Ножки и чулочки

      Зачем-то оглянувшись, ещё даже не зайдя в общественный туалет ресторанчика, в котором и решили отпраздновать этот выход чертового нового совместного альбома STARISH и QUARTET NIGHT, Камю с самым невозмутимым лицом распахнул, как назло отвратительно громко скрипнувшую, дверь и, пройдясь мимо нескольких огромных зеркал с мойками, как-то чересчур нервно заскочил в одну из кабинок, трясущимися и вспотевшими ладонями кое-как повернув защёлку. В другой бы ситуации он повел бы себя, несомненно, иначе и непременно бы отругал себя за такое странное и недопустимое для него обычного поведение, но явно не в этот проклятый вечер. Только оказавшись наедине с самим с собой, пусть и запертый в весьма маленьком неудобном пространстве, Камю, наконец-то, смог выдохнуть и, кажется, прийти в себя — собственно, тогда-то он вдруг понял, что в туалете кроме него никого пока что и не наблюдалось, отчего ему тут же захотелось расхохотаться. Очень грустно. Грустно, неуверенно и смущённо. Камю, похоже, и вовсе забыл, что он, вроде как, "ледяной принц" из далёкой "ледяной страны", потому что единственное, что парень мог сейчас ощущать — это ярких румянец по всему лицу и шее. Он был весь красный. Красный как Сеньор Помидор из детской сказочки, если и не краснее. А ещё ему было жутко стыдно. Стыдно за себя и за свою секундную поблажку, надежду на другой более, скажем так, "понимающий" исход дальнейших событий. — Черт его побери, какой же я идиот! — не сдержавшись, Камю хлопнул по пластмассовой перегородке, из-за чего та задребезжала.       Блондин, поджимая искусанные чуть ли не до крови от волнения губы, одним резким движением достал из сумки через плечо, которую он, как очень сильно надеялся, пронес сюда незаметно для остальных айдолов из его группы, да и, если говорить честно, для некоторых товарищей из другой, упаковку женских кружевных чулок. Собственно, как только ее резко и оперативно достав, он застыл, рассматривая пакет в упор, будто бы ещё не веря в реальность происходящего. Ему ЭТО предстояло сейчас надеть. — Чтоб ты сдох, Дзингудзи. Чтоб ты сдох…        Разорвав на сгибе, Камю достал из упаковки чулки, черные и невероятно тонкие, словно специально созданные, чтобы провоцировать одним своим видом (правда, Камю пока сам не понял на что именно, хотя, наверное, догадывался и так). Блондин немедленно, и даже с какой-то особенной ненавистью, выкинул ненужное в корзину для мусора. Дальше, как вовремя смекнул он, действовать нужно было быстро, иначе был огромный риск сигануть в окно и убежать домой, не объясняясь ни перед кем, тем самым непременно подписав себе ещё один официальный повод на постоянное "капание на мозги" от Дзингудзи, а ещё, при самом наихудшем варианте, и наказание, которое, в свою очередь, могло запросто стать ещё большим извращением, чем это. Хотя, наказанием ЭТО и не было на самом деле. Просто Камю никак не мог признать себе, что так просто повелся вчера на пару "милых" комплиментиков и бутылочку вина и теперь должен огребать по полной программе из-за проигранного желания. — Завтра у нас встреча с ребятами, если Вы, конечно, припоминаете, Барон, — блондин до сих пор с мурашками вспоминал вчерашний мурлыкающий тон, казалось, совершенно непьяного Дзингудзи. Сам же он, настолько он себе мог представить, был далеко не так адекватен. Наверное поэтому, к слову, позволил этому душегубу выцеловывать ему в тот момент шею. — Так вот… Я хочу… Я очень хочу, чтобы Вы, мой любимый Барон… Предстали предо мной в весьма необычном для Вас амплуа… — Мне для тебя что ли горничной вырядиться? — ледяной принц надменно