***
Потом это действительно становится первым и главным заветом. «Не смотри на Осаму». Правило одновременно простое и сложное, потому что мешает выполнению других, не менее важных. Например, он действительно не смотрит на него, когда передаёт документы на стол, но руки, эти дурацкие руки, зачем-то касаются основания чужой шеи, секунду играют с завитком волос и потом, словно вспоминая, что им нужно слушаться, прячутся за спину и слегка нервно дрожат. Ацуши всё ещё не смотрит на Дазая, поэтому не видит, как тот, незаметно для чужих глаз и, наверное, даже для самого себя, поддаётся назад. Ацуши не смотрит на Дазая и в кафе, предпочитая окно или безумно интересную сахарницу. И видно, последней он действительно увлёкся, ибо даже Куникида интересуется, поправив очки: «Что с ней не так?». — О-она такая красивая, — мямлит Накаджима и слушает смешки с уверениями коллег о том, что они обязательно подарят ему такую на его день рождения. Ацуши не смотрит на Дазая, на очередном обеде, даже когда тот к нему обращается. — Ты что, мысли мои читаешь? — подперев подбородок рукой ухмыляется он. Накаджима приподнимает голову, но не взгляд. — В смысле? — Я не успеваю подумать, что я хочу или что мне нужно, а ты уже пододвигаешь это ко мне. Ацуши медленнее обычного ковыряется палочками в тарелке и потом пожимает плечами, — в вопросах еды вы всегда стабильны, наверное, уже выучил всё, — как можно более буднично отвечает он. Дальше есть не получается, потому что у Осаму нет правил, на кого смотреть, а на кого нет. И тот смотрит, прожигает, по ощущениям Накаджимы, в нём же дыру. Через пару недель правило «не надумывай» тоже начинает давать сбой. «Нет, Дазай касается моих коленей своими без подтекста», — Ацуши вздрагивает, будто бы его ударили током, и отодвигается на безопасное расстояние. Наставник, зевая, допивает вторую чашку кофе и не обращает на возню внимания. «Я же говорил». — Грусть у внутреннего голоса выходит какой-то безнадёжной. «Дазай ходит на миссии со мной просто, чтобы не работать с бумагами, понял?» — напоминает голос, когда они идут по узкому скверику, чтобы разузнать больше об одной шумной группировке. — Понял, — тихо хмыкает Ацуши вслух. — А я не понял, что ты понял, ха-ха, — быстро реагирует Дазай. Накаджима спотыкается о собственную ногу и по-дурацки хихикает, когда рука Осаму хватает его сзади за воротник, прямо как кота за шкирку, предотвращая падение. — Да-а, — протянул смеющийся Дазай, — ловкость кошки — это не про тебя. Ацуши неловко улыбается и разводит руками, утыкаясь носом в асфальт. Осаму склоняет голову. — Так чего бурчал? — Э. а, да нет, задумался… — пожимает плечами Накаджима, молясь всем богам, чтобы этот расспрос закончился. — Знаешь, в последние месяцы ты очень странный, — продолжает Дазай, не на секунду не отвлекаясь от профиля младшего детектива. Он подмечает шумный выдох, постоянные заминки и почёсывание шеи, когда Ацуши говорит или взаимодействует с ним. — В-вам кажется, — высоким тоном отвечает Накаджима. Дазай хмыкает. Летний ветер забирается под тонкую рубашку холодком и смешивается с тишиной. Ацуши уже почти успокаивается, как голос Осаму шелестит у самого уха. Его горячее дыхание проникает иголками в каждую клетку тела. — Мне никогда ничего не кажется.***
