may i stand unshaken

1889 год. Штат Вайоминг.

      Её большие глаза встречали меня каждое утро. Слегка пожелтевшие из-за времени и ветхой бумаги фотокарточки, но всё ещё по-настоящему красивые. Большие, цвета изумруда, переливающегося на солнце, с опущенными вниз уголками, возможно, немного печальные. Они всегда глядели на меня из-за уголка зеркала на стене, над небольшим деревянным столом. Каждый день. Это был словно ритуал. Казалось, взгляд её навсегда наполнился горем и сочувствием, сожалением, что оставила меня здесь одну. Потом она смотрела мне в спину и мысленно желала терпения. В моей голове это слышалось по-другому — «покончи с этим», «прирежь их ночью», «убей себя».       Но моя мама не могла говорить таких вещей. И не только потому, что она умерла полтора года назад, но и потому, что являлась женщиной мягкой, чистой. В её голове таким мыслям не было места, а мои мысли отличались.       Мои глаза тоже были немного другими. Такие же зелёные, однако более тусклые, наверное. Но зато густые тёмно-рыжие локоны достались и мне. За ними было тяжело ухаживать. Иногда хотелось отрезать их по плечи, но руки не поднимались этого сделать. Взглянула на себя в зеркало. Под глазами пролегли синяки. Густые чёрные брови, с лёгким ломанным углом на кончиках. Кожа побелела, а россыпь веснушек обесцветилась, словно я не видела солнца несколько лет. Лицо немного осунулось, щёки впали, небольшой квадратный подбородок. Я всегда была худой, но после смерти мамы успела истощать чуть ли не до костей. Тяжело вздохнула, разочарованно коснувшись лица руками. Мне было проклятых пятнадцать лет, а казалось, что я успела прожить всю свою жизнь и за один момент состариться. — Джоанна, чёрт бы тебя побрал! Сколько можно спать?!       Ветхие стены тряхнуло от удара кулаком по кухонному столу. Я уже перестала каждый раз вздрагивать от резких звуков в доме. Поправила бордовую косынку, держащую волосы собранными, и одёрнула юбку, расправив ткань. Глубоко вздохнула, прикрыв глаза. Можно было и помолиться, но вера во Всевышнего угасла, словно мерцающая свеча под сильным порывом ветра.       За дверью моей комнаты было прохладно, и я невольно поежилась, обхватив скрытые тканью плечи руками. Стены и правда были ветхими, морозный ветер просачивался в щели между деревянными брусьями, часто создавая жуткий гул в доме. Дальняя дверь в комнату Томаса была закрыта, вероятно, за ней брат отсыпался с новой девушкой после бурной ночи. Ещё одна дверь другого братца была распахнута, комната за ней пустовала, значит, Джим находился на улице и пытался охотиться.       По скрипучей лестнице я спустилась на первый этаж. Отец сидел за столом спиной ко мне и нервно дёргал ногой. Когда я подошла ближе, поднял голову, словно учуял по запаху. Хотя с такими скрипучими полами даже слепой будет ориентироваться не хуже зрячего. — Неужели? — голос у него был низким и хриплым, он часто захлёбывался кашлем, но даже сейчас в зубах дымилась сигарета. — Долго я должен ждать этот завтрак? — Прости, отец, — чётко сказала я, опустив глаза в пол, мужчина не любил, когда кто-то мямлил или неразборчиво говорил.       Не дожидаясь ответа, принялась за приготовление рагу из фасоли и остатков мяса кроликов, которых предыдущим днём притащил Джим. В этой части дома можно было согреться. Замёрзшими пальцами возможно было двигать. — Съезди сегодня в город, — произнёс отец, когда я поставила перед ним тарелку с горячей едой. — Джим принесёт оленя, нужно продать его часть. — Я всё сделаю, — кивнув головой, я села напротив мужчины со своей тарелкой рагу.       