***
Второй раз Дин прикасается к нему в ту же ночь. Джек вернулся на Небеса, а оставшиеся обитатели бункера решили отправиться спать. Сэм только что ушел в свою комнату, а Кас и Дин продолжают идти немного дальше по коридору, туда, где их двери стоят напротив друг друга. Когда Кас поворачивается лицом к двери, он чувствует, как его тянут за руку. Дин притягивает его, пока они снова не оказываются лицом друг к другу, и прежде чем Кас успевает задуматься, что происходит, его заключают в теплые объятия и крепко прижимают к мужчине, которого он любит. Это чудесно. Он чувствует себя таким защищенным и умиротворенным. Он мог бы остаться здесь навсегда. Однако. В этом объятии нет никакого смысла. Они уже обнялись после воскрешения. В качестве прощания на ночь он мог бы в лучшем случае получить «мужественное» похлопывание по плечу от Дина. Не эту удивительную вещь. Не это долгое — очень долгое — крепкое объятие. После того, как он достигает точки, когда чувствует жажду продолжать в том же духе, Кас шепчет: — Дин? Дин делает глубокий вдох, прежде чем медленно отступить. Его левая рука скользит вверх, чтобы остаться на шее Каса, другая опускается на его бицепс. Пальцы крепко сжимаются, и Дин смотрит ему прямо в глаза (с расстояния своего обычного «личного пространства») и говорит: — Не смей повторять это со мной снова, Кас. Больше не жертвуй собой, чтобы спасти меня. Больше не оставляй меня одного. Хватит — ты мне нужен, ясно? — Дин… — начинает Кас, но не знает, что сказать. Он не может обещать, что больше не уйдет. Надеется, что больше не будет катастроф, которые могли бы привести к концу света, но он все равно может умереть на охоте или даже просто переходя улицу. Он мог бы умереть от аневризмы. Но даже несмотря на то, что эти сценарии проносятся у него в голове, он также хочет сказать: «Я никогда не покину тебя, Дин Винчестер. Никогда бы не смог. Я тоже нуждаюсь в тебе. Я люблю тебя. Ты — мой мир.» Но и этого он точно сказать не может. Не выпустит слово на букву «Л», если один из них не начнет умирать. Глаза Дина блестят от непролитых слез, и он, наконец, убирает руки, оставляя Каса лишенным этих касаний. Он сжимает переносицу и опускает голову. — Просто останься, Кас. Пожалуйста. — Я буду… Я останусь, если это в моих силах, — наконец обещает он. Это кажется таким пустяковым, но Дин облегченно вздыхает и кивает. Кас тоже чувствует облегчение. Он знает, что сейчас все по-другому, но он не может не вспомнить последний раз, когда он был человеком, и его заставили (Дин не хотел этого, так что вина не должна быть возложена на него) покинуть бункер. Приятно знать, что он здесь нужен. — Хорошо. Отлично. Я… Я тоже останусь, хорошо? — Дин обещает. Он все еще держал в руках напряжение, о котором Кас не знал. Это не признание в любви — он не ожидает, что когда-нибудь получит это, и это нормально, — но это все равно очень важно. Они обещают всегда быть рядом друг с другом, быть важными друг для друга. Это то, что им обоим сейчас нужно. — Хорошо. Отлично, — Кас передразнивает слова Дина, заставляя его издать короткий смешок. — Ладно. А теперь тебе следует поспать, чувак. Первая ночь, когда снова человек. Ты, должно быть, устал. Кас хмыкает в знак признательности, и они расходятся в разные стороны. Он не уверен, что делать с этой новой версией Дина, но он не жалуется. Не тогда, когда его прикосновение призрачно задерживается на несколько часов после этого.***
