Бессознательно к энтропии сознания

На первом курсе вроде принято отрываться до потери памяти, даже если вечеринки заебали со второго или четвёртого раза. С каждым разом унылее, чем в предыдущий. Зато разнообразие алкоголя, и может чего-то ещё, всё также отлично помогает расслабиться и забыться. Говорят, что только так и можно почувствовать вкус студенческой жизни. Только вот Озборну очень многое быстро надоедает. Поэтому он легко замечает в толпе новое лицо, приподнимая пластиковый стаканчик в знак приветствия. — А мне казалось ты такие мероприятия не любишь, Октавиус. — Норман говорит в своём привычном язвительном тоне. В таком, с которым перекидывается шутками с одногруппниками, похлопывая их по плечу. Или обсуждает тупость некоторых преподов в курилке, расположенной на заднем дворе главного корпуса университета. — Ну, потоковые лекции я тоже не люблю. Смекаешь к чему я? — в стиле собеседника отвечает Отто. Озборн в ответ только одобрительно смеётся. Они выпивают за приветствие и расходятся часов на пару. Только каждого чем-то зацепил обыденный диалог, начатый для формальной вежливости или лёгкой издёвки. Музыка вскоре наскучила, и развлекать себя осталось немногим: алкоголем и разговорами. Позже небольшая компания устало и вальяжно располагается на диване, рядом с журнальным столиком. Кто-то вытаскивает из кармана поцарапанную зиппо, кто-то пакет с травой. И, вроде, у всех в помещении от одного только предвкушения поднимается настроение. Одногруппник Итан не раз говорил Норману лично, что жизнь в чёрном квартале — сплошные плюсы. А тот оказался прав — дурь отменная. Озборну после пары тяг кажется, что ему доставляет быстрее всех. Потому что хочется только безостановочно смеяться. Октавиус, кстати, быстро присоединяется к этому состоянию крайней эйфории. И время теперь летит совсем незаметно, когда они разговаривают обо всём и ни о чём одновременно. С Отто Норман не обязан строить из себя, да хуй знает кого он там из себя строит... С ним можно быть собой, и это, вроде как, что-то важное. Трава кончается быстро, что, в общем, к лучшему. Остаётся только курить дешёвые сигареты и пить паршивый алкоголь. Одногруппники уже через час достаточно пьяные, чтобы нарушать мнимые, неизвестно кем построенные границы. Поэтому Норман молчаливо соглашается, когда чувствует чужую руку в районе где-то чуть выше колена. Решительно говорит Отто не стесняться и своей ладонью поверх чужой проводит выше. Только оба недостаточно смелые, чтобы прямо сейчас зайти дальше простых прикосновений. Практически никто и не замечает как за окном солнце смещает все позиции луны. Озборн просыпается на том же диване, с лёгким желанием выкурить сигарету, открывая окно, в надежде, что голова у него болит из-за переизбытка углекислого газа в комнате, а не алкоголя в организме. Он будит Октавиуса, чтобы покурить вместе, а потом почему-то предлагает уйти с ним. И тот соглашается без раздумий. — Ну и куда мы сейчас? — Уже на улице растерянно спрашивает парень, чуть поёживаясь от редких порывов ветра. Норман в ответ молчит, вытаскивая ключи из кармана, и покрутив их между тонкими пальцами, убирает обратно. — Может выпьем сегодня ещё немного? — ухмыляясь спрашивает Озборн. У Отто и вправду есть пара купюр, чтобы догнаться алкоголем сейчас окончательно. И он соглашается кивком, надеясь, что собеседник обратил внимание. Оба думают о том, что в мире нет ничего лучше полупустого, пока спящего Нью-Йорка. Небо ещё затянуто лёгкой утренней дымкой, а солнце уже начинает ласкать многоэтажки светом. В подсознании немым вопросом остаётся причина отсутствия давящего городского шума. Так что собеседники одновременно чуть трезвеют, а потом всё встаёт на свои места — ровно пять утра субботы. Это заставляет легко улыбнуться: сегодня никуда не надо. И про учёбу можно вообще не думать. Слабо звенят колокольчики над магазинной дверью, когда Отто тянет ручку на себя. Через минут семь продавец круглосуточного немного косится, когда они покупают сигареты и виски, выискивая в карманах любую мелочь. Плевать на это, им уже пора дальше на залитые светом улицы. Отто чувствует себя слегка неловко, когда Норман впускает его в квартиру, поэтому задаёт много глупых вопросов по типу: "А здесь точно никого? И не придёт ли кто-нибудь через пару часов?" Озборн в ответ лишь отмахивается. Проходя на кухню, ставит бутылку с виски на край стола. — Я тут подумал... Мы с тобой нормально общались только сегодня на вечеринке. Получается, вторую неделю вместе учимся, а я про тебя ничего не знаю. — Октавиус думает, что в университете они общаются не так часто, так, на лабораторных или в столовой. — Ну как и я про тебя. — Озборн в ответ смеётся. Хозяин квартиры достаёт стопки из шкафчика, ловко хватает со стола бутылку и наливает ровно по сто. Дешёвый алкоголь смаковать нет смысла. — И тогда почему я сейчас в твоей квартире? — Отто сам вошёл во вкус таких диалогов, не обладающих конкретикой, глубинным смыслом или точной целью общения. — Не знаю, мне нравится как ты мыслишь. — Парень протягивает алкоголь, чтобы чокнуться. Уже за реальное знакомство. Пару часов они обсуждают науку и секс. Какой всё-таки лучший альбом у Jefferson Airplane, и целесообразность войны во Вьетнаме. У собеседников в голове, разделённая на двоих мысль: и почему мы не общались так раньше? Виски заканчивается ещё быстрее, чем прошедшей ночью. По правилам этикета или ещё чего-то Озборн предлагает выпить чай или кофе, замечая, что от алкоголя ничего не осталось. Парень подходит к плите с зажатой во рту сигаретой, а собеседнику остаётся только молча наблюдать. Был бы у Отто сейчас фотоаппарат... Норман прикуривает от зажжённой газовой конфорки, и его лицо освещает пара солнечных лучей, проникающих сквозь шторы. И это, блять, самая эстетичная картина в мире. — Ты чего? — Чуть щурится парень, улыбаясь правым уголком губ. — Да так, — Октавиус резко отводит глаза, — сигарету можно? Он протягивает пачку, но вместо зажигалки или спичек Озборн через секунду-другую оказывается вплотную, наклоняясь к сидящему на табуретке парню. Прикуривает от своей сигареты, картинно имитируя поцелуй. И Отто искренне не понимает то ли его заводит эта наигранная настойчивость, то ли бесит. Однозначно заставляет пульс и дыхание в несколько раз участиться. Понимал бы Октавиус истинные мотивы друга. Он думает о том, что это может быть сделано ради шутки. Или так — его проверить. А может узнать дозволенные границы, и Норман так делает вообще со всеми. Хотел бы парень иметь достаточно храбрости узнать что всё это значит. Норман отворачивается к рабочей поверхности кухни, пытаясь не смотреть Отто в глаза и не думать о том, что сделал. Да, он всегда прикалывается подобным образом с парнями и девчонками, с которыми знакомым не слишком близко. Так, спровоцировать. Только с этим чёртовым Октавиусом все по-другому. Блять. Он думает, что пропал. Всё это так неправильно, и такого быть вообще не должно, даже теоретически. Точно. Это же только по дури или по пьяни он творит такие вещи? Да, четырнадцатого сентября Озборн решил больше никогда не пить. Чтобы забыть об этом глупом обещании буквально через неделю. И вообще, не приставал он к Октавиусу, это так, узнать его поближе, в процессе совершив пару тотальных ошибок. Просто восторг вызывает одно только с ним общение. И тот факт, что они схожи во вкусах практически во всём, одновременно с этим оставаясь такими разными. Только