Волк и соловей

      Пролетая через порог самой популярной таверны в этом захолустье, я молюсь всем богам, чтобы листки с моими сочинениями не разлетелись по всему двору. Холодная земля встречает меня не самым радушным приёмом. Лицо и руки приземляются чекан посередине самой огромной и мерзкой лужи, что есть в этой деревне. Ноги тоже не остались без внимания: штаны на коленях и сапоги теперь примерно в той же жиже, в которой валяются свиньи неподалёку. Пока поднимаюсь, поправляю съехавший на брови берет и задравшийся плащ, вижу как сбоку в ту же лужу прилетает моя любимая лютня. Обернувшись, я вижу лишь закрывающиеся ставни таверны, поэтому кричу вслед уже уходящему трактирщику. - Ах, значит вот как вы обращаетесь с теми, кто преподносит в мир искусство? - поднимаю и отряхиваю свой инструмент от прилипших комьев грязи. - Вам, бесчувственным ослам, никогда не постичь всю красоту тех песен, что я пою! Запомните, ещё придёт тот день, когда мои баллады будет петь весь мир, а вы будете иметь в них самое последнее место!       Как-то слишком внезапно прилетевшая почти в лицо сковородка заставила отложить мечтания о славе до лучших времён и убраться от таверны куда подальше.       Вода в бочке была просто ледяной и умыться ей, не отморозив пальцы, было невозможно. Умывшись и отряхнув грязь с одежды, насколько это было возможно, я взял в руки лютню и пошёл по улице, напевая песню, что первая пришла в голову. - Жил был однажды богатый барон. Барон вечерами любил пить самогон. Одним славным вечером он так сильно напился, Что с балкона в портках одних в клумбу свалился. На утро его нашла баронесса. В тот день барон испытал много стресса. С тех пор барон самогон и не пьёт, А то баронесса ему секс не даёт.       Эту дурацкую песенку пели во многих кабаках тех мест, откуда я родом. И, как обычно, всякий бред запоминался намного лучше, чем полезные вещи. Напевая мотив, который наверняка застрянет у меня в голове на ближайшие пару дней, открываю карту, что недавно выменял у торгаша буквально за последние портки. Деньги в кармане в последнее время что-то совсем не водились. Это всё из-за того, что музыкантов в здешних суровых зимних краях почему-то не жалуют. Не может быть такого, чтобы меня выкидывали практически из каждого здешнего трактира только из-за моих песен. Всё это из-за того, что люди, которые здесь живут, совсем огрубели из-за лютого холода и недостатка хорошего вина. Ну ничего, я покажу им настоящее искусство и хорошую музыку.       Идея отправиться в путешествие на север посетила меня, когда я увидел в портовой пивнушке сурового воина, что невзрачно сидел за столиком в углу. Он поражал своими размерами, мускулами, мечом, что стоял рядом, облокотившись о стол, и длинной рыжей бородой. Сначала я хотел начать наш разговор с хорошей песни, но его грозный звериный взгляд заставил меня замолчать, а мою лютню издать жалкий трунь вместо привычной мелодии. Я подсел к нему и стал расспрашивать про те места, откуда он прибыл, и тот поведал мне про красивый, но суровый край, что находился на том берегу буйного моря. Поспрашивав ещё людей, что прибывали оттуда, я услышал много интересных сказок и легенд, вплоть до того, что на самом севере севера в горах видели ледяного дракона.       Конечно, всё это были лишь сказки, но желание увидеть красивейший снежный край было сильнее боязни утонуть в море, чьё название говорило само за себя. Воображая себе заснеженные поля, домики с низкими крышами и уютно горящими окошками, статных мужей на конях и по красивому суровых дев, закаленных севером, я боролся с укачиванием на корабле.       Первое поселение, в которое я прибыл собственно на самом корабле, вовсе не впечатляло. На дворе стояла ранняя осень, и на материке сейчас в самом разгаре был сезон урожая. Всё было окрашено в красный и оранжевый – цвет тыкв, яблок и платьев, что надевали юные девушки на праздники. Здешняя деревня же встретила холодным влажным порывом ветра в лицо и грязевым месивом под ногами. Подумав, что просто прибыл не в очень красочное время года, я пошёл в первую лавку с одеждой, ведь ветер дул здесь поистине ледяной и пробирал до костей. Именно в этот момент все мои деньги покинули меня, перекочевав в сальный мешочек не менее сальной бабы, что торговала одеждой. Она яростно меня заверяла и чуть ли не клялась, тряся руками в перстнях, что таких цен и качества, как у неё, не сыщешь больше нигде.       