хмыкнул, но, почему-то, тут же довольно чмокнул рыжего в лоб, устраивая голову на его груди. — Ха-ха! Не дождешься! Я ещё не… — Нет-нет, что Вы, Барон! — рассмеялся тогда тот так миловидно и невинно, как божий одуванчик, что Камю ему почти поверил. — С этим мы повременим, так и быть… — Ну… Тогда что же? — Пустяк. Всего лишь пустяк! — и этот черт из табакерки, с каким-то обожанием и нежностью приподняв лицо принца, ласково заглянул в его светло-голубые глаза. — Ваш раб просто хочет увидеть на Ваших великолепных длинных ножках красивые кружевные чулочки… Неужели Вы, Барон, мне откажите?..        Из сумки громко выпала ручка, снова заставив Камю вздрогнуть, и, определенно специально, закатилась за кабинку в общий проход. — Потрясающе! Нет, просто великолепно! — нахмурившись еще сильнее, от переполняющих его, вроде как ледяное и непробиваемое, сердце чувств, блондин захотел что-нибудь со всей силой пнуть, но, стоит отдать должное, все-таки сдержался.       Больше времени терять было нельзя. Резко сняв ремень и штаны, положив их в сторону, Камю один на один столкнулся с гладко выбритыми уже сегодня в обед ногами, и, как ему показалось, ужаснулся своей податливой покорности с большими эмоциями. Нет, где бы это было видно, чтобы ОН, ДА, ИМЕННО ОН, так спокойно выполнял просьбы этого стремного бабника Дзингудзи. Прикусив губу и вновь пообещав себе больше не вытворять никогда ничего подобного, Камю принялся натягивать чулки, с каждой новой секундой краснея все сильнее и сильнее.

***

       Когда он вышел из туалета, взгляд невольно зацепился за группу молодых ребят, о чем-то активно беседовающих, впрочем как и обычно, сидя за угловым столиком с большими диванами. Сначала немного замявшись, Камю в конце концов решительно направился к ним. Обзывать Дзингудзи было уже бесполезно — теперь отступать было уже довольно глупо. — Эй, Камю! — замахал увидавший его Рейдзи. — Что так долго ты в туалете-то делал? Мы уже успели соскучиться. — Не вашего ума дела… Я… Я просто готовился, — блондин старался выглядеть как можно более непроницаемо, с каждой новой секунды начиная сомневаться в себе и в своем решении поддаться этому красноречивому бабнику. — К чему ты это? — вспомнишь черта… — Я спор недавно продул один. Пришлось заморочиться. — А почему именно в уборной? — хитренько заулыбался Рейдзи, пока рыжий что-то переваривал, широко раскрыв глаза. — Это было что-то пошленькое? — Да если бы, — хмыкнул Камю. — Просто этот человек тот еще придурок… Как я с этим маялся… — Подожди-подожди, — внезапно подал голос Дзингудзи. — Серьезно? То есть… ты… — пожалуй, лучшая награда Камуса за все его старания была именно в переполошенном Реном, стремительно начинающего багроветь. — Да, — в мыслях уже плюнул блондин, готовый абсолютно ко всему.       За столико воцарилась тишина. Все смотрели на парочку, будто пытаясь догнать что вообще здесь происходит. Через тысячи мгновений тишины, рот первым открыл неугомонный Рейдзи: — Что-то случилось? Вы о чем говорите-то?       Ответом стала усмешка, уже всего мокрого от пота, Камю и икание другого: — Да...ик... л-ладно... — рыжий, кажется, забыл как дышать. Усмешка на лице блондина продолжала горделиво увеличиваться, и, кажется, ему уже начинала нравиться сложившаяся ситуация.       