Девочка моя синеглазая

Это уже становилось чем-то привычным, хотя как что-то может стать привычкой всего за два раза? "Привычным" для Антона стало появление очередной записки на его столе. И опять в классе никого не было. Все бесились на перемене, в том числе и новообретённые друзья: Рома и Бяша. Когда-нибудь, Антону обязательно помешает ромин интерес к Полине, когда-нибудь они обязательно столкнуться из-за этого, но не сейчас, только не сейчас. Сейчас пацаны ещё не знают о том, что Антон, говоря их языком, попросту "ссучился", выдав Полине их планы в телефонном разговоре. Сейчас Рома не знает, что предмет его обожания позвал в гости его нового друга, а по совместительству и бывшего объекта для..."буллинга". Антон услышал это новомодное слово по телевизору. Означало оно как раз те самые школьные издевательства. Развернув записку, Антон не стал сразу читать, а прикрыл глаза, улавливая едва уловимый запах. Что это конкретно было, Антон не мог понять. Нечто похожее на запах полевых цветов, хотя какие цветы зимой? Не, надо по другому сказать... А как? Короче, остановимся на ставшем в последнее время, определился для себя Антон и открыл глаза. На бумаге был тот же изящный почерк со старомодными завитушками и в конце незатейливое сердечко. Такое же, только раза в четыре наверное больше, сердце, затрепетало у Антона в груди. Это не было вызвано содержанием записки. Там было сказано, что для "конспирации" (и девочка ещё знает такое пацанское слово), они должны пойти раздельно и встретиться неподалёку у дома Тохи. Антон сказал ей свой адрес сразу после того, как получил от неё приглашение в гости, в знак так сказать солидарности. Что ж, в целом звучит разумно. Спрятав записку в карман брюк, да поглубже, чтоб не выпала на радость шаболды Катьки, Антон вышел из класса и направился в коридор. У него уже нарисовывался кое-какой план. Вдалеке, у подоконника, разговаривали Роман и Бяша. Разговор был в самом разгаре, судя по матам, вылетавшим из пацанов через каждое слово. -Ребят!-окликнул их Антон. Рома и Бяша тут же прекратили диалог и обернулись к другу. -Здоров.-поздоровался Роман, крепко пожимая худую ладонь. -Привет, Тоха!-прошепелявил Бяша.-Как дела, нах? Чё радостный такой? -Да только что же виделись.-резонно возразил Тоха.-А почему радостный? Рома, сдерживая смех и посматривая на Бяшу, нарочно громко сказал: -Да ты так лыбишься, как будто тебе Анджелина Джоли дала прямо в классе! И двое друзей чуть ли не упали со смеху, присев на корточки и утирая слёзы. Особенно надрывался Бяша, у которого из-за дефекта речи, смех был каким-то тихим, с придыханием. Рома смеялся скорее для виду, чтобы показать значимость собственной шутки. "Совсем недавно они так же смеялись там, в лесу. А перед ними стоял Семён. Жирная мразь. Гнида. Сдохнувшая в лесу, чьим трупом питаются вороны и волки." -Кста, Тох.-наконец вернулся в нормальное состояние Рома.-Ты ведь помнишь про наш план? Чёрт... -Да, конечно. Сорян, пацаны, но сегодня дома надо пораньше быть.-начал осуществлять свой план Тоха.-Хотите, можем просто пройтись. Папа мой вас вроде знает, так что думаю, всё будет норм. -Отказываться не буду.-неожиданно быстро согласился Роман. Он подошёл вплотную к Антону и незаметно шепнул ему: -Вдруг без нас ты с девкой нашей. Тут же отстранился и уже нормально сказал: -Ждём после уроков. На литературе, как ни странно, учительница рассказывала о Лермонтове, особенно делая акцент на его личной жизни. Каждый раз, когда упоминалась очередная любовь старинного писателя, к Антону оборачивалась Полина и мило смотрела. Причём, хвала ей, делала она это незаметно для пацанов. Антон старался ловить каждый её взгляд, цепляться за это наслаждение так, словно с ним это происходило последний раз в жизни. Действительно, подумал Антон, её глаза словно океан. По крайней мере, утонуть в них можно очень легко. Тоха уже не слушал урок, он словно провалился в другое измерение, где было только два человека: он и Полина. Он вспомнил, как она прижалась к нему у раздевалки, как её лицо оказалось прямо перед ним, и он запомнил всё в мельчайших подробностях. Острый подбородок. Слегка вздёрнутый носик. Белые сметанные щёчки. Едва заметные венки на лбу. Густые до синевы чёрные волосы. И глаза. В правом глазу у неё тогда вроде сосудик лопнул, попытался вспомнить Антон. Да, действительно. Это выглядело так, как будто в уже имеющуюся кляксу синей ручки, кто-то капнул красных чернил. От осознания того, что только он из школы видел это, даже не так, ему позволили это видеть, у Антона в животе появились бабочки. Ему было очень трудно сидеть на одном месте и слушать училку, которая уже переключилась на описание службы Лермонтова на Кавказе. Хотелось вскочить, закричать от радости, рассказать всем, что с ним произошло. Рассказать про эти чудесные глаза, в которых он утонул, рассказать про этот носик, щёчки, этот нежный голос, который обволакивал его в глубинах школьного коридора. Но нельзя. Нельзя, чтобы об этом все узнали. Это их общий секрет. Уже не как что-то неожиданное, а как само собой разумеющееся, Антон понял, что он влюблён в Полину. И что она в него, наверное тоже. Наверное, думал он, прямо там, у раздевалки, стоило поцеловать Полину. Так сделал бы Кайл Риз, герой любимого фильма Тохи "Терминатор". Так сто процентов сделал бы Рокки или Рэмбо. Герои любимых боевиков, храбрые и не ведущие себя перед девушкой как непонятно кто. Поймав очередной взгляд Полины, которая уже и не таилась особо, Антон повёл бровями, мол, не пали контору! Она понимающе кивнула, слава Богу, незаметно и отвернулась. От того, что она его послушалась, хотя это по сути было естественно, бабочки в животе Антона усилились. Рома и Бяша тоже для Антона перестали быть полностью товарищами. В них он стал видеть соперников. А соперник, будь он умным, хорошим или ещё каким-нибудь, он всё равно остаётся противником. Это Антон вынес из просмотренного фильма "Битва за Москву". Ему очень нравились подобные фильмы-эпопеи, особенно про Отечественную войну. Воспалённое и возбуждённое последними событиями сознание Антона, переносило его ещё дальше. Теперь он был рыцарем, Полина-принцессой, а Рома с Бяшей стали разбойниками, которые хотели принцессу похитить. Я спасу Полину, пообещал себе Антон. Не, "Полину", это уже как-то официально. Какие там есть уменьшительно-ласкательные к этому имени? Единственное, что пришло Антону на ум, это "Поля". "Поленька" тоже можно. Его "Поленька". Последним уроком была физкультура. Её Антон еле высидел. Он отболтался, что у него болела голова, поэтому весь урок он провёл на скамейке, оглядывая зал. Он был единственным освобождённым, все остальные занимались. Катя бросала едкие комментарии по типу "слабак", Роме с Бяшей в общем-то было насрать, а Полина...С Полиной у них была очередная перестрелка взглядами. В голове Антона теперь была музыка. Ему вспомнился зарубежный хит ушедшего 1993 года-песня "For whom the bell tolls" группы "Bee Gees". Антон её услышал по одному музыкальному каналу. Перевода у него конечно не было, но судя по лирической мелодии, мягким голосам и названию-"По ком звонит колокол ", песня была о любви или чему-то похожему. Вот теперь она у него играла в голове. Наблюдая за занимающимися ребятами, Тоха представлял себе картины возможного будущего. Вот он вырастет, разберётся со всеми невзгодами наподобии Алисы и прочими зверятами лесными, женится на Полине, и они, вместе с её дедушкой и его семьёй уедут куда-нибудь, подальше от захолустья. Конечно хотелось бы в Иркутск, или ещё дальше, в Екатеринбург или Москву, но если не получится, можно и в столице республики осесть, в Сыктывкаре. Полина обязательно будет дома, а Антон устроится на непыльную работу, пока ещё неизвестно куда, но это обязательно будет что-то денежное. Чтобы жить, а не как его папа... Будет у них свадьба, как в американских фильмах. Они обязательно съездят в Диснейленд, по крайней мере, Антон будет обязан сделать себе такой подарок. И будет у них пять сыновей, обязательно пять. Не, дочку конечно тоже можно, но вдруг из-за дочки когда нибудь также пацан будет решать свою судьбу в таком юном возрасте? Не, лучше сын. Антон мечтательно улыбнулся, из-за чего удар мячом по лицу для него стал неожиданностью. Испуганно захлопав глазами, он обернулся в поисках источника удара. Мимо него прошла Катя, грациозно покачивая бёдрами, подобрала мяч и с напускным сочувствием бросила: -Я случайно. Ага, знаем мы это "случайно", со злостью подумал Антон. Так, а остальные как отреагировали? Полина испуганно смотрела и что-то говорила. По губам Тоха прочитал что-то вроде "тебе не больно?". Он ободряюще улыбнулся и даже встряхнул головой, поправляя чёлку. Прыснул в кулачок Бяша, от поведения Тохи. Роме было пофиг, он пытался отжать баскетбольный мяч у какого-то пятиклашки. Вышел физрук для наведения порядка, оставив дверь в кабинет открытой. Оттуда донеслось радио. Передавали Женю Белоусова, "Алёшка". Вслушиваясь в весёлую песню, Антон вдруг вспомнил ещё один хит молодого певца-"Девочка моя синеглазая ". Полина же ведь тоже синеглазая. Песня, выходит, прямо про неё. Как там...