Карамель и скелеты в шкафу

Зимнее солнце ярко освещало пространство уютной кофейни, заглядывая в окна, пока Чонин ожидал своей очереди, чтобы сделать заказ. Сехун привалился рядом, сонно зевая и лениво оглядывая всех вокруг. — Один латте с солёной карамелью, пожалуйста. Сехун рядом прицокнул языком. — Гадость какая, Чонин. Он же слишком сладкий. — Я знаю, но ничего не могу с собой поделать. После того дня... — Ох, ты снова об этом? — друг даже плечом дёрнул от нетерпения. — Сколько можно зацикливаться на том дурацком поцелуе под лестницей? — Напомни ещё раз: почему я с тобой дружу? — Потому что я красавчик. — Пф. Ожидая заказ, Чонин буквально чувствовал на кончике языка сладковато-соленый привкус, в очередной раз уносивший его в воспоминания. Год назад Последний класс старший школы. То время, когда гормоны отплясывают сальсу, нашептывают в уши всякие глупости и заставляют глупо хихикать в ответ на шутки объектов твоих симпатий. Пользуясь репутацией главного красавчика в классе, Сехун закатил у себя дома вечеринку в канун Рождества, пока родители были за городом, а Кенсу — его старший брат — на учебе. Никакого алкоголя, только пицца и кола, но накалу страстей это не помешало. Незатейливая игра привела Чонина под лестницу, где он с завязанными глазами должен был ожидать поцелуя от одной из девушек. Несколько минут Чонин тупо стоял один, вытирая вспотевшие ладони о джинсы и боясь оплошать, пока не заслышал тихие шаги. Дыхание перехватило, сердце забилось в два раза быстрее еще до поцелуя. Чонин стоял, боясь шелохнуться и ожидая действий. В конце концов, девушка просто может уйти, если не захочет его целовать, если не… Чьи-то губы мягко коснулись его собственных, увлекая в поцелуй. Нежные и чувственные, с привкусом кофе, сладкой карамели и едва заметным солоноватым оттенком, Чонин охотно подался вперед, отвечая на поцелуй. Но едва он позволил себе расслабиться, как топот ног по лестнице спугнул человека перед ним, и руки Чонина, пытавшиеся ухватить его, поймали лишь пустоту. Сдернув повязку, он увидел Сехуна, сбегающего вниз по лестнице. — Кто здесь был? — поспешно спросил Чонин. Сехун нахмурился. — Никого, — ответил он. — Ты был один. Соён позвонил брат, ей пришлось выйти из игры — Но кто тогда целовал меня? Тут точно кто-то был. Сехун посмотрел на Чонина с подозрением. — Может, тебе показалось? Все остальные были со мной в комнате. — Я сам себя целовал что ли? — разозлился Чонин. — Либо тут кто-то был, либо у тебя в доме завелся призрак-извращенец! — Ладно-ладно, успокойся, — Сехун похлопал его по плечу. — Мы выясним кто это, окей? Мы выясним это, даже если тебе придется перецеловать всех присутствующих в этом доме. — Фу, гадость какая, — скривился Чонин. В тот вечер и до конца учебы в школе он и правда целовал некоторых девушек с вечеринки, но ни один из поцелуев не был похож на тот самый. Примерно в тот же временной промежуток Чонин осознал и то, что девушки его мало интересуют. Забрав кофе и дождавшись, когда Сехуну принесут его горячий шоколад (и нет, он совсем не сладкий, Чонин!), друзья покинули кофейню и направились в сторону дома Сехуна. Прохлада кусала кончик носа и пальцы, держащие горячий стаканчик. Снега совсем не было, что немного печалило Чонина, ведь приближалось Рождество, то самое волшебное время года, а снег бы добавлял ему магии. — Напомни ещё раз: зачем я здесь? — повторился Чонин позже, стоя у дома Сехуна, скорее для того, чтобы лишний раз поныть про учёбу. — Потому что господин "я-хоть-и-молодой-но-строгий-препод" Ким Чунмён задал нам выполнить совместный проект. — О, да ладно. Он ведь тебе нравится, — Чонин гаденько усмехнулся. — Молодой, красивый. Умеет поставить тебя на место. Сехун фыркнул. — Это мы ещё посмотрим. — Ты что-то задумал? — Чонин с любопытством посмотрел на друга, но Сехун, кажется, не собирался делиться своими планами. Подойдя ближе к дому Чонин вдруг заметил за окном нечто странное. Странное и пугающее. Он много раз бывал у Сехуна в гостях (все-таки лучшие друзья со старшей школы), но этот элемент декора видел впервые. — Что это за херня? Из окна на него смотрели пустые глазницы скелета. — О, это Кенсу. — Кенсу? Как-то