Моего отца звали Фрэнк, и после смерти мамы он очень изменился. Стал холодным и жестоким. Думаю, он невзлюбил меня ещё с самого моего рождения, ведь хотел и третьего ребёнка мальчика. Вырастить всех сыновей настоящими мужчинами. Теперь я здесь что-то вроде кухарки и домохозяйки, а идти мне было некуда. Отец иногда мог поднять руку, а братья позволяли себе большее, заставляя ненавидеть всё вокруг ещё сильнее. Томас был самым старшим и перенял от отца крепкую и крупную фигуру, близко посаженные глаза древесного оттенка и коротко стриженные волосы каштанового цвета. С ним всегда была какая-нибудь новая девушка, не устоявшая перед фальшивой мужественностью. Том часто был грубым, язвительным, брал, что хотел. Джим же был поменьше старшего брата и пытался походить на него, но его придурковатость шла впереди, люди, наслышанные о поведении среднего ребёнка, часто косились, перешёптываясь. Поэтому Джимми любил охоту, где мог выплёскивать свой дурной характер. Сам глава семейства был большим, словно медведь. Грубые черты лица, старый кривой шрам над бровью от лезвия ножа и отсутствующий зуб, выбитый во время очередной драки. Фрэнк часто пил и то и дело хотел врезать кому-нибудь тяжёлым кулаком.       Иногда мне казалось, что мама просто не выдержала жизни с ним и сыновьями, поэтому заболела.       Иногда мне казалось, что у меня хватит сил взять нож и перерезать их глотки во сне.       Дверь отворилась с грохотом, впуская внутрь холодный воздух. На пороге показался Джим с раскрасневшимся от мороза лицом и с тремя тушками кроликов в руке. Большая шапка была спущена на лоб, прикрывая каштановую копну волос, он шумно выдохнул и принялся отряхивать снег с одежды себе под ноги. Я еле заметно покачала головой, недовольно опустив брови. — Кажется, сегодня будет метель, — проговорил он, вихрем врываясь на кухню, от Джимми всегда было много шума.       Схватил тарелку с рагу и плюхнулся за стол рядом. На секунду откинулся на спинку и улыбнулся. Брат постоянно ухмылялся и громко смеялся, чем очень раздражал всех вокруг. На подбородке при каждом движении дёргался шрам, полученный в детстве, когда он упал с дерева. У Томаса тоже был шрам, только прямо на груди, потому что он тоже любил ввязываться в драки. Джимми тоже нравилось встревать в неприятности, но только ответственность за них он перекладывал на других или просто сбегал. Оба сына чем-то были похожи на отца, и внешне, и внутренне. — Чёрт, шустрые кролики попались, — Джим хрипло рассмеялся, а тёмные глаза сверкали каким-то азартом. — А олениху взял недалеко от оленёнка. Казалось, он мне прямо в спину смотрел своими глазищами и мечтал о мести. Вон, Джо, глаза точно, как у тебя!       Он с размаху опустил шершавую ладонь на моё колено, заставив испуганно подскочить на месте, и громко расхохотался. Потом, словно ничего и не произошло, схватил ложку и принялся есть рагу, разбрызгивая содержимое по столу. Вцепилась в края стула, крепко сжав пальцы, заглушая желание надеть тарелку с рагу брату на голову. — Лошадь ждет тебя снаружи, Джоанна, — произнёс отец, не поднимая на меня глаз, словно желая, чтобы я скорее ушла из дома. — Джим не поедет со мной? — спросила я, нахмурившись. — Джим сегодня очень устал, сестрёнка, — улыбаясь во все зубы, брат повернулся лицом и закинул руку на спинку моего стула, коснувшись спины пальцами. — Но вы же знаете, что я не умею управляться лошадью, — тихо проговорила я, незаметно отодвинувшись. — Надо же когда-то начинать, — Джимми непринужденно пожал плечами. — Пора взрослеть. Мужчины не смогут делать всё за тебя, моя дорогая Джо. — Будто бы меня кто-то этому учил, — процедила я сквозь зубы. — Скажи спасибо матери, что она не подпускала тебя к лошадям, — сказал отец, взглянув на меня исподлобья. — Да и вообще ни к чему не подпускала.       К слову, Фрэнк не сильно грустил из-за смерти жены. Я думаю, мама была рада попрощаться с этим миром.       