«Скучал, Лунатик..?»

Рассвет. В комнате было слишком накуренно, для такого времени суток, но паре, лежащей на кровати это совершенно не мешало. Сквозь молочного цвета шторы, уже начинало просвечиваться солнце, лучи приятно обжигали тело, при попадании их на нагую кожу. Лёгкая простынь накрывала только тридцать процентов, от обоих магов, ведь уже, по сравнению с прохладной ночью – вновь становилось жарко. Хоть уже и средина августа, зной не собирался идти на спад. И кто знает, хорошо это или плохо. Ремус почувствовал плавное, даже, весьма грациозное движение справа от себя. Нежная, смугловатая рука обвилась вокруг его бледного торса, вторая потянулась за тлеющей сигаретой в его пальцах. Приставив её к губам и затянувшись, он поднял свой взор на Люпина. Его вьющиеся, золотисто-пшеничные волосы незамысловато лежали везде, где только можно и нельзя, хоть они и были длинной по плечи. Шоколадно-карие глаза, с густым рядом ресниц, светились янтарём под яркими лучами раннего солнца, любяще, без зазрения совести разглядывали его. На его сухом, красивом, сёрферском теле, казалось, не было изъянов. Небольшая татуировка в виде волны, красовалась на левой стороне рёбер, и Ремус никогда не избавится от привычки наводить её своим пальцем. Так же, на левой щеке, волшебного лица было две небольшие родинки, одна сверху другой. Над ними, под глазом, в районе острой скулы был светло-розовый шрам, размером сантиметров шесть. Его история была весьма забавной, хоть и не особо приятной. Лет пять назад, они вместе отправились в Испанию, в небольшой городок под названием «Саллоу», блондин там родился, поэтому, с этим местом у него было связанно слишком много воспоминаний. Его любимым увлечением, ещё с самого детства, был магловский вид водного спорта – Кайт Сёрфинг, где главными предметами выступала доска для сёрфинга и змей-парашют, который ты держишь в руках за специальную планку, а управляешь с помощью строп. И когда парень, спустя долгое время без тренировок пытался запустить Кайт, он упал прямо на него, а стропа на скорости задела щеку. Хорошо хоть, скот был безлюден — можно было, хоть как-то, залечить рану с помощью магии, иначе, прелестные, отзывчивые люди, что занимались данным спортом, тут же предложили бы свою помощь, ведь такие случаи у них не редкость. Так уж вышло, что все кайтеры находятся на одной волне, они друг другу как родные, хотя могут и не знать тех с кем общаются и катаются. Они, как под кайфом, но без травки, они получают кайф от того, чем занимаются и на это чертовски приятно смотреть. Сэмюэль Денница – имя того, кто заставил вновь хотеть жить Ремуса Люпина. — утречка. — голос с хрипотцой разнёсся по комнате, разрушая стоящую тишину. Рука с торса передвинулась на голову, зарываясь длинными пальцами в его кудрявые, русые волосы, тем самым, слегка разворачивая голову к себе. Окурок полетел в пепельницу, а мягкие, горячие губы, накрыли сухие и покусанные, втянув в размеренный утренний поцелуй, который уже много лет, как стал рутиной. Всегда так приятно целоваться с ним. Эти волшебные уста, каждый раз, будто помогали справиться со всем одним поцелуем или идеально подобранным словом, что было произнесено горячим полушёпотом. И Ремус в долгу не оставался. Он пытался. Он хотел, чтобы у такого прекрасного человека не было плохих дней, чтобы ни одна драгоценная слезинка не упала с его лица, чтобы эти великолепные, сияющие глаза не потеряли своей искры, блеска и жизни. Ведь, если это произойдёт – Ремус тоже потеряет всё. Вот такой вот он эмпат. — доброе утро, милый. — выдохнул он, когда поцелуй плавно разорвался. — ты чего снова не спал? — Сэмюэль решил не тянуть, никогда не любил этого. — Ре, мы же прошли это... — он задумался. — семь лет назад. Что-то опять произошло? — взгляд стал обеспокоенным, он стал блуждать выразительными глазами, цвета дорогого виски по лицу партнёра, пытаясь выискать то, за что можно зацепиться. Он ненавидел, когда что-то идёт не так, когда что-то выходит