В третий раз Дин прикасается к нему на следующее утро. Кас сидит за библиотечным столом с горячей кружкой великолепного кофе и книгой о призыве ангелов (точность сорок три процента). Он слышит шлепанье тапочек по полу и ожидает, что Дин опустится в кресло напротив него или, возможно, рядом с ним. Чего Кас не ожидает, так это почувствовать, как пальцы треплют его волосы. Он смотрит вверх, не прерывая этих (сильных, теплых, успокаивающих) пальцев, его глаза напрягаются, чтобы увидеть лицо Дина. У Дина есть своя кружка кофе и дразнящая ухмылка на лице. — Встал и взялся за них пораньше, да? Как книга? — Неточная, — отвечает Кас, искоса поглядывая на него. — Но это скоротает время. В прошлый раз, когда он был человеком, его мучила бессонница, но он надеялся, что с безопасным ночлегом и настоящим матрасом в собственной комнате на этот раз ему будет лучше. Однако, похоже, этого не произошло, так что Кас бодрствует с 4:33 утра. Он немного побродил по бункеру, прежде чем сварить кофе и найти книгу, чтобы составить ему компанию, пока не проснутся Винчестеры. Сэм ушел минут двадцать назад на пробежку, но Кас удивлен, увидев, что Дин проснулся так рано. Пальцы Дина продолжают мягко массировать голову Каса, почти рассеянно. Хотя Кас все еще в замешательстве, он решает не задавать вопросов. Если он спросит, Дин может «взбеситься», и тогда он перестанет прикасаться к Касу. — Ты рано встал, — наконец решается он сказать. Дин хмыкает, ставит чашку с кофе на стол и наклоняется, чтобы полистать книгу. Кас чувствует тепло его живота, прижатого к верхней части спины и голове, и вдыхает запах свежего белья и дезодоранта Дина. Он позволяет своим глазам закрыться на восемь секунд, наслаждаясь этим. — Кошмар, не мог снова заснуть, — небрежно говорит Дин, снова выпрямляясь. Его рука остается в волосах Каса, хотя пальцы теперь неподвижны. — Хочешь поговорить об этом? — спрашивает Кас, хотя знает ответ. — Нет. Но я подумал, что мы могли бы позавтракать, а потом пройтись по магазинам, раз уж мы оба встали. — По магазинам? — Странно разговаривать с кем-то, кто стоит прямо за твоей спиной, и его рука все еще покоится в твоих волосах. Во-первых, Кас боится даже жестикулировать, опасаясь сдвинуть указанную руку. Во-вторых, он предпочитает видеть лицо, когда разговаривает. Он все еще не очень хорошо разбирается в нюансах человеческого общения, но язык тела действительно помогает порой. Особенно с Дином, чьи манеры и рефлексы Кас мог перечислять во сне. Дин, должно быть, чувствует то же самое, потому что убирает руку и опускается на сиденье рядом с Касом, поворачивая его под углом, чтобы быть лицом к нему. — Да, я не против того, что ты крадешь рубашки и зубную пасту, но я уверен, что ты хочешь иметь свои собственные вещи. И я бы предпочел, чтобы у тебя было свое собственное нижнее белье, — объясняет он, подмигивая (подмигивая?). — О. Да, я думаю, мне следует кое-что купить. Дин кивает и продолжает болтать о вещах, которые должны быть у Каса, а затем начинает делать заметки на своем телефоне, когда понимает, что у них практически нет еды в бункере, и им еще нужно сходить за продуктами. Призрачный жар задерживается на его голове. Кас все еще в замешательстве. Дин, кажется, ведет себя совершенно нормально, если не считать этих странных (но далеко не нежеланных) прикосновений. И снова он решает не привлекать к этому внимания, а вместо этого просто наслаждаться этой странной переменой в их отношениях.***
Прикосновения четыре, пять и шесть — это мелочи. Рука на спине Каса, направляющая его через оживленный магазин. Пальцы на запястье, чтобы привлечь его внимание, когда Дин присоединится к нему вечером для просмотра телевизора. Еще одно объятие, когда они расстаются той ночью, хотя это скорее обычное короткое объятие с тремя похлопываниями по спине, чем те длинные теплые объятия, которыми они делились уже дважды. Тем не менее, все еще странно для простого прощания перед сном. В субботу Дин прикасается к Касу четыре раза. Он растет… Кас не сказал бы, что он привыкает к ним, но он, по крайней мере, не так