Пересмешница. Дух Огня

Бой был яростным и коротким. Тира успела трижды проклясть свою самонадеянность, морготовых тварей, обожавших ночную тьму, и безрукого кузнеца. Ибо ни один умелый мастер не смог бы создать клинок, который ломался бы от единственного удара какой-то ржавой кочерги. Отбросив обломок меча, Тира попятилась к деревьям. На темной лесной дороге не было ни одной живой души. А вот десяток орков имелся, и никакого желания продолжать знакомство не вызывал. Пронзительно верещала раненная лошадь. Пламя взвилось из ладони, загудело и взмыло в воздух. Создания тьмы взвыли, отшатываясь, но их все равно было много. Слишком много для одной молодой ведьмы. Тира кое-как уклонилась от пролетевшего над головой кривого клинка, откатилась в сторону, вдруг отчетливо понимая, что сплести заклятье она просто не успевает. Боль была невыносимая. Черное лезвие вошло в бок, не встретив сопротивления, и тут же вышло. Хлынула кровь. Ноги подкосились, и Тира свалилась на мокрую траву, смутно различая, как над головой поднимается меч. Яростная голубая вспышка ослепила и без того гаснущее сознание. Уплывая в темноту, Тира еще успела рассмотреть, как катится по земле голова того орка, что собирался прикончить ее. Больше она ничего не помнила. Пробуждение вышло неожиданно легким. Чья-то тонкая шершавая рука гладила лоб, а негромкий голос шептал на незнакомом языке причудливые мелодичные слова. Тира застонала и приоткрыла глаза. Лесной дороги не было и в помине. Она лежала в каком-то доме, на кровати. На голубоватом каменном потолке с причудливыми узорами покоилось золотистое пятно света. Все те же ласковые пальцы в последний раз провели по лицу и пропали. Тира повернула голову набок. Около ее кровати сидела женщина в простых черных одеждах. Длинные огненно-рыжие волосы водопадом стекали с узких плеч. У висков они были подхвачены золотыми заколками, открывая острые эльфийские уши. Белая кожа будто светилась невиданным в мире людей светом. Тира встретилась с эллет глазами и невольно приоткрыла рот от удивления. Большие медово-золотистые, они сияли на бледном лице, словно те самые легендарные Сильмариллы. Ни один эльф на памяти Тиры не выглядел так. Эллет улыбнулась уголком рта, очевидно, прекрасно понимая чувства Тиры и давая разглядеть себя, а потом произнесла: −Здравствуй, дитя. Как ты себя чувствуешь? Голос у эллет оказался неожиданно глубоким и звучным, напрочь лишенным привычной мелодичности синдар. И тем не менее, никто не мог сказать, что он груб или неприятен. Тира заставила себя собраться с мыслями и прислушаться к себе. На удивление, ничего не болело. При глубоких вдохах тоже. А ведь она чувствовала, что рана была сквозной. −Мир твоему дому. – учтиво проговорила Тира. – Я чувствую себя вполне здоровой и благодарю за помощь. −Не за что пока благодарить. – темные, в противовес волосам, брови нахмурились, однако высокий лоб остался чист и ясен. – Тебе надо набраться сил. Отдыхай пока. −Могу я хотя бы узнать твое имя? – спросила Тира. Эллет отбросила длинные волосы за спину и, уже поднимаясь со стула, коротко бросила: −Мое имя Феа. Догадка блеснула в голове быстрее молнии. −Погоди, так ты из народа нолдор? Феа остановилась. Обернулась через плечо. Ярко заискрились и без того пылающие золотые глаза. −Да. А ты ведьма. Правда? −Тира Огнезмея. Тира осторожно поднялась на локтях, усаживаясь в постели. Одеяло поползло вниз, открывая тугую повязку через всю грудь и живот. Поверх нее болталась на суровой нитке чешуйка Огнежара. Эллет покачала огненной головой и снова опустилась на стул. −Вот же неуемное создание. Не вставай. Я целый день заговаривала твою рану. Клинок был отравлен. Тира уже и сама чувствовала легкое