Hello, world!

***

      У Закари Эбелса всегда были проблемы с зубами.       Они были кривыми. Он так считал. Нижний ряд передних зубов был похож на кривой забор, клыки выпирали больше нормы, словно у вампира. Оттенок же их был далеко не белым, скорее светло-светло желтыми.       Самое часто посещаемое место для Эбелса было креслом стоматолога. Лишь после восемнадцати лет он перестал пытался отбелить зубы или сделать их ровнее - все равно ничего не помогало. Ему хватало никогда не открывать широко рот и улыбаться лишь губами, а при смехе закрывая рот рукой. Если ему вообще доводилось улыбаться или смеяться.       А веселого в его жизни было мало. За мешковатой одеждой скрывалось худощавое тело, а на нем множество синяков, словно художник нарисовал их своими акварельными красками, считая, что придаст внешности Закари большей эстетики. Ложь. Ничего прекрасного в этом не было.       В этом проявлялась лишь его чувствительная, тонкая кожа, вечный авитоминоз, осознанное голодание и неаккуратность. И почти во всем был виноват он сам. Сколько раз он стоял около зеркала в ванной и разглядывал часами свое тело, а после чего срывался и плакал, плакал, плакал? Много. Он ненавидел себя.       Но самое главное - он боялся себя. Боялся того, на что он способен. Боялся того факта, что вены на его запястьях не видны, но зато видны круглые шрамы-точки от шприцов. Давние, но все такие же отчетливые и угнетающие. Он миллионы раз упрекал Джесси Разерфорда, улыбчивого фронтмена их общей рок-группы, в его страсти к алкоголю. Но сам он был просто лицемерным идиотом, который имел ещё большую зависимость. В прошлом, но имел. И остатки ее все ещё могут возникнуть в голове Эбелса среди ночи. И долго не будут уходить из нее, пока тому не придется вывести их силой.       Джесси Разерфорд. Ох, Джесси. Он отличался от Закари всем. Белые ровные зубы и улыбка, почти не отличающаяся от той самой "Голливудской" улыбки. Открытая одежда, смелый стиль. Прекрасное тело. Может быть он любил бы Закари Эбелса сильнее, если бы его зубы были такими же белыми? Может быть он любил бы Закари Эбелса сильнее, если бы его стиль был таким же смелым? Может быть он любил бы Закари Эбелса сильнее, если бы его тело было бы таким же прекрасным? Возможно.       Однажды после очередного концерта в Лос-Анджелесе вся группа отдыхала в отеле, Джесси и Закари сидели на балконе. Первый курил какие-то сигареты неизвестной марки, слабо отдающие запахом вишни, а второй просто молчаливо сидел и смотрел на ночной город. Такое случалось нередко - это было их, в некотором смысле, тайной от других членов группы. Они наслаждались в такие моменты не друг-другом, нет. Они наслаждались той самой понимающей тишиной, которая зарождалась в те ночные часы между ними.       Именно в тот день, впервые за все такие ночные встречи, Джесси Джеймс Разерфорд начал разговор. Не буду ванильно заявлять, что этот разговор изменил жизни обоих его сторон. Нет, не изменил. Но тем не менее, в нем было нечто особенное. Именно тогда Разерфорд признался в любви Эбелсу. И именно тогда второй ответил взаимностью.       Это признание было хриплым и как будто спонтанным. Таким обычным, как вопрос "Как дела?" или приветствие. Это не делало Закари в собственных глазах особенным. Нет. Скорее жалким. Зато по его мнению любимым. Его ответ был таким же кратким, но более полным надежды. Как будто он считал, что признание Разерфорда было не признанием вовсе, а пластиком, пустышкой. И надеялся, что взаимность этот пластик преобразует в нечто большее.       Но ничего не меняется в его жизни. Этот краткий разговор никак не действует на взаимоотношения обоих. Наоборот, как будто пропадает в огнях Калифорнии, растворяется в пестрящих вывесках. На следующий день они делают вид, что ничего не было. Точнее делает вид лишь Разерфорд, а Закари подыгрывает ему, считая, что так будет лучше. Хотя в глубине души он вновь разочаровывается. В Джесси? Нет. В себе.       