из под контроля, а он не может это исправить и устранить, хотя бы, посодействовать этому... Когда они вновь начали общаться, двенадцать лет назад, у Ремуса были ужасные кошмары, о содержании которых, Сэм узнал только спустя год после. Ремус не спал. Не спал от слова совсем. Они настолько терзали его, что он напроч отказался от этого.. Спустя пару лет дружбы, благодаря блондину, кошмары пропали, но Ремус иногда, так и не мог нормально спать. Поэтому, он старался, как только можно помочь Люпину с этим справиться. — нет, Сэмми. — он ободряюще улыбнулся. И ответ был правдой. Он поклялся себе, никогда не лгать ему, а клятву он нарушать не собирается. А дело ведь, даже не в клятве. Он не хотел лгать именно Ему. — просто, как-то тревожно немного. Думаю, это пройдёт. — таблетки ещё есть? Или мне сходить купить? — Денница заботливо положил смугловатую руку на колено Ремуса, нежно поглаживая его большим пальцем. — да. — в голове промелькнули отрывки того, как после возобновления их общения, таблетки стали почти не нужны. — хватит ещё на пару недель точно. Мужчина напротив кивнул, поджав подбородок к верху, тем самым по комичному выпятив губы и приняв сидячее положение, хлопнул руками по ногам. — ладушки. Пойду, заварю кофейку. — натянув пижамные штаны. Когда он вышел Ремус грузно упал на кровать, почувствовав, как уже успевшая охладеть ткань постельного белья соприкоснулась с вечно горячим телом. Всё так и да. Что-то грядёт. И иногда очень неудобно то, что они с Сэмюэлем отказались от чтения «Пророка». Может, и было там что-то стоящее.. Хватит. Надо проветрить комнату. Он поднялся и раздвинул шторы. Свет ещё большим потоком разлился по комнате, отражаясь приятным мерцанием от рамок с фотографиями, висящих на стене. Все они относительно новые, Ремус не хранил ничего из того периода своей жизни. Да что уж тут говорить, он даже палочку поменял на другую, потому что та, больше не узнавала его. Просто не слушалась. На одной из этих фотографий они с Сэмом в Дании, стоят у лавки с хот-догами, которая находилась в порту, по бокам от них стоит две девушки. Одна, очень заметная, и яркая, лучезарно улыбается, смеётся, маша камере рукой и обнимая Ремуса, а вторая серьёзная и хладнокровная, но уголки её губ тоже слабо приподняты. На фоне яркие, старые домики, там же торчат концы сложённых на мачтах парусов. Тогда они ещё были друзьями. Ездили с небольшой небольшой компанией. С подругами Мэриан и Эмилией – брюнеткой, с ледяными глазами и шатенкой с рыжеватым оттенком на волосах. Их отношения друг с другом, так напоминали Ремусу то время.. Хватит! Хватит, хватит, хватит! На улице уже во всю бушевали прохожие, бредя на свою, в основном, скучную работу. Ремусу бы тоже, стоит продолжить писать свой роман, пока выходные, всё же... Ай, да ладно! Ну вот, было что-то в том, чтобы жить в не магической части Лондона.. Он провернул скрипящую оконную ручку, открывая его настежь. Ещё свежий утренний воздух, прохладным дуновением обдал молодое не по годам [да что там, ему всего-то чуть больше тридцати] лицо Люпина, на миг, поиграв с его русыми локонами. Волшебник уже собирался на кухню, помогать Сэму, готовить завтрак, как к окну подлетела сова. Явно не обычная. Сова Дамблдора. И Ремус бы прогнал её, ведь больше не хотел иметь дело ни с прошлым, ни со старым лжецом. Но предательское любопытство и неутолимое чувство тревоги взяло верх над многолетними принципами, порождая новый страх. Он взял конверт из лап пепельно-серой Неясыти и ждал, пока та улетит, но она, видимо, не собиралась этого делать, не получив ответного письма. Неодобрительно посмотрев на птицу, он оторвал край сложенной бумаги, доставая оттуда испианный петлистым почерком лист. Как говориться, какой человек – такой и почерк. «Уважаемый Ремус Люпин, Спустя столько лет, хотел бы предложить вам работу у нас в школе чародейства и волшебства Хогвартс. И конечно, для вас уже забронирована вакансия профессора Защиты от Тёмных Искусств, ведь, уверен, за