головокружение, как от кровопотери. Слова Феа заставили ее прикусить губу и нахмуриться. −Полагаю, твоя магия очень сильна, раз я сносно себя чувствую после этой передряги. Мгновение Феа смотрела на нее с тенью недоумения на прекрасном лице, а потом вдруг расхохоталась. Луч солнца упал на ее голову, заставив волосы вспыхнуть пламенем. Тира невольно залюбовалась. −Это бой с десятком орков и собственную почти гибель ты называешь просто передрягой? – отсмеявшись, спросила Феа. Тира опустила глаза и пожала плечами, правда, улыбку скрыть не получилось. −Сколько живу, а удивляться все не перестаю. – пробормотала Феа. −У меня просто меч сломался. – пожаловалась Тира. Улыбка мигом сошла с лица эллет. −А вот это плохо. – проговорила она. – Очень плохо, когда воин не может доверять своему оружию. −Твоя правда. – вздохнула Тира, разглядывая убранство комнаты. В доме эллет было очень светло и просторно. На стенах висели картины в дивных рамках. Взгляд Тиры, как крючком, притянуло большое полотно. На нем не было ничего, кроме двух раскидистых древ – золотого и серебряного. Неизвестный художник сумел так мастерски подобрать оттенки, что причудливые ветви и впрямь светились драгоценным блеском. Феа проследила взгляд Тиры. −Дурное полотно. – проговорила она. – В нем нет ни капли истинного света Древ. −А ты видела его? – почему-то шепотом спросила Тира. Ее внезапно накрыло осознанием того, насколько же старше ее спасительница, раз так легко говорит о свете Древ Валинора. −Я родилась под их светом. – будто черная туча нашла на точеные светлые черты. – И тоскую по нему уже не первую тысячу лет. Тира примолкла. Эллет улыбнулась ей одними губами. −Отдыхай, Тира. Набирайся сил. В моем доме тебе не грозит зло. Феа скрылась за резной дверью из темного дерева, а Тира откинулась обратно на подушку и прикусила губу. У спасительницы было очень странное имя. Феа. Дух. Так кратко и так… Определенно? Чудны дела ваши, Валар. Тира сама не заметила, как задремала, и проснулась только с закатом. Комнату наводнили сумерки и тени. Пересмешница решительно откинула одеяло, спустила ноги на теплый деревянный пол и огляделась в поисках одежды. На столе у окна обнаружился сверток. В нем, к своей радости, Тира отыскала собственные чистые штаны и синюю рубаху. Ту самую, в которой ее ранили. На ткани не было ни крови, ни прорехи. Даже серебристое шитье не пострадало. Тира покачала головой и поспешила одеться. Беспокоило ощущение чьего-то взгляда. Повернув голову, ведьма столкнулась с этим взглядом и мысленно обругала себя. На нее «смотрела» еще одна картина. Вернее, портрет. Черноволосый эльф сжимал в тонких изящных пальцах серебристую лютню и смотрел пристально пытливо, будто пытался найти ответ на мучавший его вопрос. Тира вновь поразилась мастерству художника, сумевшего передать не только этот взгляд, но и само его ощущение. Обуви в комнате не оказалось, но ступать по деревянному крепкому полу босиком было удивительно приятно. Тира открыла дверь и выскользнула из комнаты. Она оказалась в нешироком коридоре. Стены были расписаны диковинными цветами. Яркий цельный узор вился, складываясь во что-то, чему Тира не могла подобрать подходящего названия. Не было такого слова ни на Всеобщем, ни на ковно. Спустившись по ажурной деревянной лестнице, Пересмешница попала в просторный зал. По стенам стояли столы, заваленные какими-то набросками, инструментами, бумагами и Валар ведают, чем еще. На дальней стене висела большая картина. Тира подошла ближе, разглядывая изображенных на ней нолдор. Глаза, непривычные к подобной внешности, разбегались. Восемь изображенных эльфов были прекрасны, как Солнце и Луна, как рассвет и закат. Тира прикусила губу, пытаясь