Пламя, ветренная чёлка, ты моя девчонка, что-то дальше... Ну скажи, что любишь ты меня. Это уже припев. За такими нехитрыми размышлениями прошла вся физра. Дождавшись, пока все уйдут, Антон наконец-то уединился с Полиной. -Поль, пацаны со мной, как ты и предполагала.-сказал Антон.-Место встречи, надеюсь, то же? -Конечно.-быстро закивала Морозова.-Удачи тебе. -Точно, она мне понадобится.-Антон уже хотел уйти, но напоследок решил бросить небольшой комплимент, ну как он умеет: -Я о тебе буду думать, чтобы всё хорошо было. Если ты конечно не возражаешь?-улыбнулся Тоха. -Нет конечно.-также тепло улыбнулась Полина и направилась в основной коридор. -Ты кстати не против, если я тебя "Полей" называть буду?-бросил Антон ей вслед. -Не против, меня никто так ещё не называл, даже дедушка.-Полина обернулась, и улыбка её приобрела ещё больше теплоты.-Ну до встречи... Тоня. Вот меня так точно ещё никто не называл, подумал Антон. Тоня и Поля. Как будто пара щенков на выставке. По левую руку Рома, по правую руку Бяша. Они прыгают по снегу, мат-перемат стоит через слово, что-то рассказывают Антону про прошлое Семёна, про то, как они одного четвероклассника довели до того, что он им ботинки целовал, но Тоха их естественно не слушал. Он рядом с собой видел только лишь Полину. И мат ему слышался рассказами про какого-то немецкого музыканта, и прыжки по снегу слышались ему мягкой поступью зимних сапожек, и громкое визгливое "Тоха" слышалось ему тёплым и нежным "Антон" или "Тоня". По другому он стал видеть эту ситуацию. Теперь, из-за конспирации, ему казалось, что этот поход с пацанами домой является неким спецзаданием, целью которого является защита "объекта", то есть Полины. Он был Джеймсом Бондом, сильным и неустрашимым агентом, а Рома с Бяшей были прислугой наркоторговца Санчеса, из недавно просмотренного фильма "Лицензия на убийство". А кто тогда Полина? Она, если идти по этому фильму, либо Люпе Ламора, либо девушка-пилот ЦРУ. Схожесть сюжета правда тут прослеживается с трудом... Вот интересно, думал Антон, пацаны ведь даже не подозревают что через считанные полчаса я встречусь с Полиной, а ещё через полчаса, ну сорок минут, окажусь у неё в гостях. Первее Ромы. Единственный наверное из всех здешних пацанов. Увижу её комнату, стены, которые наверняка слышали тонну девичьих секретов. Увижу, где она хранит свою скрипку, услышу, как она играет... Антон прикрыл глаза, думая о том, что план его всё-таки гениален. Пацаны ведь знают, что позвал друг их гулять от одиночества, им так он сам сказал, типа скучно одному идти и тому подобное. Подозрений у них это естественно не вызвало. Доведут Тоху до дома и уйдут к себе, свалят в свои каморки. А Антон будет проводить время со своей Полей...Уйдя он с ней сразу после физры, таясь, это могло бы вызвать большие подозрения. Рома и Бяша вполне могли бы за ним проследить, а уж зная Рому и его чувства к Полине... Расправа была бы страшной. -Ну вот и всё, Тох.-услышал Антон голос Романа.-Давай, бро. -Пока, нах. Антон попрощался с пацанами и как ни в чём не бывало направился к своему дому. Остановившись у самой двери, Антон осторожно оглянулся. Пацаны удалялись в сторону леса, увлечённые своим разговором. Будем надеяться, что Полину они... -Антон! Полина спокойно открыла дверь дома и встала у порога. -Я так понимаю, наш путь свободен? Сказать, что Антон охренел, это просто утаить девяносто процентов всего удивления, постигшего его. Что делает Полина в его доме? -Я долго тебя ждала,-вместо прежней улыбки появилась грустная мордочка (Тоха только так мог назвать это выражение лица),-и твои родители пригласили меня в гости. Ну, увидели что я одна стою, замёрзла...-Морозова потупила взгляд, замялась. -Я...я понял.-сказал Антон, всё ещё сильно удивлённый отзывчивостью родителей.-Ну что, пошли? -Пошли.-с готовностью ответила Полина и быстрым шагом направилась на улицу. Антон увидел возникшего в конце коридора отца. Тот усмехнулся и показал большой палец. Петров раздражённо поднял вверх брови и захлопнул дверь. Вечно он со своей пошлостью! Антон смотрел на Полину и проклинал себя за свою глупость и вместо того, чтобы поздороваться хотя бы, думал о Роме и о том, что не очень хорошо Тоха поступает по отношению к какому-никакому, но другу ведь. Тот сейчас сидит у себя дома, с батей-афганцем, или с Бяшей в снежки играет, и нет у него даже догадки, что Антон за пятьсот метров от него в это время с Полиной гуляет. На ней была розовая вязаная шапка, маленькое пальтишко и те самые ботинки, которые для Антона затмили тяжёлую поступь сапог Ромы, и вся она была такая тоненькая, высокая, с нежным и прекрасным лицом, и огромные её голубые глаза были так добры и спокойны, что у Петрова зашлось сердце. -Помнишь, как мы впервые одни были?-спросила Морозова, и Антон ответил с неожиданной теплотой: -Я о тебе всё время думаю. Вот как нас тот звонок разлучил, всё время думаю. -А на уроках?-рассмеялась Полина.-На уроках тоже думаешь? -На литере и физре думал.-честно ответил Тоха.-Как тебе кстати у меня? -Нормально.-пожала плечами Полина.-Я и у тебя в комнате была, твоя сестра показала. А чего она у тебя нервная такая? -Да нормальная. Ребёнок, чего ты хочешь?-попытался Антон отшутиться.-Я надеюсь, дома ты меня не угостишь пирожками с опилками, как Лермонтова? -Планировала!-звонко рассмеялась Морозова.-Я тоже этот случай запомнила. Ты кстати легко уроки запоминаешь? -Да более-менее. В прошлой школе был отличником, сейчас предметы чуть хуже, думаю, по некоторым буду иметь четвёрки. -Я полная хорошистка.-призналась Полина.-Это из-за музыки, она отнимает большую часть времени. Однажды мне приснилось, что в будущем, я буду выступать в Ла-Скале. Антон покраснел и нервно закусил губу. В который раз он попадал впросак, не зная премудростей того, чем увлекается та, в кого он влюблён. Поэтому он совсем глупо спросил: -А что это? Полина смешно нахмурила брови. -Ты что-нибудь о музыке вообще знаешь, кроме своей Кар-Мен? -Пытаюсь. Так что это такое, Ла-Скала? -Оперный театр в Милане.-с придыханием объяснила Морозова.-Я мечтаю там когда-нибудь выступить. Это будет пик моей карьеры! А тебе сны снятся? -Редко.-ответил Антон, и в голосе его послышалась досада, будто есть в нём вина, по причине которой редко сны снятся. И он добавил, оправдываясь: -Устаю я очень сильно. -А мне часто сны снятся!-радостно воскликнула Полина, синяя своими голубыми глазами, и Антону захотелось проникнуть в её сон, узнать, что она видит в разноцветных долинах превращений яви в туманную дрёму, известной большей части человечества, как сон. -Сегодня тоже снился?-спросил Тоха серьёзно. -Я его к сожалению не запомнила-он снился утром, перед моим пробуждением. Снилось мне, что я брожу по нашему посёлку летом, стучусь ко всем и раздаю людям цветы: ромашки, васильки и прочие. Столько цветов раздала, а букет всё не заканчивается... Антон сделал первый шаг и взял Полину за руку. Она не отняла свою тонкую ладошку и бросила на Петрова взгляд из-под пушистых ресниц. Антон захотел рассказать ей про тот интереснейший сон с участием Алисы и Семёна, который он видел три дня назад, точнее, не сон, а кошмар, в надежде, что Полина расскажет ему, что сделать для ликвидации этих кошмаров, для ликвидации всего этого кошмара... Но ничего Петров не рассказал про свой сон, а только наклонился к Полине поближе и тихо спросил: -Поль, сказать тебе, о чём я ещё мечтаю, кроме Диснейленда? -Скажи!-ответила Морозова.-Мне всегда интересно, о чём другие мечтают. "И о чём Рома мечтает, тебе тоже интересно?"-подумал Антон, но вслух не сказал. -Я мечтаю, что когда-нибудь в дверь моей комнаты постучат, я открою и увижу тебя... -А у меня должны быть цветы?-шутя осведомилась Морозова.-Сейчас же январь... -Давай я снежок сделаю огромный?-резко сменил тему Антон.