Что для одного — ненужный хлам, для другого — недоступная роскошь

      Вэй Чанцзэ знал каждого человека в Пристани Лотоса, это было частью его обязанностей как товарища Цзян Фэнмяня, наследника ордена Юньмэн Цзян. Он помнил день, когда в дом его семьи постучали, а у порога оказались богато одетые люди. Молодая пара культиваторов просила родителей отдать его для их сына в роли слуги и самого верного подчиненного.       Отец сразу же согласился.       С того момента он начал прислуживать мальчику моложе его на пять лет. Сначала Вэй Чанцзэ обижался на него, перекладывая вину за расставание с семьей. Годами позже к нему пришло понимание, что вина Цзян Фэнмяня была только в том, что он родился молодым господином.       Подростком Вэй Чанцзэ смог навестить отчий дом, но радости от встречи он не испытал. Младшая сестра, которая была еще младенцем, когда его забрали в орден Юньмэн Цзян, ничего не помнила о нем, а мать с ребенком на руках не смела смотреть ему в глаза. Не дождавшись возращения отца, Вэй Чанцзэ ушел не оборачиваясь.       Он потерял семью в тот момент, когда его обменяли на мешок с золотом. Хотя вряд ли он даже стоил столько, куска серебра хватило бы с лихвой.       В будущем целью Вэй Чанцзэ было стать незаменимым человеком в ордене, чтобы никто и не подумал его бросать. Ведь если его потеря будет болезненной и невосполнимой, от него никогда не откажутся. Хотя бы не за бесценок.       Шло время, люди не успели оглянуться, как Вэй Чанцзэ стал неотъемлемой частью Пристани Лотоса. Каждая душа знала, что, если есть проблема, за помощью следует обращаться к старшему Вэй. Так получилось, что прежде, чем запрос дойдет до наследника Цзян, его сначала обработает Вэй Чанцзэ.       У Цзян Фэнмяня было не в пример меньше работы, чем у других наследников.       Не удивительно, что появление нового лица первым заметил именно Вэй Чанцзэ. Хотя новоприбывший мужчина и пытался не привлекать лишнего внимания, одно его присутствие уже было вызывающим. Он пытался казаться меньшим, чем есть на самом деле, но нельзя изменить то, как человек чувствует себя в помещении. Уверенность в каждом движении, зоркость глаз, твердость речи. Ван Ваньинь был далеко не простым человеком.       Когда он впервые подошел к мужчине, то почувствовал непередаваемое словами давление от одного взгляда. Даже присутствие нескольких глав орденов не вызывало такого трепета, как блеск серых глаз. Попытка завести дружелюбный разговор потерпела сокрушительное поражение, Ван Ваньинь не был болтливым.       Вэй Чанцзэ не любил навязываться людям, которые не желали его присутствия подле себя, но перестать интересоваться Ван Ваньинем было выше его сил. Соблюдая правила приличия, он мягко и незатейливо обращался к мужчине, играя роль младшего, который пришел за советом к более мудрому старшему. Ван Ваньинь кривился и язвил, но помогал, хотя не стеснялся закатывать глаза, если кто-то излишне глупил по его мнению.       Всю жизнь Вэй Чанцзэ был опорой: сначала своей семье, потом Цзян Фэнмяню и адептам Юньмэн Цзян. Он был тем большим и могучим дубом, под которым прятались от дождя, на который опирались более молодые деревья.       Смена ролей была более волнительной, чем он предполагал.       И все же Вэй Чанцзэ провел линию между интересом к Ван Ваньиню и делами ордена, никогда не давая им пересечься. Он наивно верил, что это две несоприкасающиеся сферы жизни.       Ровно до тех пор, пока он не оказался на сильных руках, с трепещущим сердцем и распахнутыми глазами, сосредоточенным только на острых чертах всегда хмурого лица.       Спасенный от ядовитых когтей монстра, он ошеломленный сидел возле камня, следя за каждым движением мужчины, за блеском лезвия под лунным светом. Товарищи-заклинатели замерли в похожей позе, не находя духу вступиться в бой, где один человек столь явно одерживал победу над чудищем.       