«Самое грустное – это раздевать ёлку»

Узнав, что Александр никогда не встречал Новый год и изменять этой привычке даже не собирается, Алина пришла в ужас. Главный зимний праздник – и без ёлки? Без мандаринов, подарков, петард, ныряния в прорубь с разбегу и веселых пьяных хороводов на какой-нибудь центральной площади? Это вообще как?! – Почти половина из того, что ты назвала, у нас запрещено на законодательном уровне, – нашелся Кириган. Он действительно не праздновал, не видя в этом смысла, а короткие каникулы предпочитал проводить на теплых земенских берегах либо на модных горнолыжных курортах Фьерды. В крайнем случае, за написанием кандидатской или докторской, смотря какое образование получал в текущем году. Иногда, правда, еще и экспериментировал с ничегоями, добиваясь нужной формы и плотности, но об этом его юной беременной жене знать точно не следует. У девочки и так бессонница с незавидной регулярностью. – Но ёлка, Саша! Огромная ожившая ёлка с иголочным запахом, – простонала Алина, очень неправдоподобно заламывая руки. – И селедка под шубой, м-м... Неужели ты ни разу ее не наряжал? Даже в детстве? На его лице не дрогнул ни один мускул (Кириган украдкой скосил глаза на зеркало заднего вида, чтобы убедиться). Алина, Алина. С недавних пор они вплотную занялись ее керчийским, который, увы, по-прежнему оставлял желать лучшего, прихрамывая на обе левых ноги. Сильная и независимая миссис Кириган поначалу загорелась открывающимися перспективами, но ее энтузиазм быстро сошел на «нет». Алина бессовестно ленилась и отлынивала, как школьница, заявив, что любимый супруг-интеллектуал ее и так поймет, а для остальных можно включить переводчик или показать желаемое на пальцах. Однако Александр был непреклонен: язык надо знать. Принципиально отказывался говорить с ней по-равкиански, и милая Алина, перебесившись, взялась за ум. В грамматике она худо-бедно ориентировалась, но вот словарный запас... Мда. – Полагаю, начни маленький я шить рыбам наряды и оживлять ёлки, Багра отдала бы меня в детский дом. «Вернее, спихнула бы в ближайший овраг, – поправил он себя мысленно, – пока не остыну и не приду в чувство». – Ой, да перестань, – махнула рукой жена, как-то подозрительно миролюбиво. («С чего это вдруг? А, ясно, опять загорелась. И опять перспективами», – обреченно подумал доктор Кириган). – Всё ты понял. Раз уж из-за нас с малышом, – Алина наверняка опустила хитрые глаза и виновато погладила живот, который заметно подрос и прекрасно себя чувствовал в расстегнутой куртке, – твои планы улететь куда-нибудь подальше... э-э... провалились, давай хотя бы ёлку дома поставим, а? Ну пожа-алуйста. Пожалуйста-пожалуйста. – Ладно, допустим, – скрипнул зубами Александр, уже представив, как весь этот проклятый «иголочный запах» осыпается на новый овчинный ковер и радостно застревает там. – Искусственное дерево, если я правильно понимаю, тебя не устроит? – Было бы замечательно, – промурлыкала Алина, – но, ты ведь понимаешь, эффект совсем не тот. Да и дорого, наверное... – Живая дороже. Здесь тебе не Равка, любовь моя, подобную дре... экзотику приходится ввозить. Ее огорчение было неподдельным, но проклюнувшиеся в душе ростки жалости Александр немедленно в себе подавил. Вытоптал, пройдясь по ним несколько раз, чтобы наверняка. Алине, которая повадилась манипулировать им по любому поводу (и, что самое обидное, добивалась своего!), будет полезно не получить то, чего она хочет. К счастью, вопрос «больших денег» до сих пор играл роль предупредительного выстрела. И всё же Кириган чувствовал, что упускает инициативу, постепенно, крюге за крюге. Ему хотелось дарить своей жене и то, и другое, и десятое, и креветочный леденец, и целый мир в придачу, при условии, что это сделает Алину счастливой. (И что ее далеко не примерное, но пока контролируемое поведение не выйдет за рамки разумного). – Но хотя бы одну веточку можно? – вздохнула Алина, робко погладив его по руке, сжимающей селектор. – Веточку – можно.

