25 декабря

Яркие праздничные огни, развешенные вдоль домов и новогоднего базара, освещали темные улицы. В декабре вечереет совсем рано, чуть ли не после обеда — звёзды на небе рассыпались и сверкают не хуже полной луны. Прошедший вчера Сочельник был таким насыщенным, что до сих пор поддерживал особое настроение, оставив после себя приятную лёгкость на душе. Мы очень постарались — рождественский ужин ждал своего часа дома, а билеты на состоявшуюся мессу в исполнении Папы Римского были заказаны аж на год раньше, чтобы уж точно успеть попасть в собор Святого Петра на этот раз. Мы даже приехали за два часа до начала, но все равно пришлось отстоять немаленькую очередь: все ярые католики тоже были решительно настроены послушать и увидеть Папу Римского вживую. Несмотря на трудности, домой все вернулись очень довольные, хоть и уставшие. Как стало понятно — в этом году Рождество решено было провести в Италии. Предложение внёс Фелечиано, который сам же и умело организовал празднество. У него даже оказался чёткий план, состоящий из нескольких похожих пунктов, означающие за собой лишь одно «веселиться, есть и отдыхать». Он был вывешен на холодильник и украшен новогодними магнитиками. — Чёрт, руки замёрзли, — тихо выругался я, горячим дыханием обдувая свои красные от холода ладони. — Надо было перчатки брать, — нравоучительно заметил хриплый голос слева от меня, — я же говорил! — Это ты начал снежками кидаться, — хмыкнул я в ответ. — Кто ж знал, что ты разозлишься? — риторически спросил Гилберт, уже не сдерживая рвущуюся наружу улыбку, — Держи. Он снял со своих рук перчатки и протянул их мне. Я, недолго думая, надел их. — Зато я тебя сделал. Гилберт не ответил, устремляя свой весёлый взгляд с меня на дорогу, прихватывая пакет с вином поудобнее. Этот год поистине удивителен: обычно снега у нас было с гулькин нос, а сейчас он падал хлопьями на дороги узких улочек, блестя под фонарями. Гилберт хоть и не снег, но блестит от счастья рядом со мной точно также. Думает, что я не замечаю. Вообще, меня послали в магазин перед началом ужина за то, что я в одиночку выпил все, что предназначалось для праздника. Фелечиано ругался долго. Гилберт вступился за меня и напросился вместе, теперь мы шли обратно — взяли самое вкусное вино, хоть и не с такой выдержкой, что пил я. Это первое наше Рождество вчетвером, но я и не жалею о том, что провинился — на пару часов сладкая парочка осталась наедине. Квартира встретила нас теплом и запахом запечённой индейки, которую готовил Людвиг. Сочельник прошёл, и теперь можно есть не только морепродукты, а что душа пожелает. Наши души пожелали сочной индейки. Я, словно собака, слюни ронял, так хотелось уже попробовать всё. — Как вы долго! — как только я переступил порог, на меня с объятьями накинулся родной брат, — Я уже думал, что не вернётесь! Прости, что так наругал! Слушая едкое хихиканье Гилберта позади, я отцепил Фелечиано от себя. В глазах его начала собираться влага и чуть что, тот сразу разревётся крокодильими слезами. А я уж точно не хочу такого исхода событий прямо перед ужином. — Я сам виноват, — нехотя признался я, — ты правильно сделал. Я бы тоже разозлился, не переживай. И обнял его снова, чтоб наверняка. Он задышал ровно и быстро пришел в себя, зазывая в гостиную, где всё ждало только нас. И мы также быстро разделись, проходя за ним. Наша гостиная украшена лучше всех других комнат — тут и ёлка с большой звездой на конце, и камин есть, на который чисто символически мы развесили чулки для подарков. Ведьма Бефана должна мне конфет за относительно хорошее поведение в этом году. Я должен был сразу заподозрить что-то неладное, когда увидел хитрые лица Людвига и Фелечиано, направленные на нас. Гилберт остановил меня в проходе, уцепившись за мое плечо. — Посмотри наверх, — сказали мне. Омела. Как я не заметил! Коварство и только. Я закатил глаза, вздыхая неопределенно. К удивлению, я не разозлился, а повеселел. — Ну давай, — сложил я руки на груди. Гилберт и возражать не стал, только щеку подставил. Чуть помедлив, я все же решился поцеловать его, но этот плут вовремя повернул голову, а я угодил прямо в его губы! Что ж за напасть такая! Я смутился и слабо ударил его, но меня выдавала моя улыбка. — Да ладно! Тебе же понравилось, Лови-и, — Гилберт, невозможно довольный собой, наконец поставил купленные бутылки на законное место в центре стола. — Неправда, — неуверенно ответил я, сдавая себя вконец. — Такие милые! — пропищал тихо Фелечиано, но его быстро оборвал Людвиг, чтобы никого не смущать, за что я ему благодарен. Папа Римский снова произносил речь, а мы слушали его краем уха через телевизор, трапезничая. Алкоголь разморил всех за столом, а я наелся так, что в меня больше не лезло. Мои брюки неудобно утягивали живот и, раз уж сидеть за столом нет смысла, я решил пройтись до балкона с бокалом вина, подышать свежим воздухом. Голову прояснить. Людвиг и Фелечиано, наверное, ушли целоваться на кухню. — Пойдём со мной, — позвал я Гилберта. Он согласился. На балконе нас сразу обдало морозным воздухом, снег закончился и все так мирно и спокойно, что клонит в сон. Неожиданно в небе рассыпался с характерным хлопком салют. Ужасно вовремя. Теперь я чувствую себя как в новогодней сказке, какой абсурд… Гилберт удивлённо уставился на небо, видимо, думая о том же. Отражающийся в его глазах салют, почему-то, выглядит намного завораживающей. Время признаться. В Гилберта я влюблен уже долгое время и к этому важному решению я шел маленькими, медленными шагами. Сейчас, слегка подвыпивший, я набрался духу для признания. Да и к тому же… На носу Новый Год, отлично подобранный момент, ведь с кем и как его встретишь, с тем так и проведешь. Я собрался. — Ты мне нравишься, — одновременно произнесли мы, посмотрев друг на друга. Я фыркнул, сдерживая смех. — Конечно, как же Я могу не нравится тебе? — сразу заулыбался Гилберт, взяв меня за руку. Я крепко сжал его руку в своей, весело закатывая глаза. Теперь под омелу попадать мы будем исключительно нарочно.