-И катать его буду прямо до твоего дома. -Давай!-Полина захлопала в ладоши, как маленький ребёнок после удачного представления фокусника. Петров наклонился и взял удачно лежавший крупный замёрзший снежок. -Начали?-спросил Антон. Получив утвердительный ответ, он начал делать "зимнее чудо". Захрустел январский снег, на перчатках начали появляться вязкие следы, громко сцепились два снежка, нажал Антон на них, скрепляя, и получился довольно большой ком. Его Петров уже начал катить, изредка останавливаясь чтобы передохнуть. Полине он сразу дал знать, чтобы не помогала. Сделал Петров снежок уже повыше пояса, оглянулся на Полину, которая была рядом-только руку всю в снегу протяни,-и оттого, что была она рядом, смеющаяся и вопящая от радости во всё горло, Антон почувствовал в себе такую силу, будто внутри него заработал хороший такой двигатель, лошадок сто-пятьдесят как минимум. Ему теперь под силу не то, что снежок слепить, он теперь всё поле к хренам от снега очистит! С каким счастьем, с каким остервенением Антон катил белый с примесями серого ком! Господи, кому рассказать, что это за блаженство, удовольствие-катить январским морозным днём снежный ком в типичном посёлке городского типа Республики Коми, когда совсем рядом идёт, посмеиваясь и светя своими удивительными глазами Полина? А не трястись испуганный в машине, сбегая из Ухты сюда, в эту глушь, потому что твой папа, как последний лох, спалился со своей подделкой документов и перешёл дорогу местной братве. Не валяться в снегу, сплёвывая кровь из разбитой губы, под едкие смешки Ромы, Бяши и покойной жирной мрази. Не идти в школу под руку с непонятно кем, то ли девочкой с маской лисы, то ли лисой с повадками девочки. Не трястись под одеялом после ночных кошмаров и непонятных явлений... И Антон покатил снежок в два раза быстрее, и было это ему совсем не трудно. Вот уже высота дошла до груди, катить стало намного труднее. Антон снял шапку, провёл ладонью по мокрым от пота локонам и начал насвистывать услышанный в детстве военный марш. Вдруг кто-то положил мне на плечи легонько руки: Петров даже не подумал сразу, что это Полина, пока не услышал за спиной её нежный голос: -Тонь, не надрывайся так-устанешь... "Тоня" обернулся, взглянул на неё и снова утонул в её глазах, потому что сейчас они завлекали в себя, привлекали своей голубизной, манили своими чертами. И от этого лицо её было доверчивым и детским, а щёчки, такие же сметанные, сильно раскраснелись на морозе, а на лбу почему-то выступили бисеринки пота. И в этот момент, для Антона глупая мечта о женитьбе на Полине стала явью, он как-будто заглянул в будущее и удостоверился на сто процентов, что они с Полиной будут вместе. Он подумал, что во всей России, во всём громадном мире, нет девушки лучше Полины. Может быть, есть кто-то красивее, умнее, да хоть кто на скрипке лучше играет, но только совсем не факт, да и не нужны они были Антону, ему нужна была эта тринадцатилетка. И никакому Роме уступать её он был не намерен. А Полине, которая наверняка и не догадывалась, какие планы с ней он строит, Антон ответил: -Да норм мне, не трудно. Тогда Полина, наплевав на просьбу Антона, приблизилась к нему вплотную и начала вместе с ним толкать снежок. Она, случайно или намеренно, прижималась к нему, и забылся тот факт, что Антон не знал этого итальянского театра, вообще всё плохое забылось, были только Полинины глаза, светили прямо перед лицом, она что-то говорила, а Антон ничего не понимал и отвечал формально, потому что этот день, 15 января 1994 года, бросил ему её в объятья щедро и непонятно, как только может это сделать судьба, и, ошалев от счастья, Антон свободной рукой прижимал её к себе, и каждой частичкой своего тела, он чувствовал её тело, началось настоящее головокружение от близости её тоненьких слегка потрескавшихся губ и мерцающих белых зубов... -Ну вот мы и пришли. Антон очнулся от этого странного состояния и увидел домик, очень похожий на его жилище. День уже переходил в вечер, становилось холоднее. В памяти постепенно всплывало то, что предшествовало этому моменту: как он скатал снежок почти с себя размером, как отколол от него кусок и швырнул в ближайшее дерево, испугав сидящих на нём птиц, как схватившись с Полиной за руки, бросился на этот снежок и расколол его, как потом они бежали до этого места, изредка бросая друг другу всякие глупости... Скрежет ключа, и вот Антон стоит в прихожей. Прихожая маленькая, и Полина постоянно сталкивается с ним, разуваясь и тянувшись к выключателю. Ей приходилось постоянно прижиматься к нему, и Антону это нравилось. Он вечно бы стоял в этой прихожей, вдыхая запах снега, грязи и шампуня "Кря-Кря". Но вот дверь в основной коридор открывается, и ему приходится проследовать за хозяйкой. По пути, им встретился Полинин дедушка, похожий на библейского пророка, только в инвалидной коляске. Полина как-то рассказывала, что его истерзали бродячие собаки, из-за чего он потерял возможность ходить. Но это быстро забылось, и дедушка, пожелавший детям хорошего времяпровождения, исчез на кухне. Полинина комната на удивление была без всяких девчачьих элементов. Как минимум, Антон не видел розовые и фиолетовые части в дизайне комнаты. На стене старенькие часы-ходики и несколько плакатов с какими-то западными звёздами. Постойте-ка... Антон внимательно присмотрелся к одному из плакатов. Три длинноволосых бородача в летних одеждах на фоне моря. Два по-настоящему лохмача и один плешивый, все тонкие как щепка. Это же те самые "Bee Gees" -Нравится?-поинтересовалась Полина. Она успела снять школьную жилетку и осталась в одной тоненькой белой рубашке. Антон замялся, задержав взгляд на ней: -Ну да... Я тоже их слушаю. -У них удивительная музыка. Я тебе обязательно дам послушать, но не сейчас. Ты голодный наверное? Пойдём на кухню. У меня кекс творожный есть. Чуть ли не под руку, они пришли на кухню, где дремал дедушка. С этой длинной седой бородой, он был похож на Льва Николаевича Толстого, будто тот заснул, обдумывая хитросплетения сюжета "Войны и мира". Тихо, Морозова открыла холодильник и достала тарелку с лакомством. -Здесь поедим или у меня? -Давай у тебя. Не будем дедушку будить.-великодушно разрешил Петров. Они также тихо поднялись обратно. Закрыв дверь, Полина, кинув на Антона быстрый взгляд, рывком поправила юбку. Разделив кекс на двоих, они плюхнулись на диван. Петров, поглощая вкусное лакомство, продолжил осмотр комнаты. На маленьком столике зеркало, в углу книги. Посередине комнаты-комод, там наверное вещи. Что за книги? Какой-то Цвейг, Хемингуэй, одни зарубежные лица. -У Хемингуэя очень интересный слог.-заметила Полина.-Зря все говорят, что это непонятный писатель. Да ты видно и не знаешь кто это! -Почему,-соврал Антон,-знаю. И книги его читал. -Какие же? Петров замялся и решил идти наобум. -Да ту же, что у тебя. "Прощай оружие".-прищурившись, прочитал он название. Полина наверняка поняла его враньё, но виду не подала. -Как тебе кекс? Антон показал большой палец. -Очень вкусный. Сама делала? -Да, но дедушка с рецептом помог. Он рассказывал, что в пятидесятые годы такие кексы делали в самых дорогих московских ресторанах. -Так твой дедушка москвич? -Да, он учился в МГУ на филолога. Потом увлёкся фольклором и переехал сюда. Здесь до самой пенсии работал школьным учителем, попутно собирая местные легенды. Он любит их рассказывать, но они какие-то страшные и непонятные, так что... На любителя, короче. В этих легендах могут быть ответы на мои вопросы, подумал Антон. Сейчас бы спросить о них, о загадочных зверях, о пропаже детей...Но чувствовал Петров, что ещё не время. Если и спросит он, то потом, сейчас просто невозможно думать о каких-то невзгодах, когда рядом с тобой сидит солнечная Полина и выдаёт тебе ключик к своей душе, а ты этот ключик своими расспросами про зверей отбросишь. -Блин, вот же я...-Морозова встрепенулась и вскочила с дивана.