Я ненавижу тот день и тот час, когда встретился с тобой

      Когда Дилюк брал проект, который включает в себя определённые исследования, он был уверен, что его взгляд уникален. Вряд ли кто-то в ближайшее время додумается до этого, до использования материалов с большим сопротивлением для получения побочного продукта. За прорыв в этой области, если теория подтвердится, дадут премию, поездку в лучший Научно-Исследовательский институт Тейвата, а движение в науке — это невероятно. Для Дилюка всё это настолько яркая его мечта, что от одной мысли хочется подняться, надеть халат, перчатки и сидеть в лаборатории, пока не получится. Он сможет сделать это ради себя, ради своего имени, ради отца, который точно бы им гордился, будь он жив. И дни его были полны восторга и вдохновения, когда всё складывалось лучше некуда. Он был один, сам с собой, мог напевать себе под нос, подолгу рассматривать диаграммы, высчитывать пропорции и следить, как в мешалке соединяются две фракции.       Но потом появилась она. Цокот её каблуков раздавался в лаборатории, среди тихо работающих приборов, запах её духов заполнял всё пространство, что было тошно. От всего этого. Она была слишком раздражающей в своей идеальности, в этой алой помаде на губах, в длинных светлых волосах, в звуке голоса, в том, как работала — словно зеркалила его движения. И понимала, что он хочет сказать, когда Дилюк молчал. А молчал он грузно и упрямо, в то время, как на её губах появлялась мягкая полуулыбка. Она точно издевается! — Нин Гуан, мы будем работать вместе.       Он мог и сам. Мог и один, но оказывается, что эта особа была впереди на шаг, может на полтора, работала быстро, её предположения верны всегда. И ни одной ошибки, как бы Дилюк этого не хотел. Нелегко было признавать, что их гипотезы дополняли друг друга, сплетались в то самое, что было нужно руководству, что станет визитной карточкой, билетом к мечте, но Дилюк не может позволить ей быть впереди. И теперь каждый день был похож на борьбу за первенство.       И Нин Гуан ошиблась. Они не вместе, они друг против друга.       Раздражали её светлые длинные волосы, эти туфли на каблуке, которые всегда выдают её местоположение, элегантное изящество и перчатки на тонких пальцах, украшения на шее, так отчаянно привлекающие внимание, ещё и чёртов белый-белый халат, под которым, очевидно, ничего и не было. Сначала это невероятно смущало. Как она вообще могла так ходить? Почему он вообще о ней думает в таком ключе?       Они не разговаривают ни о чём, кроме работы. Если это можно назвать разговорами. Просто молча ходят туда-сюда, делают своё дело, да передают друг другу разные отчётности. И всё, что о ней Дилюк знает, так это то, что она из Ли Юэ, из Цисин. Это второй по престижности НИИ в Тейвате, а она там звалась.. кажется, Воля Небес. Дилюк увидел это в сообщении, когда она оставила телефон на его рабочем столе. Может это просто прозвище? У него ведь тоже есть что-то похожее. Но, если даже и так, Нин Гуан всё равно была загадкой. И её дурацкая ухмылка, как будто издевательство, и отчёты, написанные слишком понятным почерком, и выступления перед начальством. И то, как его зовёт она. — Ты снова куда-то дел фильтровальную бумагу, Огонёк. Дай, мне нужно. — Я не трогал, — Дилюк даже не оборачивается. Не хочет встречаться со взглядом алых глаз. Она и так заполнила собой всё пространство. Даже когда её не было, он ощущал этот запах глазурных лилий, жасмина и чего-то ещё. — Посмотри внимательно. — Ты ставишь под сомнения мою внимательность?       И улыбается. Чтоб её! Она улыбается. И Дилюк знает как, она опирается спиной и ладонями на столешницу, ноги скрещены, а взгляд направлен в спину. Такая открытая, но закрытая. Это изящество, грация, элегантная сдержанность. А ещё под её халатом ничего нет.       Дилюк разворачивается и встречается взглядом с Нин Гуан. И всё так, как он и думал. Мужчина поднимается со своего места и подходит к ней вплотную, опираясь ладонями о ту же столешницу, оставляя её в клетке из рук. А Нин Гуан также смотрит в его глаза. И даже не дёрнулась. Не боится? Конечно она его не боится! Сбитое дыхание, кровь стучит в висках. И она так сильно раздражает, что хочется удушить её прямо сейчас, чтобы не было тут этой слишком идеальной девицы из Ли Юэ. Чтобы Воля Небес отправилась обратно в свой Цисин, чтобы не раздражала его обоняние своими ужасно вкусными духами, чтобы не цокала каблуками, чтобы её идеи не были настолько правильными, что хочется поклоняться серебру волос и золоту ума.       Она. Не выходит из памяти, из головы даже тогда, когда он возвращается домой, когда ложится в свою постель, всё равно слышит её тихий смех, когда Нин Гуан говорит с кем-то из их лаборантов, эти отточенные годами движения. Раздражает — Дилюк хочет верить, отчаянно хочет, чтобы это было так — раздражение, ненависть, соперничество, негодование. И ведь должно быть здесь «но»? Оно и есть. Потому что из памяти не выходят и её улыбки, и каждый короткий взгляд в его сторону.       И всё, чем Дилюк отчаянно покорён. — Терпеть тебя не могу.       