Не долго думая, Камю выдал, приподняв подбородок: — Впрочем, я уже думаю откланяться. У меня дома остались незаконченные дела, — парень думал по-быстрому отсюда смыться, пока не произошли еще более непредвиденные обстоятельства. Оставалось только спасти возникшую ситуацию: — Дзингудзи, ты, кажется, хотел меня подвезти. Я немного выпил, поэтому надеюсь на твою помощь! — Сумочка, которую он крепко сжимал в руках, какого-то черта внезапно решила полететь прямо в рыжего идиота. — С собой захвати, у меня руки что-то устали. — "Ты потом мне еще спасибо скажешь!" — хмыкнул блондин, наслаждаясь еще перепуганными глазками рыжего монстра, во все свои круглые орбиты рассматривавшие сумочку, угодившую прямо в них.       И взмахнув на прощание айдолам, да впрочем и всему кафе, своими ослепительными шевелюрой и улыбкой, будто был той самой жутко самовлюбленной моделью, буквально уповающую на собственную же красоту, хотя, вроде как, таковой он, в каком-то смысле, и являлся, Камю позволил себе такую широченную усмешку, которую, как ему подумалось в тот момент, не позволял себе еще никогда в жизни. Уже идя воздушной, невероятно легкой походкой девицы такого же легкого поведения к выходу, он не то чтобы слышал ухом, нет, он совершенно точно ощущал, как этот бабский "ублюгодник", что-то нервно бросая ребятам из своей группы, чересчур громко и резко скрипя стулом, перепугав этим звуком и соседние столики, чуть ли не в припрыжку пытается догнать свою несбыточную, пока что еще, мечту в виде блондина, быстро ускользающего за дверь. С какой-то стороны Камю даже понравился этот весьма необычный, как ему показалось, флирт с его стороны и он, с явно самодовольным видом, устремился прямо к машине. К этому богатенько выглядящему порше панамера, купленному, конечно же, за деньги его папаши. Блондин как никто другой знал, как сильно это било по самооценке этого бабника, жутко ужимающегося из-за того, что был до сих пор так связан со своим отцом, но, каждый раз вспоминая этот факт, Камю, купивший все свое состояние только на свои деньги, ощущал невероятное удовлетворение и превосходство. Что вообще этот Дзингудзи может внятного сделать против его особняка с двумя очаровательными виллами? Рассмеявшись на свои мысли, попутно открывая машину с помощью ключей, которые уже давно выпросил у своего мудозвона всем известным способом, и садясь внутрь на переднее сиденье, Камю, казалось бы, и вовсе позабыл о своем состоянии минутами назад и о том, что сейчас на нем как бы все еще есть женские чулки. На его длинных, бритых, соблазнительных мужских ножках все еще были, мать вашу, ЖЕНСКИЕ ЧУЛКИ. А он сам был в чертовой машине этого БАБНИКА. Когда эти мысли-таки стукнули ему в голову, а прекрасные голубые глазенки чуть ли не вылезли из орбит, он уже оказался в том положении, в котором предпринимать что-то было... довольно поздно?       Послышался щелчок. Камю вздрогнул, взглянув на Дзингудзи, заблокировавшего дверцы автомобиля. И это определенно стало еще смешнее, чем было до этого. Блондин просто не смог сдержать нервный смешок, да и таковым желанием особо не горел. — Барон, кажется Вы обронили в меня свою сумочку, — как-то странно начал рыжий вполне себе предсказуемый диалог. — Я не обронил ее. Я ее в тебя специально бросил, — Камю сглотнул ком в горле, всем нутром ощущая эту агрессивную заведенность и возбуждение от Дзингудзи, распространившееся буквально воздушно капельным путем по всему салону. — Да? А меня ты тоже там бросить решил? — Конечно нет. Я ж водить не умею, ты что дурной? — Камю даже в этой безысходной ситуации не смог не съязвить. В конце концов, помирать, но красиво. — Кровь настолько от головы при виде меня отбило? Как же это теперь называется? Склероз от перевозбуждения? — в этот самый момент ему вдруг показалось, что кто-то из будущего его проклял. — Вы только посмотрите как Вы миленько заговорили... Вот только... — приблизившись к уху блондина, рыжий бабник беззастенчиво продолжил: — Вот только несколько колких замечаний от тебя мой стояк не уберут, даже наоборот. Ты же знаешь, что меня это только раззадоривает, верно, Барон?       