-Я же сыграть тебе обещала! Совсем забыла, прости пожалуйста! Петров сел на краешек и молвил: -Ничего страшного. Полина радостно улыбнулась и направилась к чехлу для скрипки, лежащему у стола. Скрипка её оказалась немного потрёпанной, на смычке были небольшие царапинки, но это не портило инструмент, а наоборот, придавало ему некую таинственность, будто и не скрипка это вовсе, а инструмент древнего волшебника, который от своей древности лишь сильнее. -Антош,-обратилась она к нему опять по новому,-что тебе сыграть? Петров растерянно моргнул из-за нового обращения. Морозова же встала перед ним и положила скрипку на плечо. Вновь нахмурив брови, она что-то поправляла на скрипке, потом расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке (в комнате сильно топили) и повторила вопрос: -Что тебе сыграть-то? А Антон уже и забыл, что хотел услышать от Полины. Опять ему хотелось, чтобы время остановилось хотя бы на час, и этот час он хотел любоваться Полиной и её скрипкой, и любовался бы он долго, так долго, как только можно, и была бы Полина совсем не против этому, и настраивала бы свою скрипку столько, сколько надо, а он бы смотрел на неё и смотрел... Но это мечты, а сейчас Морозова стоит перед ним и внимательно смотрит на него, прямо в глаза, ожидая ответа. И не найдя чего лучше, Антон опять решил признаться в своём невежестве: -Что тебе больше нравится. -Окей. Я разучила это недавно.-Полина наклонила голову, и прижалась щекой к инструменту. На корпус скрипки упал один из её локонов. Морозова убрала его за ухо и хорошо поставленным голосом объявила себя.-Выступает Полина Морозова! "Каприз", Никколо Паганини! Первое движение, первый звук. "Каприз", который Антон слышал впервые в жизни, оказался, как ни странно, действительно капризным. Не, обычно как бывает, назовёт какой-нибудь Карамзин своё произведение "Бедная Лиза", а там и про Лизу не особо много, всё больше про Эраста. Очередной переход из тональности в тональность, вывел Антона из своих размышлений обратно в реальность. Смычок быстро двигался по струнам, направляемый ловкой Полининой рукой, с взбухшими венками на тыльной стороне ладони и покрасневшей кожей. Морозова сфокусировала всё своё внимание на игре, и выглядело это со стороны очень мило. Она закусила губу, и от этого стала похожа на недовольного ребёнка, которому не дали поиграть в любимую игрушку. Для Антона это была бы хорошая, как ни странно, колыбельная. Засыпать под "Каприз", это конечно здорово, но лучше уж так, чем засыпать под телек с движухой Ельцина, визг и ор CC Catch и родительские ссоры на фоне, как сопровождение. Мелодия убыстрилась, заставили её ускориться быстрые и ловкие движения руки, и стала Полина с этими движениями похожа уже не на маленького недовольного ребёнка, а на робота, которого Тоха видел в каком-то аниме. Тот такими же быстрыми движениями руки кромсал врагов направо-налево, и от такой ассоциации, Полинина игра для Антона приобрела характер магический и опасный, будто её движения могли причинить такой же вред и от них исходила такая же опасность, которая исходила от того японского робота. От такой смеси ощущений у Антона голова пошла кругом, и он откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. Эта ядерная смесь постепенно уходила, оставляя место лишь наслаждению, восхищению за "артистку" и любопытству, мол, какой же аккорд будет дальше? Неожиданно, игра закончилась. Полина убрала скрипку, шутливо три раза поклонилась и посмотрела на Антона, улыбаясь от уха до уха. -Ну как?-победно воскликнула она. Антон ничего из себя не смог выдавить, поэтому ограничился лишь большим пальцем. -Это ещё не всё, есть запись, где я в Новосибирске выступаю, в театре! Петров присвистнул, выражая неподдельный интерес. -Ты была в Новосибирске? Впечатляет! -Да!-ответила Полина всё с той же радостью.-Ты не поверишь, насколько это было чудесно! -Охотно верю.-Антон усмехнулся и решил встать с дивана. Невежливо как-то: он сидит, а дама стоит. Папа всегда говорил, что с девушками самое главное-вежливость и учтивость. Встав, он вдруг обнаружил, что его школьная жилетка стала ему неудобна, и произошло это не потому что она была правда неудобной, а потому что Полина была без неё, а ему захотелось соответствовать, максимально стать с ней похожим. Это желание выражалось не только в жилетке, но ещё и в желании познать весь мир классической музыки. Чёрт возьми, Антон бы сейчас за секунду запомнил весь учебник по музыке, если таковой конечно вообще существует. Ну существует наверное, Полина же как-то обучилась ведь. -Слушай, мои ведь не знают, что я у тебя.-вспомнил Антон.-Надо позвонить. -Не надо!-отмахнулась Морозова.-Я пока была, уже сказала. Петров кивнул, думая, о чём ещё можно с ней поговорить. -А поставь мне какую-нибудь классику.-предложил он.-Только не зарубежную, а нашу. Чайковский там, Глинка, кто у нас есть? Полина недовольно поморщилась: -И почему у всех на уме только один Чайковский, будто только он один писал красивую музыку?-она взяла с комода старый кассетник и положила себе на колени.-Как раз сейчас зима, я дам тебе послушать "Метель" Свиридова. Это наш, ещё советский композитор. Там волшебная музыка, прямо чувствуется дух русской зимы. Продолжая восторженно обрисовывать достоинства музыки Георгия Свиридова, Морозова включила кассетник и поставила его обратно. Вначале, что называется, громыхнуло, да так, что Антон вздрогнул от неожиданности. Этот Свиридов походу обожал громкую музыку. Неожиданно всё стихло, зазвучал одинокий духовой инструмент, какой конкретно, Петров не знал. Мелодия была красивая и действительно хорошо передавала русскую зиму. Обернувшись к Полине, Антон обнаружил её в максимально расслабленном положении. Она замерла, максимально откинувшись к спинке дивана. Глаза её были прикрыты, губы слегка шевелились, как будто она что-то говорила шёпотом. Вообще, это всё напоминало какую-то медитацию, и музыка это наверняка предназначалась для отдыха Полины, с ней она наверное проводила время одна, со своими мыслями и переживаниями, и вполне возможно, что в этих мыслях и переживаниях фигурировал Антон, и от того, что возможность этого вполне можно было допустить, и не было это чем-то совсем уж невероятным, у Петрова сбилось дыхание, словно ему это подтвердила сама музыка, рассказала и объяснила всё своим удивительным языком. Интересно, о чём она сейчас думает? Антону захотелось проникнуть в её голову, увидеть её грёзы, чувства, увидеть их так, как он до этого хотел увидеть её сны, ведь самое сокровенное в жизни человека-это его мысли и сны. Ему хотелось увидеть там очертания этого миланского оперного театра, очертания наших театров, Мариинского и Большого, хотя бы частичку его самого с ней, хотя бы капельку... Может быть, там есть встречи с "Bee Gees" или другими группами? А почему обязательно с группами? Может просто со знаменитостями? Антон сам прикрыл глаза и представил Полину с какой-нибудь знаменитостью. В его мыслях возникла "Комсомольская Правда" выпуска... ну допустим 2000 года. И прямо на первой странице: "знаменитая скрипачка Полина Морозова стала самой молодой "Заслуженной артисткой Российской Федерации!"". Тут же фото: молодая и цветущая Полина рядом с Борисом Николаевичем, с неизменной сальной улыбкой и выпирающим из пиджака животом. Хотя, вряд ли через шесть лет Ельцин будет Президентом. Антон был мальчиком умным и понимал, что с такой политикой, первый Президент России не факт, что победит на грядущих выборах, а уж куда там до 2000 года. Будет наверное Чубайс, его щас по телику больше всех крутят. Хрен редьки конечно не слаще, но Чубайс хотя бы не пьёт. Но будущей Полине от этого вряд ли лучше станет. Ну, не обязательно становиться "Заслуженной артисткой". Антон представил, как вместе с Полиной поедет на церемонию вручения "Оскара", где победил написанный Морозовой саундтрек к какому-нибудь фильму. У неё обязательно будет красивое вечернее платье, а у него смокинг, как у любого уважающего себя представителя шоу-бизнеса. Они непременно познакомятся с Арнольдом Шварценеггером и Сильвестром Сталлоне, двумя любимыми героями боевиков. Остальные актёры тоже наверняка будут... -Тонь, тебе больше ничего не надо? Полинин голос вырвал Антона из небытия. Теперь звучал уже какой-то вальс, а Полина уже не сидела, прикрыв глаза, а стояла перед Петровым, вопросительно глядя на него. Смысл её вопроса мог быть разным, поэтому Антон ответил максимально односложно: -Нет, не надо. Морозова удовлетворённо кивнула: -Окей, можешь ещё послушать, я уроки делать. Она действительно начала делать уроки, причём первым в её списке была математика. Оказывается, Антона привлекает даже то, как она старательно выписывает решение какого-то уравнения. Он встал за ней и свысока наблюдал, как красивые витиеватые буквы и цифры заполняют клеточное пространство страницы тетради. Почти сразу же, у Морозовой возникли трудности с решением уравнений. Антону пришлось включать часть мозгов, ответственную за логику и решать вместе с Полиной математику. Девочка оказалась с хитринкой, поэтому силой своего обаяния усадила Антона рядом с ней, делать уроки вместе, и она ему помогала в трудных местах, в русском особенно, и он ей. И всё это под Свиридова, который успел смениться с вальса на печальный романс. Наконец, спустя сорок минут, общими усилиями, с уроками было покончено. Было принято решение выйти прогуляться во дворе, за забором. Не было бы забора-фиг бы Петров согласился. Чего гляди, опять явились бы всякие совы да Алисы, а перед Полиной надо держать марку, сопли распускать нельзя. Забор же являлся какой-никакой, но защитой. -Скажи, Антош,-обратилась к нему Полина, одевая шапку,-у тебя ещё есть какие-то неприятности? Антон вспомнил папины слова, что человек должен уметь скрывать своё настроение. Судя по всему, Петров данному тезису не соответствовал, раз у него всё на лице написано. -Как сказать...