просьба. — сходи со мной к бан чану. — умереть хочешь? — хочу, — соглашается ёнбок, снова расплываясь в улыбке: теперь в ней больше кислого, чем сладкого. — нам правда надо к бан чану. хёнджин притупляет интеллект – это самое верное решение, по-другому с ли ёнбоком вообще не работает. — кому – нам? тебе с ликсом? — мне с тобой. — говори сразу, если нажрался чего-то. — не-ет, — протягивает ёнбок; он выглядит так, будто ему настолько плохо, что аж хорошо, — из очень увеселительного на мне только носочки с коноплёй, зацени. — не разувайся. холодно. — ладно, — он покачивается на пятках. да уж, его ботинки расшнуровывать часа три. — сходишь? хёнджин выразительно вздыхает и стягивает шапку на лоб. касается прожжённой, прокуренной, старой палатки с дисками и аудиокассетами. когда-то он обожал ёнбока. считал мифом, просил трахнуть едва ли не на людях, где-нибудь в уборной крытого катка. не счесть, сколько в итоге на нём порезов от шипов и спрятанных ножиков. давно это было. а ёнбоку реально подходит образ бога. такая же тема с нестабильной верой и сомнительными жертвоприношениями. — схожу. ёнбок взвизгивает от сочной радости и лезет обниматься. хёнджин устал. его роскошное изнеможение может свалить пятерых. — как думаешь, почему у шивы шесть рук? — тараторит ёнбок, развязно вышагивая по слякоти. — ну, шива. мой любимый божок. созидание и разрушение. вообще его изображают с разным количеством рук, но мне кажется, что их шесть. твои, мои. и лапы феликса. — ты постоянно говоришь о феликсе, — истощённо замечает хёнджин, который тащится рядом сухой гусеницей, еле-еле шевелит конечностями. — но ты ведь ненавидишь его. — ага, — просто и уверенно. ёнбок даже не запинается. — потому что мы ужасно близки. смотрю на него и понимаю, каким не хочу быть. как-то раз... он болтает без умолку. хёнджин не уверен на сто процентов, но думает, что первый брат, с которым он познакомился, был всё-таки ли феликс. на первый взгляд – ярчайшая пустышка. блестящий, похожий на котёнка из праздничной обёртки, он вечно носит на коже пластыри – без повода, – и окисляется красочными тенями. похож на девочку, правда. поэтому родители его не хотят знать. девочка-мальчик с суицидальными наклонностями: как такого любить? хёнджин ответит: вполне себе. шайка бан чана торчит в заброшенном доме. торчит в прямом смысле. говорят, раньше здесь обитала всякая дьявольщина, что торговала якобы ведьмиными атрибутами и изучала магию. хёнджин чувствует, что идёт по костям. коридоры будто заколдованы. ковры и стены поменяли цвет, но не выцвели, а стали толще, кровавее. обои пахнут еловыми ветками и, кажется, чем-то мёртвым. ёнбока эта грязь не ебёт. хёнджин хочет спать. на кухне заброшенного дома сидит чанбин: он неспешно разделяет горку убойного кокаина и курит. — ого, — говорит он и ругается, когда от сигареты отламывается пепел. — ёнбок. я решил, что ты уже шестой месяц на люстре покачиваешься. жить надоело? бан чан в последние недели не в духе. плохое время для твоего появления. ёнбок гремит цепями, украшениями, зажигалками, железными пуговицами и пирсингом, вбивая в голову чанбина свою истину: — без меня здесь ску-ко-та. — из-за тебя феликс почти покончил с собой. уставившись в одну точку, ёнбок пилит взглядом сгнившую стену и отвечает: — я дал ему фору. больше ждать не намерен. где чан? — вы, братишки ли, долбаные самоубийцы, — ворчит чанбин, скручивая банкноту. — но не обдолбанные. ты чистый! ой-йоу, тяжело тебе будет щас найти общий язык с... нашим... бо-гом... — поэтому со мной джинни. хёнджин вяло салютует. — которого