удивлен, когда они случаются, хотя он все еще не уверен, почему они вообще происходят. Однако, когда Сэм вспоминает кошмары Дина в воскресенье утром, это начинает обретать смысл. Сэм небрежно упоминает о них, когда Кас приближается к кухне, где братья завтракают. — Все еще снятся кошмары, да? — В последнее время они хуже, чем обычно, — отмечает Кас, входя в комнату и продолжая допрос. Оба брата слегка вздрагивают при его появлении. Дин бормочет что-то о колокольчике, старая шутка на данный момент, и совсем не забавная, поэтому Кас игнорирует ее. Он наливает себе кофе и садится напротив них. — Они отличаются от старых? — спрашивает он. Дин пожимает плечами, глядя в свою миску с хлопьями. — Просто… свежее в эти дни. Кас кивает. — Из-за Чака. Дин поднимает глаза с раздраженным выражением на лице. — Нет, тупица. Потому что моего лучшего друга засосала черная слизь прямо у меня на глазах. — Я стал лучше, — говорит Кас, гордясь своей отсылкой к фильму, но это не имеет значения, как и все его шутки. — Да, хорошо, скажи это тем двадцати двум дням, когда я думал, что ты мертв. Это по меньшей мере сорок раз, когда я пытался и не смог вытащить тебя-спящего из Пустоты. — Ох. — Ох. Теперь он понимает. Дин, должно быть, прикасается к нему, потому что во сне он не может. Ему, вероятно, нужно почувствовать, что Кас реален, что у него есть пульс и он дышит, что он не лужа слизи или разреженный воздух. Он настоящий. Он здесь. Да, теперь эти действия имеют смысл. Дин напряженно пожимает плечами. — Они скоро пройдут. Я в порядке. Кас сомневается в этом, но, судя по мятежному взгляду, которым одаривает его Дин, этот разговор окончен.***
В то воскресенье Дин пять раз прикасается к Касу. Он вообще не прикасался к нему после разговора о кошмарах, как будто ему неловко, но затем он, очевидно, решает компенсировать это тремя последовательными, а последние два более разбросаны по дню. В конце дня Кас готов к их теперь уже регулярным объятиям на ночь. В некоторые дни они короткие, в другие — длинные, но Дин всегда инициирует их. Кас не напрягается при последнем объятии, теперь, когда он знает, почему Дин дарит их, и он просто наслаждается теплом, чувством безопасности, — осмелится ли он сказать это — любовью. Они не такие, какими Кас иногда хотел бы их видеть (то есть поцелуи на ночь или, еще лучше, объятия в кровати), но он все равно их обожает. Если это то, каково жить с Дином всю оставшуюся жизнь, то это просто здорово. Кас не будет жаловаться. И остальные члены семьи также получают долю из этой новой тяги к прикосновениям. Сэм получает больше похлопываний по спине и взъерошенных волос (хотя это может быть сделано для того, чтобы его раздражать). Джек получает приветственные и прощальные объятия, от которых он светится, как рождественская елка, и вся комната становится веселее, когда его счастье буквально льется с него. Здесь меньше ехидных комментариев и больше мягких слов. Весь бункер теперь чувствует себя счастливее, теплее, несмотря на то, что температура окружающей среды остается прежней. Здесь можно чувствовать себя дома.***
Понедельник приносит только три дополнительных касания. Дин должен отвезти статую Эйлин, которая находится в пяти часах езды, потому что Сэм вывихнул лодыжку во время утренней пробежки, и Дин не разрешает ему садиться за руль. Кас готов предложить поехать с ним, чтобы он не ехал один, но тут появляется Джек, нуждающийся в совете. К тому времени, как они уговорили Джека не лечить Сэма (невмешательство все еще дается ему с трудом), Дин оделся и забрал статуэтку. Он встает между Касом и Джеком сзади и обнимает каждого из них за плечи. — Держи здоровяка подальше от его ног, ладно? Дин шепчет Касу на ухо, и его нос касается щеки Каса. Это борьба за то, чтобы