-пожал он плечами.-Хвалиться нечем... -Опять Рома с Бяшей?-спросила Полина. Она взяла Антона за руку и повела на крыльцо, и получилось у неё это так просто, естественно, словно всегда у них были такие отношения, словно не было никакого Ромы и никакой ревности, и Антону вдруг ужасно захотелось пожаловаться ей на все невзгоды и тяготы, включая зверьё, и только боязнь показаться нытиком и сумашедшим удерживала его. -Что с тобой, Тоня? Расскажи,-может вместе что придумаем.-предложила Морозова, улыбнувшись. Они вышли на улицу, в морозный сумрак, и Антон, чувствуя в сердце остриё смелости, крепко схватил Полину за руку и притянул к себе: -Поль, не надо мне, наверное, рассказывать тебе об этом-вы, девушки, любите ведь сильных мужчин... Мне правда, кроме тебя, и сказать некому! Петров думал, что Полина тут же отстранится, поражённая его откровенностью и, как он считал, наглостью, но она не отстранилась и ласково сказала: -Много ты знаешь, кого мы любим! И запомни, ты никогда не научишься врать... Свет из окон стоящих рядом домов переливался на снегу, и снежинки в этом свете казались настоящим дождём, ярким и сильным, и даже не снежинки это были, а слёзы тёмного зимнего неба, и появлялись они не от горечи, а от счастья, от счастья неба за зимнюю планету. -Полин, мне правда сложно к этому привыкнуть-время бежит, всё меняется, все куда-то пропадают, везде какая-то чушь мерещится, кругом то смех, то плач, то враньё вокруг тебя, то кажется, что всем ты нравишься. Никогда не знаю, прав я или нет... -Антош, милый, а раньше тебе было легко? Не обратив уже внимания на "милый", Петров продолжал свою исповедь: -Я не про лёгкость! Раньше мне было кому верить, а сейчас я никому не верю...-тут Антон вдруг осёкся и серьёзно посмотрел на Полину.-Я тебе одной верю.-добавил он.-Помнишь наш сегодняшний разговор про сны наши? Я не договорил тогда, сменил тему на снежок. Так вот, мне не важно, будут ли у тебя цветы или что-нибудь ещё, мне важно, чтобы это просто была ты, такая... милая, солнечная... самая лучшая на всей планете. И чтобы летом дарили бы мы всем цветы, как ты хочешь, и... Никого больше не было кроме них во дворе, и улица за заборчиком тоже была пуста. Полина неожиданно двумя руками взяла Антона за лицо и поцеловала в щёку, и было это как сладостный обморок. От неё исходил тот самый запах с нотками "Кря-Кря", только теперь к ним добавился снег, уже выветрившийся творожный кекс и яблоко. Она крепко обняла Петрова, прижалась к нему и быстро, еле слышно говорила: -Ты глупый ещё, потому что юный, ты устал и не веришь в себя, потому что ещё только становишься настоящим человеком... Ты верь мне-мы, женщины, чувствуем это лучше вас, мужчин. Ты гораздо лучше Ромы и остальных мальчишек нашего класса. Ты, хоть и не думаешь так и не веришь сейчас мне и тем, кто говорит о тебе хорошо, но знай, ты-сильный и честный. Ты всегда будешь за справедливость... У неё глаза были огромные, на ресницах застыл снег, и знал Антон, что никогда не сможет обмануть её, и нежность в нём билась тёплым и мягким облаком. Теряя рассудок от счастья и стараясь глубже дышать, Антон прижался к ней ещё сильнее, поцеловал в ответ, тоже в щёку, она ткнулась ему куда-то в губы. Он целовал её под январским снегом, и обрывалось в нём что-то, когда Антон вспоминал, что когда-нибудь он уйдёт отсюда и кончится их путь, хоть на несколько часов, но кончится ведь... -Антоша, пройдёт много лет, ты вырастешь, станешь ещё умнее, чем сейчас, я тоже вырасту, и в каком-нибудь 2010 году здесь встретятся другие дети, может тоже Антон и Полина, а может звать их будут по другому. И любовь их останется здесь как отпечаток, то есть навсегда, как останется наша, и не будут они бояться, ведь не будет тогда ни Семёнов, ни Ром, ни Бяш, ни злости этой, ни пропавших детей, никого плохого не будет, и будут эти дети плакать не от горя, а от счастья. Никто никого не будет ловить, и этому счастью все будут обязаны тебе, потому что ты обязательно прекратишь всё это, Антоша... Её лицо было светлым и чистым, как весенние цветы, а вечер вокруг блестел на старых перилах дома, и в сердце Антона покалывал лёт времени, несмотря на то, что сейчас он был по-настоящему счастлив...Полина, такая тоненькая, бесконечно прекрасная, стояла перед ним, мило улыбалась, и в глазах её были не то слёзы радости, не то подтаявшие снежинки, а Антон стоял рядом с ней, на его непокрытую голову падал снег, и от волнения, он слизывал его языком. Подул ветерок, и на Полинины волосы, выбившиеся из-под шапки, легла снежная пыль, и Антон готов был закричать на весь посёлок, чтобы все слышали, особенно Рома и Катя, что он её любит, что хочет быть с ней, что обязательно женится на ней, что будет у них обязательно пятеро сыновей, и что проживут они вместе до старости лет, и доживут они до времён, когда никто не будет злым, когда человечество изменится самым невероятным образом, когда всё будет летать и перемещаться, когда люди не будут бояться никого, кроме себя; и ещё он хотел ей сказать, что без неё у него ничего не получится... Но не сказал Антон ничего, а только растерянно моргал глазами с каким-то подобием улыбки и крепче прижимал Полину к себе, закрывая её от холода. -Ты очень красивый, Тоня...-сказала она, и зимний ветер со свистом подхватил её слова, унося их вдаль... Дома их, счастливых и красных от мороза, вновь встретил дедушка, повёл на кухню, и начал рассказывать о прошлом. Рассказывал о Москве во время войны и в послевоенный период, об офицерах и о Сталине, о других интересных вещах, и каждое своё слово он сопровождал взмахом худой руки. От него исходило бесконечное количество энергии, и Антон её впитывал в себя, будто не хватает у него своих сил, а у него и не хватало, и никогда больше не будет хватать, всё он будет отдавать Полине, иначе уже и нельзя... -Перед войной,-продолжил свой рассказ дедушка,-Москва была одним из самых спокойных городов Европы. Наша советская милиция добилась почти полного искоренения организованной преступности! Я мог спокойно гулять ночью в любом парке на окраине Златоглавой, и ничего бы не было? Мы ночью друг к другу в гости ходили! Разве такое возможно сейчас? Конечно, нет! А началась война, и всплыло это отродье: воры, бандиты, да спекулянты, и начали они наживаться на нашем горе. Дед махнул рукой так, будто лично мог рубить головы предкам современных "братков", и голос его приобрёл больше грозных ноток: -Многие сыщики тогда полегли на поле боя с внутренним врагом, но их сменило молодое поколение, взявшее на себя эту борьбу и успешно в ней победившее. Сейчас, в эти трудные времена, я надеюсь, что есть в нашем посёлке достойная молодёжь, которая также сможет взвалить на себя эту ношу... Полина незаметно толкнула его в бок, давая понять, что речь идёт о нём самом, и что дедушка точь-в-точь повторяет её слова, сказанные десять минут назад. О, как бы Антон хотел, чтобы она их повторила, слова эти... Прервавшись на смерти Иосифа Виссарионовича, дедушка уснул, и Антон с Полиной тихонько сбежали в комнату Морозовой, которая теперь Антону казалась покорённым замком. Они завели разговор, в котором ни одно слово не намекало на то, что произошло совсем недавно, будто и не было ничего особенного, будто и не целовала Полина Антона под январским снегом, будто не стояли они в обнимку, громко смеясь, будто не слышал Антон самые тёплые слова в его жизни. Совсем неожиданно, разговор перешёл на их имена. -А что твоё имя означает?-серьёзным тоном спросила Полина, закинув ногу на ногу. Она сидела за столом и глядела на Антона снизу вверх, и от этого появилось впечатление, будто она-сотрудник милиции и пытается расколоть его, закоренелого преступника на допросе. -Ну...