Baiser de Mercutio

Джону не спалось. Он ворочался в постели, переворачиваясь то на один бок, то на другой, но тщетно. Он точно знает, что этой ночью не сможет спать. Совсем скоро рассвет и он зажмуривается, чтобы случайно не увидеть, как первые солнечные лучи проникнут в его комнату, ведь это будет значить, что этот день настал. Про́клятый день. С самой первой минуты Джон молился лишь бы он не настал никогда, но видимо, его молитвы не были услышаны. Завтра опять спектакль. Джон любил его. Любил эту историю, любил Меркуцио. Но отныне — быть в этом спектакле, а точнее — существовать, станет пыткой. Ведь с ним рядом больше не будет того, кого он любил превыше всех остальных. — Тибальт… Ти-и-иба-а-льт… — шепчет всё так же не открывая глаз. Завтра он в последний раз так насмешливо подразнит Тома. Своего любимого, и, единственного Тибальта. У Росса было много дублёров и с каждым из них Джон сыграл хотя бы один раз, но только с ним на сцене он чувствовал этот необъяснимый трепет, этот детский восторг и эту неоспоримую… Любовь. Да, любовь! То, о чём Шекспир даже позабыл, прописывая его персонажа давало Джону стимул играть и играть, не уставая каждый раз всё больше и больше влюбляясь в своего Тибальта. Каждый вечер после спектакля он заходил к нему в гримёрку и пожимал руку со словами: — Быть убитым тобой — честь для меня. К тому моменту Том обычно успевал смыть грим, но оставался в костюме и согревал Джона привычной, нежной улыбкой. От которой внутри всё замерало и он чувствовал себя влюблённым мальчишкой, желающим лишь одного — прикоснуться, почувствовать, поцеловать. Именно это чувствовал его Меркуцио каждый раз, когда Тибальт пускай грубо, но касался его на сцене. Однако это чувство он умело подавлял раз за разом. Он смотрел на него и понимал, что других Тибальтов просто быть не может. Только Том споёт так. Только Том сможет пройти между танцоров и других из каста так, что сердце на секунду уйдёт в пятки даже на репетиции. Только он мог сыграть Тибальта и так. Без тонн грима, без этой актёрской маски. Он не играл его. Он был им. ***** Этот день всё же настал. Джон шёл в театр в слезах, а когда вошёл в холл — увидел там Николя Тюркони. Совсем ещё мальчишка — выпускник школы мюзикла при Palace le congrès. Он должен был заменить Тома после его ухода. Он помахал Джону, но тот даже не поднял глаз. Смотреть на него уже было противно. За последние несколько месяцев, как Том заявил о своём намерении уйти — Жерар не умолкал и расхваливал новичка труппе так, будто Тома уже не существовало. Джона это ужасно раздражало. Тихо всхлипывая, он прошёл в общую гримёрку, чтобы оставить вещи. Как оказалось — он пришёл последним. Все риджовцы уже собрались и столпились вокруг раскладного столика в центре комнаты, на котором стояло несколько бутылок вина и какие-то десерты, и Тома, стоявшего рядом. Джон шумно втянул воздух осознавая, по какому поводу торжество. От этого Демьен повернулся и обратил на него внимание остальных: — О, а вот и наш Меркусьё! — обратил на него внимание всех остальных. Его шумно поприветствовали, последовали приложения присоиденится, кто-то даже налил ему из полупустой бутылки. И только с лица Тома сошла улыбка. Он единственный понял, что здесь что-то не так и в миг стал серьйозным. Джон натянул улыбку, но с места не сдвинулся. — Извините ребят, не могу. Мне нужно разогреться. — проговорил так быстро, что большегство присутствующих не смогли разобрать слов и скпылся за дверью. В след послышались голоса девочек. Они спрашивали Демьена, что с Джоном сегодня такое, но в ответ тот лишь промолчал. Джон же быстрым шагом направился в зал и захлопнул за собой дверь. На минуту в практически пустом помещении воцарилась гробовая тишина. Актёр опустился на мат, лежащий в углу и поджал под себя ноги. Спустя ещё несколько секунд фантомного спокойствия, вызванного тишиной — по щекам потекли слёзы. Всё это время ему хотелось ущипнуть себя и проснуться. Понять, что этот день — не больше чем кошмар и он как раньше сможет видеть Тома каждый день, видеть его улыбку, завороженно слушать его голос во время " Ce n'est pas ma faute», стоя в дальнем углу сцены, пока он отыгрыватет на все сто. Он полюбил его сразу. Резко, так, будто провалился под лёд. Хватило одного рукопожатия на первой репетиции, чтобы мир перевернулся с ног на голову А теперь. Через несколько часов этот мир рухнет. Тибальт споёт последние строки и исчезнет навсегда. И как все могли праздновать это?! — казалось последние несколько слов он готов выкрикнуть, но его остановил звук открывающиеся двери. Джону даже не нужно было поднимать голову. Он знал. Это Том. Росс присаживается и мягко, по-отцовски кладёт руку ему на плечо: От этого прикосновения всё