— Что происходит? — осторожно интересуется Ацуши, заходя в агентство. В такое громкое и оживлённое с утра пораньше агентство. Злой Куникида почти мечет молнии. Услышав вопрос, тот круто развернулся и твердым, быстрым шагом направился к Накаджиме, который растерянно молчал. Ацуши показалось, что Куникида сейчас даст ему очень болевую затрещину, но тот просто подошёл вплотную. — Этот инфантильный кусок… — Дазай-сан поранился и не даёт никому работать, — перебивает Наоми, хихикая. — Что? Что случилось? Серьёзно поранился? — Ацуши заметался глазами в поисках наставника и нашел того в дальнем углу. Вполне живого, не бледнее обычного и не истекающего кровью. Куникида, рыкнув, ушёл из кабинета, предварительно пробурчав что-то про идиотов. — Ах, смерть была так близко, — подвыл Осаму, когда Накаджима подошёл к нему. — Дазай-сан? Вы ранены? — за довольно долгое время они встретились взглядами. Впрочем, долго Ацуши так простоять не смог и склонил голову, — О? Это всё? — спросил он, увидев покраснение и несколько царапин на костяшках пальцев Осаму. — Что значит «всё»? Ацуши, твоего любимого наставника почти схватила госпожа Смерть! Ты что, я же почти лишился руки! — он театрально схватился за руку, в приступе боли, но потом понял, что это была не та рука, впрочем, никто не мешал Дазаю повторить выступление. Ацуши устало вздохнул и отошёл. Удивлённо-обиженный взгляд Осаму мог бы убить, если б стал отдельным человеком. — Я думаю, — меж тем, тихо сказал Ацуши, подходя к одному из шкафчику и доставая аптечку, — госпожа Смерть действительно вас заберёт и благодарить за это надо будет Куникиду-сана, если вы продолжите в том же духе. Ацуши вернулся, неуверенно посмотрел на «ранение» и сел рядом на диван. Лицо Дазая просветлело и стало чуточку самодовольнее. Он без просьб протянул Накаджиме свою руку и расслабленно откинулся на подушки. Ацуши аккуратно рассмотрел повреждения, но до кожи дотронуться не решился. Его сердце и так отчего-то зашлось в больном и сумасшедшем ритме. — Вы бы хоть грязь смыли, — тихо пробубнил Ацуши, доставая перекись, вату и влажные салфетки. Накаджима, всё же перехватил запястье Дазая, а тот с едва заметной улыбкой наблюдал за его сосредоточенным лицом. Прохладная жидкость запузырилась и зашипела, также зашипел и напрягся Дазай. — Чшшш? — успокаивающе погладил чужие пальцы Ацуши и, нагнувшись, почти касаясь губами руки Осаму, подул на воспалившиеся царапины. Ацуши замер, ему на миг почудилось фантомное прикосновение, словно Дазай погладил его щёку в этот момент, словно его пальцы почти вплелись меж его. — Ну вот и всё, — громко проговорил Ацуши, беспорядочно собирая всё, что достал из аптечки, и снова туда запихивая. Неаккуратно, совсем как ему не свойственно. — Что ж, сегодня я выжил, — протянул Дазай, его немного охрипший голос был снова близко. — Не то чтобы я был за это благодарен, но не угостить тебя чем-нибудь мне не позволит совесть. Ацуши, уже пришедший в относительную норму, дернул плечом. Он очень хотел согласиться. — Бросьте это, вы всё время мне помогаете, поэтому просто будьте осторожней в следующий раз. Это было бы для меня самым лучшим «спасибо». Кабинет он покинул быстрее, чем успел возразить Осаму.***
Кёка наблюдает за маленькой ящеркой со взглядом охотника, от её неподвижности становится страшновато, но каждый раз когда она отвлекается и подходит к кому-нибудь, то выглядит счастливей обычного. Ацуши, что не особо хотел в поход с ночёвкой (в сущности из-за того, что заниматься подготовкой выпало ему), но Куникида посчитал, что подобные мероприятия сплачивают дух коллектива, и спорить с этим утверждением опасно. — Отлично всё устроил, Ацуши, почти всё предусмотрел. — Дазай, кажется, появился из ниоткуда, сразу же закидывая свои руки на чужие плечи и широко улыбаясь. — Да ничего такого, — попытался отстраниться Накаджима, но