***

К концу второго часа пыток Кириган начал молиться, всерьез готовый уверовать хоть в святых, хоть в Гезена, хоть в лысого беса, если кто-нибудь из них сумеет донести до Алины, что в трехкамерный холодильник столько не вместится. Нет, подозрения закрались еще в отделе с елочными игрушками, откуда он выползал, увешанный пакетами, пока довольная супруга семенила рядом, прижимая к груди плюшевого льва. Но в продуктовом... – Алина Викторовна, во имя святого Афанасия, остановись. – Зря стараешься, у меня, спасибо маме, иммунитет. – Это что, ведро майонеза? Я не стану это есть, даже не проси. – Попробуешь. – В тележку легли сразу пять упаковок тонко нарезанного филе кеты. – Вдруг понравится? – Хорошо, скажу по-другому. Я всё это не перепробую. Физически. – Зато мне целую неделю не придется готовить. Красота! – Можно подумать, раньше тебя кто-нибудь заставлял. – Ой, горошек забыли... Родной, ты не помнишь, у нас яйца есть? – Отличный вопрос. – Пока она отвернулась, Кириган незаметно выложил вторую палку колбасы. – Хочу попробовать испечь имбирное печенье, – задумчиво протянула Алина. – Должно получиться. – Никакого печенья! Доктор сказал, тебе вредно переедать. – Это какой именно доктор? – легкомысленно откликнулась она. – Адекватный! В самом деле, если себя не жалеешь, подумай о ребенке. Алина остановилась, так и не схватив с полки очередной «безумно важный» ингредиент. – Саш, ты не подумай, я не сошла с ума, просто... Это первый Новый год, который я встречаю не в Равке. Ты прав, здесь всё совсем по-другому, и хочется чего-то привычного, знакомого, а мои родители всегда закупались как в последний раз. – Она смущенно поправила шапку. – Вернем половину? Александр окинул тележку критическим взглядом, произведя в уме нехитрые вычисления. – Две трети, – наконец решил он. – И майонез. Нет, имбирь, пожалуй, оставь.

***

Так странно и немного глупо. Александр старательно елозил жестяной формой в виде ёлочки по золотисто-коричневому пласту теста, пока настоящая ель – поливинилхлоридная и не ожившая, слава Гезену – ехидно подмигивала ему огнями гирлянды. Красный, желтый, синий, зеленый. Разноцветные блики отражались в стеклянных стенах зимнего домика, который Алина долго пристраивала на еловых лапах, ища лучшее место. В самом процессе украшения Кириган участвовал разве что в качестве падавана: игрушки подавал. «И что люди в этом находят? – гадал доктор, не сводя глаз с жены. – Ну дерево. Ну мигает. Ну... ладно?» – Охренеть, – рассмеялась Алина ни с того ни с сего. – Даже не верится. – Радуешься, что «нарядная селедка» не свалилась под своей тяжестью? Еще не вечер. – Да нет, не поэтому, – фыркнула Алина. – Это первая ёлка, которую я нарядила, как хочу. – Надо же, – пробормотал Александр по-равкиански, не зная, какой именно реакции от него ждут. – У мамы всегда был план, как должно быть, красный шарик к красному, большая звезда к большой, а я вешала как попало, хватала все подряд. Мама потом перевешивала мои. У нее выходило лучше, конечно. – Тебя это расстраивало? – поинтересовался он невзначай, мысленно порадовавшись, что не стал предлагать ей готовые варианты идеального декора, которые от скуки и желания понять, как это вообще делается, нашел в Сети. – Не... не знаю. Мама так-то права была. Честно, я не задумывалась. О, давай этот шар подарим Багре! – Исключено. Багра не признает Новый год, – бросив взгляд на огромный стеклянный шар с морозными узорами в ее руках, поспешил сообщить Кириган. – И в принципе любые праздники. – Почему? – святая простота Алина улыбнулась сочувственно. – Ей всегда дарят фигню? – Понятия не имею. Моя мать не любит привлекать к себе внимания. Или, как вариант, ей просто плевать. – Тебя это расстраивает? – вернули ему вопрос. На который Александр ответил незамедлительно, со всем только существующим в мире убеждением: – Разумеется, нет. Заняться печеньем Алине приспичило в одиннадцать часов не утра, причем ровно за семь дней до новогодней ночи. Кириган почему-то не возражал. Вырезать маслянистые «ёлочки», пока рядом жена за обе щеки уплетала тертую вареную свеклу и занюхивала сельдью, предвкушая скорую встречу этих двух абсолютно не сочетаемых друг с другом продуктов, было даже увлекательно. И весьма странно. И глупо, самую малость. Хотя он постепенно привыкал. И к репликам вроде «Самое грустное – это раздевать ёлку», видимо, привыкнет тоже. – В смысле снимать игрушки, убирать гирлянду в коробку, выбрасывать само дерево, когда праздники кончились, – пояснила Алина, пусть он и без этого прекрасно понял, что она имеет в виду. – Возвращаться в реальность. Только что было красиво, сверкающе, с огоньками и верилось в чудо, а сейчас уже нет. Отстой. – Не так уж и плохо, – возразил Дарклинг, говоря о прилипшем кусочке вареной свеклы, который со щеки Алины перекочевал на его щеку. – Особенно если повременить с возвращением. Нам это под силу. Когда через пару недель Александр будет разыскивать ее по всему Кеттердаму, отследив сигнал телефона в каком-то клоповнике на окраине Бочки, Алина произнесет ровно ту же самую фразу о раздетой ёлке – и в некотором роде будет права. Она не могла знать, но интуитивно чувствовала, от кого и почему бежит. Но ее побег номер два им только предстоит, а пока в стене зимнего домика отражается золото.