не дрожать от этого ощущения. Он направляет движение в дрожащий кивок, при этом кожа снова соприкасается с кожей. — И ты не переутомляй своего отца, хорошо? — Дин говорит громче, обращаясь к Джеку. — Да, сэр! — Джек соглашается, ныряя, чтобы обнять Дина обеими руками. — Мне нравится, что мы сейчас обнимаемся. Разве это не здорово, Кас? — спрашивает он с невинностью ребенка, которая у него все еще есть. — Да, Джек, — соглашается Кас с тихим смехом, когда Бог обнимает Дина почти до смерти. — Не задуши Дина. — Извините! — говорит Джек, отстраняясь с широкой улыбкой. — В любом случае, нам пора приниматься за работу. Удачной поездки, Дин. Обними Эйлин за меня и скажи ей, чтобы она навестила нас после того, как закончит, потому что Сэм скучает по ней. Сэм давится глотком кофе, который только что сделал. Дин смеется, подходит к креслу, на котором он сидит, и хлопает брата по спине. — О, я определенно так и сделаю, — говорит он с широкой ухмылкой на лице. Сэм бормочет, пока Дин не обнимает его за шею и не утыкает лицом брата в живот, чтобы заткнуть.***
Когда Дин возвращается тем вечером, у него на куртке несколько брызг крови, и усталость на лице. Кас только что вернулся в библиотеку из ванной (он не пропускал необходимость облегчиться шесть-десять раз в день), когда в комнату втаскивается Дин. Прежде чем Кас успевает сесть, Дин притягивает его к себе, чтобы обнять. Кас охотно идет, обнимая в ответ. — Агх. Я слишком стар для этого дерьма, — бормочет он в шею Касу. Это щекотно, но в то же время очень приятно. Кас несколько мгновений ждет окончания объятий, прежде чем ответить, но Дин продолжает прижимать его к себе, так что он, наконец, отвечает в его волосы (пыльные, но мягкие). — Охота? Дин хмыкает. — И это тоже. Хотя я имел в виду дальние поездки. Не знаю, как я справлялся с ними так долго, но, черт возьми, это утомительно. У меня болели спина и шея, а левая нога все время затекала по дороге домой, наверное, что-то вывихнул во время драки. Он вздыхает, невольно снова щекоча Каса своим дыханием. Он продолжает крепко держать его. — Я думал, ты просто доставляешь статуэтку, — комментирует Кас. Он думает, что мог бы оставаться здесь в таком состоянии бесконечно, даже несмотря на то, что от Дина пахнет потом, грязью и кровью. — Эх, ты же знаешь, как это бывает. Вы сбрасываете статую, затем начинаете говорить о монстре, и следующее, что вы осознаете, это то, что упомянутый монстр сбивает вас с ног. Статуя в итоге стала лучше работать как дубинка, по крайней мере, для того, чтобы вырубить его. Хотя, думаю, после мы используем ее для ритуала. — Дин снова вздыхает и медленно отстраняется. — А кровь? — спрашивает Кас. Он не готов к тому, чтобы прикосновения закончились, поэтому похлопывает Дина по груди, куда упала пригоршня брызг. Дин одаривает его той кривой улыбкой, которую он использует, когда пытается быть милым и невинным. — Возможно, ему пришлось отрубить руку, когда он пытался уползти. — Он пожимает плечами, весь такой «что поделать?». Кас закатывает глаза, но знает, что выглядит слишком влюбленным. — Дай мне куртку, чтобы я мог намочить ее в холодной воде. Дин мягко толкает его в бок кулаком. — Хорошо, лапочка. На лице Каса, должно быть, отразилось замешательство, потому что Дин хихикает. — Ты ведешь себя как какая-нибудь домоседка из пятидесятых. Ты тоже приготовил горячую домашнюю еду? Кас морщится. — Ты не хочешь ничего из того, что я готовлю, Дин. Ты сам мне это говорил. Он не может перестать задаваться вопросом, какой была бы его жизнь, если бы он был… ну, не женой-домоседкой, а кем-то особенным для Дина. Нет, он особенный для Дина. Если он не знал этого раньше, то на данный момент у него есть множество подтверждений. Но они не… они не такие. Не