Ван Ваньинь был не просто человеком, а странствующим заклинателем с довольно сильным уровнем самосовершенствования.       Теперь вечные ворчания о безалаберности адептов, об их распущенности имели больше смысла. Это были не пустые слова человека, никак не связанного с миром заклинателей, это было мнение весьма опытного бойца.       Уже на следующий день Вэй Чанцзэ оказался у дома Ван Ваньиня, самоотверженно умоляя принять его в ученики.       Захлопнувшаяся перед его носом дверь была громче любых слов.       Но Вэй Чанцзэ не был ни чем иным, как настойчивостью во плоти. Кто-то сказал, что он напоминал провинившегося пса, пытающегося выпросить прощения у хозяина, таща в дом убитую дичь.       Уже вечером этот человек обнаружил, что у него, оказывается, очень много работы.       Ван Ваньинь никак не желал поддаваться природному очарованию Вэй Чанцзэ, поэтому ко времени, когда ему и Цзян Фэнмяню пришлось уезжать на обучение в Облачные глубины, он так и не добился успеха в своем плане.       Ван Ваньинь не пришел попрощаться.       Год, проведенный в Гусу Лань, не был простым. Учеба не вызывала трудностей, проблемой были приглашенные ученики, а также его собственный хозяин. О влюбленности молодого наследника Цзян в ученицу бессмертной Баошань-саньжэнь не знали разве что мертвые. Юная девушка, сошедшая с горы и не знающая людских правил будет причиной любых седых волос на его бедной голове. Каждую ночь Вэй Чанцзэ мечтал вновь оказаться в компании саркастичного Ван Ваньиня, вместо того чтобы томиться в компании импульсивных подростков.       Сдачу экзаменов Вэй Чанцзэ ждал сильнее, чем когда-то свое совершеннолетие. Возвращение на Пристань Лотоса было омрачено нежданным присутствием еще одного гостя, любезно принявшего приглашение Цзян Фэнмяня.       Все чаще он сомневался в благоразумии хозяина. Не мог ведь он серьезно верить, что его брак с безымянной заклинательницей будет одобрен?..       Знаете что, Вэй Чанцзэ даже не желал думать на эту тему. Не его дело, что люди предпочитали делать со своими сердцами. Сам он явно не умнее Цзян Фэнмяня, раз умудрился отдать свою преданность тому, кто в ней даже не нуждался.       Краем уха слушая задорную болтовню Цансэ-саньжэн, он с ностальгией оглядывал родной пирс. Проплывая мимо качающегося на волнах большого лотоса, Вэй Чанцзэ согнулся в пояснице, чтобы прикоснуться к нежно-розовым лепесткам, да так и замер с вытянутой рукой, уставившись в отражение на воде. Вскинув голову, он восторженно взглянул на стоящего неподалеку Ван Ваньиня, руки которого привычно скрещены на груди.       Под ошеломленные взгляды товарищей он спрыгнул с лодки на лодку, пока его ступни не коснулись твердых досок пирса. В отличие от Ван Ваньиня, он не заметил ни заинтересованного взгляда девушки в белых одеждах, ни кислого выражения лица Цзян Фэнмяня. Все его внимание было сосредоточено на лице напротив, тонких бледных губах и прямом носе.       Мягкая улыбка заиграла на лице молодого человека.       — Давно не виделись, Ван Ваньинь, — всего мгновение и Вэй Чанцзэ снова был личностью, которая всеми известна благодаря вечному спокойствию и вежливой сдержанности. Предыдущих прыжков, тревожащих разум, словно и вовсе не существовало.       Только мужчину не обманула ни улыбка, ни кажущаяся покладистость.       — Паршивец, — спокойно сказал Цзян Чэн, прекрасно знакомый с игрой волка в овечьей шкуре.       Все слухи, утверждающие, что свой характер Вэй Усянь унаследовал от матери, были наглой ложью, потому что очевидно, что отец и сын были той же масти. Смотреть в лицо молодого Цзян Фэнмяня не хотелось от слова совсем, поскольку даже отсюда он видел то же сжатое выражение, преследовавшее его всю жизнь.       