разобраться. Первыми притягивали к себе взгляд помещенные в центре мужчина и женщина, в которой Тира все-таки признала хозяйку дома. Одинаково рыжеволосые и статные, они напоминали яростное пламя. По правую руку от высокого рыжего нолдо прекрасным видением замер другой, единственный на картине светловолосый. Будто сама Луна отдала этому нолдо весь свой свет. Рядом с ним стоял уже виденный в спальне черноволосый эльф с лютней в руках. Помимо него здесь было двое таких же черноволосых и еще двое рыжих, похожих друг на друга, как две капли воды. Впрочем, все нолдор здесь были неуловимо похожи между собой. Родичи? Тира взглянула чуть выше и тихо ахнула. То, что она приняла за фоновую тень, вдруг сложилось в статную фигуру еще одного нолдо. Длинные черные волосы и темное одеяние казались продолжением темного фона. Но три камня в ожерелье на груди сияли, словно далекие звезды. −Феанор… − выдохнула Тира и вдруг по-новому взглянула на прекрасных нолдор. Статный рыжеволосый красавец рядом с Феа – Маэдрос. Серебристый, словно Луна – Келегорм. Рыжие близнецы – младшие дети Феанора – Амрас и Амрод. Тот, что с лютней, вероятно, великий певец Маглор. Различить Карантира и Куруфина Тира так и не сумела. Теперь вспомнились ей и песни о Феа – единственной дочери Феанора. Выходит, она до сих пор жива. Не ощутив в доме более ничьего присутствия, Тира вышла во двор, к медленно догорающему закату. Красивый дом светлого камня был обнесен таким же забором. От него за лигу тянуло призрачной нездешней магией. Из приземистой постройки в дальнем конце двора вовсю валил дым, и слышались характерные удары. Очевидно, там была кузница. Тира шагнула на выложенную голубым камнем дорожку и пошла туда, мимо пушистых цветущих кустов. Ощутив любопытство гостьи, Феа сама вышла ей навстречу. В черных мужских штанах и черной же простой тунике, очень высокая и статная, она казалась почти божеством. Рыжие волосы удерживал на лбу тонкий золотой венец с медовым, в цвет глаз, камнем. Феа на ходу снимала рабочие рукавицы, и Тира разглядела на обнаженных руках давние шрамы. −Для меня большая честь увидеть дочь Феанора. – склонив голову, произнесла Тира. Феа медленно покачала огненной головой. −Дела моего отца давно в прошлом. А вот твои, Тира Огнезмея, не так далеко в будущем. Тебе уготована суровая, но славная судьба. Примешь ли ты мою помощь? −Ты не обязана помогать мне, Феа. – запротестовала было Тира. Феа махнула рукой. −Но я могу и хочу помочь. Разве этого мало? −С глубокой благодарностью приму я твою помощь и совет. – поклонилась Тира. Феа окинула ее внимательным взглядом. −Я вижу, что ты подружилась с пламенем. Огонь пылает в тебе, и не мне предсказывать, что с ним будет. Но я хочу дать тебе в руки оружие, которое не подведет. Мечи нолдор всегда были светом во тьме. Тира вспомнила голубую вспышку посреди ночного леса и только кивнула, не в силах говорить от волнения. Феа улыбнулась. −Ступай в дом. На кухне бери все, что на тебя смотрит. А я буду работать. Дочь Феанора вновь скрылась в кузнице, а Тира прижала ладони к пылающим щекам. Все это было похоже на дивную сказку или сон. Феа дождалась, когда шаги юной ведьмы затихнут, и окинула взглядом свою мастерскую. Кончики пальцев кололо неистовым желанием и восторгом работы. Она прекрасно знала это чувство. Только так получались у нее самые дивные вещи – ее гордость. Маленькой ведьме с огненной душой хотелось дать в руки такое же пламя. Феа не глядя потянула к себе одну из заготовок, отозвавшуюся неслышным, но ощутимым гулом. Определенно, эта подойдет. Дитя Валинора закрыла глаза, полностью отдаваясь своему мастерству. Чтобы сковать клинок с душой огня, нужно вложить в него свою собственную.