тринадцать лет вы не потеряли интерес к данному предмету. Заранее, не беспокойтесь, с преподавательским составом я всё решил. Да и за одно, может, присмотрите за мистером Поттером. Как-никак, он сын вашего друга. Прошу простить, за такое краткое письмо. Я бы с радостью написал вам более развёрнуто и с подробностями, однако, сами знаете, уйма работы. Особенно перед учебным годом. Надеюсь на ваш положительный ответ. С почтением — Альбус Персиваль Дамблдор.» — гласило письмо. Первым порывом было смять его. Вторым — превратить образовавшийся комок в пепел, но сначала его поджечь. А третьим — кинуть что-то исключительно тяжёлое и желательно стеклянное в стену, да так, чтобы все знали насколько он в негодовании. Волны жара с ещё больше усилившимся сердцебиением прошли по телу, словно сокрушительным ударом. Он попытался унять это, зная, что если старые травмы снова всплывут на поверхность, простыми таблетками, прописанными для приглушения симптомов тревожного расстройства не спасёшься от всего, что происходит у Ремуса в голове. Ремус, ни в коем случае, не желал снова вспоминать то, что было раньше. Ни за какие деньги, ни за что! Разве что, за то, чтобы забыть всё это! Вот это да, это хорошая сделка была бы... в одну секунду стук отвечающего за жизнь органа успел остановиться и начать отбивать ритм в четыре раза быстрее. Гарри. Гарри может быть в опасности. На ватных ногах он доплёлся до кухни с письмом в руках, чёртова птица полетела за ним. Сэмюэль, плавно двигаясь в соответствии с песней The Beatles приглушённо игравшей из радио, нарезал что-то. Люпин упал на стул, тяжело дыша. Сэм подпрыгнул, запустив нож в паре сантиметрах от его головы. Удивительно, что промахнулся. Обычно, он всегда попадает в цель. — твою ж! Ты чего так пугаешь-то?! — Кажется, он уже не удивлён. Мракоборец перевёл оценивающий взгляд с ножа на сову севшую на спинку другого стула. — что Неясыть делает у нас на кухне? — он всё же решил вытянуть нож со стены. Спустя где-то час переговоров, Денница примерно понял побуждения Ремуса принять предложение старого волшебника. Только, есть одна загвоздка – они не будут видеться год, по сути. Только по выходным или вечером, через камин. ~ Сэмюэль, чьей обязанностью по готовке была в основном только варка кофе, снова посреди ночи делал его для Ремуса, на которого внезапно снизошло вдохновение. В какой-то момент, когда напиток начал закипать, с коридора раздался звонок телефона. Услышав нежный, молящий крик «Сэмми, ответь, пожалуйста!», сняв кофейник с огня, блондин прошёл к телефону и ответил. — да? — спросил он. Благо, если звонили Ремусу, голоса будет сложно не спутать, они у них весьма похожи. — скучал? — раздался хриплый, однако певучий голос из телефона. У абонента была странная и слегка игривая интонация, а звучал он сейчас, будто, звонил человеку, которого знает давно, но, судя по слову, которым он заменил приветствие, не виделся с этим человеком давно. Сэм сначала не понял, что вообще происходит, а потом вспомнил, что в министерстве его сотрудники, всё время забывают, что такое «отдых». — слушайте, парни, у меня отпуск. Пусть, хоть убийства происходят – я. не. выйду! На другом конце линии повисло молчание. — ...Ремус? Это не ты? — голос приобрёл слабые нотки грусти и безысходности. Ой, ошибся. Видимо, они, наконец-то, решили его не тревожить.— ааа, хах, нет, это не он, но я могу позвать его. Нужно? Он сейчас, ни чем важным не занимается, м.. — он выглянул из-за угла, и увидел шатена откинувшегося на стуле и закрывшего руками лицо. Видимо, мысль снова потеряна. — ..думаю, подойти сможет. — …..да, если вам не трудно.. — теперь, уж точно не «слабые нотки». — Ремус, милый, тебя к телефону!!! — крикнул Сэм и пошёл обратно на кухню. В трубке же, тихо и горько раздалось: — ..