Зависла на секунду и, беззвучно вздохнув, с грохотом встала из-за стола. Губы невольно задрожали, и я втянула воздух в лёгкие, обрывая желание расплакаться. Джим, бросив быстрый взгляд на мою тарелку с недоеденным рагу, схватил её и принялся опустошать чуть ли не до последней крошки. Потом проснётся Томас, и рагу из кролика закончится на нём. Дальше мужская часть семьи будет ждать следующего приготовления еды, и налетят, как голодные волки, не оставив младшей сестре ничего. Если меня вообще кто-то ещё считал сестрой. Или дочерью.       Натянула обувь, тёплую куртку и меховую шапку на голову. За дверью меня встретило зимнее утро. Холодный ветер, усиленный из-за близко располагающейся реки, коснулся лица. Земля вокруг была покрыта толстым слоем снега. Листья на высоких деревьях блестели из-за солнца, периодически скрываемого густыми облаками. Где-то вдалеке, на краю горизонта, виднелись тучи. Наш дом находился у небольшой дороги, уходящей из города. Ближайших жилых земель было по пальцам посчитать. Вполне можно сказать, что вокруг нет ни души. По другую сторону дороги, за линией редких деревьев — широкая река, а за ней — поля и леса, накрытые белоснежным покрывалом.       Я бросила взгляд на лошадь и вздохнула. Голландский мальчик по имени Ринго тёмно-буланой масти, предназначенный работать. Туша мёртвого оленя висела на крупе. Конь стоял, изредка фыркая, привязанный к деревянному забору. Я осторожно подошла ближе, находясь в поле зрения животного. Один раз он ударил Томаса по яйцам, когда тот подошёл сзади. Протянула руку и невольно улыбнулась, когда Ринго не убрал морду. — Привет, хороший мальчик, — мягко произнесла я, коснувшись мощной шеи ладонью.       Заглянув в сумки на коне, достала овсяное печенье и накормила им Ринго. Из лошадиных ноздрей шумно вырывался пар. Заостренные уши с любопытством двигались. Осторожно коснувшись морды, я провела ладонью между тёмными глазами. Вспомнила, как братья забирались на лошадь. Собравшись с мыслями, потёрла покрасневшие от мороза ладони и, схватившись за седло, сунула одну ногу в стремя, с трудом подтянулась трясущимися руками и плюхнулась сверху, вцепившись в поводья. Чуть не завалилась в сторону, но смогла удержать равновесие. Сжала ногами бока животного и цокнула несколько раз языком, погладив Ринго по шее. Конь был достаточно послушным, поэтому двинулся вперёд, еле удержав моё тело на месте. Казалось, поднявшийся ветер мог сдуть меня на землю.       Дорога до города занимала примерно двадцать минут, в моём же случае — целые минут сорок, если не час. Я боялась позволить лошади бежать галопом, да даже рысью. Мимо проезжали уверенные мужчины на собственных конях и смотрели с усмешкой, как Ринго еле плёлся, а я тряслась в седле, вцепившись в поводья, периодически поглядывая на привязанную тушу оленя сзади.       Спустя какое-то время показались одноэтажные деревянные домики с белыми крышами. Река отсюда была немного дальше, поэтому ветер утих. Остановив лошадь, я с трудом спрыгнула на землю, поправив съехавшую на бок шапку, и решила дальше вести Ринго за поводья. Живот неприятно урчал, требуя еды в пустующий желудок. Денег с собой у меня не было, а полученное за оленя я должна была отдать отцу. Мимо пробежала мохнатая собака, гоняющая сбежавшую курицу. Дорога была очищена от снега. Жители сидели на своих крыльцах, оглядывая прохожих. На углу расположился шумный салун, из которого сейчас доносилась лишь лёгкая мелодия. Мимо проходили ругающиеся мужчины и тихие женщины. Думаю, это место тяжело было назвать городом, некоторые поселения с этим званием бы поспорили, но большего я и не видела.       