***

В благословенном свете Древ волосы брата-близнеца горят огнем. Феа смеется и запрыгивает брату на плечи. Майтимо фыркает, как норовистая лошадь, и пытается сбросить младшую в траву, но Феа держится крепко. −Не отпущу – не отпущу. – смеется она, крепче вцепляясь в шелк белой сорочки. – Буду держать всегда. Золотые, как у нее, глаза Майтимо весело сверкают. Он смотрит на нее, неудобно вывернув голову, и смеется так же заливисто и звонко, как отец. −Смотри, сестра, давши слово – держи. −Удержу. – смеется в ответ Феа.

***

Сильмариллы в ее ладонях сверкают, будто все звезды Варды. Феа благоговейно поднимает взгляд на отца. Феанаро улыбается, и не понять, кем он любуется – своим творением или своей дочерью. −Запомни, Феа. – говорит отец. – В жизни любого настоящего мастера может быть лишь одно по-настоящему истинное творение. Ты так молода, дочь моя, и уже очень искусна. Но тебе еще предстоит создать нечто, во что ты должна будешь вложить свою душу. −Так в кого ты вложил свою душу, отец? – улыбается Феа. – В эти камни? Или в меня? Феанаро хохочет, качая черноволосой головой. −Моей души хватит на всех, дитя. Но ты права. Моя душа – это ты. А потому не бери себе другого имени, уважь отца. −Не возьму. – улыбается Феа.

***

Тьма сковывает Валинор, а вместе с ним и сердца нолдор. Феа смотрит на отца, твердящего слова страшной безумной клятвы. Майтимо рядом сжимает ее руку, и губы брата повторяют за отцом. Свободной рукой Феа прижимает к себе младших Амбаруссар и не может вымолвить ни слова. Отец подходит к ней позже, обнимает за плечи и ведет в сторону, в тишину некогда белоснежного грота. −Феа. – голос отца тверд и ясен. – Дочь моя. Я видел, что ты не принесла клятвы. −Отец… − шепчет Феа. – Неужели ты возьмешь меня с собой в этот поход? Точеные черты лица Феанаро на краткий миг разглаживаются. В глубине яростных синих глаз проступает привычная родная нежность. Он всегда смотрит так на единственную дочь. −Как ты могла помыслить, что я оставлю тебя? Ты моя душа, дитя. Нет, я не в силах расстаться с тобой. Феа невольно улыбается и прячет лицо на широкой отцовской груди. Родные руки крепко обнимают ее и гладят по спине совсем как в детстве. −Я клянусь разделить участь нашего народа, какой бы они ни была. – шепчет Феа. – Я клянусь всеми силами бороться против проклятого Мелькора и возвратить Сильмариллы. Мой дух силен, отец, а воля тверда. −Мне отрадно слышать это, дитя. Феанаро ласково касается губами огненных волос дочери и улыбается.

***

Белые корабли Алквалондэ залиты кровью. Весь Алквалондэ залит кровью. Кровь на руках, на мече, выкованном этими самыми руками, на одеждах и на лице. Феа становится на колени, прямо в набегающий прибой, и опускает руки в воду. Морская вода смывает кровь. И, тем не менее, она остается. Кровь Братоубийства навсегда останется с ними. Как и огонь, охвативший белоснежные суда. Огонь горит в глазах отца и братьев, отражается в глазах Феа. Весь путь назад отрезан огнем. А значит, только вперед.