-Петров рылся в памяти, действительно пытаясь вспомнить значение своего имени.-Вроде как "Антон"-это с древнеримского "вступающий в бой". Но мне больше нравится версия, что это греческое имя, а с греческого я уже "цветок". -Мне тоже больше греческий вариант нравится.-сообщила Полина и подсела к Антону вплотную. Тот воспользовался моментом и приобнял её за плечи, проверяя реакцию. Ей это нисколько не мешало, она продолжала внимательно слушать Петрова. -Вообще, если так посмотреть, полно знаменитых Антонов было в истории. Вон, Антон Чехов, Антон Деникин-белогвардейский генерал, физик-ядерщик Антон Вальтер... -Рубинштейн ещё Антон.-подсказала Полина.-Композитор такой был, царский ещё. Она положила голову на худенькое плечо Антона, и стало ему от этого невероятно хорошо, и мог он так просидеть, не двигаясь, целый день, только бы она не убрала голову с его плеча и не отстранилась. -Но лучше бы меня Александром назвали.-продолжил Петров свои рассуждения.-Александр, он же "победитель", да и соответствовать есть кому.-Антон стал перечислять, загибая пальцы.-Саша Невский, Саша Македонский, три царя Александра у нас было, да чего далеко идти, брат Ленина тоже Александром был! -Нашёл пример для подражания!-рассмеялась Полина.-Ну чего ты сразу начинаешь, Антон тоже хорошее имя. Ты ведь мне нравишься именно Антоном. Петров покраснел от удовольствия, словно обладание таким именем было его какой-то отличительной чертой, и он один в мире был такой вот Антон. -Ну а теперь ты о себе что-нибудь расскажи.-Петров тоже закинул ногу на ногу и полностью обернулся к собеседнице. Та на удивление быстро вспомнила информацию своего имени, либо даже давно держала её в голове, заранее готовя этот разговор. -Моего имени по сути не существует, это сокращённое от древнегреческого имени Аполлинария, то есть, "солнечная". -Солнышко. Лучик солнышка.-подсказал Антон более подходящий в данной обстановке перевод. Полина улыбнулась и даже немного смутилась, и выглядело это так, будто задел сейчас Антон какую-то важную струну в её душе, и оттого смущение её было безобидным, без всяких плохих последствий, и от осознания возможности говорить такие комплименты, у Петрова в который раз за день зашлось сердце. -Но Аполлинария тоже не самостоятельное имя. -А куда ещё дальше?-удивился Антон. -Аполлинария идёт от древнегреческого бога солнца Апполона, сына Зевса. -Так ты и богиня оказывается!-с неподдельным восхищением сострил Петров. -В каком-то роде так и есть.-рассмеялась Полина.-Антош, ты совсем меня засмущал! Петров улыбнулся, довольный реакцией Полины на свою шутку. -Извини.-наконец сказал он.-Всё, дальше молчу. -По знаменитым людям мне похвастаться нечем.-призналась она.-Ну как нечем... Мне дедушка рассказывал, что здесь когда-то в ссылке была пара декабристов, муж и жена, я забыла их фамилию, там что-то на "а", ну не суть важно. -Анненковы?-предположил Антон.-Только у них вроде основная часть ссылки в Чите проходила. -Ну они и здесь были тоже. Так вот, жену декабриста Ивана Анненкова звали Полиной, только была она француженкой-дочка наполеоновского офицера. С мужем она познакомилась всего за полгода до декабристского восстания, а после него, когда мужа осудили и приговорили к ссылке, написала Императору письмо и попросила разрешения уехать в Сибирь вслед за мужем, в Читу. Не зная России, не зная наших обычаев, без ничего, взяла и поехала, окрылённая любовью к мужу! Представляешь, как раньше умели любить! Антон не поддержал Полинин восторг по отношению к истории любви декабриста и француженки, потому что виделся ему в её рассказе некий вопрос с укором, мол, а ты бы пошёл за мной неизвестно куда? Смог бы так сделать? Или струсил бы? И чтобы развеять эти сомнения, Петров тут же сказал: -А я бы за тобой поехал куда угодно. Полина расцвела ещё сильнее прямо на глазах, словно она и правда собралась куда-то уезжать, и нужно ей было сопровождение Антона позарез. -Правда?-спросила она наивно, по-детски, и на этот раз в её голосе действительно слышался вопрос, серьёзно ли сейчас говорит Антон или так, выпендривается? -Абсолютно.-Антон хотел остановиться именно на таком лаконичном ответе, но нежность и свет, царившие в нём весь этот день, не давали это сделать, поэтому Петров продолжил дальше изливать Полине душу своими словами о ней, а слов этих в нём было много, и говорить их он мог бесконечно долго, лишь бы она только их слышала.-Я за тобой и в Ла-Скалу поеду, и в Питер, и в Москву... Мне кажется, вместе мы сможем горы свернуть, и будут тебе подвластны все вершины мира. Ты обязательно станешь великой скрипачкой, как...-Антон зажмурился, лихорадочно вспоминая ту скрипачку, о которой восторженно отзывалась мама недавно. И чувствовал он, что молчание сейчас очень неуместно, что лучше бы он и не начинал этот разговор, а так и остановился бы там, где планировал. Наконец-то он выудил из глубин своей памяти это имя, почти забытое, но неожиданно понадобившееся,-Изабелла Фауст, выступишь в Милане, выступишь перед нашим Ельциным. Ты станешь заслуженной или народной артисткой, и всё на твоём пути сложится замечательно.-на таких словах Антон окончил свою тираду. Полина замерла, обдумывая что-то. Ничего она не ответила на слова Антона, и начало ему казаться из-за этого, что всё бывшее с ним в предыдущий час являлось каким-то чудным сном, а сны ведь имеют свойства заканчиваться в самый неподходящий момент, и сейчас наверное уже утро следующего дня, над ним стоит мама и будит настойчиво в школу, а рядом бегает Оля, и опять ей мерещилась сова, и нет рядом Полины, и не было того чудесного морозного вечера и тех тёплых слов... -Я тоже хочу чтобы у нас с тобой всё получилось.-Полинин голос вновь вывел Антона из ступора. Она внимательно смотрела на него, ожидая наверное какой-нибудь реакции, и на лице её Антон вновь увидел те снежинки, которые перенесли их в тот двор, рядышком, совсем недалеко, и стало Антону так сладко и радостно от того, что не закончился этот сон, не прервал его никто, не убрал никто Антона из этой сладкой грёзы, в которой он был готов вечно находиться. Но не знал Антон, что на это сказать и ограничился только кивком и маленькой улыбкой, мол, он рад. -А по гороскопу ты кто?-неожиданно поинтересовалась Полина. -Стрелец.-ответил Петров, удивляясь очередной резкой смене тем для разговора. -Огонь значит?-уточнила Морозова, улыбнувшись и показав часть белоснежных зубов. -Пожар! Я твой пожар!-шутливо закричал Антон, вскочил с дивана и расставил руки, как будто рассчитывая, что из его ладоней и правда полетит пламя. Полина "испугалась", вскрикнула и отпрыгнула на самый конец дивана. Петров спрыгнул обратно на пол, за секунду успокоился и как ни в чём не бывало спросил: -А ты кто? -Телец.-призналась Полина, и послышалось в её голосе скрытое недовольство тем, что она телец, а не какой другой знак зодиака, тот же стрелец, например. -Круто.-сказал Антон.-Вы самые спокойные, получается? -Ну типа того.-лаконично ответила Морозова и засмеялась. Разговор прервался, ни у кого больше не находилось тем. Полина предложила выпить чай, Антон не стал отказываться. Пить решили здесь, в комнате. Морозова быстро побежала на кухню, вскоре оттуда послышался звук нагревающегося чайника. Антон же на несколько минут остался один, и эти несколько минут он просто лежал вдоль дивана, пытаясь осознать произошедшее за этот день. Перед глазами вновь появилась Полина, только что поцеловавшая его, появились те слёзы-снежинки, и вновь на языке появился тот вкус растаявшего снега, появились те блики от света окон, и переливались они в девичьей комнате также красиво, как во дворе, только там, они пропадали в бездонных Полининых глазах, а здесь им пропадать было негде, и они безраздельно царствовали, кружась по потолку, и не мог Антон понять, кажется ему это или нет, потому что всё смешалось для него, смешались мир и сон, и было это так чудесно, что можно постоянно жить в таком состоянии... Тохины грёзы прервала пришедшая Полина, держащая в руках две кружки с дымящимся напитком. В стакане Антона, который он принял из её рук, обжигаясь и ухая от этого, была россыпь пузырьков-в Петрове сейчас также бушевали пузырьки радости. -Спасибо. Очень вкусно.