Лавка мясника располагалась у выхода из города. У продавца всё лицо и одежда были в крови животных, а снег вокруг окрасился в алый. Не могла привыкнуть к этому виду. Скривила лицо, а Генри приветливо улыбнулся, словно ничего и не замечал. — Джимми снова развлекается в салуне? — произнёс он, взглянув на оленя. — Нет, сегодня я одна, — ответила я, пожимая плечами. — Фрэнк решил учить дочку самостоятельности? — Генри беззвучно рассмеялся, дёрнув усами, и подошёл ближе к лошади. — Давай взглянем. Ну… За эту тушу я дам семь долларов. — Семь? В прошлый раз вы взяли её за одиннадцать, Генри, — проговорила я, непонимающе нахмурив брови. — Ну эта туша похуже предыдущей, — ответил мужчина, скрестив руки на груди. — Не знаю, как Джимми её завалил, чтобы так испортить. — Но… Она точно такая же, — тихо сказала я после недолгого молчания, пристально оглядев оленя. — Давай мы не будем спорить, хорошо? — мясник натянуто улыбнулся. — Твой брат на днях разнёс мне половину лавки, пока пьяный дрался с каким-то придурком, а восстанавливал я всё за свои деньги. Либо семь, либо ничего, дорогая. — Вы же знаете моего отца, — с еле сквозящей мольбой в голосе произнесла я. — Ему это не понравится. — Меня это никак не касается, — мужчина развёл руками и покачал головой.       Я шумно выдохнула и огляделась вокруг. Недалеко от лавки, у ближайшего дома, приметила мужчину. Будто он этого хотел. Слишком элегантный для такого места. Глаза его были направлены прямо на меня, и я невольно съёжилась. Когда мужчина понял, что был замечен, оторвался от деревянной стены и направился прямо сюда. Ровная осанка, мягкая походка, словно какой-то богатый иностранец, прибывший погостить у бедного друга. Руки были сцеплены за спиной. — Сколько я могу предложить вам за эту тушу оленя, юная леди? — голос был немного скрипучим и не таким низким и хриплым, как у местных. — Эй, ты бы не приставал к ней, — Генри махнул рукой в сторону незнакомца. — Это называется торговля, сэр, — мужчина коротко улыбнулся в ответ. — Не волнуйтесь.       Он явно был уже не молод, но выглядел так подтянуто и ухоженно, как ни один знакомый мне мужчина. Светлые волосы песочного оттенка были аккуратно убраны назад, маленькие глаза тёмного цвета пристально смотрели сверху вниз из-под густых бровей. Впервые я видела человека, у которого взгляд излучал недюжинный ум. На худое морщинистое лицо падала лёгкая тень от чёрной шляпы. — Двенадцать, — выпалила я, даже не подумав наперёд. — Двенадцать так двенадцать, — сказал он, задумавшись лишь на пару секунд.       Я ошарашенно уставилась, как незнакомец достал из сумки купюры и протянул их мне длинными пальцами. Он еле заметно улыбался, смотря лукавым взглядом. — Артур! — вскрикнул мужчина, обернувшись через плечо.       На его зов оглянулось сразу два молодых человека, стоявших у небольшого загона с лошадьми. Один из них, с угольно чёрными волосами, с ногами залез на ограждение, а второй спихнул того в сугроб, с улыбкой затянувшись сигаретой. Таких ребят у нас точно не водилось. Он направился сюда вальяжной походкой, бросив блеснувший окурок в сторону, а другой, казавшийся младше, недовольно вытряхивал снег из-под куртки. — Возьми оленя, — произнёс мужчина, всё это время стоявший рядом. — Так точно, сэр, — весёлым голосом ответил, видимо, тот самый Артур и успокаивающе похлопал моего коня по шее. — Красавец. Как его зовут?       Я словно не услышала вопроса. Молча хлопала ресницами и смотрела в голубоватые глаза напротив. Тёмно-каштановые волосы были убраны назад, немного раскрасневшееся лицо, широкая квадратная челюсть с острыми скулами. Озорной блеск в глазах и лёгкая улыбка на губах. — Простите, — я тряхнула головой, будто сбрасывая наваждение, и стыдливо опустила глаза. — Ринго. Его зовут Ринго.       