романтические партнеры, не женаты. Хотя иногда… кажется, что это так близко к этому. Когда они обнимаются в течение двух минут и шепчут друг другу на ухо. Дин откидывает голову назад и смеется. — Да, я полагаю, что это правда, чувак. Он сбрасывает куртку, которую протягивает Касу. — Хорошо, Эйлин скоро должна быть здесь. Мне нужен душ, пиво и бутерброд, в таком порядке. Он трясет пальцем перед Касом, лицо серьезное, как будто он делится великой мудростью. — Всегда делай все в правильном порядке. Это очень важно. Кас не позволяет себе думать о том, что, очевидно, первым делом в списке Дина, когда он вернулся домой, было обнять своего лучшего друга. Он не хочет разочаровываться, если окажется неправ.***
Во вторник утром Кас ест хлопья за кухонным столом, когда Дин шаркающей походкой входит в комнату. Он потирает голову и зевает, наполняя кружку кофе, затем плюхается за стол напротив Каса. Ноги в носках встречаются под столом для их двадцать первого прикосновения, и Дин опирается локтем на стол, а подбородком на руку. Он с нежностью смотрит на Каса, который понимает, что это не шарканье зомби, который не спит из-за ночных кошмаров. Он также понимает, что уже почти девять утра. — Прошлой ночью не было кошмаров. Его желудок резко падает куда-то вниз. Если Дину будет сниться меньше кошмаров, ему больше не нужно будет так часто прикасаться к Касу. Ему не нужно будет доказывать самому себе, что Кас реален и здесь, с ним. Кас знал, что это произойдет, но он надеялся, что у него будет больше времени. Что так эгоистично и ужасно, учитывая, что это означало бы еще больше кошмаров для Дина. Дин, не обращая внимания на внутреннюю суматоху, происходящую за столом, просто тихо улыбается. — Никаких кошмаров. Их ноги все еще соприкасаются. Это должно быть непреднамеренно. Дин явно не обращает внимания. Через несколько минут он встает на ноги, потягивается слишком долго для здравомыслия Каса, затем берет миску и ложку, прежде чем вернуться к столу за хлопьями и молоком, которые Кас еще не убрал. Они оба тихо жуют, когда раздается стук. Кас поднимает глаза. Дин встречается с ним взглядом, затем смотрит в сторону. Кас поворачивается и видит, как Эйлин, споткнувшись, входит в комнату. Ее волосы взлохмачены, на ней большая футболка и боксеры, а глаза едва приоткрыты. За ней попятам следует Сэм, который находится в таком же состоянии, и все еще хромает из-за поврежденной лодыжки. Кас, как и подобает отводит глаза и оглядывается на Дина, который приподнимает брови и ухмыляется, запихивая хлопья в рот прежде, чем Кас повернется к нему полностью. — Хорошо провел ночь, Сэмми? — спрашивает Дин с нелепой ухмылкой. Сэм прыгает, что заставляет Эйлин повернуться в поиске опасности. Когда она видит выражение лица Дина, то самодовольно ухмыляется. — Если ты спрашиваешь, удачно ли прошла ночь, то не сомневайся. Кас ловит взгляд Сэма, они бросают друг на друга сочувственные взгляды, и Сэм пожимает плечами, как бы говоря: «Что с них взять?» Кас соглашается кивком. Он машет рукой, чтобы привлечь внимание Эйлин, затем жестикулирует: «Доброе утро. Рад тебя видеть. Охота прошла хорошо?», потому что он уже спал, когда она приехала в бункер прошлой ночью. Она рассказывает ему об охоте, пока Сэм суетится вокруг, доставая кофе и еду для них обоих, затем все четверо сидят и болтают еще долго после того, как хлопья и кофе закончились. Приятно, что они понимают это сейчас. Они не ждут начала следующего апокалипсиса, им не нужно искать новых охотников, им позволено просто немного побыть в тишине и покое. Он не уверен, как скоро это наскучит, но сейчас он будет наслаждаться этим, как и прикосновениями Дина. Он хмурится, не желая думать об этой потере прямо сейчас. Не тогда, когда его семья счастлива и в безопасности рядом с ним. Дин слегка наклоняет голову, пытаясь поймать опущенный взгляд Каса. Его брови изгибаются, молча спрашивая, в порядке ли Кас. Кас кивает и отмахивается от этого.***