-поблагодарил Тоха, отхлебнув чай и почувствовав приятное тепло в животе. В голове внезапно появилось старинное поверье: если пить вместе из одной ёмкости, то можно узнать тайные мысли того, с кем ты пьёшь; и мечталось Антону, чтобы Полина решила отпить из его стакана, узнав оттуда все Антоновы мысли о ней, и ничего бы не надо было говорить ей о счастье их общем, и о неродившихся детках... После этого их разговор зашёл опять о музыке, причём инициатором, как ни странно, был именно Антон. -Полин, а ты слушаешь кого-нибудь из наших, ну, кроме зарубежных?-он кивнул на плакат "Bee Gees", и показалось ему, что братья Гибб посмотрели на него с укоризной, мол, разве можно противопоставить нам каких-то русских исполнителей? -Не.-от Полины последовал ясный ответ. Она отпила чай, облизнула губы и продолжила.-Мне наши "шуты", "Иванушки" и другие совсем не импонируют. Вот раньше Цой с Тальковым были, их я слушала. А обоих нет, что теперь слушать? В планах Антона было оригинально познакомить её с творчеством Жени Белоусова, а точнее, с той песней про синеглазую девочку. -Женю Белоусова знаешь? -Ну так...-Полина поморщилась и покрутила ладонью, показывая, что не выделяет его из общего ряда поп-исполнителей. -У него песня одна есть, хорошая, прямо про тебя. При этих словах, в глазах Полины загорелся огонёк, она подсела к Антону ближе, заинтригованная тем, что про неё, оказывается, даже песня есть. -Сможешь спеть? Пожалуйста!!!-она сложила ладони вместе и умоляюще посмотрела прямо в глаза, и было это так умилительно с одной стороны, и волшебно с другой, что Антон просто не смог отказать, несмотря на свою природную стеснительность. -Ну...ладно. -Только я выходить на центр не буду, я так спою, окей?-извинительным тоном спросил Антон. -Хорошо.-Полина обернулась к Петрову, села по-турецки и кивнула головой, мол, можешь начинать. Антон кашлянул разок, вздохнул, мысленно перекрестился и тихо запел: -Брови - вразлет, ветренная челка, Пламень и лед - ты, моя девчонка! То не звонишь, то бросаешь трубку, То - мне назло - носишь мини-юбку. Девочка моя синеглазая Без тебя мне не прожить и дня, Девочка моя синеглазая, Ну скажи, что любишь ты меня! Я без тебя, без твоих насмешек, Жить не могу, твердый мой орешек! Ты - вся моя, и никто не знает, Как хорошо мне с тобой бывает! Кто я тебе - я не знаю четко, Знаю одно: ты - моя девчонка! Пусть ничего не решил пока я, Знаю одно: мне нужна такая! На лице Полины, как заметил Антон, пока пел, успела смениться целая палитра эмоций, от той самой "грустной мордочки" на словах про брошенную трубку и про насмешки, до детского восторга и смеха на "ты-моя девчонка", "жить не могу" и "скажи что любишь". Петрову на секунду показалось, что он сейчас был не скромным школьником, а легендарным кумиром миллионов советских девчонок, и каждая Полинина эмоция принадлежала этим миллионам девчонок, которые, в свою очередь, посылали эти эмоции ему, одному ему, а помня о том, что даже этот сладкоголосый Женя Белоусов не смог завоевать интерес одной синеглазой девочки, Антон ощутил прилив сил, как в тот раз, когда катил снежок. -Браво, бис!-смеясь, похвалила Полина.-Только про трубку обидно было! -Ну не я же текст писал.-стал оправдываться Антон.-Все претензии к Воропаевой. К тому же, про трубку всё верно сказано, в тот раз ты её бросила! Антон упомянул тот смешной случай, когда Полина уже пыталась позвонить ему, в тот же день, как они впервые познакомились, но разговора у них не получилось, как тогда показалось Антону, Полина сразу бросила трубку, передумав разговаривать, но они объяснились после, и Полина извинилась, предположив, что это были технические неполадки. -Давай потанцуем?-спокойно предложила Полина, будто её слова означали не приглашение к танцу, а что-то обыденное, повседневное, что Антон делает каждый день, и что не должно у него вызвать какой-то особенной реакции. -Д-давай.-согласился Петров, уже заикаясь от удивления, и от непонимания, почему всё самое лучшее свалилось на конкретно него, да ещё и сегодня? В животе появились бабочки, и что-то ещё, Антон уже и соображать-то толком не мог. А Морозова тем временем поставила кассету с простым названием "джордж майкл", прямо так, маленькими буквами и по-русски, и зазвучала из кассетника медленная приятная мелодия. Антон много раз слышал её и по радио, и по телеку, названия естественно не знал, но сразу же вспомнил по первым аккордам саксофона. У нас же танец, вспомнил он, и уже хотел взять Полину за руки, но та сама приобняла его и положила голову на грудь. Они медленно закружились, если это действие так можно назвать. Как вообще назвать процесс танца под "медляк"? Какие-то не те у меня мысли, подумал Антон, держа руки на худенькой спине Полины, чувствуя как вздымается она при каждом вдохе. Петров был уверен, что танцевать будет плохо, наступит на ноги или ещё что-нибудь, поскольку он и в одиночестве пытался танцевать со стулом или с пальто на вешалке, и даже с ними он был максимально неуклюж. Но Полина вдруг на припеве немного отстранилась, взяла его за руки и "распределила" их по местам: его правую в свою левую, его левую на её корпус, а свою правую ему на плечо, и танцевали они уже как взрослая пара. Антон не понимал, в ногах у него память какая-то живёт, или это Полина его так уверенно вела, а может быть, плыл он просто на крыльях радости, но танцевал Петров легко, и оттого, что в руках его была Поленька, его Поленька, и глаза её освещали всю комнату также, как освещали их снежинки в грёзах Антона, совсем исчез в водопаде внезапно свалившегося на него счастья. Во время очередного аккорда саксофона, Полина быстро, но в то же время поцеловала Антона, а тот, воспользовавшись положением, снова обнял Морозову, и уже не выпускал, насколько это было возможно. Так и кружили они по комнате, обняв друг друга, и громкий тенор Джорджа Майкла сопровождал и поддерживал их, и стал он символом их чистой любви, той, о которой Антон мечтал с самого детского сада, как и любой пацан втайне от всех, потому что не модно сейчас почему-то мечтать пацану о любви, модно издеваться над слабыми, материться через слово или лгать с улыбкой на лице, а о любви все забыли, но она была, несмотря на то, что отреклись от неё все люди, она воскресла в них двоих, любовь чистая и светлая, и верил Антон, что не он один так думает, что есть у него единомышленник, Полина, и что она тоже всё своё время искала ту самую любовь, и нашла её в Антоне, и что счастлива она сейчас не меньше, чем он... Потом они вышли на балкон, быстро нахлобучив шапки и расстёгнутые куртки. Снег на улице кончился, только ветер носил снежную пыль и морозный запах. Жёлтые лампочки фонарей разрезали своим светом низкие серые облака, и от этого света лицо Полины было неестественно бледным. Где-то вдалеке гремел трактор, и этот далёкий для их ушей звук ещё сильнее подчёркивал тишину зимнего вечера, ватную, как пар, вылетающий изо рта. Антон чувствовал, что должен что-то сказать, что-то сделать, чтобы это не заканчивалось, потому что в любой момент Полина могла сказать "мне пора", и закончится их счастье, а этого Петров сейчас хотел меньше всего. Но он будто окаменел, не мог раскрыть рта, весь его организм трясся от нервного напряжения, Антон силился сказать Полине, что жить без неё не может, но не мог произнести ни слова... Антон взял Полину за ладошку, весь подался к ней, но она, не глядя на него, сказала тихо: -Не надо ничего говорить, Антоша. Я всё знаю... Балкон был просторный, хоть расходись в стороны, но они стояли ровно посередине, прижавшись друг к другу, как два маленьких воробушка после зимней стужи, которые хотят согреться. Полыхала полная Луна, а Полина чуть слышно шептала: -Когда я была маленькая, я перед праздниками всегда старалась лечь пораньше спать, чтобы открыть глаза-а праздник уже начался. Тоша, я всё время сейчас как перед праздником, перед удачей, самой крупной удачей в моей жизни. Антоша, милый, я хочу заснуть и проснуться счастливой. Какая радость-жить накануне счастья... И оттого, что её худенькие ручки обхватили его крепко-крепко, а его сильные руки лежали на её плечах, и совсем рядом был полумрак её ледяных голубых глаз, оттого, что Антон чувствовал под своими руками её прыгающее от радости сердечко, казалось ему, что балкон этот не закреплён на месте, а качается, и качели эти летят так высоко, что Петров тихо постанывал, потому что счастье его было острым, как самая сильная боль. Придя в комнату, Антон тут же выключил свет и раздвинул в сторону шторы. Ему помогали фонари, которые своими лучами рвали тьму в клочья, как их любовь рвала в клочья всю земную злость. Они лежали под тёплым