Рывком он подхватывает Нин Гуан и усаживает на эту самую столешницу со всеми этими баночками-скляночками, которые стоят, кажется, целое состояние, утыкается в её шею, ведёт носом по коже, вдыхает запах, словно задыхается. И «что-то» в её парфюме — запах сигаретного дыма. Дилюк чувствует его. И чувствует, что одна ладонь легла на его голову, проводя пальцами по волосам, пока вторая наскоро отставляла подальше все суспензии и инструменты, освобождая место. Даже в такой ситуации Нин Гуан мыслит рационально. Удивительная. — Почему ты? — Что «почему», Огонёк? — Откуда ты взялась такая на мою голову? — Он сдавливает Нин Гуан в своих объятиях, как в тисках, чтобы сделать то, что хочет. Слышит тихий стон и поднимает голову, отпускает, чтобы не сделать больно. А взгляд испуганно-удивлённый, словно не ожидал этого.       Её глаза. Такие тёплые и яркие. Её губы. Такие манящие. И Дилюк поддаётся, понимая, что теперь он и вовсе пропал, целуя её так, как никого и никогда не целовал, с таким упоением, требуя ответа, отдачи, словно это была жизненная необходимость. А Нин Гуан поддаётся, обвивает его шею руками. Его напор до очевидного понятен. Ей — точно.       Дилюк сам не понимает, по какой причине сейчас он остаётся на том же месте, смотрит в эти насмешливо-лучезарные глаза. Куда делось всё это дикое раздражение, злоба, чувство, что хочется выставить её из Рассвета? Почему оно сменилось на необходимость, такую явную и острую, ощущать её рядом? Сейчас и здесь, чтобы она касалась кожи, чтобы целовала. И наконец назвала его по имени. — Ты не рад? — Я ненавижу тот день и тот час, когда я встретился с тобой.       Проводит ладонью по шее, смотрит на её красивое лицо, на размазавшуюся помаду, ведёт ниже, но останавливается. Здесь слишком большой шанс, что кто-нибудь зайдёт и увидит происходящее. Нехорошо. Дилюк отстраняется и идёт к двери, провернув в ней ключ. И обернуться так страшно. Вдруг она сейчас встанет и уйдёт? Или всё это игра света, ему привиделось и не было ничего? Но Дилюк мажет пальцем по губам и видит на нём помаду. Алую помаду с губ Нин Гуан. — Что стоишь? Уже передумал? Или ждёшь, пока передумаю я?       Её руки тянутся к пробиркам, отодвигая их подальше (лабораторное оборудование стоит достаточно дорого, чтобы разбивать его в порыве страсти), пока Дилюк в раздумьях топчется у двери. Туфли с негромким характерным грохотом падают на пол, пока Нин Гуан остаётся на столешнице. — Не передумал, — он обернулся. — Просто не понимаю. — Чего именно? — Она склоняет голову вбок и подаёт руку. — Кто ты такая, чёрт возьми? — Нин Гуан, из Цисин. Ты уже забыл, как меня зовут, Огонёк?       Дилюк перехватывает протянутую ему руку, касается ладони, оставляет на запястье поцелуй, гладит пальцы, ведёт губами ниже, вдыхая запах. Молчит также упрямо, перекладывая ладони на её колени. Стол — не слишком удобное место, но устойчивее, чем стул или рабочий стол, и, очевидно, безопаснее, чем просто прижимать её к стене. — Я знаю, как тебя зовут. Я знаю, откуда ты. Но это ведь не всё. Ты, словно открытая книга, — мужчина смотрит в её глаза, запускает ладонь в волосы, оттягивая назад. — Открытая, но нечитаемая, словно написана на языке, которого я не знаю. Сама его придумала, я уверен. — Тебя научить читать?       Нин Гуан смеётся, пока Дилюк касается губами её шеи, трепетно, словно боится причинить боль. — Я не фарфоровая кукла, не сломаюсь, если ты перестанешь осторожничать. Дилюк, сделай это. — Не указывай мне, что делать.       Почти рычит, грубо кусая её нежную кожу, с упоением и страстью сжимая волосы на затылке, второй рукой прижимая к себе ближе. Хочет большего? Пусть получит. Он целует грубее, сжимает ягодицы, оставляет свои следы-метки на шее, ключицах, груди. И удивляется, что Нин Гуан не говорит ничего об этом — откидывает голову, гладит плечи, но ни слова.       И не смотрит в её пленительные глаза, словно боится, что, если это сделает, то всё исчезнет. Но Нин Гуан настоящая, здесь и с ним, пахнет дурацкими лилиями и жасмином, притягивает к себе ближе, гладит по волосам, томно дышит на ухо, когда его пальцы скользят между ног. Она такая живая и настоящая, настолько красивая, что просто не хватает слов, чтобы описать это. И желанная настолько, что просто нет возможности больше ждать.       Дилюк вновь возвращается к губам, целуя её. Мягче, но настойчивее, чем в первый раз. — Посмотри на меня.       И Нин Гуан приподнимает его за подбородок, обращая к себе. Она хочет видеть эти глаза, сияющие драгоценными рубинами в свете закатного солнца. Целует сама — в щёку, в скулу, в уголок губ, в висок — хаотично, чтобы Дилюк исполнил просьбу. — Не могу. — Почему, Огонёчек? — Я боюсь.       Шумный вздох, он обхватывает Нин Гуан за талию и утыкается в плечо, горько усмехаясь. — Сделать неправильный выбор, который не приведёт ни к чему, кроме боли. — Я знаю, что ты никогда не сделаешь мне больно, — пальцы путаются в волосах цвета киновари, а на губах, помимо смазанной помады, появляется понимающая улыбка. — Если ты не веришь себе, то поверь мне. Ты сам говорил, что я никогда не ошибаюсь. Посмотри на меня.       Поддаётся. Он поддаётся и готов поклясться, не видел глаз красивее, когда встретился взглядом с Нин Гуан. Когда она положила ладони на его щёки и приблизилась. — Я также ненавижу тот день и тот час, когда встретилась с тобой.