Цзян Чэн до сих пор не знал причины, по которой он оказался в далеком прошлом, когда его родители были не больше, чем взбалмошными юнцами. Еще меньше он догадывался о причине, почему им так заинтересовался отец Вэй Усяня, тот самый Вэй Чанцзэ, который покинул орден ради известной среди заклинателей Цансэ-саньжэнь. Потому что все, что видел Цзян Чэн, был простой человек, желающий найти свое место под Небесами.       Изначально он не планировал приближаться к Пристани Лотоса даже под угрозой смерти, но тоска по отголоску дома сломила его волю одним щелчком невидимых пальцев. Его тянуло к знакомым пейзажам и озерному запаху, смеху юньмэнцев и их образу жизни. Цзян Чэн пожертвовал всем ради Юньмэн Цзян, добровольно привязав себя неразрывными цепями к этому месту.       Он был на ночной охоте вместе с учениками, но был вынужден зайти за дерево, чтобы собраться с силами, когда им навстречу вышла мозолящая глаза пара в черно-белых одеждах. У него уже был паршивый день из-за жадных до денег торговцев, только каменной рожи святого Ханьгуан-цзюня, идущего под ручку с неугомонным Вэй Усянем, ему не хватало. Глубоко вдохнув, он вышел из-за дерева, только чтобы оказаться на совершенно пустой поляне.       Даже не разобравшись в ситуации Цзян Чэн понимал, что он снова вляпался в какую-то мистическую и малообъяснимую ерунду.       Путешествие в прошлое отлично подходит под оба этих определения.       Желание остаться незаметным, пока не найдется способа вернуться обратно в свое время, стало несбыточным в тот момент, когда он попал в зону интереса Вэй Чанцзэ, главного ученика Юньмэн Цзян и товарища Цзян Фэнмяня.       Отец и сын не могли быть более похожими, чем они были непохожи. Видеть давно позабытое лицо с теми же чертами, но с совершенно другой мимикой было откровенно странно. У Цзян Чэна были мурашки на коже, особенно когда он пытался незаметно выскользнуть из крепких пальцев очарованного Вэй Чанцзэ.       Он слишком стар, чтобы быть запуганным каким-то мальчишкой, на губах которого еще молоко не обсохло.       Именно так утешал себя Цзян Чэн, прячась за углом таверны.       Он просто не хотел вмешиваться в привычное течение истории.       Говорил себе Цзян Чэн, объясняя, как эффективнее справляться с документами.       Он просто скучал по ежедневным прогулкам вдоль пирса.       Убеждал себя Цзян Чэн, когда в один день ему навстречу выбежал вновь повзрослевший Вэй Чанцзэ.       Цзян Ваньинь просто был очередной жертвой семейного очарования Вэй. И да, ему было до дрожи приятно раздражать своего еще не отца, сверлящего его взглядом. Он не был мстительным, просто любил возвращать неоплаченные долги.       Он на самом деле не понимал, как Вэй Чанцзэ и Цзян Фэнмянь еще не убились на своих ночных охотах, потому что, если бы не последовал за ними в тот вечер, кто-то не досчитался бы конечности. Полная дезорганизованность стоила бы им голов, если бы хоть один из адептов был менее умел в обращении с мечом. Цзян Чэну хотелось выпороть их всех, к счастью, его Цзыдянь остался у Цзинь Лина, иначе к нему бы определенно возникло много вопросов и претензий.       Год, посвященный поиску дороги домой, прошел быстро, как и его надежда вернуться в свое время. Пришлось признаться, что он понятия не имел, какая чертовщина произошла, раз его закинуло так далеко в прошлое. Но были у Цзян Чэна подозрения, что без одного нарушителя спокойствия не обошлось. Что ж, он будет ждать, когда Вэй Усянь попытается исправить свои ошибки. В очередной раз.       А пока он может насладиться скорыми страданиями Вэй Чанцзэ, который так настойчиво просил научить его новым приемам и поделиться жизненной мудростью. Недовольство Цзян Фэнмяня, исходящего от него волнами, было лишь приятным дополнением.       Цзян Чэн не чувствовал угрызения совести.