загрызёт ликс, если узнает. слушайте, — чанбин мрачно шепчет, — бан чан сейчас злой и ёбнутый. снафф-фильмы, кокаин прямо на кодексах книжного магазина – а чё мелочиться и прятаться? русская рулетка в скучные вечера. клянусь, он полезет в работающую мясорубку, чтоб достать кошачий клычок и не испортить фарш. — откуда там может быть клычок? — ухмыляется ёнбок. — оттуда же, откуда фарш. минхо, кстати, с нами больше не контактирует. — скажи уже, где он, — вздыхает хёнджин. — мне ещё нужно феликсу таблеток купить. у него вчера поднялась температура. чанбин убито хмурится, хотя ещё не втянул дорожку. его рука тянется вверх; она будто отрублена. странно дёргается. — совет: поговорите с ним меньше, чем за минуту. — спасибо, — радуется счастливый ёнбок. — нюхай уже свой обед, а то свалишься в реальность. и утаскивает хёнджина на верхний этаж. в нём хаос. лишь хаос. комната, в которой ловит приходы бан чан, захламлена энергетиками и упаковками из-под йогуртов (исключительно с шариками). кирпичные стены чуть рассыпаны. голов в них влетело немало. хёнджин наступает на отломленную от кружки ручку и сразу же говорит, чтобы в него не выстрелили: — привет, чан. тот убирает кольт. из него неудобно целиться, поэтому ситуация ещё более нестабильная. как бог. как ёнбок. — чего тебе? — я не один. — а тебе чего? — бан чан вальяжно крутится на стуле. кольт снова взлетает. — блять. поверить не могу. ёнбок мирно поднимает руки и заваливается назад, когда его бьют в лицо холодным оружием – но не пулей. колечко слетает с крыла носа и падает под ноги. весь пирсинг ненастоящий. ёнбок криво лыбится, вытирая кровь, и резво, жизнерадостно говорит: — это было больно. — интересуется: — почему не стреляешь? — не знаю, — пыхтит бан чан быком. — я не знаю, боже, я не знаю. он роняет себя обратно на стул, рушится на спинку, как чья-то жизнь. хёнджин полностью разделяет с ним это незнание – ему уже надо было задушить ёнбока любым жестоким способом. но сердце сжимается, ёнбок живёт, а феликс сидит дома и болеет. — две минуты на разговор, — приказывает бан чан. он полон гнева из-за когда-то перерезанных рук своей первой любви. — ладно, с хёнджином повышаю до трёх. — дай мне самодельный пистолет. — нет. — ладно, любой другой. бан чан – поехавший на всю голову. потому что он кидает на пол кольт и лает: — если не вернёшь в пятницу, то я убью тебя. — хорошо. тебе же ещё в рулетку играть, — мурчит ёнбок, забирая оружие. — бывай, чан. — вы расчёски игнорируете? — спрашивает тот в ответ, растекаясь по стулу. господи, он не здесь. дурак. — там ветер поднялся, — осторожно отвечает хёнджин. ёнбок хватает его за ладонь – которая моментально сжимается в кулак – и бежит прочь из заброшенного дома. что-то мёртвое остаётся позади. что-то живое готовится умереть. от прилива крови лицо ёнбока потемнело. оно звенит, как у железной девы из современности, потому что наполнено стружками и прутьями. травматизм от него колоссальный. — заметил? — ёнбок таинственно сияет. — когда мы вместе, они нас не трогают. — по-моему бан чан просто решил, что ты его галлюцинация. — похоже, — ёнбок вправляет покосившиеся кольца и шарики пирсинга, то ускоряя, то замедляя шаг. — спасибо, что пошёл со мной. мне... приятно. затем происходит короткий, жёсткий удар в зубы, из-за которого хёнджин спрашивает: — зачем ты сейчас поцеловал меня? — разве нельзя? я ведь когда-то тебя любил, — он машет пистолетом на прощание. — ещё увидимся! тишина стоит несколько минут, а потом приходится идти за таблетками. хёнджин не знает, насколько близнецы разные во внешности – без шипов, теней, пластырей, ослепительных и чёрных вещей. он видел их вместе от силы три раза. всегда на вечеринках джексона – и всегда будучи страшно обдолбанным (даже не в сопли, а в кровь). хёнджин в такие моменты сам по себе неуправляем. зол. взбешён. он мог бы начать защищать хозяина от своих собственных детей, будь он собакой. зато он выяснил: феликс с ёнбоком ебанутые и крайне нежные, когда опускаются на колени. многочисленные пачки таблеток и мобильный валяются в пакете. хёнджин кое-как находит ключи, доползает до кухни, выкуривает три сигареты и не находит феликса. хмурится. закидывается лечебными пластинками и набирает номер. — ты где? — у себя в квартире, — феликс робко кашляет в трубку. — не могу встать. здесь, оказывается, так холодно. его маленький котёнок. — почему ты там? — решил полить цветы. — я заберу тебя, — вздыхает хёнджин. делает вид, что вовсе не устал, даже бодро смеётся: — не устраивай мне сюрприз и не умирай. хорошо? — хорошо. о ёнбоке умалчивает. сам не знает – почему. это было бы самым замечательным решением. правильным и жизненно важным, потому что кольт ушёл вместе с ёнбоком. на улице снежный ветер. мороз поднимается. хёнджин идёт по льду, немножко бесцельно смотрит вперёд и кое-как вспоминает путь до квартиры, в которой редко бывал. всё, что он помнит, – это цветы. половина переехала к нему, другая же осталась замерзать в одиночестве. хёнджин доходит сквозь мглу до нужной двери, но останавливается. феликс и ёнбок вместе. гремит керамическая кадка с растением-мертвецом. человеческие крики и броски богов. — меня так долго не было, — из ёнбока кусками вываливается агрессия, — но никто не спрашивает, куда я пропал! никто не спрашивает, что мне нужно! почему? почему? почему? — потому что когда люди приглядываются, то понимают, что любят меня, а не тебя. хёнджин слышит, как хлопает дверь. стоит пару мгновений, лживо оживая, заходит в квартиру. первым делом спрашивает: — где оружие? — какое оружие? феликс сидит на полу и держится за обильно кровоточащий нос. кадка для цветов развалена напополам: один обломок в коробке для роликов, другой – у входа в душевую комнату. на нём пятна. — чья кровь? — интересуется хёнджин. — тоже моя, — спокойно отвечает феликс. его плечи, треснувшие на холоде, слегка трясутся. — слышал ёнбока? — ага. — хёнджин аккуратно крутит ручку в душевую. заперто. — он плачет? — наверное. ёнбок плачет тихо – это единственное, что он делает без ярких криков. феликс дышит громко и с переменным успехом. кривится от боли в голове. и всё же он самый волшебный котёнок. его порезы всегда магические, а напиток, вытекающий из вен наружу, никогда не наполнен железом. хёнджин садится перед ним и трогает за разбитый нос. прикасаться к его коже получается деликатно, бархатно. рука будто проходит насквозь, как в мягкий сон. — испачкаешься, — ворчливо дышит феликс. — тут ни воды, ни ваты, — вздыхает за двоих хёнджин и поворачивается спиной. — лезь. захвати плед, укрой нас. пойдём обрабатываться. болит? — да. феликс послушно обхватывает его ногами, прижимается к макушке. они уходят из квартиры. пусть ёнбок поплачет. небо едва заметно отравлено чёрным закатом. хёнджин и феликс медленно ползут домой. ах, что же с ними стало, пока они бежали от себя сломя головы? все в ранах, заштопанные крест-накрест, без нескольких костей, ослепшие и апатичные. от неестественных улыбок маски трескаются, поэтому они не слишком долго смотрят друг на друга. — ты думал о том, чтобы умереть вместе? начинается. побив панику по стенкам черепа и хорошенько её придушив, хёнджин