хватка наставника была сильна. — Все указания дал Куникида-сан, я лишь бегал в указанные места и покупал все, что он написал, — шумно сглотнув, тихо договорил он, а потом замер и скосился в сторону. — В смысле «почти всё предусмотрел»? — Ох, ну как же, — лукавое удивление проскользнуло на лице Дазая, — не хватает палаток. Ацуши взвился, оглянулся, снова пересчитывая ещё не собранные места для ночлега, и действительно, их оказалось на одну меньше. — Н-но я же всё пересчитал, — неуверенно сказал Ацуши, уже представляя, как будет злиться Куникида. Переживания так сильно его захватили, что он почти забыл об Осаму, руки которого всё ещё были на его плечах. — Как это «не хватает палаток»? — то ли слух у Куникиды нечеловечий, то ли он просто чует, когда что-то идёт не так. Дазай громко хохотнул и отошёл на пару шагов назад. — Пока мы ехали, я нечаянно сломал одну! — извиняющимся тоном уведомил он. — Ну и выбросил её, чтобы место не занимала. Глаза Куникиды очень опасно сощурились. — Н-ничего! Я могу поспать и на улице, я не мерзляк, да и всё равно по ночам тепло, — заверил Ацуши. — Вот ещё! — рыкнул Куникида, — это придурок сломал, так он и останется на улице. — Он ещё раз злобно вздохнул, но оклик Рампо отвлёк его от дальнейших разборок. Накаджима выдохнул, когда коллега ушёл, а потом повернулся к слишком довольному наставнику. — Не волнуйтесь, Дазай-сан, я всё же останусь у костра и не скажу Куникиде-сану. Осаму рассмеялся, взъерошил светлые волосы и подмигнул, — мы поместимся в одной. Незримая дрожь прошибла всё тело Ацуши, и тот отступил. — Я-я н-не уверен, — заикаясь ответил тот, — они все одноместные и маленькие…***
Та же ящерка, уже без намёка на страх, ползает по столу. Ацуши хоть и не против домашних животных, но надеется, что Кёка не заберёт её с собой. От жёлтой и яркой лампы пляшут тени на всём, и выглядит это до неприличия уютно. Накаджима бегает взглядом по лицам друзей и улыбается щемяще нежно, от самой атмосферы, рассказов, громкого смеха. Иногда электрический импульс пронзает его руку, которая соприкасается локтем с локтем Дазая. Ацуши думает, что это проверка на стойкость. До полного осознания своих чувств он и не замечал, как часто, хоть и мимолётно, они касаются друг друга. — Не хочешь пройтись? — вдруг вполголоса поинтересовался Осаму. — Или уже напился? Ацуши удивлённо приподнял бровь, — вы же знаете, что меня алкоголь не особо берёт, да и я всего пару… — Ну и отлично! — Дазай ощутимо потянул его за рукав. За пределами стола темно. Лес шелестит неприметный мотив и дарует прохладу. Взор Ацуши чуть туманится, но не критично. Глаза зверя видят всё ещё малейшие трещинки и кочки. Дазай, скованный мраком и алкоголем, немного пошатывается и почему-то иногда пристально смотрит. Ацуши думает, что просто тот вглядывается, рядом он или нет. Будто бы он смог его бросить. — А куда мы идём? — интересуется Накаджима, когда от своего места они удалились на приличное расстояние. — Мм? — Дазай слегка оборачивается и даже в темноте Ацуши замечает блеск его глаз. Явно что-то задумал. — Тут недалеко есть речка, — почти что мурлычет мужчина. Ацуши резко останавливается. — Это плохая идея. — Ха-ха, не волнуйся, сегодня суицид в мои планы не входит, — пытается успокоить Дазай, но Ацуши всё равно нервно фыркает в пустоту. — Я просто хочу немного освежиться. Накаджима задумывается ещё на несколько секунд, а потом без слов кивает и равняется с ним. Дальше идут в тишине и неспешно. Наконец-то меж чёрных крон видятся звёзды, и чем глубже в лес они заходят, тем отчётливее