собеседник всё время думал о том же. Совершенно позабыв о сигарете, Отто оставляет её тлеть в руках, так и не сделав первой затяжки. Парень проводит пальцами по собственным губам, поймав себя на мысли о том, что лучше бы Озборн поцеловал его на самом деле. А не устраивал спектакль, оставляя Октавиуса среди бесконечных догадок. Самому действовать всё ещё страшно. Потому что ему только недавно стукнуло восемнадцать, он целовался то всего пару раз. Интересно, Озборн тоже? Или он уже был близок с парнем или девушкой? Норман кидает окурок в пепельницу, и разворачивается наконец, какой-то уверенный и собранный. Только он всё ещё не может понять что чувствует. Это не до конца выветрившийся алкоголь говорит в нём или всё-таки внезапно возникшее влечение в совокупности с привязанностью? Отто находит красноречивый предлог, чтобы подойти ближе. Да, тоже выкинуть сигарету. Потому что пепельница в квартире всего одна, и вообще не хочется опалить кончики пальцев... Они случайно соприкасаются руками, встречаются взглядами, на пару секунд задерживаясь. И на языке у каждого вертится одно и тоже. Своя и чужая нерешительность неимоверно раздражают, неизвестно только, чья сильнее. Может впервые надо не думать, откинув нахуй остатки своей адекватности? Потому что тяжело подключать аналитическое мышление после нескольких косяков и бутылок виски, ещё, как на зло, окно на кухне закрыто наглухо. И впервые Озборну на этих квадратных метрах душно и тесно. А на Отто давят стены и тот факт, что всё здесь чужое. Кроме рук, которых он, оказывается, всё ещё касается неосознанно. «Да, не думать, а действовать» — парни думают об этом одновременно. Поэтому тянутся к губам друг друга в едином порыве, стихийно. В голове исчезают мысли, что сродни с каким-нибудь ошеломительным взрывом. Остаётся только блаженный белый шум. В данный момент важны только реакции тела. Отто упирается ладонями в плечи Нормана, может чуть бесцеремонно и грубо, размышляя в процессе о том, что парень до ужаса костлявый. Октавиус ощущает ледяные руки Озборна где-то под футболкой, и это приятно до одури. И чувствует он себя восхитительно, лучше, чем ночью под травкой. Нормана никогда так не целовали, он вообще предположить не мог, что довольно стеснительный Октавиус умеет такое. Поэтому, может быть, впервые разрешает кому-то инициировать. Всё равно широко распахивая глаза и выдыхая шумно, когда Отто спускается ниже, к шее. А потом Норман, зарываясь пальцами в волосы, заставляет вернуться к губам обратно, прикрывая глаза от удовольствия или танцующих искр солнечного света. Они наслаждаются тем, что рядом с друг другом можно себя не сдерживать. Отто нравится резкость и пошлость, и когда действуют с силой, невзначай царапая спину и плечи. Норман на самом деле любит чужой контроль и лёгкую требовательность. Такую, что нельзя описать словами, и можно только прочувствовать через чуть нагловатые прикосновения. Неизвестно на какой минуте они выдыхаются, оба. Дышать тяжело и наслаждение практически граничит с невесомой болью и давлением где-то в лёгких. Отстраняясь, нервно хватают воздух. Парни смотрят друг другу в глаза, теперь как-то по-новому, понимая, что каждому понравилось, определённо. Восстанавливая остатки самообладания, Норман решает точно не заходить дальше. Подходя к окну, дёргает на себя ручку. Сегодня солнце жарит дико, и воздух горячий слишком. Отто поправляет волосы и одежду, вытаскивая из кармана помятую пачку красных Marlboro, как раз осталось только две сигареты. Чтобы докурить и всё закончить, обдумав предварительно вслух или молча. Иногда в словах нет смысла, в общем-то. Достаточно стоять по разные стороны окна, откинувшись к отштукатуренным белым стенам.