Испанская партия

      Он толкает его в комнату, громко хлопая дверью. Мысль о том, что это очередное глупое театральное представление все никак не оставляет, смешит и заставляет дернуться уголок губ в подобие улыбки.       Его разворачивают лицом к себе и прижимают практически вплотную к этой чертовой двери. Две руки упираются ровно по обе стороны от его головы, заставляя чувствовать себя маленьким мальчиком, принесшим из школы двойку по математике и ожидающим выговор отца. Анатолий не маленький мальчик. Он никогда не получал двоек по математике и, честно говоря, плохо представлял себе что это такое — наказание от родителей. Но в этот момент ситуация видится ему именно так. Карпов играет король g3 на ладью a6 Корчного.       Он чувствует, как человек напротив — человек, с которым его связывает больше, чем ему самому бы хотелось — обреченно наваливается на него всем телом, как будто больше не может самостоятельно стоять, и утыкается носом в его шею. Корчной шумно втягивает в себя воздух и почти невесомо прослеживает линию от челюсти до слегка выпирающих под идеально выглаженной рубашкой ключиц. — Так ничего и не скажете, Виктор Львович?       Толя скорее чувствует, чем видит, маленькую улыбку и напрягает слух, чтобы расслышать нерешительное: — Можно я?.. Карпов отвечает h4. Роковая ошибка черных. Стоило сыграть h6, чтобы вынудить белых усилить свои позиции. Корчной играет ладью c6, заранее сдаваясь, вынуждая побить на d5.       По спине бегут предательские мурашки и из груди вырывается полувздох-полустон, заглушая довольное хмыкание Виктора и собственные мысли. «Тебе позволено все» — набатом отдаёт в голове, мешая собраться. — Нет, — отвечает Карпов.       Это бьёт по нему больнее, чем череда недавних проигрышей и скандалов. Корчной отстраняется, отходит на пару шагов и, не зная, куда деть руки, снимает очки. — Как пожелаете, Анатолий Евгеньевич, — на его имени голос подводит и срывается в нервный фальцет, заставляя прокашляться, чтобы сохранить остатки самообладания и давно потерянной гордости. Белые ходят ладьей c5. Ситуация для Корчного видится безвыходной. Пешка на f3 уже потеряна. Позиции могут быть подорваны ходом a4, чтобы добраться до пешки a5.       Карпов отводит взгляд. Всё становится ещё более неловким. Невыносимым.       С другой стороны… разве когда-либо между ними было иначе?..       Толя неожиданно — и для себя, и для Корчного, устало потирающего переносицу, — решается. Он уверенно двигается в сторону Виктора, оттесняя того к массивному дубовому столу посреди комнаты и не давая времени осознать происходящее.       Губы оказываются на чужих губах, втягивая в резкий и требовательный поцелуй. Корчной несильно кусает его, а потом быстро слизывает выступившую каплю крови и отстраняется. — Толя, что ты делаешь? — Анатолий Евгеньевич, — мгновенно поправляют его. Карпов переводит слона на c5, усиливая свои позиции.       Глаз непроизвольно дергается, но Виктор уступчиво соглашается: — Хорошо, Анатолий Евгеньевич, что Вы делаете? — повторяет он на выдохе, чувствуя, как чужое колено настойчиво раздвигает ноги, а рука уже покоится на бедре, чуть оглаживая его через лёгкую ткань брюк.       Вместо ответа мужчину вовлекают в ещё один отчаянный поцелуй, на который он тут же отвечает, вплетая пальцы в волосы Карпова и отбрасывая очки куда-то в сторону стола. Виктор тянет его за длинные пряди, заставляя открыть шею, и оставляет слегка алеющий след на коже, тут же зализывая его и поднимаясь выше — к скулам.       Толя приглушенно стонет, совсем теряя голову. Он касается ремня, нетерпеливо пытаясь его расстегнуть, но останавливается, чувствуя пальцы на своём запястье. — Тут у вас везде прослушка, ты же в курсе? — раздражённо шепчет мужчина, отбрасывая чужую руку в сторону. Черные двигают ладью на a8. Карпов отвечает ладьей на c6. Король f3 на ладью a4. Корчной делает все максимально возможное, чтобы отсрочить неизбежное, но у белых слишком много пешек, чтобы всерьез рассчитывать на ничью. — Каждый раз, когда я вижу тебя за столом, я представляю, как ты сидишь у меня на коленях, как тогда в 1974, позволяя иметь себя на глазах у всего мира.       Корчной открывает и закрывает рот, ощущая абсолютную беспомощность перед этим маленьким дьяволом.       Что ж, не таким уж и маленьким, как оказалось.       Всё заканчивается в секунды. Анатолий проводит e6 на h4, опускаясь на колени, слишком быстро расправляясь с брюками, а потом и с бельём. Он не успевает сделать ничего, кроме как коснуться пару раз губами и — на пробу — провести языком, как слышит сверху резкий всхлип. Он сглатывает, облизывая пылающие губы, и подаётся руке, настойчиво поднимающей его с колен. Корчной целует его, влажно и глубоко, доводя до исступления через какие-то жалкие мгновения.       Виктор напоследок почти нежно заправляют мокрую прядь Толе за ухо, прижимается губами к виску и, наконец, отпускает.       Они приводят себя в порядок в тишине. Каждый думая о своём. Корчной — о предстоящей завтра партии, Карпов — о том, что ему, вероятно, стоит ещё потянуть время, прежде чем окончательно разгромить противника.       Анатолий в последний раз поправляет рубашку и уверенно идет к двери, останавливаясь у самого порога и поворачиваясь к мужчине, так и оставшемуся стоять около стола. — Тут нет прослушки, Виктор Львович, — коротко бросает он, улыбаясь, и открывает дверь. — Гаденыш, — бубнит себе под нос Корчной.       Мужчина хмурится, пытаясь удержаться от недовольного выдоха. Первый, кто скажет, что он решил сдаться потому, что хотел этого, будет лично проклят всеми гадалками и экстрасенсами Европы, которых он только сможет найти.       Ведь дело вовсе не желании как таковом, верно? Просто Толик привык жертвовать фигурами, чтобы выиграть партию, а он из раза в раз попадается в ловушку, позволяя делать с собой все, что тому захочется.       Так или иначе. Не то чтобы он был против.