хмыкает: — хочешь покончить со мной? — нет. только не с тобой. — если мы разобьёмся в машине под нашу любимую песню, то на такую смерть я соглашусь. феликс счастливо притихает, раскачивая ногами. потом опять вылезает из своего мирка с озадаченным: — но у нас нет машины. — зато есть любимая песня. i am terrified, iamx. когда они её слушают, развернувшись в разные стороны, но примкнув друг к другу лопатками, сросшись позвонками, то понимают, – они всё ещё остаются в живых. хорошее чувство. хёнджин доносит тело феликса и свою душу до дивана. пичкает котёнка таблетками, лечит и целует в волосы. во рту остаётся привкус дешманского сухого шампуня и болезнь. хёнджин целует снова и снова, бездумно, бесслышно спрашивая: «почему ты не счастлив? пожалуйста, будь счастлив, начни себя любить». он роняет вслух небрежное: — куда мы пропали, когда началась зима? и чуть ли не обрушивается внутрь костей, когда феликс с любовью его обнимает. всё верно. самобичевание – доведёт. хватит. не сдаваться. не кормиться эвтаназией с вилки. когда феликс отогревается и приходит в себя, то им всем становится весело. а нервы всё равно острые. хёнджин выкуривает немного травы, а через час феликс игриво спрашивает: — ты заметил, что я тебя погрыз? — да. — а что я тебя люблю? — да. боже, да. — хорошо, — до странного довольный феликс снимает всю одежду, пока хёнджин, онемевший и расслабленный, мягко на него смотрит. — хочешь что-то спросить? — с кем я первым познакомился: с тобой или с ёнбоком? феликс очень долго молчит. какой-то... неуверенный. его что-то смущает, но он молчит. — с ёнбоком? — предполагает хёнджин. — да. нет. я не помню, — он ёрзает на голых бёдрах и откидывает голову назад – будто получает локтем в лицо. — я половину жизни не помню. завяжем? я слышал, что минхо соскочил с чего-то тяжёлого. мы тоже сможем. — можем. сможем, — тянет хёнджин. — садись уже на меня. феликс сегодня покорно излучает кокетство. потом рассеянно говорит: — я уж подумал, что ты откуда-то знаешь. необычный комментарий теряется почти сразу. у хёнджина останавливается сердце и разрывается мозг каждый раз, когда феликс стонет. татуировка джаббервока на его шее закрыта пластырями с ежами. на утро феликс и хёнджин уходят работать и ни разу не списываются. безэмоциональность преследует и кусает в горло весь день. так скучно. хёнджин пытается вспомнить, сколько рук у шивы. когда ему кажется, что кто-то обхватывает его сзади, то он понимает, – их четыре, точно четыре. не шесть. под вечер телефон разрывается звонками от ёнбока. — алло? — джинни! пожалуйста! — что стряслось? — хёнджин медленно снимает жилетку, облачаясь обратно в свою жизнь. — мне стрёмно. они ходят под окнами. псы бан чана. меня убьют, убьют... ёнбока не было полгода. за сутки он успел навредить всем. талант. — просто не высовывайся, они уйдут. — я украл у него деньги. — блять. — обещаю, ты сегодня увидишь меня в последний раз! хёнджин очень хочет наркотиков. морозы крепчают. квартира феликса, в которой сейчас обитает ёнбок, горит жёлтым светом. снаружи никого нет, но следов куча. и впрямь ходят. хёнджин проскальзывает внутрь, тихонько зовёт. встречается с чёрным взглядом спрятанного ёнбока – и получает кулаком в висок. звон. знакомый звон, как пирсинг или колени. — беги! — орёт ёнбок. и хёнджин бежит вглубь квартиры – он залетает в душевую комнату, ищет замок, почему-то не находит, хрипит, когда его вбивают в нечищенную плитку. его бьют так, будто он уже покойник. щёки и губы опухают моментально, кровь сочится из всех мест, в которые вчера целовал феликс. на