Кресло автомобиля жалобно скрипнуло, примерно также жалобно, как и последние попытки "ледяного принца" оставаться таким же "ледяным". В его положении оставаться просто спокойным, похоже, было уже практически нереально. Случайно выдохнув со стоном, когда его прижали к дверце машины, Камю в который раз осознал, что крайне непредусмотрительно вел себя в прошлом, буквально провоцируя Дзингудзи на эти несдержанные действия. И он хорошенько, даже можно сказать смачно проклянул того "наивного" прошлого себя. Почувствовав руки на своих ножках и тяжелое прерывистое дыхание около уха, Камю вздрогнул, зажмурившись. Он чувствовал, что покраснел не хуже, чем тогда в туалете, если не лучше. — Надо же насладиться тем, что Вы приготовили специально для меня, Барон? — выдохнул ему ожигающий кожу голос, и блондин почувствовал, как ушного хрящика коснулся мокрый кочик языка, пытающийся очертить его, в промежутке между следующими словами: — На самом деле вчера я всего лишь хотел пошутить... Но Вы, Барон, превзошли все мои ожидания. Неужели, совершая все эти пошленькие поступки сегодня, самым постыдным образом соблазняя своего парня, Вы действительно думали, что сможете так легко отделаться?       Камю никогда не подавлял в себе стонов, как и не подавил довольно продолжительный и громкий сейчас, несдержанно вырвавшийся у него после того, как язык юноши прошелся четко по венке на шее, а цепкие и чересчур горячие руки начали расстегивать ремень и молнию на его штанах. Еще одно мгновение и длинные, гладко выбритые сегодня ножки в ЖЕНСКИХ ТОНЕНЬКИХ ЧУЛОЧКАХ обнажились прямо перед главной угрозой сегодняшнего спокойного вечера в гордом одиночестве. И не то чтобы Камю был действительно так против всего это... Просто... — Ах, Барон! Я и не ожидал, что они... так элегантно дополнят Ваш незабываемый образ. Настолько идеально это выглядит, Барон. Это самое великолепное, что я когда-либо видел... — просто эти слова из уст с ног до головы натурального бабника звучали иногда уж очень убедительно. И заставляли чувствовать себя уж очень неловко. — Эти твои слова... Да ты много чего говоришь обычно, блин! Вот только твои слова — это просто вода. — Ну, в речке тоже водица и... — Не делай вид, что не понимаешь о чем я говорю, — бессовестно перебив рыжего, Камю снова почувствовал раздражение. Да, иногда ему думалось, что он ведет себя как типичная стерва, выдумывая конфликты, двигающие только сюжеты фанфиков, буквально из ничего, но "ледяной принц" довольно быстро передумывал обратно такие мысли. — Все они — это пустой звук, смекаешь? Это все бессмыслица. И ты меня своими сладкими речами уж точно не надуешь, поверь мне. — Что ж, — хмыкнул каким-то своим уж очень очевидным и понятным мыслям Дзингудзи. — Значит я "надую" тебя своими "сладкими" действиями. В конце концов, это-то не совсем "пустой звук"...       Сначала Камю даже не понял, что произошло. Почувствовав на своей ноге (точнее, на ее частях не закрытых чулком) что-то мокрое и теплое, стремительно двигающееся все ближе и ближе к бедру, блондин вдруг обнаружил, что это был все-таки язык, а не влажная салфетка, например. Затем, когда зубки бабника подцепили резинку чулка, Камю все еще не понял, почему Дзингудзи подобрал к этим действиям прилагательное "сладкие". Фантазия в голове вырисовывала под "сладкими действами" нечто иное. Скажем так, нечто иное "другого рода". Впрочем, от действий рыжего все же закружилась приятно голова, поэтому Камю решил-таки дать парню шанс. В конце концов, не зря же он наряжался в это "непотребство".       