пледом. На столе рядом с диваном стояли две чашки с полностью выпитым чаем. Они вместе лежали под тёплым пледом и разговаривали о своих мечтах, о грядущей жизни, о них в будущем. Наконец, Полина попросту заснула и заснула прямо на его руке, тихо дыша, и Антон боялся пошевелиться, чтобы не разбудить её, он смотрел внимательно на её тонкое лицо со сметанными щёчками и едва шевелящимися белками глаз под сомкнутыми веками, и сердце у Антона рвалось от нежности, благодарности и надежды, что всё будет так, как они загадали, сцепившись пальцам под пледом, что будет у них пятеро сыновей, которые когда-нибудь тоже встретят свою любовь, и будет она такая же таинственная, заманчивая, солнечная и прекрасная, как любовь их отца и матери. Они и знать не будут, что раньше происходило на тех улицах, где они будут гулять со своими синеглазками, томимые любовью. Им будет казаться, что так было всегда, что так и должно быть, и, наверное, никогда не узнают они, что было раньше всё совсем по иному... Антон лежал, случая тихое Полинино дыхание, и перед его глазами проплывали лица-Вова Матюхин, пропавший прямо перед их приездом, и детский профиль Сени Талалаевой, невинного ребёнка, принявшего мученическую смерть в лесу, и круглая жирная морда Семёна Бабурина, который возможно и не умер, а бродит сейчас где-то по лесу, и прокручивает у себя в памяти события последних дней, и всё бесчисленное множество людей, которые промелькнули перед Антоном за тринадцать лет его жизни, и не давала ему покоя мысль, почему ему одному досталось всё счастье планеты, а им-ничего? Антон слышал тиканье ходиков, и у него появился холодок предчувствия, что с ним что-нибудь скоро случится, ведь не может человек так долго и так сильно быть счастлив. Полина громко выдохнула и не открывая глаз спросила: -Ты не спишь? А я думала, ты тоже заснул. Антон наклонился и поцеловал её в лоб, не понимая, что сейчас с ним происходит? Полина теперь была совсем близко, и Антон поцеловал её ещё раз, в сметанную щёчку, и поразился, какая у неё нежная и гладкая кожа. Совсем не понимая, что он творит, Петров гладил её вьющиеся волосы и сгорал, а она была всё такая же красивая, и пахло от неё также творогом и яблоком, и её маленькая грудь, которую рубашка плотно обхватила, светила в зимнем сумраке, а ноги её, без колготок (когда она их снять успела?), были длинны и на ощупь прохладны. Повернувшись прямо к ней, Антон шепнул: -Поль, ты веришь в то, что мы загадали? Она, так же не открывая глаз, ответила: -Да, Антош. Мне так хорошо с тобой, Антоша... Антон счастливо засмеялся, и промелькнула в его голове мысль, что с дедушкой, и не всыпет ли он им за такие проделки, но мысль эта быстро исчезла, словно дурной сон, оставив место смеху безудержного счастья. -Слушай,-подумал он,-получается, если мы с тобой уедем отсюда, это же...праздник, да? А на праздник обычно дарят подарки. Что мне тебе подарить в таком случае? Она улыбнулась, Антон увидел, как шевельнулись её губы: -Для меня подарок-это то, что у нас есть возможность вместе загадывать подобные вещи... -Отличный подарок! -Ты ещё не понимаешь.-сказала она, переместившись на спину. Она мягко взяла ладонь Антона и погладила её.-Мы никогда не узнаем истинной цены наших подарков. Дедушка мне рассказывал историю, как сто с чем-то лет назад один парижский музыкант любил девушку. Но девушка эта полюбила друга музыканта, и дело там дошло до свадьбы. Угадай, какой подарок им подарил музыкант? -Какой? -Свадебный марш, который впоследствии стал гимном влюблённых всего мира. А знаешь, как звали студента? Феликс Мендельсон... Через полчаса они всё-таки попрощались. Антон позвонил домой, чтобы узнать, как ему добраться обратно, ночь ведь уже на дворе считай, может его кто-то заберёт? Отец на той стороне провода немного поворчал, мол, нечего было так задерживаться и стал собираться. Антон разбудил Полину и сказал, что уже будет уходить. Та, конечно, немного расстроилась, но Петров заверил, что завтра обязательно к ней зайдёт, а возможно, что и она к нему. Всё будет хорошо... Утром, Антон решил позвонить Полине, потому что вчерашним вечером, он хотел ей сказать что-то важное, но не сказал, потому что сама Полина не дала ему это сказать, помешала его словам, и надеялся Петров сейчас это исправить, высказав свои чувства через бездушную телефонную трубку. -Алло?-телефон тут же ожил, и по проводам до ушей Антона добежал её голос, такой нежный и родной... -Привет, Полин, это я... -Привет, Антош. -Я по тебе успел соскучиться... -И я тоже... -Я...в общем, я не успел тебе сказать вчера одну важную вещь. -А сейчас можешь сказать? -Ну как я по телефону такое скажу? Я хочу тебя увидеть, когда говорить это буду... -Вот и скажешь сегодня, когда ко мне придёшь. -Это да, но мне хочется поскорее... -И мне, Тош, хочется поскорее тебя увидеть и поговорить, но я наверное, не пойду сегодня в школу, приболела немного... -Это плохо. Выздоравливай давай. -Спасибо, Тонь. Они поговорили ещё о каких-то безделицах минут пять, а потом Антон положил трубку-надо было бежать в школу. Уже после третьего урока, на большой перемене, Антона вдруг что-то потянуло вниз, к проходной у входа школы. Обойдя подошедших к нему Рому и Бяшу, он вприпрыжку добрался до первого этажа и замер, увидев лейтенанта милиции Тихонова, который о чём-то разговаривал с охранником. В руках у него была папка с документами, и его появление не предвещало ничего хорошего, это значит, что опять пропал кто-то из детей. Антон коротко поздоровался с лейтенантом и уже хотел пройти мимо, как вдруг неведомая сила задержала его у стенда с расписанием и заставила обратить внимание на фотографии пропавших детей. Рядом с уже привычными фотками Вовы и Семёна, была ещё одна. В углу стенда была цветная фотография Полины, будто с какого-то документа. Полина? Почему? Почему рядом с пропавшими детьми её фотография?! Ноги подкосились, и сердце будто оборвалось. Пропала Морозова Полина Евгеньевна... 16 декабря, 8:40... Над ухом загудел лейтенант Тихонов, но Антон не понял ни одного его слова. Полина! Поля! Этого не может быть! Недоразумение какое-то! Полина! Почему она пропала, а не эта шлюха Катька? Почему ни я, ни кто-то ещё менее значимый, а она? Подпрыгнул под Антоном пол, весело заплясали перед глазами серые буквы. Портрет, Полина! Не может ведь этого быть, не сегодня... На Антона обрушился крик будущих пятерых сыновей, жалобно что-то говорил Полинин дедушка, кружилась Полина с ним в медленном танце, и глаза её полыхали перед ним, и помнил Антон сердцем каждое мгновение с ней, и её нежный искренний поцелуй застыл у него на губах, он слышал её шёпот, и на плечах опять были её ладони. Она ведь умерла через сорок минут после их разговора, и сердце рвалось из-за этого от горя, и молил Антон судьбу оставить ему ещё чуть-чуть памяти о ней... Полина! Вновь загудел лейтенантский бас, Антон взглянул на него сквозь навернувшиеся слёзы-тот показывал рукой на Полинину фотокарточку и о чём-то, судя по интонации спрашивал. Какой-то туман окутал Петрова, сколько его не пытались оттащить от стенда, он не двинулся с места. Волосы её были аккуратно расчёсаны, и бешено светились её голубые глаза. Антон, локтями расталкивая всех, кто попадался ему на пути, выбежал на улицу. Снова пошёл снег, он таял на лице крупными каплями. В какой-то момент, Петров споткнулся и упал носом в сугроб, но не почувствовал холода, он вообще ничего не ощущал-он весь превратился в ком ревущей боли. Полина... Антон не помнил, где он бродил всю перемену и как вернулся в школу. Помнил он только, что Рома узнал о пропаже Полины от Бяши, после этого он сразу же врезал другу прямо по носу и убежал куда-то, вообще сбежал с уроков. Потом опять был туман, который исчез только в школьном медпункте. Получив необходимую помощь в виде справки о нервном истощении, Антон вдруг вспомнил, что три раза видел у школы подозрительного мужика. И стало это для него явным доказательством его вины, появилась у Антона жгучая ненависть по отношению к этому мужику, будто уже ясно было, что именно он виновен в пропаже Полины, он! Но тут же в памяти всплыли Алиса, Хозяин леса, остальные неведомые звери, и их вина всплыла вместе с ними. Решил Антон, что должны они за всё ответить, за всё плохое, что они сделали этому посёлку. Вбежав обратно в медпункт, Петров попросил врача набрать милицию. Поднеся трубку к самому уху, Антон дождался, когда вызов будет принят и чётко произнёс: -Я кое-что знаю об убийце...