твой брат плохо выглядит. — Придурок, это для его учебы, — закатил глаза Сехун. — Учебы? В университете Сатаны что ли? — произнес Чонин и усмехнулся. — Не закатывай глаза так сильно. Я помню, что он учится в медицинском, — Чонин причмокнул губами, допивая кофе, и спросил: — А он... Сейчас дома? — Не знаю, — Сехун заинтересованно приподнял бровь. — А что? — Нет. Ничего. Просто. Пойдем уже, — Чонин устремился к входной двери. — Вообще-то это мой дом, — буркнул Сехун. — А ты заходишь в него, как в свой! В доме было тепло; тихо шумел кондиционер в кухне под потолком, пахло имбирным печеньем, закипал чайник. Чайник? — Кенсу дома, — констатировал факт Сехун, скидывая зимние ботинки. — О, Виви, моё сладкое солнышко! Маленький белый любимец Сехуна процокал по полу, приветственно облизал ему руки и запрыгнул в раскрытые объятия Чонина, с радостным визгом упивающегося мокрыми собачьими поцелуями. — Вообще-то ты моя собака, Виви! — воскликнул вновь оскорбленный парень. — А ну-как убери от него свои руки, Чонин! В шуточной потасовке Виви успел вдоволь налаяться и слегка тяпнуть Сехуна за нос, из-за чего тот назвал его мелким предателем. — Вы дома ещё и пяти минут не пробыли, а я уже оглох, — донеслось глубоким голосом откуда-то слева. Чонин вскинул голову, выпуская Сехуна из захвата, и сглотнул. Кенсу, брат Сехуна, появился в дверном проеме и медленно направился мимо них в кухню. Подкачавшийся за время своей учёбы в университете, в чёрной футболке и мягких, серого цвета домашних штанах он выглядел слишком хорошо. А очки в чёрной роговой оправе лишь добавляли остроты в эту смесь ума и физической привлекательности. — П-привет, Кенсу, — Чонин неловко улыбнулся, так и стоя в пороге. Кенсу кивнул ему в ответ, лишь коротко взглянув. Он всегда был не особо разговорчивым, да и виделись они с Чонином буквально пару раз, так что на что он рассчитывал? И почему он вообще на что-то рассчитывал? Чонин прикусил губу, прогоняя странные мысли о старшем брате лучшего друга и возвращаясь в реальность, где его ждала масштабная работа над проектом, который им задал Ким Чунмён. Занудный молодой препод, который пытается строжиться, чтобы не казаться слишком юным, чтобы учить их. Занудный /красивый/ препод с неловкими шутками и /милой/ такой же неловкой улыбкой. Да у них полкурса как с ума сошло по нему. И Сехун не исключение. — Хэй, о чем задумался? — голос Сехуна громом ворвался в мысли Чонина, снимающего зимнюю куртку. — Третий раз тебя спрашиваю. — А? — Чонин сфокусировал взгляд на друге. — О чем ты там задумался? — О Ким Чунмёне. — Чё эта? — Сехун подозрительно прищурился. Это его поведение предательски раскрывало ревность. Чонин усмехнулся. — А ни чё эта. Так что ты там орал? Сехун приподнял бровь, видимо оценивая, достоин ли Чонин повторения его слов. Придя к каким-то своим умозаключениям, Сехун отзеркалил ухмылку Чонина и произнес: — Я подумал, что неплохо бы поесть. Пойду куплю токпокки через дорогу. Кенсу, побудешь пока с Чонином? Кенсу, который все это время тихо попивал чай, подпирая кухонный шкафчик и не отсвечивая, снова бросил короткий взгляд на Чонина. Чонин не успел уловить в его взгляде или выражении лица каких-то намёков на ответ, но Сехуну, видимо, это и не требовалось. — Ну и ладненько, — весело прощебетал он и, прежде чем Чонин попытался сказать, что пойдёт с ним, выпорхнул за входную дверь. В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь тихим цоканьем коготков Виви. Неловкость, которую испытывал Чонин, кажется, можно было потрогать, и Кенсу, гипнотизирующий взглядом пол, нисколько не помогал ситуации. — Чаю? Неожиданный вопрос застал Чонина врасплох, заставив посмотреть на Кенсу и наткнуться на его взгляд. Почему его взгляд такой нечитаемый? Чонин хотел бы знать. Несмотря на недавно испитый кофе, Чонин решил, что отказываться было бы невежливо. — О, ну... Если тебе ну трудно... — Не трудно. Кенсу загремел кружками, создавая имитацию бурной деятельности, задавая Чонину вопросы про количество ложек сахара и печенье. А потом стало так тихо, что Чонин слышал, как дышит сонный Виви у него на руках. Возникшие в голове мысли перебивали одна другую, надрывно