Счастье где-то между баров и аптек

      У Онегина шикарная тачка, шмотки с элитными брендами, в бокале всегда алкоголь только тот, где бутылка стоит как прожиточный минимум. У него тонна друзей — хотя так… приятелей, но Онегин — всеобщий любимец, ему льстит внимание, даже если оно полно подхалимства.              У Онегина квартира на сто с лишним квадратов, хотя там он чаще только ночует, иногда поздно завтракает, правда, в холодильнике ожидает вода без газов и откуда-то взявшийся просроченный кетчуп — сам он любит горчицу.              У Онегина каждый вечер тусовки, бары, какие-то вечеринки с десятками незнакомых улыбок. Около него крутятся девушки, он флиртует напропалую, но ночами в его постели только мужчины — об этом, к слову, никто не знает.              У Онегина позади шлейф из разбитых сердец его бывших поклонников, но Евгений живет с ледяным сердцем, которое не находит в чьих руках можно согреться. Он скрывает пустоту за шикарной улыбкой, громким смехом, быстрой ездой, одноразовым сексом, блеском пластика карт с завидным балансом.              У Онегина есть почти все.              У Онегина нет только главного — понимания, куда он по жизни, черт подери, катится.                            В этом баре Онегин никогда раньше не был, его сюда тащит Татьяна — возможно, единственный человек, на кого не плевать Евгению. На сегодня она отваживает от него настырное любопытство чужих девиц. Сегодня у Жени нет настроения на маску с красивой улыбкой.              Они сидят на втором этаже, хотя музыка гремит везде одинаково. У Онегина начинает болеть голова — впрочем, она не проходила со вчерашнего, кажется, вечера. Это была тупая идея поддаться уговорам Татьяны — прийти в бар залечивать приступ хандры и апатии.              У Онегина красивая жизнь на зависть.              У Онегина на самом-то деле раз за разом нестерпимое желание запереться в своей неприлично огромной для одного квартире и не выходить даже из спальни. Он, наверное, мог бы не есть неделю, не мыться — но тогда дом подвергается атаке Татьяны. Не зря у многих катастроф и жутких явлений имена женские.              — Я за напитками, — поднимаясь из-за стола, говорит Татьяна. — Надеюсь, ты не устроишь тут шекспировскую трагедию без моего присутствия, я быстро.              Хлопает Онегина по ладони и скрывается в направлении лестницы, чтобы добраться до бармена внизу.              Женя бесцельно просматривает телефон, соцсети. У него куча неотвеченных сообщений в личке, какие-то отметки на фото рядом с людьми, которых он и не помнит, едва вспоминает по геоотметке, где вообще это было. Ему шлют приглашения на тусовки, включают в какие-то чаты. Онегину абсолютно пофиг.              — Привет, — сбоку возникает незнакомый Онегину парень. Женя едва успевает поднять на него взгляд, когда тот сам опускается ниже и быстро предупреждает: — Извини, очень надо.              Парень ладонями касается щек Онегина и впивается в рот губами. Целует по-настоящему, крепко, но заканчивает быстро, не дав опомниться.              — Спасибо, ты сильно выручил, — говорит незнакомец и словно в благодарность невинно чмокает в щеку.              Улыбается, машет рукой и испаряется, пока Женя приходит в себя.              Мажет пальцами по губам — на них остался привкус какого-то сладкого алкоголя. Ясно, что на трезвую голову так мало кто поступает. Интересно, откуда он? Онегин оглядывается, но парня и след простыл, вокруг слишком много снующих людишек.              Он встает с места, но зависает. Искать, наверное, будет бессмысленно. Но от выброса адреналина внутри до сих пор клокочет. А в мозгу отпечатался образ: стройный парнишка в полурасстегнутой на груди свободной белой рубашке, темные волосы кудрявятся на концах, доходящих до плеч, блеск в больших голубых глазах, и плевать, что это, наверное, из-за выпитого. И улыбка на мягких губах, будто вдохнувших в Онегина глоток свежей жизни.              Кто он?              Кажется, Женя влюбился.              Он, конечно, никогда не умел влюбляться, откуда ему может быть вдруг известно, как это чувствуется. Но только от мысли о том незнакомце с его поцелуем у Жени внутри совсем не те избитые ощущения, как от случайного флирта и даже секса. Это не похоть, этим чувством прошивает и греет в районе сердца.              Онегин подходит к перилам, вглядывается в море толпы снизу.              И видит. Его, идущего к выходу.              Онегин несется по лестнице, задевает кого-то плечом. Плевать. Пересекает первый этаж в надежде, что не упустит. Попутно оглядывается, но его не замечает. Выбегает из дверей бара.              