Навеки твой,
Аслан.
Лайя растирает слезы по лицу тыльной стороной ладони, громко всхлипывает и наконец-то запечатывает отреставрированное письмо многовековой давности — перечитывать его в седьмой раз уже несолидно. Она бережно упаковывает его и оставляет в коридоре, сама же — идет умываться в ванную. Прохладная вода приятно омывает разгоряченную кожу, но Лайя все не может успокоиться: то и дело горькие слезы выплескиваются водопадами из глаз. Так тяжело на душе, будто она сама является этой девочкой Лале, что получила письмо с фронта от давнего друга. И сердце так мечется в груди, желая все исправить, переиграть, но осознание охлаждает пыл: она не Лале, она не знает Аслана и Влада, не знает, когда это письмо было написано (хотя предполагает, что в середине пятнадцатого века), а значит и касаться ее эта история не может. В квартире мучительно душно, (или ей жарко из-за истерики?) и Лайя открывает настежь все окна. Майский ветер овевает тело, но не остужает мысли — слишком тронуло ее письмо этого юноши. Она представляет его длинные, почему-то рыжие, волосы, статную фигуру и изумрудные зоркие глаза. Хочется дотронуться до широких плеч, ласково провести пальцами по острой скуле, почувствовать его горячие руки на своей талии. Лайя прерывает фантазии — в ее мире нет никакого Аслана. В комнате разливается птичья трель звонка, оповещая о появлении незваных гостей. Девушка в смятение подходит к двери, не забыв взглянуть на себя в зеркало и презрительно сморщиться. В глазок она видит мужчину, и в груди что-то щелкает: ей доводилось видеть его раньше. — Кто там? — едва слышно осведомляется Лайя. — Я-Лео, пришел за письмом, моя сестра заносила его на прошлой неделе, — отвечает голос по другую сторону. Непослушные пальцы с третьей попытки открывают замок. Не церемонясь, мужчина проходит внутрь. От него пахнет свежестью, одеколоном и чем- то легким, солнечным. — Ну и жарища на улице! А у вас тут уютненько! — он закрывает за собой дверь и с любопытством осматривает жилище, — Я думал, будут пробки, поэтому выехал пораньше, а оказалось, что дороги полупустые, — он неловко почесывает затылок, — Вот и получилось, что раньше приехал. Вы же Лайя, верно? — Верно, — на грани слышимости шепчет девушка. Парень кажется знакомым, но вряд ли она видела его хоть раз. Лео скользит по ней заинтересованным взглядом, и дыхание Лайи сбивается. Молчание неприлично затягивается, и, прокашлявшись, девушка берет запечатанный конверт. Она делает несколько робких шагов к мужчине и заливается краской под внимательным взглядом зеленых глаз — эта близость, кажется, смущает только ее. — Ваше письмо, — их руки соприкасаются. Клише, как в банальных романтических фильмах, думает Лайя и возвращается на свое место. — Спасибо, — Лео любовно оглаживает ветхий конверт. — Откуда у вас оно? — не выдержав, выпаливает Лайя — Это письмо написал своей возлюбленной мой дальний родственник столетия назад. Его разлучили с семьей на долгие годы и взяли в плен, а когда старший брат попытался отыскать Аслана, то нашел лишь это письмо, да затупившийся меч, — мужчина переводит взгляд на Лайю, — Совсем недавно мы с сестрой решили воссоздать наше генеалогическое древо — так и узнали об этом воине. Все, что удалось выяснить: Аслан не оставил потомков, дожил до двадцати лет и умер, защищая чужую страну. Как-то бессмысленно все у него получилось. Даже девушка предпочла ему его друга, — он горько усмехается, — Не знаю почему, но я не равнодушен к его истории. Это странно, да? Из всех знатных предков, мне запомнился тот, что ничего не добился. — Нет, вовсе нет, — заверяет его Лайя, — Я тоже чувствую свою причастность к судьбе Лале, хотя понятия не имею, кто она. Со мной впервые такое. Они смотрят друг на друга долгие минуты. Боги тоже наблюдают за ними, удовлетворенно улыбаясь: вот и нашла Ласточка свое Солнце. — Не хочешь рассказать мне еще о жизни Аслана? Я как раз приготовила пирог. — С удовольствием.