крича о необходимости что-то сказать, спросить, хоть как-то нарушить эту давящую тишину. Чонин поддался вперед, собираясь сказать, он не знал что, но что-то, как у Кенсу зазвонил телефон. — О, привет, Джису-я, — ответил он ласково, ставя на место чайник и улыбаясь в трубку. — Да, я могу говорить. Чонин сделал шаг назад. Напряжение, возникшее в нем, вмиг растаяло, оставляя смятение и пустоту. Решив не мешать своим присутствием разговору Кенсу с девушкой(?), Чонин тихо прошел в гостиную, положив Виви спать в кресло, и направился в ванную, чтобы помыть руки. Выйдя из ванной, он решил немного пройтись по дому. Возможно это было не слишком вежливо с его стороны, но возвращаться в кухню ему не хотелось. Он чувствовал себя неловко рядом с вдруг возмужавшим Кенсу, а телефонный звонок лишь добавил неуместности в его присутствии. Проходя по коридору, Чонин ненамеренно замедлился у пространства под лестницей, вспоминая прошлый канун Рождества и странный поцелуй. Узнает ли он когда-то, кто это был? Сейчас под лестницей располагалась небольшая мягкая кушетка, вероятно, купленная родителями Сехуна совсем недавно, а с перил, как и тогда, свисали рождественские гирлянды. — Чай? Голос Кенсу, подкравшегося со спины совсем незаметно, напугал погрузившегося в свои мысли Чонина. Парень, вздрогнув, резко подпрыгнул на месте, едва не наталкиваясь на брата лучшего друга, и Кенсу чудом удалось удержать обе кружки в руках, не расплескав содержимое по полу. — Извини, — выпалил Чонин, краснея. — О, это ты извини! — Кенсу тоже смутился. — Сестра отвлекла. — Сестра? — удивленно переспросил Чонин, одновременно подумав о том, что смущенный Кенсу выглядел весьма милым. — Да, Джису, дочь маминого брата. Сехун не говорил о ней? — Ах, точно…, — Чонин вспомнил, как Сехун рассказывал о девочке не так давно, и мысленно выругался на свою забывчивость. — Спасибо за чай. Чонин взял из рук Кенсу одну кружку, осторожно отпивая горячий напиток. Тепло приятно разливалось по телу, немного сбавляя неловкость. Жестом Кенсу предложил Чонину присесть на кушетку под лестницей, и Чонин ощутил некоторое чувство дежавю. Между ними снова повисло молчание. Чонин разглядывал огоньки гирлянды, подрагивающие в кружке, перебирая в голове возможные темы для разговора. — Соленую карамель любишь? — вдруг спросил Кенсу. У Чонина кружка с чаем дрогнула в руках и дыхание словно застряло в горле. Несколько секунд он тупо пялился в кружку, боясь поднять взгляд на Кенсу и пытаясь переварить услышанное. — Ч-что? — наконец выдавил он, взглянув на парня. — Соленую карамель, — повторил Кенсу озадаченно, глядя на Чонина широко распахнутыми глазами и держа в ладони пару конфет. — Наша мама сама её готовит, — добавил он, и, не дождавшись ответа, переспросил: — Так что? Она вкусная. — Д-да, я знаю. Я постоянно беру кофе с солёной карамелью. Кенсу вдруг изменился. Едва заметно облизнув губы, он пристально посмотрел на Чонина, будто пытался разглядеть в нем... что-то. Чонин подзавис на этом действии, глядя на губы Кенсу и вспоминая солоновато-сладкий вкус поцелуя под лестницей. Те губы... Были такими мягкими и чувственными. Может ли быть, что Кенсу...? — Я постоянно ношу с собой несколько конфет, чтобы хоть как-то перебить горечь от больничных лекарств во рту, когда бываю на практике, как сегодня, — добавил Кенсу, аккуратно разворачивая одну из конфет и продолжая смотреть на парня. "Постоянно ношу с собой..." отдалось эхом в голове Чонина. Ему свело скулы. Чёткое ощущение сладости возникло во рту само собой. В голову ударили все мысли разом, дышать отчего-то стало труднее. Ещё никогда он не подбирался так близко к разгадке своей самой сокровенной тайны. Он пристально посмотрел на Кенсу, в глазах и стеклах очков которого плясали блики рождественских огоньков и на одном дыхании выпалил: — Это был ты? Кенсу, в этот момент подносивший конфету ко рту, замер. Что-то незримо изменилось в выражении его лица, и он переспросил: — Что я? — Ты был дома на прошлое Рождество? — Чонин вдруг понял, что готов идти в разгадке этой тайны до конца. — Ты был здесь? — выделил он последнее слово интонацией, намекая Кенсу на произошедшее под лестницей. Несколько