него кричат. что-то о долгах, не том времени и не том месте. эти ублюдки в курсе, что разрушают не того, но продолжают – нужно ж хоть кого-то помучить. хёнджин очень хочет наркотиков и наконец-то умереть. кажется, он говорит это вслух. потому что ёнбок, чистенький и никем не найденный, садится рядом со словами: — мы не умерли, — констатация. — я думал, мы умрём. ладно. а что заставит тебя захотеть самостоятельно сдохнуть? — ты больной, — еле отвечает хёнджин. — а ты всё это время боготворил меня. люблю разочаровывать. совет: беги к феликсу. хёнджин не может подняться. дурак. ему так скучно жить, что он ведётся на всё плохое. когда он отдирает себя от плитки, то его раны остывают. морозы заживо жрут. хёнджин ковыляет до своей квартиры, в которой не горит свет и пахнет так же, как в заброшенном доме: еловыми ветками и чем-то мёртвым. бессознательный феликс скручен у напольного зеркала. — нет… зачем… все пачки таблеток раскрыты. блистеры обезображены кровохарканьем и укусами. феликс ел таблетки без воды, просто запихивал их – побольше, побыстрее. торопился. хёнджин хватает его за лодыжки. тащит полумёртвого котёнка по полу, валится у дивана. со спинки падает кольт. откуда здесь кольт? на глаза словно выливают ведро горячей крови и холодной воды. хёнджин трогает пульс, ищет сердце, смотрит на бумажные губы и треснувшие плечи. кричит, оказывается. омерзительное ощущение: некий обман жутко тревожит, но не распознаётся. из-за ёнбока он не успел. — я вижу тебя в последний раз, — хрипит хёнджин и берётся за кольт. побыстрее, побыстрее. пластыри. джаббервок на шее. железные пуговицы. блестящая майка и чёрные джинсы. спутанность и идентичность. какая-то тайна. это точно феликс. но… хёнджин словно оживает перед смертью и стреляет себе в голову. и в момент выстрела понимает, что рядом с ним погиб не феликс, а ёнбок. славно.

* * *

в конце есть только серость. сострадание засыпает и решает больше никогда не проснуться. феликс лежит на больничной койке и смотрит на руки. его тошнит, его колотит чьим-то железом: он выспался в луже чужой крови. родной крови – у хёнджина она превосходная (и этого не хотелось знать). человек с медицинской картой громко говорит: — вы пытались убить себя. — я? — переспрашивает он, тормозит. точно. — а. точно, пытался. пачки, пачки, пачки. половину таблеток не позволил съесть брат – иногда он был невыносимо сильным. ёнбок вообще никогда бы не решил поиграть в самоубийство, если бы не феликс. однажды он притащил их на чердак, заварил единственную кружку чая и прямо спросил: «ты в курсе, что у тебя раздвоение личности?» поэтому погибли двое, а могила одна – ёнбока физически никогда не существовало, а хёнджин вчера всё-таки застрелился. его маленькое уставшее солнце. феликс смотрит в окно. прикрывает красные, чуть выпотрошенные глаза. ножницы лежат где-то в подсобке больницы, нужно до них добраться – раскрыть и одним махом воткнуть в глазницы. практично. — скоро весна, — вздыхает феликс. — прости меня. три попытки самоубийства, чтобы ёнбок умер в одиночку. а он всё равно забрал хёнджина. позволил избить, но не дал умереть вместе. сколько же мучений осталось на том полу… страшно будет, когда ёнбок снова очнётся, потому что хёнджин так и будет спать в земле. феликс прижимает ладонь ко рту и сказочно долго плачет. он остаётся один – плачет и от горя, и от счастья. это так уникально. почему у шивы четыре руки? потому что кто-то обнимает его сзади. кто-то живой. когда у шивы шесть рук? когда его обнимают двое призраков. хёнджин и… животное. так он называет ёнбока.