Спина в белой рубашке, длинные волосы — он бредет прочь по пустой и почти тихой в контрасте с гудящим баром дороге.              Онегин бежит за ним, не зовет, привлекая внимания, просто хватает за руку. Парень дергается от испуга или от неожиданности.              — Прости, — извиняется Женя, чуть быстрее дыша от короткой пробежки и смотря в те же самые большие глаза, которые сейчас глядят словно в недоумении и полном неузнавании. Хотя кто сказал, что тот обязан был запомнить Онегина? — Это я.              Господи, ничего лучше не выдумал, мысленно ругает себя Онегин.              — Ага, — парень внезапно улыбается. Узнал? — И ты…?              — Женя, — представляется Онегин, по-прежнему не отпуская чужую руку. — Это меня ты в баре…              — Помню, — перебивает парень. — Это же пять минут назад было. Может, отпустишь? — и кивает на свое плечо, за которое его так и держит Онегин. — Обещаю не убегать.              — Прости.              — Надеюсь, ты догонял меня не для того чтобы ударить? — вздохнув, спрашивает все еще незнакомец. На улице довольно тепло, конец лета, но тот обнимает себя за плечи, будто ему прохладно. Он так и шел в одной лишь рубашке.              — Что? — Онегин удивляется, он даже не думал о чем-то подобном. Но да, у него ж не написано на лице «Кажется, я влюбился». — Нет. Зачем?              — Ну… — парень пожимает плечами. — Тебя часто мужчины в барах целуют?              Онегин молчит. Потому что в принципе да, нередко. Не в барах, конечно, обычно дома, на публике он не показывает заинтересованности к своему полу. Только сейчас не об этом.              — А раз боялся, что могут побить, зачем целовал? — любопытствует Женя.              Думает: мы стоим посреди улицы, я не знаю ни кто он, ни имени. Не знаю, что конкретно ему сказать. Позади нас бар, над нами яркая вывеска круглосуточной аптеки, которая отбрасывает на асфальт зеленоватые блики света. Из прохожих разве что посетители бара, но им категорично пофиг на происходящее, каждый занят собой и тем, кто рядом.              Онегина тоже интересует исключительно его ночной незнакомец. Ключицы в вырезе рубашки напротив, волосы, с одной стороны заправленные за ухо, голубые глаза и красивые губы, уголок которых все еще чуть кривится в усмешке.              — По глупости, — размыто отвечает парень.              — Может, представишься? — просит Онегин. — Предпочитаю знать имя человека, с которым целуюсь.              — Владимир, — он протягивает довольно изящную, но без намека на женственность ладонь.              Женя жмет. А потом тянет его на себя, обхватывает вокруг талии и утыкается поцелуем в губы.              Владимир не сопротивляется, наоборот — отвечает. Понравилось?              — Может, продолжим у тебя дома? — предлагает Владимир, облизнув губы, когда первым разрывает контакт, но отдалиться не пробует, так и стоит к Жене вплотную.              — Ты не против? — уточняет Онегин, слегка пораженный подобной прытью. Сам он вообще с трудом анализирует ситуацию. Сейчас не хочется думать о лишнем.              Он хочет Владимира, он не дурак, не ханжа, он взрослый, здоровый мужчина, у которого в руках парень, от которого почему-то срывает заслоны на ранее чуждых эмоциях. Он попробует завтра с ним объясниться, сказать, что не снял его, не подцепил ради мимолетного траха, не решил поиграться.              Что его самого подловили, как рыбку крюком за брюхо.              — Если бы я был против, то сам бы ударил тебя, когда ты ко мне прицепился, — хмыкает Владимир. — Вызовешь такси?              И выворачивается из рук Онегина.                            Дома они не включают свет ни в прихожей, ни в комнате. Белые ночи уже минули, но рассветы все еще достаточно ранние, так что до постели добираются без препятствий.              Владимир первым толкает Онегина на кровать и забирается сверху. Шлепает по рукам, когда он тянется к пуговицам на рубашке.              — Не трогай.              И сам начинает расстегивать.              Рубашка спадает с плеч, Владимир откидывает ее на пол и забирается ладонями Онегину под джемпер. Скользит к груди, задирая ткань выше, ласкает прикосновениями. Наклоняется и целует кожу у солнечного сплетения. Медленно, влажно, будто дразнит. И смотрит Жене в глаза, в которых явно плещется океан желания.              Наконец джемпер летит вслед за рубашкой, а Владимир ложится сверху и впивается губами Онегину в шею. Он снова делает попытку хотя бы обнять его, но тот опять мычит в знак протеста. Ерзает у Онегина возле паха, где уже больно от напряжения.              