***

Феа хочется смеяться, и она смеется. Громко неистово, точь-в-точь, как отец. Ее меч пылает оранжевым огнем, разит без промаха, и орки сгорают от одного его прикосновения. Ее оружие и великая гордость. Отец сражается рядом, неистовый, словно самое яркое пламя. Истинный Дух Огня. Балроги против него всего лишь свеча на ветру. Феа взмахивает своим клинком, отсекая чудовищу руку. Вой твари похож на завывание бури в вершинах Эред Ветрина. А Феа лишь смеется громче. Она оборачивается, почуяв неладное. Отец, все с той же широкой улыбкой на лице, падает на колени. Меч выскальзывает из разжавшихся рук. С отчаянным криком Феа бросается наперерез предводителю балрогов. Сталкиваются пылающие мечи, и летят в стороны искры. От невыносимого жара трещит одежда и волосы, раскаляются доспехи. Искаженный Моринготто огонь ревет в лицо: −Тебе не победить, дочь Феанаро! Вам никогда не одолеть Тьму! Феа не отвечает, сжимая зубы. Напор усиливается. А потом рядом словно костер вспыхивает. Изумленный балрог отшатывается в сторону. Майтимо в сверкающих доспехах, с дико горящими золотыми глазами, ураганом обрушивается на порождение Моринготто. Феа встряхивает головой и бросается вслед за братом. За плечами ревут трубы нолдор. Они не проиграют сегодня. Они не проиграют никогда.

***

Глаза отца неотрывно глядят на темные пики Тангородрима, будто не видят ничего иного в целом свете. Тьелко и Феа опускаются на колени перед его носилками. Майтимо останавливается на полушаге и замирает. −Феа. – тихо зовет Феанаро. −Я здесь, отец. Феа окровавленной рукой сжимает его холодные пальцы. Глаза Феанаро вновь вспыхивают знакомым синим пламенем. −Ты помнишь наш разговор о душе и творениях? – спрашивает отец. −Помню, отец. Феанаро улыбается и слабо сжимает руку дочери. −И все-таки я отвечу на твой вопрос. Это ты. Все время была ты. Феа вздрагивает и роняет голову отцу на грудь. Феанаро коротко, насколько позволяют раны, прижимается щекой к ее пахнущим гарью волосам. −Дети мои. – говорит Феанаро. – Будь трижды проклято имя Моринготто. Я ухожу в Чертоги Мандоса и не могу сдержать клятву. Но я прошу вас, дети, отомстите подлой твари. Возвратите то, что по праву наше. Да пребудет с вами вся любовь моя. Прощайте, дети мои. Глаза Феанаро вспыхивают в последний раз, и Огненный Дух покидает его, а тело рассыпается пеплом. Сильные руки Майтимо обнимают дрожащие плечи Феа и поднимают ее на ноги.

***

Пламя в кузне гудит, укрощенное руками самых искусных детей Феанаро. Феа работает подле Атаринкэ и слышит в шорохе огня, в ударах молота по металлу музыку. Дивную причудливую музыку. Пока в ней нет ни одной фальшивой ноты, значит, работа идет, как следует. Стоит только допустить ошибку, и музыка превращается в грохот. Новый клинок ложится в руку, как влитой. Зачарованное лезвие сияет, словно сплетенное из тысяч слов языка нолдор. Феа ловит через плечо взгляд брата. Глаза Атаринкэ словно хотят впитать ее новое творение. Его клинок тоже прекрасен. Но есть в нем неуловимая фальшивая нота, ломающая всю гармонию оружия. Феа закрывает глаза. Этот меч хорошо послужит Морьо. И все-таки это не лучшее ее творение. Лучшее, несомненно, впереди.