Двадцать второй раз, когда Дин прикасается к Касу, это сильное похлопывание по спине, поздравляющее его с хорошо проделанной работой по удалению крови с куртки Дина. Это обычное прикосновение — старое обычное, точнее — и Кас напоминает себе, что нужно привыкнуть к нему. Последние шесть дней были аномалией. Просто Дин чувствует себя не в своей тарелке, когда приспосабливается к возвращению Каса. С этого момента больше никаких мягких прикосновений, направляющих его, никаких встреч ног под столами. Никаких долгих, теплых, безопасных объятий. Просто дружеские похлопывания по спине. Воспоминание об этих двадцати двух прикосновениях сохраняется так, что оглядываясь назад, становится почти болезненным.***
Двадцать третий раз, когда Дин прикасается к Касу, это совершенно неожиданно. Несмотря на то, что у него было пять предыдущих ночей, чтобы привыкнуть к объятиям, он заставил себя больше не ждать их, или, по крайней мере, не в те дни, когда Дину не снятся кошмары. Но Дин притягивает его к себе, легко, как он и делал каждую ночь с момента возвращения. Он кладет подбородок на плечо Каса и сжимает его как раз в нужной степени. С запахом затяжного лосьона после бритья Кас всхлипывает, к своему большому удивлению — человеческие эмоции все еще застают его врасплох. Дин замечает это и отклоняет голову назад, чтобы посмотреть на него, хотя его руки лишь слегка расслабляются. — Кас? — Его брови нахмурены, морщины вокруг глаз более заметны, чем обычно. — Ничего… — Нет, это твое выражение лица, пытающееся скрыть, что ты расстроен. Теперь скажи мне. — Одна рука скользит со спины Каса к его голове. Он этого не хочет. Это глупо. Он хочет объятий. Это не стоит того, чтобы из-за этого проливать слезы. — Кас. — Это предупреждающий тон Дина, и он мягко трясет головой Каса. Кас утыкается ему в шею. Он не может смотреть на него. И он хочет держаться за это объятие так долго, как только сможет. — Твои кошмары уменьшаются. Дин проводит большим пальцем по уху Каса. В груди рокочет некое подтверждение. — Но это не причина плакать, не так ли? — Нет, но меньше кошмаров означает меньше… — Он стонет. — Не заставляй меня говорить это, Дин. — Ну же, милый. Это не может быть настолько ужасно. В своем взволнованном состоянии он почти пропускает термин «нежности». Он замирает. — Ч-что ты только что сказал? — Я-э-э, я имею в виду. Эм. Милый? — Последнее слово так тихо, что даже Кас с трудом расслышал его прямо у шеи Дина. О. Он улыбается и крепче сжимает Дина. Тот фыркает. — Эм, я думаю, ты не против этого? — Нет, я совсем не против этого. — Ладно. Хорошо. И, эм. Может быть, ты был бы сговорч… — Да. Дин смеется. — Ты даже не знаешь, что я собирался сказать. Кас отводит лицо назад достаточно, чтобы поймать взгляд Дина. — Не имеет значения. Я готов на все, если это с тобой. — Хм. — Дин обрамляет ладонями лицо Каса, и это прекрасно. — Лучше следи за тем, что ты обещаешь. Иначе ты пойдешь в продуктовый магазин в ковбойских сапогах и лабораторном халате. Кас хмурится. Он понимает намек, но не уверен, какое отношение доктор Секси имеет к нему или к походу за продуктами. — Почему… — Не будем об этом. — Дин выглядит задумчивым. — Пока что. Кас решает, что лучше не спрашивать. У них есть более важные вещи, на которых нужно сосредоточиться. — Тогда чем займёмся? Пока что. Взгляд Дина опускается к губам Каса. — Я могу придумать несколько вещей. Двадцать четвертое прикосновение великолепно. Двадцать пятое и двадцать шестое великолепны. После этого Кас теряет счет. Он ожидает, что общая сумма будет близка к бесконечности.