Случайно брошенная фраза

– Я слышал, ты Полину до дома проводил? – угрожающе зоркнул главарь компании, скалясь, словно волк, заметив добычу в виде маленького зайчонка. Дрожь прошла по всему телу, а руки стали нервно подрагивать: то ли от холода, то ли от звериного ужаса. В мыслях беспокойно метались опасения и тревога. Никто не знает, что Рома выкинет на этот раз. Может сбросит с моста? А может отдаст на съедение голодным собакам? Антон не из пугливых мальцов, скорее наоборот – всегда рвётся на рожон. Но при виде Ромы Пятифана сердце желало выпрыгнуть из груди, а голова раскалывалась от предвкушения драки. Страх просачивался под кожу, а в венах бушевал адреналин. Этот парень вызывал кучу противоречивых эмоций, совершенно не связанных между собой. Ни для кого не секрет, что этот гоповатый парень испытывал удивительные чувства, несвойственные таким, как он, к первой скрипке и отличнице 6 «В» класса. Это служило причиной ссыкливых влюблённых пареньков не подходить к ней ближе, чем на метр. Даже если любовь настолько сильная, как у гребанного Ромео к Джульетте. Сколько костей он уже переломал смелым мамкиным ухажерам? Не сосчитать. Но единственный Антон заметил, что Пятифан медленно отдалялся от Полины. Перестал провожать от школы до дома и обратно, предпочитая вместо этого покурить в компании Семёна и Бяши; ждать её после занятий; приносить подарки в виде сладостей. Петров не понимал: что же произошло? Прошла любовь, завяли помидоры? – Т-ты всё время занят, а ей страшно ходить по улицам, кишащей маньяками, – дрожащим голосом проговорил Антон, бегая глазами от одного участника банды к другому. Семён, стоящий справа от лидера, засмеялся хрюкающими звуками, не веря в чепуху, сказанную Петровым. – Да ну, – недоверчиво прищурился, глядя на потенциальный объект будущих издевательств, Рома. – И она тебя ни капельки не привлекает? А, Антоша? Нет. Ему не нравилась Полина. Ему нравился мальчик в глупой олимпийке, безнадёжно ошивающийся рядом с ней. – Да что ты заладил, Ромка? Давай просто вмажем, – Бабурин мерзко расхохотался. – Для профилактики. Бяша залился смехом, поддерживая садистские мотивы одноклассника. Пятифан, находящийся ближе всех к жертве, мимолётно кинул на неё взгляд и засунул оледеневшие руки в карманы зимней куртки. – Ещё руки марать, – оправдывался Рома и прикрыл глаза, пока губы растягивались в нервной усмешке. – Это ты когда от передряги отказывался? – шепеляво спросил Бяша, удивляясь. – Дурь всю выбьем за Полину и нормально, на. Наверняка хуёво, когда очкарик лезет, на. Ошалев и смутившись от заявления, обвиняющего в домогательствах, Антон, не обдумывая, воскликнул: – Да не интересуют меня девушки! Воцарилась напряжённая тишина. Даже дворовые собаки, лающие не переставая, замолкли. Снег, валящий хлопьями, перестал идти, а пение птиц, раздающееся где-то неподалёку, прекратилось. Пробегающие мимо кошки, дети и другие остановились, не желая нарушать атмосферу, сформировавшуюся из-за глупо брошенных слов. – Я имею в виду из нашего класса, – опомнился Петров, густо краснея и осознавая плачевность ситуации. Выхода всего два. Первый: его изобьют до смерти, сбросив в канаву. Второй: шайка, испугавшись, что гомосексуальность передаётся через прикосновения, убежит. – Так ты ещё и педик, – ошарашенно, даже испуганно, произнёс Семён с отвисшей челюстью. – Ёбанный пидорас, – свёл брови к переносице Бяша, гневно пыхтя. Один Рома недоумевающе посмотрел и поморгал, пытаясь понять взаправду ли это. Взаправду ли то, что очкастый изгой внезапно решил признаться в своей ориентации, вешая на себя ярлык, именуемый педиком и игрушкой для битья? Да. Будто голодные звери они набросились на Антона, оставляя главаря позади, и начали неразборчиво бить в разные стороны, бросая Петрова в мягкий сугроб. Один из них, вроде Бабурин, ударил в нос, из-за чего очки спали и утонули в толстом слое снега, а алый ручей стал сочиться из ноздри, не желая останавливаться. Бяша, вскрикнув, замахнулся и попал в глаз, пока Антон стал задыхаться и терять сознание от сильного давления на грудную клетку. Одноклассники что-то злобно кричали, но это было не так важно, как возможная и смешная смерть Петрова. – Разошлись нахуй, — последнее, что он услышал перед отключкой.

* * *

Голова раскалывалась, а конечности затекли от пребывания в одном положении долгое время. При попытке отлепить веки друг от друга, в глаза ударил яркий свет от настольной лампы. В горле пересохло, а нос, который Петров решился потрогать, отозвался невероятной болью. Воспоминания об избиении никуда не испарились, скорее наоборот, заполняли все мысли, оттесняя другие. – Проснулся? – послышался голос с еле уловимыми нотками волнения и неприятный скрип деревянной двери. – Что? – с успехом разлепил глаза Антон, уставившись ими на Рому, который аккуратно присел рядом. Что он здесь делал? Почему тут Рома? Неужели он умер, а Бог решил послать его в рай? – Ты у меня, – отвернул голову Пятифан, скрывая нежный румянец и постукивая пальцами по коленкам. – Жестко тебя они. Вот ты и отключился, а я просто проблем не хотел. Я и так на учёте. То, что Петров охуел – мягко сказано. – Я думал, ты меня в канаву выкинешь после того, – неуверенно подал охрипший голос Антон. – Не по-пацански это, – сказал Рома и отважился посмотреть в глубокие, ярко-голубые глаза избитого и, не справляясь с эмоциями, притянул к себе, схватив за загривок. – Ты балбес, Тош, – произнёс он и оставил невесомый поцелуй на макушке, тая от неловких прикосновений.