***

−Феа! Феа яростно оборачивается, вскидывая меч, и замирает, сраженная отчаянным взглядом Финдекано. Видеть его здесь дико. −Тебе нельзя быть здесь. – говорит Феа, убирая меч. – Если тебя увидят… −Пусть видят. – неожиданно горячо говорит Финьо, делая шаг к дочери Феанаро. – Мне все равно. Я должен разыскать Нельо. Несмотря на все, что с нами произошло, он все еще мой друг. Я знаю, ты желаешь того же. Феа на мгновение вновь переносится назад, в Валинор. Когда Майтимо и Финдекано дружили так крепко, что, казалось, ничто их не разлучит. Нет такой силы под светом Древ. Что ж, свет Древ угас. И сила такая нашлась. −Тогда в путь. – кивает Феа.

***

Боль Майтимо она чувствует, как свою. Исполинский орел взмахивает крыльями, подлетая ближе к скале, и Феа видит застывшее лицо брата. Золотые глаза на миг вспыхивают, а запекшиеся губы шепчут: −Феа… Сестричка… Финьо поддерживает ее за пояс, пока Феа пытается разбить проклятые цепи. И ничего не выходит. Закаленный Моринготто незнакомый металл не поддается ни одному ее оружию. Крепления не выходят из проклятого камня. −Феа… − шепчет Майтимо, ветер шевелит его варварски обрезанные рыжие волосы. – Убей, Феа… Убей меня. Феа лишь крепче сжимает зубы. −Прости меня, брат. Искусанные губы прижимаются долгим поцелуем к запавшей щеке Майтимо, а нож в твердой руке одним движением перерубает ему запястье. Крик брата еще долго эхом звенит в проклятых горах и в ушах сестры.

***

Майтимо похож на мраморную статую. Феа застывает на пороге его комнаты, пораженная. Брат не стал надевать рубаху и сидит теперь, откинувшись на резную спинку стула. Исхудавший, с проступившими костями, весь исчерканный шрамами, словно трещинами. Правая рука неловко лежит на колене, короткая и страшно-неправильная. Как искаженная. Феа яростно трясет головой. Пусть брат искалечен, но он не искажен. Майтимо поднимает на нее глаза. −Здравствуй, сестричка. - улыбается он. – С чем пожаловала? −Хочу починить тебя, братец. – возвращает улыбку Феа, подходя ближе. – Давай сюда свою руку. Майтимо поднимает темно-рыжие брови и послушно протягивает культю. Феа разворачивает принесенный с собой сверток и достает на свет металлическую кисть. Брат изумленно распахивает глаза. −Что это? −Твоя новая рука. – уже без улыбки говорит Феа, аккуратно прилаживая кисть к живой руке. Мелодично щелкают крепления. Майтимо вздрагивает, но больше от неожиданности, чем от боли. Крутит рукой перед глазами, разглядывая. Металлические пальцы вздрагивают и несмело сгибаются.

***

Феа не может сдержать гордости. Ее оружие разит без промаха. Ее украшения – прекраснейшие во всем Белерианде. Ее создания, ее творения. А лучшее из них, безусловно, новая рука брата, принявшего здесь имя Маэдрос. Кто еще из живущих под светом Солнца, Луны и звезд может создать такое? Даже брат Куруфин не так искусен, как она. Феа гордится собой и своим мастерством. Она ведь имеет на это право.

***

Все ее мастерство не может спасти Фингона, когда Готмог черной секирой разрубает ему голову, прямо сквозь выкованный ею шлем. Феа кричит и пытается броситься туда, где прощается с жизнью ее друг и брат. Но кто-то держит, не пуская. Феа не помнит, кто. Феа не помнит, кто пытался удержать ее от резни в Дориате. Кажется, Майтимо. И не смог. А она не смогла вырвать у проклятых лесных затворников Сильмарилл. Кровь братьев на руках неожиданно будит давние-давние воспоминания об Алквалондэ. Феа откладывает в сторону меч и поднимает глаза к безмятежно голубому небу. Что она наделала? Что все они наделали?