Однажды Эбелс все же решается поцеловать Разерфорда. Сказать, что это было неудачно - ничего не сказать. Скорее провально. Тот отстраняется и смеётся. Над ним ли? Закари кажется, что да. Он смеётся в ответ, но его смех более нервный и менее открытый. Смех сквозь скрип зубов. Он разыграл это все, как шутку. Но на самом деле нет, это было далеко не так. Ему было по-настоящему стыдно.       Стыдно от своих эмоций. Стыдно от своих действий и попыток. От своих чувств. От того кем он является. Эбелс тогда не выходил из комнаты в отеле до утра. Даже ночью он лежал, смотря в потолок, полностью опустошенный. Словно подросток, которому впервые отказали. Отчасти, именно так он себя и ощущал.       В жизни Закари Эбелса было три даты, которые он хорошо запомнил. Первая - 15 июля. Теплый день на западном побережье. Тогда отмечался день рождения знакомого Джесси, на который он так же позвал и всю остальную группу в полном составе. Да, народу было действительно много.       Вокруг грохотала музыка и танцевало огромное количество пьяных людей. Кто-то успел смыться из этой суеты к берегу у моря. Им и был Закари. Больше всего он тогда запомнил лёгкое постукивание по плечу, резкий запах алкоголя и вишневых сигарет, а после - резкий, смазанный поцелуй. На этом все и закончилось. Но именно это Эбелс будет помнить до самого конца, именно это будет заставлять его жить дальше. Именно это ему подарит долгожданную надежду.       Вторая дата - 18 августа. Именно тогда на почту Закари приходит письмо. Бумажный конверт. Таких ему не присылали никогда. В них просто не было нужды. В нем лежал бумажный лист, старательно сложенный пополам, но несмотря на это, слегка помятый. Текст был написан резким, неаккуратным почерком. Он был не слишком длинным, лишь пять предложений. Именно эти пять предложений Закари Эбелс запоминает навсегда, заучивает, как детский стишок.       Его руки трясутся, и первым, кому он звонит, является Майки Марготт. Первые минуты после обыденного "Привет" - напряжённое молчание. Скорбное, полувопросительное молчание. После - тихое "Ты знаешь?" от Майки. Положительный ответ от Закари, такой же тихий, почти шепотом. Уже более уверенное, но такое осторожное "Мне жаль". Прощание, после которого телефон Эбелса летит в стену.       Ему нужна причина для оправдания и кого-нибудь обвинить. Но ничего из этого нет. Закари закрывает уши руками, словно это спасет его от навязчивых мыслей, и садится на пол, прижав колени к груди. Он не верит. Не верит в то, что у него больше нет надежды. В то, что у него больше нет ничего.       Он надеется, что это шутка. Розыгрыш. Сюрприз. Но нет, это таковым не является, и глубоко его разочарование при осознании этого. Хотя даже разочарованием это назвать нельзя : скорее нечто более глубокое, несчастное и пустое.       Он шуточно клялся, что сделает "для тебя все, Ваше Высочество". Но неужели это и есть то самое "все", которое было предназначено для него? Закари хотелось разрушить все вокруг, а потом и себя самого. Хотя внутри него уже и не оставалось чего-либо. Ему все ещё не хотелось плакать, нет. Ему хотелось уйти. Куда угодно. Где никто его не побеспокоит. Ему хотелось объятий. Объятий лишь с единственным человеком. - ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ ЭТО ИМЕННО Я? ПОЧЕМУ НИКТО ДРУГОЙ? ЧТО ПЛОХОГО Я СДЕЛАЛ? - резко раздался крик, мгновенно разрушив тишину. Ох, милый мой мальчик, ответ ведь так прост. И он лежит все это время на поверхности. Просто стоит открыть глаза и взглянуть в лицо правде.       Но этого он делать не хотел. Он лишь задавал все тот же вопрос - "Почему?". И через несколько минут он все же заплакал. Впервые за всю свою жизнь он плакал из-за кого-то. Из-за любви к кому-то.       Третья дата - 11 сентября. Ее запомнил больше не сам Закари, а скорее все его окружающие. Одиннадцатое сентября - день самоубийства ещё одного музыканта, возможно, в будущем известного, возможно - нет. В этот раз не было никаких записок, никаких пяти предложений. Даже при смерти все такой же закрытый и пустой. Как жаль, что очередная жалкая жизнь закончилась так быстро, словно это было уже обыденно. Как жаль, что в этот раз уже не было кого-то, кого можно было обвинить.