В тот момент я был слишком занят предстоящими путешествиями, что не обратил особого внимания на качество накидки и сапог, что мне вручила эта малоприятная дама и зашагал вперёд, навстречу приключениям. И вот, теперь я сижу около чьего-то дома и окоченевшими пальцами изучаю по карте дорогу до ближайшего поселения, грозясь в любой момент отморозить себе ноги или зад. Кстати, за те два месяца, что были здесь мной проведены, ветер стал ещё холодней и теперь не просто продувал тонкую накидку, но и, казалось, с лёгкостью проходил сквозь кожу, доставая до самых костей. А на просьбы обменять уже то, что у меня уже имелось на что-нибудь потеплее, торговцы просто посылали меня так далеко, как это вообще возможно. И, конечно же, я представлял, что у людей, которые здесь живут, характер далеко не сахар, но я и представить не мог, что невкусно будет прямо настолько. Выкидывать поэта из каждой таверны. Это же уму непостижимо! И буквально в каждой деревне, куда я приходил, на меня смотрели не очень уж гостеприимно. Путь мой лежал к столице, ведь там-то уж в любом случае должно быть лучше, чем в забытой богами деревушке. Запасы еды неумолимо заканчивались, а холод решил окончательно меня добить, но денег у меня как не было, так и нет, а в дом меня вряд ли пустят переночевать. Так что остаётся только уповать на удачу и двигаться дальше.       Убрав карту во внутренний карман плаща, я двинулся вперёд. Путь мне предстоял малоприятный – прямиком через густой лес, где легко заблудиться и наверняка много голодных волков или медведей… Мотнув головой, начинаю играть на лютне балладу, что пытался сочинить всё то время, что путешествовал по этим землям. Хотелось написать красивую историю любви о белокурой красавице и благородном рыцаре, чья любовь была красива, горяча и несомненно запретна ввиду разности их сословий. Но слова почему-то никак не хотели складываться в строки, приобретая желанный смысл. То принцесса получалась слишком плаксивой, то рыцарь не мог подобрать слов и выглядел туповатым, то король, отец принцессы, пил дольше положенного. Всё это вместе давало какой-то неясный оттенок фальшивости и недействительности. В этой истории будто чего-то не хватало, только понимание чего именно постоянно ускользало от меня. - И вот, предстала она перед ним… Нет, не то. Предстала она перед ним, и вот, готова выпрыгнуть в окно. Так, стоп, что за бред.       Как и раньше, мысль не шла, а ранее намокшие пальцы вовсе не разгибались, и надежда сочинить нечто внятное покинула меня. Пытаясь хоть как-то согреться, начинаю пританцовывать и играть всё-таки заевшую в голове мелодию про барона. Но где-то на моменте, когда он пьяный свалился в клумбу, в чаще послышался треск ветки, что заставил меня остановиться и прислушаться. Уповая на то, что это просто иссохшаяся ветка хрустнула, когда на неё села птичка, я прекратил напевать дурацкую песенку и зашагал быстрее. Всё-таки одному ночью в лесу не очень безопасно находиться. Но когда за спиной послышалось хриплое рычание, мне пришлось согласиться в провальности своей теории о птичке.       Ноги увязали в рыхлом снегу, горло замерзло и, скорее всего, осипло от бега на холодном воздухе. Не особо разбирая дороги, я бежал меж почерневших стволов елей. По звукам, что доносились из-за спины, можно было понять, что за мной гонятся волков пятнадцать. Из-за того, что снег скрадывал многие звуки, рычание, сипение, лай и хруст снега под волчьими лапами смешался в одно ощущение того, что за мной по пятам гонится монстр. Когда от усталости деревья в глазах двоились, было уже не важно сколько волков за мной гонятся. Пусть даже один, умереть вот так бесславно, когда тебя просто съест волк, как-то не хотелось.       А после случилась коряга, удар головой об пень и волчьи зубы в ноге.