милый... Люпин подошёл к аппарату. — кто звонит в столь позднюю ночь, прерывая мою работу? — простонал он. — ну здравствуй.. — игривость и задорность почти испарились из голоса, но Ремус всегда его узнает... Он замер. Замер и не слышал больше ничего, кроме биения собственного сердца. Оно отдавалось глухим стуком в ушах и расходилось по всему телу, заставляя его хотеть припасть к земле. Не может быть. Бывший гриффиндорец опёрся рукой о стену. — ...какого хера? — тихо произнёс он, не веря своим ушам. — скучал, Лунатик? — переспросил голос по другую линию. Перед глазами пронеслись все девять лет. Школа. Орден. Мозг неосознанно начал вырисовывать образ владельца голоса. Угольно чёрные локоны, светлая, фарфоровая кожа, пронзительные ртутно-серые глаза, скулы, о которые, казалось, можно порезаться... Вот он смеётся, расплываясь в своей жемчужной улыбке; вот он плачет в истерике, наконец не боясь показать Ремусу свою слабость; вот он злиться на Джеймса, из-за того, что тот поступает безрассудно, метая глазами молнии; а вот он говорит, что считает предателем Ремуса..с совершенно отрешённым выражением лица и голосом, как никогда налитым сталью... Ремус вспоминает, как ему было больно тогда. Как всё тело онемело, глаза могли смотреть только в одну точку, а сердце будто сдавило в стальных тисках. Он не мог говорить, не мог дышать, а все звуки в ушах превратились в убийственный, продолжительный писк, от которого сводило зубы. Но Ремус, не ясно как, собирает свои силы в кулак, заставляет сердце снова биться, проглатывая ком в горле, размером, наверное, с валун и поднимает стеклянные глаза на него. «Так вот, каким ты меня считаешь?» Люпин поднялся, а тот отступил назад. Теперь он смотрел вниз, из-за того, что черноволосый был ниже. «Убийцей? — двумя рывками шатен закатил рукава и поднял вверх предплечья, развернув их внутренней стороной вперёд. Они были совершенно чистыми, если не считать многочисленных шрамов. — да мои руки никогда в чужой крови не были! Мои уста, никогда бы не произнесли ни одного непростительного! — на глазах стали наворачиваться горячие слёзы. — как ты смеешь говорить это, после стольких лет?! Ты восемь чёртовых лет доказывал мне, что я не блядский монстр! И что теперь, м? Ты говоришь, что вывод, сделаный в сторону того, что я предатель, основывается на том, ЧТО Я, БЛЯДЬ, ОБОРОТЕНЬ?! — слеза всё так и скатилась со щеки, и он поспешно её вытер, прикусывая губу до крови и сжимая кулаки, очевидно, пытаясь успокоиться. Ремус развернулся и направился к двери, снимая с вешалки свой плащ, — как же я был слеп, господи.. все говорили, что ты уёбок, а я ведь не слушал, думал, ‘’они его просто не знают’’, выходит-то, это я тебя не знал... — но вдруг его за руку хватают. — Я и не хочу тебя знать, Сириус Орион Блэк Третий. И знал бы ты, как мне жаль, что мы с тобой тогда познакомились.»— он не оборачиваясь, вышел за дверь. И в противовес этому, в голове, как ни кстати, всплывает то, как Сириус слёзно признаётся, что любит, буквально за три года до этого... «Да какого ты всё это натворил?! Зачем?! Чтобы что?! Ты больной, Сириус! Блядь... Мерлин, какой ужас... — Ремус замер на месте, пытаясь яростно выглядеть что-то в Блэке, просто зарывшемся лицом в ладони. Внезапно он убрал руки, подняв на него глаза, они были красными, а на щеках блестели размазанные слёзы. — я не знаю зачем! Не знаю! Я пытаюсь! Просто пытаюсь сделать что-то, чтобы ты наконец понял! Ты ведь такой весь из себя умный и догадливый, тогда почему, блядь, не видишь очевидного?! Ремус и правда не видел. Он непонимающе выгнул одну бровь, скептично на него смотря. — ...р..Ремус, — он невиданно резко поменял интонацию, опуская взгляд под ноги и утыкаясь лбом другу в грудь. — ты только не злись, слышишь..? Не люблю, когда ты злишься, становиться такое ощущение, будто ты она, будто ты тоже меня не ненавидишь..но ты, ты ведь совсем другой...ты единственный человек, Лунатик, с ненавистью которого я не смогу смириться.. — ох, Сириус...