они собираются в млечный путь. У воды становится ещё прохладнее, но сверкающая водная гладь компенсирует все неудобства. Дазай закатывает штанины и разувается. — Идёшь? — он протягивает свою руку, но Ацуши, прикусив губу, отрицательно качает головой. — Ох, забыл, что коты не любят воду, — не обижается Осаму и заходит в студёную реку по щиколотки. Дазай делает ещё шаг и блаженно вздыхает, поднимает голову вверх и счастливо открыто улыбается. Ацуши смотрит на эту улыбку, и всё его нутро сводит спазмом. Он, словно тоже чересчур опьянённый, пошатывается, задыхается и хочет сказать то, что говорить не следует. Накаджима с силой прикусывает свой язык и отворачивается, чтобы эти глупости в мыслях там же и остались. Но кинуться в воду его всё же заставляют громкий всплеск и стон через мгновение. Ацуши испуганно бледнеет и подпрыгивает. Осаму, оступившись или споткнувшись, растянулся на животе в прохладной воде. — О Боги, Дазай-сан, — подрывается Накаджима к нему и помогает встать. Дазай держится за ребро и горестно вздыхает, давая Ацуши себя поднять, довести до пня и усадить. — Кажется, я сломал себе всё… — болезненно смеётся он и сгибается. Ацуши рвано дышит, не зная что предпринять, Дазай, видя как напарник впадает в панику, что-то хмычет. — Ну, может и не всё. Ацуши чует её. Кровь за мокрой одеждой пахнет даже ярче. Он оборачивается в сторону, где предположительно сидит вся компания. — Я приведу Йосано-сан, — твёрдо кивает Накаджима и хочет уже сбежать, но цепкая рука Дазая хватает его за запястье и тянет к себе. — Нет нужды, я просто содрал кожу о камни. Дай мне минут десять и пойдём обратно, — устало и серьёзно просит Осаму. Ацуши вдыхает ночной воздух, понимая, что Дазай не врёт, но всё равно переживает. Он, всё ещё беспокойно поглядывая на наставника, присаживается у его ног. Через минуту понимает, что руки они так и не расцепили, и теперь пальцы Ацуши поглаживают чужие. Он благодарит вселенную за темноту, что скрывает наверняка выскочившие, красные пятна на шее, что появились не от смущения, а скорее от страха быть пойманным с поличным. Ацуши сильнее обычного ушёл в себя, не замечая, как напряжённо-долго вглядывается в его силуэт Осаму, что именно он держит его руку крепче и не отпускает. — Это странно, даже зная наверняка, мне всё равно иррационально страшно, — говорит Дазай. Ацуши не понимает, о чём речь, хочет переспросить, но для начала бы лучше отойти. Он медленно встаёт, тянет руку на себя, Осаму же вцепляется сильнее. До слабой боли в костях. — Дазай-сан? — Скажи, о чём ты думаешь? — просит Осаму серьёзным тоном, даже слегка злым. Ацуши покрывается мурашками полностью. — Думаю, что нам лучше выдвигаться, — осипше отвечает Накаджима. — Ах-ха, — смешок у Дазая получается нервным, — чтобы ты снова принялся за старое? — О чём вы? — Ацуши действительно недоумевает с вопросов наставника. — Это, знаешь ли, больно, — с напускной весёлостью продолжает тот, — ты почти на меня не смотришь, ты отказываешься ходить на задания со мной, — ядовито перечисляет Дазай, и от каждого слова сердце Ацуши замедляется. — Это настолько ужасно, любить меня, что ты всеми силами стараешься отдалиться? — добивает Дазай. Ацуши отшатывается, как от сильного удара. Мысли, клацая клыками, хохочут: «ну конечно он всё знал. Он знал даже раньше, чем это понял ты сам». Руку он всё-таки отдёргивает. Желание превратиться в тигра и умчаться навсегда в лес выглядит соблазнительней всего на свете. А через минуту до него доходит смысл сказанных слов. Он, наконец, тоже смотрит на Дазая острым и долгим