Четыре

Так уж сложилось, что Кудо Ёдзи был из тех людей, которые за всю свою жизнь обзаводятся только одним человеком, к которому можно обратиться в любое время с любым делом. "Его" человека звали Шульдих, и он уже пять лет носил гордое звание лучшего друга Ёдзи, а также его главной жилетки и носового платка по совместительству. Шульдих был ироничным, циничным и в нужной мере злым, что выгодно отличало его от остальных «друзей» Кудо, которых он, презрительно сморщив длинный веснушчатый нос, называл «фитюльками». «Фитюльки», в свою очередь, проходили две стадии в своем отношении к Шульдиху, начиная от попыток «подружиться» и заканчивая разочарованием, а иногда и тихой ненавистью. Разумеется, о своей ориентации Шульдих им не говорил, и от незнания этого незначительного, но любопытного факта его богатой на события биографии, «фитюльки» ненавидели его еще больше. В их головах не укладывалось, как можно быть привлекательным здоровым парнем и не заинтересоваться, когда рядом маячит аппетитная, готовая почти на все и даже чуть больше, девушка. Так что с «подружками» Ёдзи у Шульдиха не складывалось. Впрочем, «подружки» у него менялись достаточно часто, а Шульдих был величиной постоянной, что позволяло ему смотреть на очередную «фитюльку» свысока и даже с небольшой долей жалости. Таким уж был Шульдих, и за это Ёдзи его бесконечно любил, как только может любить друга-гея парень почти-натурал. О любви своей он говорил редко и в большей степени в нетрезвом состоянии, когда хотелось сделать что-нибудь приятное всем и каждому в этом большом и грустном мире. Но рядом оказывался только Шульдих, так что Ёдзи считал своим долгом осчастливить хотя бы его, что и делал в своей излюбленной манере. Он укладывался на диван в их общей гостиной, головой на колени Шульдиха, смотрел на него снизу вверх и произносил, растягивая гласные: — Шульдих, ты знаешь, что ты лучший? Просто о-бо-жа-ю тебя. Моменты эти бывали настолько нечасто, что сердце Шульдиха замирало и с уханьем проваливалось в живот, а в голове становилось звонко и пусто. А Ёдзи смеялся, закрывал глаза и проваливался в дрему, чтобы наутро проснуться на диване с ноющей от неудобной позы шеей и затекшими конечностями, после чего будил Шульдиха и говорил ему, посмеиваясь, что вечером было классно, но он, черт возьми, совсем ничего не помнит. Шульдих спросонья ворчал и слал его настолько далеко, насколько возможно, обнимал подушку и делал вид, что снова уснул, вспоминая, как тайком, пользуясь сном Ёдзи, прикасался к его губам своими, потому что сам Кудо так никогда бы не сделал. Три «люблю» от Кудо — три украденных поцелуя для Шульдиха. В какой-то степени, это походило на сделку. Квартира, которую они снимали на двоих, была небольшой, но очень светлой. Она находилась неподалеку от университета, и это было ее несомненным плюсом. Несомненным минусом было лишь то, что дом, в котором они жили, находился почти в центре города, и сейчас, в преддверии Рождества, уличный гам достигал крайней своей отметки. Улицы преображались буквально на глазах, и то, что еще вчера выглядело обычно и скучно, внезапно приобретало новые краски и оттенки. Гирлянды, мишура, яркие огни и взбудораженные лица людей — казалось, происходит что-то из ряда вон, необычное, завораживающее и волшебное, о чем и сообщил Ёдзи, притащив свою незабвенную персону домой после похода в торговый центр. — Эй, Шульдих, — позвал он с порога, стряхивая с пальто крупные снежинки. — Ты дома? Шульдих возник перед ним словно из ниоткуда — обладая умением передвигаться стремительно и бесшумно, он частенько этим пользовался, пугая знакомых. На Шульдихе была яркая оранжевая футболка и старые джинсы, а волосы были подвязаны желтой банданой, чтобы не лезли в глаза. В руках он держал пыльную тряпку, а на шее у него болталась шуршащая серебристая мишура. — Ну? Ёдзи широко улыбнулся и раскинул руки: — Я только что позаботился о костюмах, в которых мы пойдем на рождественскую вечеринку. Склонись перед моей добротой... — И величием? — насмешливо и слегка невнятно продолжил за него Шульдих, перекатывая за щекой конфету. — Я тебе не доверяю, поэтому подожду наглядной демонстрации. И, будь добр, не топчись. Ёдзи фыркнул, разулся и поставил перед Шульдихом пакет из магазина. Потом размотал шарф и начал стаскивать пальто. Замерзшие на морозе пальцы не слушались, поэтому процесс затягивался. Шульдих повел плечами, глядя в сторону. Ёдзи раскраснелся на морозе, от него пахло снегом и совсем немного — сигаретным дымом. Дома он почти никогда не курил, потому что Шульдих не переносил запаха сигарет. — Ну вот, я готов, — бодро сообщил Кудо, вешая пальто. — Кстати, чем ты был занят? Шульдих подцепил двумя пальцами мишуру и помахал ей. — Я собирался украсить квартиру. Если ты не в курсе, я делаю это каждый год перед праздниками. — Ну, ну, — усмехнулся Ёдзи. — Разумеется, я в курсе. У меня все в порядке с памятью. Шульдих некстати вспомнил все три поцелуя, о которых не знал Ёдзи, и его настроение с отметки «не так все в этой жизни плохо» резко перескочило на «что за хреновая жизнь». — Разумеется, — повторил он за Кудо. — Разумеется. Ёдзи подхватил пакет и, насвистывая, направился в гостиную. Шульдих уже успел вытащить на середину комнаты небольшую искусственную елку, игрушки в коробках лежали рядом, дожидаясь своего часа. Кудо жестом фокусника извлек из пакета странную на вид тряпку, развернул, и Шульдих застыл, с недоумением разглядывая ее. — Это что? — опасаясь делать предположения, поинтересовался он. Кудо широко заулыбался и достал точно такую же. — У тебя лицо сейчас треснет, — сухо прокомментировал Шульдих, и Ёдзи сдулся, как воздушный шарик. — Ты никогда не видел костюм оленя? — кисло поинтересовался он. — Это, знаешь, такие... — С рогами, — ровно продолжил за него друг. Ёдзи окончательно стушевался, обнял оба костюма и заулыбался еще шире, чтобы сгладить неловкость. — Но будет весело, ты же знаешь? — Ага, — отозвался Шульдих, поигрывая мишурой. — Фудзимия лопнет от смеха, когда это увидит. Боюсь представить реакцию Хидаки. Хорошо, что там не будет Фарфарелло, Кроуфорда и мелких. Ёдзи на миг задумался, а потом нагло расхохотался, представляя лица старых знакомцев. — Если я своими глазами увижу их реакцию, то я пойду в том, что купил, — сообщил он. — И тебя заставлю тоже. Шульдих посмотрел на него, постаравшись вложить в свой взгляд столько скепсиса, что Ёдзи должно было бы затопить с головой. Но тот не повел даже бровью. — Предлагаю честную схватку! — сбросив костюмы на диван, сказал он. — Давай сыграем в карты. Если я выиграю — ты идешь со мной в костюме оленя. А если выиграешь ты... ну, я буду должен тебе желание. Настала очередь Шульдиха нагло и со вкусом хохотать. В игре ему не было равных: кто знает, что именно этому способствовало — везение или умение, — но еще никто не смог его обыграть. Шульдих разгрыз леденец, зажмурился от лимонного вкуса и широко улыбнулся, принимая вызов. — Должно быть, ты представляешь, на что идешь, вызывая меня «на бой», — сообщил он самодовольно. Ёдзи легкомысленно пожал плечами и уселся на диван. — Я знаю, что я удачливый, а ты когда-нибудь проиграешь. Почему бы не сделать это сейчас? Шульдих уже искал колоду, по пояс закопавшись в коробку со старыми книгами и дисками, отчего-то решив, что карты могут быть именно там. — А не боишься, что мое желание может тебя испугать? — из коробки его голос доносился глухо и невнятно. Ёдзи наблюдал за ним со спокойной улыбкой. — Это же ты, — сказал он. — Так что нет, не боюсь. — Какой самонадеянный. Вскоре карты были найдены, диван очищен от лишнего, а сами противники уселись друг против друга, напряженно глядя на доставшиеся им карты. Ёдзи враз стал серьезным: резко обозначилась складка у улыбчивого рта, нахмурились брови, напряглись плечи. Шульдих принял вид полной противоположности: улыбнулся широко и нахально, ничуть не сомневаясь в исходе их «битвы». Если говорить совсем честно, то Шульдих мастерски мухлевал и точно знал, что Кудо мухлевать не умеет. Умение мухлевать то ли передалось Шульдиху по наследству, то ли появилось со временем, но он как никогда был уверен в своей победе. Горстка «битых» карт росла и росла, а Ёдзи становился все более напряженным. — Послушай, — позвал он нарочито спокойно. — А какое желание ты загадаешь, если вдруг выиграешь? — Когда я выиграю, — подчеркивая голосом слово «когда», отозвался Шульдих, — не забывай об этом. Я еще не решил, но это точно будет что-то забавное. Ёдзи помрачнел и уставился в свои карты, выдавая свой мандраж с головой. На кухне засвистел закипевший чайник, и Ёдзи встрепенулся. — Не хочешь выключить? — Дешевый трюк, — фыркнул Шульдих. — Играть осталось недолго. Как он и предсказывал, игра продлилась меньше двух минут — ловко отбив козырные карты Кудо, Шульдих коварно подсунул ему два туза и одержал безоговорочную победу. — Так-то! — радостно воскликнул он, подбросил карты вверх и они осенними листьями осыпались на пол. Ёдзи невежливо фыркнул. — Я бы победил, если бы ты не жульничал, — обвинил он друга, и тот оскорбленно ответил: — Не докажешь. — Ладно, черт с тобой, — смирился Кудо. — Жаль, что с костюмом теперь не выйдет... Придумал желание? Шульдих кивнул, шустро пододвинулся к нему и обхватил его лицо горячими ладонями. Чайник на кухне надрывался свистом, но Ёдзи моментально забыл о нем, как только Шульдих подался вперед и поцеловал его. После он отодвинулся, довольный, и Ёдзи негромко пробормотал в пространство: — Четыре... Шульдих, уже почти убежавший на кухню, вдруг застыл. — Что? Ёдзи облизнулся и усмехнулся. — Четвертый раз, Шульдих. Ты целуешь меня в четвертый раз. Я и не думал, что ты решишься, раз я не сплю. Шульдих медленно обернулся и наткнулся на теплый насмешливый взгляд. Ёдзи схватил «оленью» шапку и натянул ее на голову, разглядывая его. Он широко улыбался. Шульдих фыркнул и ушел выключать чайник. — Я все равно заставлю надеть тебя этот костюм! — радостно крикнул Ёдзи ему вслед, но Шульдих сделал вид, что не услышал.