Жаропонижающее

- На, выпей, - Михаил протягивает стакан с шипящей водой. Фейлон лежит в постели - он болен. Скорее всего, обычная простуда. Конечно же, сначала все лицезрели героя — невозможно выпустить из рук хоть немного власти - хоть нитку управления, хоть каплю контроля, но жар, лихорадка, кашель — весь положенный набор — и вот он лежит в постели - слабый и бледный, а Михаил подает ему стакан с лекарством — добрый медбрат с нулевой квалификацией. - Иди домой, — говорит Фейлон. - Пойду, когда надо будет. Фейлон отворачивается. - Все же выпей, — говорит Михаил, - понижает температуру, даже вкус у него тут какой-то, — он читает упаковку, — лимонный. Гадость, конечно. - Я сам справлюсь, - говорит Фейлон. - Конечно, справишься, — говорит Михаил и садится рядом на кровать. — Я ни секунды не сомневался и сейчас не сомневаюсь. Пей лекарство. Потом попросишь своего пацана заварить тебе чай — так как он я, конечно, не заварю. А чай из пакетика ты не будешь, - он вглядывается в лицо Фейлона. - Шучу. Глаза Фейлона закрыты, на лбу испарина. - Твой пацан, похоже, меня терпеть не может, — Михаил встает с кровати. - Тебе это важно?- Фейлон открывает глаза. - Ну... важно, наверное. Я все же не хотел бы ссориться. А так, конечно, обойдусь. Просто не люблю, когда меня не любят ни за что. Я хороший парень. - Ты так думаешь? - кажется, Фейлон пытается улыбнуться? - Нет. Я так не думаю. Я это знаю. - Ну, наверное, он считает, что причины есть. - А! Все-таки терпеть не может? Ну-ну. Сам сказал? Вот мелкий... Ладно. То, что он причин насочинял тысячу, я не сомневаюсь. Ну, а я плевать на его причины хотел. - Михаил, дай мне руку. Михаил берет ладонь Фейлона - она очень горячая — разница в температуре между ними очень заметна - Ты очень горячий. Выпил лекарство? Смотри, какой я заботливый. Сиделка хоть куда. Теперь спи. Могу спеть песенку перед сном, - он хмыкает. - Ты умеешь? - Все умеют петь. Просто кто хорошо, кто плохо. - Ты плохо? - Я плохо. Фейлон держит Михаила за руку, потом пальцы его расслабляются, он засыпает. Михаил не сразу освобождает руку - слегка пожимает эти горячие пальцы, подносит их к губам, легонько целует. *** - Поможешь мне переодеться? - говорит Фейлон, когда просыпается. — Я хочу принять душ. - Помочь раздеться? Всегда готов. Тут мне нет равных. И много где еще, кстати. - Раздеться, а потом одеться. - Слишком сложно. Невыполнимая миссия. Одеться! Ничего себе. Попробую, конечно. Фейлон встает и Михаил развязывает ему пояс на халате. Фейлон выглядит слабым, лицо у него бледное, на губах небольшая корочка от жара — и губы тоже кажутся бледными - у него дрожат руки. Он выглядит абсолютно беззащитным, даже если это просто иллюзия. Наверное, даже опасная иллюзия. Наверное. Но это неважно. - Учти, только прохладный душ, - вспоминает Михаил скудные навыки ухода за больными. - Типа, не перегрейся. - Разберусь, я думаю. - Давай, я в тебя верю. Можно подглядывать? Могу потереть тебе спинку. - Нет. Михаил обнимает Фейлона сзади за плечи и целует в шею. - Иди, - шепчет он ему. - Не буду я подглядывать. Дверь в ванную комнату Фейлон не закрывает. От Фейлона пахнет каким-то мылом — запах нежный - цветочный?! - и очень слабый. Мокрые волосы нависают на глаза, он отводит их назад — Михаил следит за этим движением - красивые пальцы — тяжелые волосы не слушаются, они ничем не закреплены и несколько прядей опять повисают на лицо. - Держи, — Михаил протягивает ему полотенце. — Им можно накрыть футбольное поле и еще пару кварталов. Оно огромное. Я нашел его в шкафу. Реально огромное. Или это простыня? Давай попросим принести нам что-нибудь поесть? - Я не хочу. Михаил пожимает плечами. - Есть-то все равно надо. Хотя бы мне. Фейлон голый садится перед зеркалом и берет в руки щетку для волос. - Оденься, — говорит Михаил. - Нет, — говорит Фейлон и слегка улыбается. - У тебя всегда были длинные волосы? — спрашивает Михаил и касается их, этих темных мокрых волос — ладонь становится влажной - пропускает сквозь пальцы, слегка гладит, потом отодвигает, обнажая шею. - Нет, — Фейлон немного кривит губы и убирает прядь за ухо, щекотно. — Был период, когда пришлось носить короткие, но я не люблю вспоминать это время. Они быстро отросли потом. - Ну... - Михаил догадывается — вернее, знает — какое время Фейлон имеет в виду. - Могу расчесать тебе волосы, — не выдерживает он. - Давай,— Фейлон протягивает ему щетку. - Пожалуйста, будь аккуратным. Михаил убирает волосы с его лица, наклоняется и их губы почти