— весь пыл мгновенно угас, он крепко сжал его с объятьях. Но тот вдруг разрыдался ещё больше. — я не могу.. не могу так, понимаешь? — что ты не можешь? — мягко спросил он. — я не смогу больше молчать, Мерлин, прости меня.. — он резко переместил руки на скулы Ремуса и впился ему в губы, приподнимаясь на носках, не открывая прочно защуренных глаз. Поцелуй был коротким, даже слишком. Его-то и поцелуем не назовёшь. Но он многое объяснил, уже давно не пытающемуся разобраться Люпину. — о..— выдохнул он. Сириус же, вырвался и, утирая слёзы, поспешил ретироваться прочь. Свет убывающей луны мягко скользнул по его смольным волосам, потом и по остро-точёной скуле, слёзы на ней отдались сапфировым блеском. — я люблю тебя, Лунатик. И я полный эгоист и садист, ведь говорю тебе об этом. Я не смог больше держать это в тайне. Прости.. — он развернулся, собираясь ступить на первую ступень, ведущей в низ лестницы, но ощутил крепкую и перманентно горячую, не маленькую ладонь на своём тонком, бледном запястье. — какой же ты глупец, боже..» А Ремус, так чертовски сильно верил, что это воспоминание лежит глубоко с папке «то, что не должно было существовать вообще». Потому что это, разрушило всё. Вся та часть его жизни полетела к чертям. Спасибо тебе, Сириус Блэк! Ты убиваешь надежды и, метафорически, чужие жизни! Хотя, с «метафорически» Министерство бы поспорило... — это я-то? — зарычал он. — я?! В ответ молчание. — а не напомнишь-ка мне, кто ты, блядь, такой?! — в стене уже появилась вмятина от кулака. — я вот, что-то не припоминаю! — Ре, всё в порядке? — глухо раздалось из зала. — о нет, Сэмми, нихера не в порядке! — ..я, ну.. твой друг со школы.. — человек по ту линию шмыгнул носом. — ох друг... — злостно прошептал он. — не припоминаю я друга, знаешь. Помню отвратительнейшего нелюдя, который играет с чувствами человека, а потом обвиняет его в ужаснейших преступлениях! Ты. Назвал. Меня. Убийцей. Предателем! Сам-то, не припоминаешь?! — обои на стене порвались, а Сэмюэль уже спешил к Ремусу. — нет, я... — тебе напомнить, что я тебе сказал тринадцать лет назад?! Тогда, когда ушёл?! — на его напряжённое плечо легла мягкая, тёплая рука, разглаживая не менее напряжённую шею и не говоря ничего. Сэмюэль Денница прекрасно знал, что иногда, а в его случае – очень часто, слова не нужны. Люпина же начало колотить. — ..нет, я помню, я-я..прекрасно помню.. — а мне кажется, стоит напомнить. — еле унимая дрожь в голосе, ответит он. — я не хочу тебя знать. Знал бы ты, как мне жаль, что мы с тобой тогда познакомились. Заметь, кстати, я даже не говорю о том, как мы переступили порог той, так называемой, «дружбы». — он сглотнул. — мне плевать, как ты выбрался, Блэк. Просто, не мешай нам жить. Ремус уже собирался вешать трубку, как в ней раздались последние слова. — я всё понимаю, Рем. Но я хочу чтобы ты знал – Питер угрожал сдать тебя на казнь, за отказ от регистрации..м-мне пришлось, слышишь?...мне пришлось выбирать...— в трубке послышались рыдания. У Люпина же, плавно отказывали ноги. —...пришлось выбирать, между лучшим другом и любимым человеком... — мужчина по ту сторону, уже откровенно захлёбывался собственными слезами. — я желаю тебе счастья. Тебе и этому «Сэмми», кем бы он ни был... — и через пару секунд, в уже брошенном телефоне был лишь звук отбоя вызова. Ремус обездвиженно сидел оперевшись спиной о стену и следил за аппаратом, болтающимися на пружинистом проводе словно маятник. Голова отказывалась стабильно работать. В одну секунду в ней могло пронестись тысячи вопросов, а во вторую, было настолько пусто, что он чувствовал себя мёртвым. Но, на те тысячи, если не миллионы, вопросов ответы, даже если и были, то точно не сегодня. Ремус казался самому себе амёбой – единственное, что он понял. Он не чувствовал ничего. Ни Сэмюэля, который, скорее всего, пытался привести его в чувства, всеми возможными способами. Ни физической боли, от сильного удара головой об стену, в момент, когда ноги отказали его держать. Ни боли в сердце, от внезапно раскрывшейся правды, разбивающей его на мелкие кусочки. Ни- -Че- -Го. Только, тот самый, продолжительный писк. Просто звук. Пустой звук..