skater boy

Свист резкий воздух разрезает напополам и стон болезненный распространяет по округе. Доска летит куда-то в сторону, пока парень, на влажном газоне лежащий, шипит от боли, сжавшись клубком, будто ограждая себя от внешнего мира. В ушах звенит громко, настолько, что не сразу удается разобрать, что над ним стоит человек, бережно толкая в плечо и что-то спрашивая. Голову поднять от земли тоже чертовски трудно, вертолеты накрывают нещадно и сконцентрироваться ни на чем не получается где-то с минуты три. — Живой? — Доносится гулко, словно из-под толщи воды, и сил хватает на то, чтобы сдавленно угукнуть в ответ и расслабить все тело, обмякнув на земле. Чья-то сильная рука помогает подняться, придерживая за талию, убеждаясь, что на ногах Чонин стоит крепко. Хотя голова все ещё кругом и картинка стабилизироваться ни в какую не желает, перед глазами пятна мыльные только, одно из которых как-то близко очень, машет перед лицом, что-то вопрошая. Шум в ушах, все ещё перекрывает звуки внешнего мира, не давая разобрать и слова собеседника. Счёт времени, кажется, тоже сбился, потому что не ясно, сколько прошло с момента, когда искаженное пятно стало приобретать отчётливые очертания. — Вот черт. Попал, — думает про себя Ян. Сидит на бордюре холодном, пока рядом с ним стоит он, что-то волнительно обсуждая. Хочется узнать, который час, и Чонин попытку предпринимает телефон достать из кармана джинс, да вот только… — Ну, блять, — шипит еле слышное, но парень, что стоял неподалеку, обернулся, поняв, что Ян, наконец, более менее пришел в сознание. — В порядке все? — Бутылку с прохладной водой услужливо протягивает в перепачканные землёй дрожащие руки, что держат разбитый мобильник, беспорядочно в экран тыкая пальцами. — Да, — отвечает коротко, в глаза стараясь не заглядывать, а тот, как назло, присаживается рядом и тяжело вздыхает, руки в замок сцепляя, искоса поглядывая на чуть не переломавшего себе все кости растяпу. Вздох досадный и какой-то полустон разочарования издает, телефон, что до этого в руках держал, отбрасывает куда-то в сторону, вызывая недоуменные взгляды парня, сидящего слева. — Не похоже, — полушепотом говорит. — Головой ты об асфальт приложился неплохо. Кружится сейчас? — Нет, — врет, возвращая бутылку с водой, случайно касаясь пальцами. Смотрит куда угодно, но только не на него. — Тогда на меня посмотри. — Все нормально же, говорю. — Чонин! — Крис. Ян поворачивается резко слишком, выигрывая словесную перепалку и пытаясь подняться, но голова в самом деле начинает сильно кружиться, колени подкашиваться от боли, а бок покалывать остро. Чан подрывается резко, подхватывает того под руку наскоро, не давая шарахнуться на бетонную плитку снова. Прижимает ближе, а затем заставляет опуститься на бордюр опять. — Упрямый, как баран, в самом деле, — звучит серьезно, но в то же время голос у него мягкий, успокаивающий. По спине гладит нежно, помогая успокоиться и в себя прийти, и смотрит на разбитые в кровь коленки Яна. — Иди. Тебя друзья ждут, — бубнит под нос себе младший, волосы отряхивая от комков грязи вперемешку с травой. — Подождут. — Не надо со мной возиться. — А может мне хочется? — Смеётся в ответ и улыбается по-доброму, и Чонин отмечает про себя, что у Криса милые ямочки на щеках. Старший рюкзак с себя снимает, копошась громко, выискивая что-то среди кучи хлама в нем. Достает бутылек непонятный и какую-то упаковку, за спиной широкой не разглядеть. А затем подбирается ближе, лицом к лицу усаживаясь на холодный асфальт. Салфетками влажными Чан заботливо руки вытирает младшего от комочков земли и колени заодно тоже, а потом перекисью смоченным тампончиком проводит по ушибам его, и Ян шипит громко, прося прекратить ужасную пытку. Чан крепче ноги младшего сжимает, сидя в неудобной позе на земле, старательно обрабатывая раны и абсолютно не слушая чертыхания от темноволосой растрёпанной макушки в свой адрес. Взгляд поднимает на него, довольный своей работой, и снова улыбается по-доброму очень. Достает пластыри и бережно наклеивает, прикрывая ими ушибы и оставляя после каждого короткие поцелуи на острых коленках. У Чонина мурашки по спине идут табуном и волоски на руках поднимаются дыбом от спектра ощущений непривычных. Саднит невероятно от перекиси, что аж плакать хочется, но прикосновение влажных губ к холодной коже почему-то кажется очень приятным, отчего успокаивает и без того быстро скачущее сердце. — Так лучше? — Спрашивает, в глаза прямо заглядывая, будто в попытках душу наизнанку вывернуть (что