соприкасаются. - Я буду очень аккуратным, — шепчет он, — очень-очень аккуратным. Их поцелуй долог и как-то болезненно нежен. Обед им все-таки сервируют — Михаил ест с аппетитом, Фейлон пьет чай. Он снова одет — еще один красивый разноцветный халат — Михаилу нравятся на нем эти нарядные тряпки, все эти птицы и цветы. — Вилка это специально для меня? Мило. Но я бы справился и палочками. Я, кстати, умею жарить яичницу. А ты можешь съесть что-то вилкой? - Михаил вертит в руках столовый прибор. - Или это страшное нарушение каких-нибудь табу? Просто подумал. У тебя же полно запретов, этот ничем не хуже. И ты, например, как-то согрешишь, а? Будет это считаться... ну, не знаю, падением каким-нибудь? — он оглядывает стол и подцепляет на вилку кусочек персика.— Давай! Фейлон смотрит на него и слегка улыбается. - Я просто съем что-то вилкой. Это ничем не будет считаться. - Ну так съешь, — говорит Михаил хриплым голосом. — Давай, съешь с моей вилки. Фейлон долго смотрит ему в глаза, чуть наклоняется и облизывает кусочек персика и даже, кажется, собирается откусить кусочек. Потом распрямляется и быстро снимает пальцами персик с чертовой вилки. - Съешь сам, — он сжимает рот Михаила пальцами другой руки, губы - розовая розочка - и проводит персиком ему по губам. — Давай, ну! Ешь! - Ах ты! — у Михаила даже дыхание перехватывает. Он хватает Фейлона за плечи, опрокидывает на кровать— персик падает на пол — потом — потом — кто-то из них наступит и раздавит его. - Я хочу заняться с тобой сексом, — говорит Михаил, касаясь губами ключицы Фейлона — раз, два, три — каждое последующее прикосновение дольше предыдущего, хочется схватить зубами эту бледную кожу, - Я просто невыносимо хочу тебя. Он чувствует Фейлона под собой — худое, но сильное тело. - Ты слишком конкретный, — Фейлон не смотрит ему в глаза, отводит взгляд.— Всегда говоришь все прямо. Меня это раздражает, ужасно раздражает, - он как будто пытается высвободиться. - Это не то. Нет. - Я знаю, — Михаил разжимает руки, но не выпускает Фейлона. — Извини, не сдержался. Наверное, я неправ, - проводит языком от ключицы по шее - влажная дорожка. - Или прав, - его голос по-прежнему низкий и хриплый. - Но ты такой слабый — мне и жалко тебя и только сильнее хочется... Разумеется, он не договаривает. - Какой ты идиот. - Фейлон обнимает его за шею, чуть кусает за мочку уха. - Ужасно, - и кусает немного сильней. - Эй, — говорит Михаил, — Эй. Мне нужны мои уши. Михаил целует его в губы — слегка касается, потом захватывает эту бледную пересохшую нижнюю губу, потом отпускает, потом снова захватывает и наконец засовывает свой язык Фейлону в рот - и тут же ощущает его язык у себя во рту. - Мне не хватит сил на секс, — Фейлон прерывается, его дыхание учащенное, на лбу снова испарина и тело опять горит. - Какой ты конкретный, — Михаил улыбается ему в шею, потом снова целует — поцелуй прерывистый, дразнящий. - Ты опра-а-авдываешься. Мне это нравится. - Ты идиот, Михаил, — Фейлон легонько толкает его в грудь. - Разумеется. Ты говорил уже. Я понял. С первого раза. Конечно, идиот. Но у меня есть смягчающие обстоятельства. - Нет, — говорит Фейлон, — у тебя их нет. - Пожалуйста, только не сильно. - Фейлон откидывается на подушки. - У меня голова кружится. - Но ты же сам хочешь мне отдаться, да? Другие ощущения, когда ты так слаб, правда? - Да, — говорит Фейлон. — это так. Другие, - его ресницы вздрагивают. - Я не буду снимать эти чертовы тряпки. Оставим так, - рука Михаила скользит под одежду Фейлона — бедро, ягодица, прогиб спины - они чуть влажные. - Нет, — говорит Фейлон, — сними. Сними все. На мне только это, больше ничего нет. - Черт! - Михаил сдирает разноцветный халат - птицы и цветы сминаются, теряют форму лепестки и крылья - но вдруг останавливается. Тело Фейлона бледное, худое, горячее лежит перед ним — Михаил целует его в косточку на бедре — она остро выступает под кожей, целует около пупка, обводит пупок языком. - Я буду аккуратным, очень-очень аккуратным, —говорит Михаил. Фейлон видит его глаза — они как будто становятся темнее в такие моменты, в них что-то тяжелое, что-то опасное. - Доверься мне. Не соревнуйся со мной. Я люблю тебя, Фейлон. мне наплевать на эти игры. Мне не нужно победить тебя, мне нужно просто тебя. Только тебя. Вот и все. Но прямо сейчас. *** - Вот та самая знаменитая яичница, — Михаил ставит поднос на низкий столик у кровати. — Меня почему-то здорово испугались на кухне. Вот вилка. Угощайся. Палочки я не нашел. Только вилка.