секунд они с Кенсу испытывали друг друга взглядами, а потом Чонин закрыл глаза. Он надеялся, что если это был Кенсу, то этот жест поможет ему решиться на признание. Если это был не он… Тогда брат Сехуна просто решит, что Чонин немного дурной. Едва дыша, Чонин решил досчитать до пяти. Пять… Ладони Чонина взмокли. Четыре… Сердце забилось быстрее. Три… Дыхание сбилось. Страшно, очень страшно. Два… Его губ осторожно коснулись. Чонин чуть приоткрыл рот, в тот же миг ощутив такой знакомый сладко-соленый вкус. Пальцы на кружке сжались сильнее, сердце зашлось в бешеном ритме. Чонин наклонился вперед, отвечая и позволяя поцелую стать глубже, а Кенсу ближе. Он боялся открыть глаза, ему казалось, что все это нереально, что мягкие губы вот-вот снова исчезнут, оставляя ему лишь призрачный солоноватый привкус сладкого поцелуя. Хотелось поймать, вцепиться пальцами в домашнюю футболку Кенсу, чтобы быть уверенным в том, что он не растает, как только поцелуй закончится. Но руки были заняты кружкой, поэтому все, что было у Чонина, чтобы задержать Кенсу — это их поцелуй и надежда на то, что тот снова не сбежит. Волнение и возбуждение клубком скрутились внизу живота, в груди полыхало, когда Кенсу наконец отстранился от него. — Я тебя раскусил, — хмыкнул Чонин, все еще склонившись к Кенсу. — Почему ты не признался раньше? — Разве это не странно? Старший брат твоего лучшего друга целует тебя, пока ты не видишь? — выдохнул Кенсу, не глядя Чонину в глаза. — Я не был уверен в том, что ты захочешь узнать… — Ну наконец-то! — громкий голос Сехуна заставил обоих подпрыгнуть на кушетке. — Я уж думал, мне всю жизнь придется терпеть нытье Чонина! Стоя в припорошенной снегом куртке, Сехун смотрел на них с выражением ликования на лице. — Ты все знал! — вдруг дошло до Чонина. — Знал и молчал! Я ведь тогда реально думал, что спятил! — Прости, он мой брат, — пожал плечами Сехун. — А я твой лучший друг! — Он дал мне 25 тысяч вон. — Кстати, верни их назад, — вклинился Кенсу. — Что?! Вот ещё, — возмутился Сехун. — Тогда проси половину с него! Он тоже тогда ел ту пиццу, которую я купил на твой откуп за мое молчание. — Я не могу просить с него. Он вроде как теперь мой парень, — серьезно произнес Кенсу, беря Чонина за руку и переплетая их пальцы. — А я твой брат! — прицокнул языком Сехун. Чонин же оторопело посмотрел сначала на их пальцы, затем на Кенсу. — Что? — Кенсу вдруг снова стал тем повзрослевшим клевым братом Сехуна. — Ты против? — Абсолютно за, — ответил Чонин, сжимая пальцы в ответ. — Фу! Фу фу фу! Вы ещё приторней, чем этот ваш карамельный латте, — закатил глаза Сехун. — И вы должны мне еще одну пиццу за моральную травму. — Это какую? — удивился Кенсу. — За то, что я терпел ваше нытье целый год! — Сехун показал язык. — Я же терплю твое нытье про Ким Чунмёна, — парировал Чонин. Сехун показал ему язык и, демонстративно развернувшись на пятках, потопал в обратном направлении. — Там снег идет кстати*, — бросил он через плечо. Вскочив с кушетки и снова едва не разливая уже остывший чай, Чонин потянул удивленного Кенсу за собой в гостиную к окну, за которым по-прежнему сыпал первый снег. Некоторое время они молча наблюдали за снегопадом, а затем Чонин, счастливо улыбаясь, обернулся к Кенсу, взглянув на него по-новому. Он больше не казался ему серьезным или взрослым. Сейчас он был теплым и нежным. Он был тем большим волшебным секретом Чонина с прошлого Рождества. — Двадцать пять тысяч вон, значит? — прищурившись, спросил Чонин, ставя кружку на столик у окна. — В такую сумму ты оценил наш первый поцелуй? — Это все, что у меня тогда было, если тебе станет от этого легче, —посмотрев на него, парировал Кенсу и поставил свою кружку рядом. — Спасибо, стало, — рассмеялся Чонин, и Кенсу хлопнул его по плечу, широко улыбаясь. Чонин любовался его улыбкой и сияющими глазами несколько мгновений, ощущая непреодолимое желание снова ощутить вкус чужих губ. — Закроешь глаза? — спросил он. — Это может войти в привычку, — ответил Кенсу. — Уже вошло, — прошептал Чонин, склоняясь к парню напротив. До Кенсу носил чёрные вещи и горько пах медикаментами, и только Чонин знал, что его губы самые сладкие на вкус.