Словно услышав мысли блондина (а может и действительно их прочитав (может даже и в этом фанфике через некоторое время)), Дзингудзи невероятным движением языка, юрко проник прямо под кружево чулка, и, коснувшись оголенной и отчего-то сразу покрасневшей кожи "ледяного" (или уже не совсем) принца, стал аккуратно и нежно ее ласкать. Вырисовывая только ему известные узоры, иногда покрывая ножку участника Квартета поцелуями, рыжий рискнул в один момент даже слегка прикусить мягкую часть бедра. И, увидав мгновенную реакцию вздрогнувшего блондина, Дзингудзи, победно ухмыльнувшись, потянулся полностью снять чулок. Видимо, это и не оценил второй. И, вероятно, не оценил он то, что все-таки его труд "одевания этого непотребства" не оценил (или, скорее, оценил "не до конца") первый, поэтому, не долго думая, саркастично выдал: — М-да... — А? — рыжему оставалось только округлить свои синие очи и, соответственно, в недоумении приподнять бровь. — И это называешь "сладкими действиями"? — хмыкнул Камю. Точнее, позволил-таки себе хмыкнуть Камю. Потому что в его положении, как он уже мог бы понимать, делать это было довольно рискованно. Но теперь блондин был уверен — рисковал на этот раз далеко не он. — Вот "это" я могу назвать "действительно сладким действием"! — и не успевший даже одним своим синим оком моргнуть рыжий, вдруг осознал, что взвизгнул, оказавшись прижатым к креслу. Камю с силой нажал на промежность парня, из-за чего визг этот не только не утих, наоборот, лишь стал резче и выше. — Б-Барон! Это что еще такое! Что Вы себе позволяете, Барон! — впрочем, после этого самого визга в наигранно испуганном голосе этого бабника все-таки проскользнули подозрительно довольные нотки, но Камю то ли реально не готов был их услышать, то ли просто их проигнорировал, начиная свое контрнаступление.       На этот раз жалобно взвизгнула уже молния на джинсах. Продолжая ломать всю комедию и стеб в фанфике к херам, являя, собственно, сам хер, приспустилась и резинка боксеров. Увидав все это, автор, отчего-то немного смутившись, решил включить по телеку спортивный канал, чтобы поменьше травмировать себе и без того травмированную психику. Там как раз шел его любимый бокс. Периодически, к слову, он слышал, как кто-то очень сильно вздыхал и охал, а кто-то очень сильно сосал, а еще кто-то, также сильно делал вид, что... А впрочем не важно.       Автор подключился к ситуации только тогда, когда вдруг понял, что продолжать эта парочка водолеев (это было очередное дополнение внутреннего любителя гороскопов, который когда-то давно-таки полностью разочаровался в совместимости собственного знака с данным) почему-то не решилась, а из-за чего-то опять сралась. Тяжко вздохнув, автор продолжил наблюдение и, обнаружив, что Камю опять из-за чего-то оскорбился, пришел в легкое недоумение... Отчего же на этот, собака, раз? — То есть ты утверждаешь, что это все доставляет мне удовольствие? НЕУЖЕЛИ ТЫ СЧИТАЕШЬ, ЧТО ОБЩЕНИЕ С ТОБОЙ В ПРИНЦИПЕ МОЖЕТ ДОСТАВЛЯТЬ КОМУ-ТО УДОВОЛЬСТВИЕ?! — как нестранно, перематывать время фикрайтеру даже не пришлось, ибо "бедный" Камю сам высказал причину своего поведения обидчику в лицо. Причем, записав последнюю его фразу капсом, автор был не совсем уверен, что правильно смог передать эту вызывающую интонацию блондина. Правда, легкий, еле заметный румянец на лице "ледяного принца" выдавал его с потрахами. Видимо, "трах" этот его действительно довел до ручки. Той самой, которая выкатилась за кабинку в начале фанфика. И, хотя это сравнение не