взглядом: карие глаза Осаму следят за каждой эмоцией Ацуши, ловят каждый его жест, и Накаджима терпит всё до конца. — Это совсем не ужасно. — Тихо отвечает он. Дазай неверяще качает головой. Кажется, впервые на памяти его наставник сделал неправильные выводы. — Ужасно то, что я не смогу вам ничего дать. — Он заминается, цыкает, обрывая себя, — ну, и конечно, я осознавал, что у меня не будет шанса. — Разве я тебе это говорил? — тянет Дазай. У Ацуши начинает кружиться голова, а ещё он не верит в происходящее. — Каждый раз, когда я хотел что-то сказать, пригласить тебя или удостовериться в… неважно. Ты находил сотни причин сбежать, — Накаджима думает что бредит. В монологе Дазая смешивается неподдельное возмущение и толика восторженности. — Ладно, причины не плохие, молодец, хоть врать учишься. Но ты предпочёл сбежать к злющему Акутагаве по его первому зову, лишь бы не заходить со мной в кафе. Это, между прочим, уже тревожно. Ацуши выслушивает это всё с каменным лицом, но потом всё-таки смеётся: долго, до нехватки кислорода в лёгких. Он и не понимал, как выглядел со стороны. А когда силы что-то произнести вернулись, вернулась и липкая тревога, потому что под белой рубашкой у Дазая проступила кровь. Осаму тоже смотрит на пятно, выдыхает и расстегивает пуговицы. Бинтов под ней почти нет, старые шрамы в темноте практически незаметны, а вот красный ушиб и рваные короткие царапины — да. Видимо, камни были острее, чем они оба предполагали. Ацуши без сожаления отрывает от своей рубашки кусок ткани и отходит к воде. Река тут должна быть чистой, он надеется, что хуже не сделает, но кровь стереть и что-нибудь приложить, вроде как, надо. Когда он вернулся, глаза Осаму были закрыты, но стоило холодным каплям сорваться вниз, как тот вздрогнул и приоткрыл их. Руки Накаджимы ощутимо подрагивали, кровь стирал с кожи он медленно и глубоко дыша. Она так приятно пахла. Будучи человеком, он не хотел ни в кого вгрызаться или уподобляться вампирам, но зверь внутри него иногда надавливал слишком сильно. Как и в этот раз. Пальцы Осаму зарылись в светлые волосы в тот момент, когда горячий язык Ацуши слизнул крохотную каплю крови. Дазай чувствовал, как огненное дыхание Накаджимы стирает все приличные грани, и ему это нравилось. Нравилось до головокружения, когда острые зубы Ацуши прикусили тонкую кожу на шее, нравилось до судорог в конечностях, как тот зализывает следы от своих клыков. И господи, как же ему нравилось, как тот утробно рычал в этот момент. — Дазай-сан, ударьте меня, пожалуйста, — прохныкал Ацуши, когда понял, что сам отлипнуть не может. — Прости, но это невозможно, — глухо рассмеялся он в ответ, притягивая Накаджиму ближе и выше. Он легко мазнул губами по скуле, щеке, и уже намеревался добраться до губ, но Ацуши, что-то пробурчав, выскользнул из его рук. И снова упорно не смотрел. — Ацуши, — усталый голос Дазая был ровен. — Ты ничего не сможешь мне дать, потому что уже всё дал. И мне не хватит жизни, чтобы сказать тебе спасибо. — Он замолчал, но ненадолго, задумчивое выражение лица сменилось рассеянным. — Или ты ждёшь каких-нибудь обещаний, если так, то… — едва тёплая ладонь Ацуши, на манер пластыря, закрыла рот Осаму. — Не нужно никаких обещаний, — в светлых глазах Накаджимы засветилась робкая надежда. — Я тоже ничего не буду обещать. — Ацуши, обхватив лицо Дазая, приблизился. В каждом движении обоих из них пробивалась неотвратимая правильная решимость. — Я буду делать. И то, как Дазай сжал его в объятьях, как с жадностью ответил на поцелуй, было понятно: это аналогично.