тело от макушки до кончиков пальцев наполняется приятным, нежным теплом. Джону становится легче. — Что случилось? — спрашивает совсем тихо. Кажется, будто он одним голосом пытался обнять и успокоить. Эйзен не выдерживает. Прижимается к коллеге всем телом, но его не отталкивают. Том мягко обнял в ответ и погладил парня по спине. — Я не хочу, чтобы ты уходил…- шепчет Джон и чувствует, как к глазам вновь подступают слёзы — Верона пуста без тебя, Тибальт… Том обнял его крепче: — Я сам этого очень не хочу. — признался Том — но у меня нет другого выхода. Возникли разногласия с Жераром по поводу моего контракта. Я не могу больше оставаться в проекте. — в его голосе слышалась горечь. — Я буду скучать по тебе. — Я тоже. — «Тибальт» шумно выдохнул — пообещай присматривать тут за всеми. — Обещаю — он не выдержал и уткнулся носом в чёрную футболку Тома. Казалось прошла целая вечность прежде чем тот его отпустил. — Думаю нам нужно действительно начать разогрев, пока остальные пьянствуют — Росс усмехнулся. Джон шмыгнул носом и кивнул. ***** Вечер. До спектакля меньше получаса. Всё артисты столпились за кулисами. Кто-то проговаривал текст с карандашом, просил коллег помочь «поростучать» голос, кто-то повторял самые тяжёлые части своих арий, пока микрофоны были выключены. Том относился к последним. Отошёл в самый дальний угол и повторял последний куплет: «C'est le jour», последние строки которого нужно было выводить на высших нотах. Джон не мог сдвинуться с места. Стоял я завороженно слушал. Когда «Тибальт» закончил и повернулся, заметив его, дрожащим от восхищения голосом заговорил: — Я не смогу петь без тебя. Никто не сможет. Для меня Тибальт только ты, и я не знаю как работать дальше. Том опять нежно улыбнулся и так же как и тем утром, по-отцовски обнял коллегу. — Мой маленький Меркусьё… — услышав это привычное для себя обращение Джон чуть не заплакал, но сдержался, вспомнив о свежем гриме. — зажжём этот город. Спектакль начался. Он был совсем не таким, как все остальные. Сегодня Джону как никогда хочется играть, хочется петь, так усердно как впервые и ещё лучше. Всё ради него. Ради Тибальта. Все подколки Меркуцио Джон посылает Тому ещё более дерзко, смеётся громче. Хочется прокричать, что это выступление он посещает ему. Том видит это. Чувствует. К нему прикованы десятки глаз, но он изо всех сил пытается смотреть на Джона как можно теплее (когда это возможно). Он понимает, какую боль испытывает Меркуцио. Видел из-за кулис, как во время «Королей» он чуть не расплакался. И прекрасно понимал, что он — тому причина. ***** Второй акт. Дуэль. Сердце Джона на секунду перестаёт биться, когда Том допевает арию. В горле ком. «Спокойно… Вдох-выдох, вдох-выдох и, по тексту…» — Ну ты погляди! Тибальт среди нас — он смотрит прямо в глаза Тому, стоящему на декорации. — Меркуцио! — он сделал паузу, намного длиннее чем раньше, и посмотрел на «Меркуцио» совсем иначе. Не так. Не по сценарию. Взгляд этот был полн тепла, успокоения. Это длилось всего несколько секунд и в этот момент Джону ужасно захотелось. Поцеловать его. Всего что он сказал было не достаточно. После стольких успокоений, объятий, «Я тоже буду скучать» ему казалось, что Том не верит. Он отвлекся на эти мысли и едва не пропустил реплику, но вовремя опомнился и начал: «Tybalt Tybalt, tu vas mourir» — раньше эти строки он пел со страстью и яростью, но сейчас больше с горечью, скорбью. «Жерар меня убьёт» — пронеслась мысль. Да, сегодня абсолютно всё шло не по сценарию и за этим непременно последует выговор, но Джон не мог долго думать об этом. Каждое движение резко сокращает расстояние. Джону кажется, что он не слышит музыки из-за стука собственного сердца. Щеки заливает краска. Последние несколько рывков — он оказывается лицом к лицу со своим «Тибальтом» и тот даже достаёт кинжал, но… Джон теряет контроль. Он понимает, что делать этого не стоит, но больше не может этого терпеть. Скорбь, страх потери, влюблённое безрассудство — Том должен схватить его за плечи и сильно тряхнуть, но «Меркуцио» опять действует не по сценарию. Отдавшись эмоциям он сам кладёт руки на плечи Тома и зажимает пальцы, вцепившись в ткань костюма. Партнёр смотрит на него растерянно мол: «Что происходит?» — но Джон не стал отвечать. Плавно продвинувшись к Тому, он коснулся его губ. Время словно остановилось. Не существовало больше ничего. Только он, Том и отдалённые мелодии «Дуэли». Джону казалось, что на эту секунду он забыл как дышать как вдруг, почувствовал нежный, и едва ощутимый ответ на свой любовный порыв. — И я тебя… — проговорил в самые губы. Благо его слова заглушало пение хора. Этот момент длился всего несколько секунд и вряд-ли кто-то в зале заметил это, но Джону было всё равно.