Артур кивнул, ещё раз коснувшись коня широкой ладонью, перехватил тушу оленя и закинул её на широкие плечи, будто животное совсем ничего не весило. Юноша бросил на меня прищуренный взгляд и вдруг подмигнул одним глазом. Я растерянно заморгала, ощутив, как загорелось лицо. Он улыбнулся краем рта и развернулся спиной. — Голодная? — мужской голос стоявшего рядом вырвал меня из наваждения. — Нет, сэр, — ответила я, поджав губы. — Конечно голодная, — произнёс он и достал ещё несколько купюр из сумки. — Возьми и хорошенько поешь. — Спасибо, но я не могу этого принять, — я невольно сделала шаг назад, выставив руки. — Можешь и примешь, — незнакомец вдруг схватил меня за ладонь и всунул деньги, сжав пальцы. — Я чувствую людей, похожих на меня, так что буду очень признателен, если ты их возьмёшь.       Я уставилась на его пальцы, схватившие мои. Они были похожи: такие же тонкие и костлявые. Не дожидаясь ответа, мужчина сдвинул мою шапку, скатившуюся на лоб, на место и, коснувшись края шляпы, направился в другую от меня сторону. Зависнув на какое-то время, взглянула на всё видевшего мясника, а потом перевела взгляд на салун. Живот предательски урчал, но я решила отложить деньги. Отвела Ринго подальше и принялась убирать доллары в сумку. — Привет!       Я испуганно подскочила на месте, схватившись за сердце. Глубоко вздохнув, перевела взгляд на того, из-за кого чуть не померла возле лошади. Мальчишка улыбался, несколько локонов чёрных волос падали на лицо. Худой и высокий, он был укутан в тёплую куртку с мехом на воротнике. Морщил нос, словно снег ослеплял его. Присмотревшись к нему, можно было сделать вывод, что черноволосый и правда значительно младшего того Артура. Внешность у незнакомца, таскающегося с теми ребятами, была необычной, какой-то более южной, что ли. Будто они и правда иностранцы, прибывшие из-за далекого моря. — У тебя красивые волосы, — произнёс он, слегка прищурив глаза. — Слишком яркие. — Спасибо, — я неловко поправила шапку, снова съехавшую на бок, открыв рыжие локоны, и не поняла, был ли в итоге это комплимент или нет. — Возьми это, — он протянул руку и разжал ладонь. — Волчий клык. — Волчий клык? — с сомнением переспросила я, опасливо взяв его пальцами. — Из него можно сделать амулет, — ответил мальчишка, переключив внимание на коня рядом, и принялся гладить его. — Получится мощный оберег. Считается, если повесить его на шею, то все бравые черты волка перейдут хозяину. — Но это же не я убила волка и раздобыла его зуб, — сказала я, задумчиво склонив голову. — Тот, кто это сделал, и есть хозяин. — Не умничай, — незнакомец вдруг обиженно нахмурил брови, словно я только что задела его до глубины души. — Вообще-то он дорого стоит, а я отдаю его тебе задаром. — Но я же этого не просила, — я упрямо смотрела в сероватые глаза с лукавой усмешкой на губах.       Он потянулся вперёд, норовя выхватить клык волка, но я проворно отбросила руку назад, крепко сжав пальцы. Тогда парень нахмурил брови ещё сильнее и недовольно поджал губы. Выглядел он смешно. — Я оставлю его себе, хорошо? — спросила я, улыбнувшись. — Джон!       Он взглянул за моё плечо, и я сделала то же самое. Артур махал руками, привлекая внимание, а тот мужчина стоял у двух лошадей, скрестив руки на груди. — Так уж и быть, можешь оставить его себе, — проговорил он, прищурившись, и прошёл мимо меня.       Я смотрела Джону в спину, который, пригнувшись, засунул руки в снег и слепил из него небольшой снежок, который запустил прямо Артуру в лицо. Юноши были почти одного роста, но второй имел более крупную фигуру и точно был сильнее, поэтому схватил Джона за шкирку, не сильно ударил под коленками, чтобы тот спустился ниже, и окунул мальчишку головой в сугроб. Я поднесла ладони ко рту, скрывая широкую улыбку. Еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.       Какой странный сегодня день.