***

У Майтимо в глазах вся скорбь этого молодого мира. Сильмарилл прожигает ему ладонь. Феа молча обнимает брата, забирает камень из его руки и вскрикивает, едва не роняя самое драгоценное сокровище их рода на землю. Давно минуло то время, когда она могла без боли держать сразу три Сильмарилла. Теперь они жгут руки и ей. Да и как не жечь, если на них столько крови, а в сердце столько гнева, ярости и гордыни. −Прости, сестричка. – шепчет на ухо Майтимо и перехватывает камень неживой рукой. – Дальше я должен справиться сам. Только я и Кано. Мы с тобой пришли в этот мир вместе. Но уйти из него нам предстоит порознь. И Феа впервые за свою жизнь склоняет голову, признавая поражение. −Хорошо, брат. Мы ведь еще встретимся. −Конечно, сестричка. – Майтимо улыбается совсем как раньше и треплет Феа по щеке. – До встречи. Феа не видит, но чувствует, как расстаются с жизнью ее возлюбленные братья. А она живет. Она по-прежнему живет.

***

Занимался рассвет, когда Феа бережно, как самую хрупкую драгоценность, опустила на стол перед заснувшей прямо на кухне Тирой клинок. Тира подскочила. Ошарашенный взгляд заметался между Феа и мечом. −Ты сковала его за ночь? – неверяще прошептала юная ведьма. Феа через силу рассмеялась над ее удивлением. −Отец говорил, что я самая искусная из его детей. Возьми же. Тира протянула руку и коснулась рукояти. Изящная оплетка теплая, словно ладонь друга. А как легко ложится в руку. Будто ее продолжение. Пересмешница на пробу взмахнула мечом, благо места в доме достаточно. Лезвие, отзываясь на ее дар, полыхнуло. −Очень хорошо. – улыбнулась Феа. – Кажется, вы друг друга приняли. −Как его зовут? – почему-то шепотом спросила Тира. −Это уж тебе решать. – рассмеялась Феа. – Ты теперь его хозяйка. −Anard. – после коротких колебаний решила Тира. −Да будет так. – проговорила дочь Феанора. – Он хорошо послужит тебе, Тира Огнезмея. Я чувствую. −Спасибо. Синие глаза ведьмы вдруг оказались совсем рядом. Щеку огнем обжег короткий поцелуй. Феа любовалась юной ведьмой с мечом в руках и улыбалась. Вот же оно – ее главное творение. Так просто и так бесконечно сложно. Ведьма ушла, и в доме снова стало тихо. Феа опустилась на пол в своей мастерской. Обвела глазами беспорядочные наброски и покачала головой. Мелочи. Какие же это мелочи. Она уже вложила свою душу в клинок Anard. Теперь все. Теперь она свободна. −Тысячелетия в одиночестве смирили твою гордыню, дитя Феанора. Феа почтительно поклонилась Мандосу. −Долгую жизнь стоит прожить, чтобы многое понять, Владыка. По губам валы скользнула понимающая улыбка. −Это верно, Феа. Но тебя ждут. Отец улыбался все той же пламенной улыбкой. И глаза светились все тем же неугасимым огнем. −Отец. – проговорила Феа. – Я создала свое главное творение. −И во что же ты вложила душу, дитя мое? – Феанор положил руки ей на плечи и прижался лбом ко лбу. −Выковала меч для одной юной ведьмы. – улыбнулась Феа. – Он еще сыграет свою роль в истории. −Посмотрим. – тихо произнес Феанор. – А пока идем, дитя мое. Братья ждут. −Иду, отец. Глаза Майтимо по-прежнему сверкают золотом. А голос звучит прямо в голове. −Ты заставила себя ждать, сестренка. И это хорошо, что пришлось ждать. И Феа улыбается ему в ответ. Anard остается в Арде, даже когда Тира Огнезмея уплывает в Валинор. И останется там до конца мира.