Язык Владимира проходится по кромке уха, играется с мочкой, пока его руки уверенно опускаются на ширинку, оглаживая содержимое, а после пальцы цепляются за собачку на молнии. Онегин подается навстречу, когда Владимир сквозь ткань белья трогает жаждущий ласк член.              Губы Владимира накрывают рот Жени, посасывают, почти играются. Их языки касаются, когда поцелуй углубляется.              — Сегодня только руками, — шепчет Владимир, юркая под резинку боксеров Жени. Головка уже сочится, и пальцы размазывают влагу по стволу ниже. — Могу еще предложить ртом, но только после душа.              Онегин мысленно соглашается на все условия. И цепляется за «сегодня» — то есть можно надеяться и на что-то в дальнейшем? Отлично, у них уже совместные планы на будущее, звучит как приятное обещание.              Когда становится неудобно, Владимир слезает и помогает Онегину снять с него брюки, а заодно раздевается сам. Женя любуется его стройной, может, даже чуть худощавой фигурой, но хрупким Владимир при этом не кажется. Они почти одного с ним роста, а резкое, непривычное ранее для Жени желание подчиниться тем более словно уравнивает между ними позиции. Настолько, что Женя готов сам отдаться Владимиру, чего раньше ни с кем не делал.              Тот вновь возвышается над Онегиным, обхватывает его бедра ногами. Садится так, чтобы можно было сжать вместе в кулаке их члены. Владимир, будто немного устало, смыкает веки, чуть запрокинув назад голову, приоткрывает рот, иногда облизывает кончиком языка губы. Онегин с вожделением наблюдает. Терпит, но не нарушает процесса. Ему и так чертовски шикарно, хоть и до одури хочется сжать тело Владимира в крепком объятии. Но пальцы того уверенно ласкают сейчас их обоих. Одной рукой тот придерживает у основания, другой проезжается по стволам, подушечкой обводит головку, чуть прижимает. Онегин глухо выстанывает и, все же теряя терпение, впивается в бедра Владимира, но тот больше не отвлекается от процесса. Ерзает сверху, двигает так, что его член трется о член Онегина, и лишь плотнее сжимает кулак, куда оба уже рефлекторно вбиваются.              Жене хочется целовать его. Он пытается приподняться, но ладонь Владимира упирается в грудь и давит обратно. А потом тот опять нависает и впивается в губы Жени. Его бедра двигаются в бойком ритме, он фактически трахает Онегина, лишь потираясь без проникновения. Это безумно заводит. Так, что Женя почти готов кончить. Обнимает Владимира за спину, прижимает к себе плотнее, сам старается под его телом двигаться, создавая максимально приятные фрикции. Их дыхание — шумное, частое — переплетается с мимолетными стонами. Волосы Владимира приятно щекочут лицо Онегина при поцелуе, от них пахнет остаточным флером парфюма. Он забирается пальцами в мягкие, чуть спутавшиеся пряди и стискивает в кулаке, когда живот прошивает волной удовольствия, и Женя кончает, глухо выстанывая Владимиру в рот. Пока по телу разливается посторгазменная нега, Владимир следует за ним и, излившись Евгению на живот, сам растекается сверху всем весом.              Проходит, наверное, три минуты, прежде чем первым шевелится Владимир и скатывается с Жени набок.              — Можно в душ? — спрашивает Владимир.              — Можно с тобой? — вопросом отвечает Онегин.              И поворачивается, чтобы увидеть лицо Владимира. Тот глядит в потолок над собой, его профиль в предрассветных сумерках выглядит даже красивее, чем Жене казалось при встрече. Влажная волосинка приклеилась к щеке, и Онегин аккуратно убирает ту пальцами.              — Еще хочешь? — прямо, без увиливаний интересуется Владимир.              Женя мотает головой.              — Нет. Волос прилип.              — Тогда душ, — напоминает Владимир.              — Ага.              Женя поднимается первым и протягивает ему руку. Тот медлит, но после хватается, а когда встает ровно напротив, Онегин вновь запускает пальцы Владимиру в волосы, нажимает слегка на затылок и приближает к себе для поцелуя.              — Останешься?              Не вопрос — просьба.              Владимир молча смотрит Жене прямо в глаза, словно что-то серьезно обдумывает, облизывает и без того влажные губы.              — Надолго? — голос сочится сомнением.              — Я бы предложил навсегда, но, полагаю, это прозвучит либо устрашающе, либо слишком слащаво, — улыбается Женя, лаская большим пальцем его щеку.              — Давай начнем с «до утра», а дальше посмотрим, — отвечает Владимир и уже сам тянется к губам напротив.