должно было нести в себе никакой смысловой нагрузки, автор решил таким образом убить двух зайцев одновременно: и сравнение провести, и тест на склероз читателям устроить. — Да ты о чем вообще говоришь-то? Я совсем не это имел ввиду! В смысле, конечно, в каком-то смысле и это... — вот не зря ведь говорят, что оправданиями себя можно только закопать. Вы не подумайте, автор сам не хочет оправдываться перед Вами, но он это сам в книжке прочитал. Можете в лс попросить, он скинет название. Я лишь хочу сказать, что, вероятно, Дзингудзи действительно не имел ничего в таком роде.       Правда Камю было уже не остановить. Резко вырвавшись из крепких объятий бедного рыжего, похоже, так до конца и не понявшего свою вину, тот уже начал быстро застегивать рубашку. Только вот пальцы от возбуждения и какого-то жуткого волнения заметненько так подрагивали, что ну уж очень мешало пуговице попасть в нужную петельку. — Подожди, что это с тобой? Мы уже все? Тебе точно не надо...? — округлил свои фиалковые глаза юноша, наблюдая как его парень еще и пытается спрятать во время своего собирания ужасно смущенное лицо. И, конечно же, соблазнившись, как бы это тавтологично не звучало, соблазном, в итоге выпалил: — Неужели это тебя... прямо так задело?.. — правда уже в следующую секунду, почувствовав на себе красноречивый взгляд напротив, успел об этом пожалеть. — Ах ты... — сквозь зубы прогудел еще сильнее зардевшийся, наспех одевающий спущенные штаны, Камю. — Малолетка! — Эй, стойка! Ты чего? — Дзингудзи был явно перепуган такой резкой сменой настроения, уже начиная ощущать в себе некую подавленность. — Да и... в конце концов... у нас разница всего-то... год и двадцать два дня! Это что за обзывательства-то такие? — Вот, блин, мелкий... даже считает дни, видите ли... — Ран-тян же к тебе так не обращается никогда! Хотя разница в возрасте у тебя с ним даже побольше будет! — из-за своих восклицаний, этот тупоголовый козел совершенно не замечал бубнежа Камю, которого это, казалось, разозлило еще больше. Теперь блондин трясся не только от неудовлетворенного перевозбуждения, но и из-за распирающего его гнева. — Тогда почему же ты ко мне так относишься? Даже по имени толком, своего парня между прочим, ни разу не... — ДА ПОТОМУ ЧТО Я С НИМ НЕ ТРАХАЮСЬ! ПОТОМУ ЧТО Я ЛЮБЛЮ НЕ ЕГО, БЛЯТЬ! — Стой... что? — Какой же ты все-таки дурак! ДУРАК!!!       И, наконец застегнув эту треклятую молнию на брюках, Камю с поразительной точностью нащупал сзади себя ручку на дверце, другой рукой наспех подбирая сумочку, и буквально вылетел сверкая пятками из машины, надеясь, что ни Дзингудзи, ни кого-либо другого из ребят он сегодня больше не встретит. Первого желательно не встречать еще недельку точно. И красный-прекрасный, как тот самый Сеньор Помидор из детской проклятой сказочки, если не краснее, он заклинал себя больше никогда... НИКОГДА не вестись на слова этого чокнутого бабника. Никогда не выполнять никаких его поручений. Никогда не исполнять никаких его желаний. Чтобы больше никогда Камю не испытывал такого жуткого стыда и смущения за свои же собственные действия. Чтобы больше никогда Камю не слышал этого жуткого соблазнительного голоса, что-то нежно шепчущему ему на ухо. Чтобы больше никогда Камю не чувствовал жутких прикосновений этих сильных рук и разгоряченного тела, юркого языка по всему своему телу. И Камю действительно... нет, в этот раз определенно точно клялся себе, что перестанет на это так реагировать.       Наверное.       Возможно, Камю просто думал о потерянной ручке, которую тогда забыл поднять. Автор ведь не умеет шариться ни по чьим головам так-то.