получается весьма успешно, к слову). — Лучше, — отвечает Чонин коротко, сглатывая слюну накопившуюся, боясь взгляд отвести от темных глаз, что так заинтересованно изучают его лицо. — Ты вроде давно катаешься, сколько вижу тебя. Как умудрился в полет себя отправить? — Следишь за мной значит? — Возмущённо вопрошает и назад пытается подвинуться, чтобы не быть так близко. Чан усмехается, головой мотнув только. Рампу скейтерскую, надо знать, они делили уже добрых года полтора, но компании скейтеров разные были, неподходящие друг другу от слова совсем. Если Криса во всеобщих кругах считали едва ли не профессионалом, то над Чонином не упускали возможности насмехаться даже в те короткие моменты, когда две компании пересекались, чтобы уступить место для трюков друг другу. — Зачем ты делаешь это? — Досадно как-то спрашивает, пытаясь то ли себя утешить, то ли обстановку разрядить в застоявшейся тишине, ведь на первый вопрос Яну так и не дали ответ. Думает, что игра это всё, а сердце его трепещет взволнованно, надеясь, что в словах Чана издевки нет. — Потому что хочу заботиться о тебе. Чонин застывает в недоумении, бровь одну приподняв вопросительно, взглядом недоверчивым Чана смерив. Глазами хлопает только, не понимая ответа как будто, а затем головой машет, забывая о головокружении, но тут же жалея об этом. — У тебя висок разбит. — Старший подползает, усаживаясь ближе к лицу Чонина, и, ватным диском чистым проводя возле брови, наблюдает за тем, как лисья мордашка недовольно хмурится, нос поджимая забавно, и улыбается такой реакции младшего. Рану обработав, снова пластырь клеит, чтобы бактерии не попали туда, а затем оставляет поцелуй, чтобы болело не так сильно, как до этого. И Чонин должен признать, что после этого болит действительно меньше. Рукой по лицу себе проводит и жмурится от боли, а затем пальцем указательным касается губы нижней и, развернувшись к Чану, шепчет: — А ещё у меня губа разбита. — И Чан как-то слишком быстро оказывается чересчур близко к его лицу, рассматривая внимательно рану, что саднила сильно и кровоточила до сих пор. Нежно очень обрабатывает, чтобы как можно меньше дискомфорта доставить, кровь лишнюю убирает, не отрывая взгляда от прищуренных от боли глаз. В сторону лишнее все убирает следом, а затем пальцами по волосам младшего гладит, чтобы успокоить его, и тихо повторяет несколько раз, что все в порядке. Трепетно так, очень осторожно, будто боясь испугать или поранить и без того хрупкое тело парня, пальцем большим проводит по скуле. Скулы у Чонина острые, их бы пальцами оглаживать нежно, наблюдая за тем, как тот смущаться начинает, и щеки его розовеют. Наклониться и поцеловать её хочется, языком проведя в надежде порезать его, чтобы вкус металла соленый на губах почувствовать после. Чонин в руках заботливых Чана расслабляется заметно, будто готовый свою жизнь доверить, и Чан медленно притягивает к себе, и, видя как Ян глаза прикрывает, подаётся вперёд и оставляет невесомый поцелуй на нижней разбитой губе. Стон в ответ получает сдавленный — больно потому что разбитую губу целовать. Но Крису так хочется расцеловать всего Чонина, если честно. Вот прям здесь и сейчас. Слишком уж долго терпел. Но лучше оставить эту идею, пока губа не заживёт хотя бы, а там можно будет целовать это невозможно неуклюжее создание сколько угодно. Если он сам не будет против. — Давно хотел, — шепчет, отстранившись, Чан тому куда-то в щеку ледяную, пальцы переплетая их вместе. — Так почему раньше не сделал? — Отвечает шепотом, вдаль взгляд направляя и наблюдая за реакцией друзей Криса. — Боялся, что отвергнешь. — Как минимум, мог бы начать говорить со мной. — То же могу сказать о тебе, лисенок. — Иди ты, — Чонин в худи чёрное Чана утыкается носом, ластится ближе, словно от холода спрятаться пытается, а тот и не против: в объятия к себе утягивает, не обращая внимания на шепотки и смешки друзей со стороны где-то на рампе. Сейчас Чану слишком хорошо, чтобы беспокоиться о слухах. Сейчас Чану хочется только заботиться об этом несносном ребенке, что так старался походить на него самого всё это время. И что так запал в сердце, когда впервые улыбнулся в день их знакомства. Сейчас Чану хочется, чтобы этот неуклюжий парень, в которого он умудрился влюбиться пару лет назад, просыпался в его объятиях каждый день. И целовать его хочется невероятно. И волосы, без того растрёпанные, растрепать ещё сильнее. И смеяться хочется с ним, лишь бы улыбку такую солнечную каждый день видеть. А что там остальные будут думать — уже всё равно.