Сны, вечера и семейные узы

Зарисовка на тему: "А что, если бы у Шень Юаня была бабушка, жившая на юге России? И что, если бы болезненного мальчика Шень Юаня часто бы привозили к ней "поправить здоровье", вместе с его двоюродной сестрой? И как сны об отношениях с сестрой помогали бы ему с адаптацией в тяжёлом мире ПГБД?" *** Если говорить о снах Шень Юаня, то их можно было разделить на три категории. Первая: странные и абсурдные сны, с абсолютно безумным сюжетом. Как, например, недавно, Юаню приснилось, что идущая прямо к нему по пляжу известная актриса, вдруг срывает маску, под которой оказывается Лю Цинге. Вторая: неприятные, вязкие кошмары. В этих снах Шень Юаню методично отрывали руки, ноги и язык. Смех Ло Бин-гэ при этом, был достоин любого известного злодея из поп-культуры. После таких снов Шень Юаню не помогал избавиться от липкого страха даже безумно вкусный чай, приготовленный Бинхэ. И иногда, совсем редко, Шень Юаню не снилось ничего. Тогда он проваливался в тёплую и блаженную темноту, а просыпался отдохнувшим и с чистыми мыслями. Но после того, как Ло Бинхе в первый раз, – "И в последний" мрачно то-ли обещал, то-ли успокаивал себя Юань – затянул учителя в свой сон, что-то в Шень Юане изменилось. Если быть точнее, то изменения произошли не в нём самом, а в его снах. Об этих метаморфозах он догадался в первую ночь после приключений во снах ученика. Тогда Шень Юаню впервые за долгое время приснилась семья. Сначала ему приснились родители. Перед глазами вспыхивали яркие огни разных цветов, потом в носу стоял невыносимо-родной запах духов матери и одеколона отца. После этого были воспоминания. Шень Юаню снились его дни рождения, впервые ушибленная коленка, тёплые руки матери, вытерающие солёные дорожки слёз с щёк мальчика. Снились скворечники и большие руки отца, помогающие повесить их весной, снилась его широкая улыбка и любимая музыка отца, в которой Шень Юань не понимал ни слова, из-за того, что была она не на китайском. Потом снились братья и сестра. И опять сначала снились разноцветные вспышки, потом запахи забивали нос, вот любимая клубничная жевательная резинка младшей сестры, запах одеколона всегда серьёзного самого старшего брата, запах дерева и едкой газировки от второго старшего брата. Потом опять были воспоминания. Снились редкие ссоры с братьями, решающиеся драками, в которых никто не мог пострадать, снились прогулки до ночи и пикники, снились вечера за просмотром ужасов. И после таких снов Юаню хотелось плакать. Рыдать, уткнувшись в подушку. Плакать от счастья, от очень тёплого, почти болезненного, щемящего чувства любви, где-то в районе груди. Плакать, от безумной тоски по самым родным людям, по тому, что скорее всего, он их больше не увидит. И плакать, от ужасной жалости к себе. От того, что он попал в это дешёвое бульварное чтиво, от того, что стал здесь плохопрописанным проходным злодеем, и что из-за всех этих факторов, он вряд-ли увидит самых дорогих ему людей. А потом стала снится бабушка. Бабушка жила в деревне на юге России, и Шень Юаня часто отправляли туда летом "подышать свежим воздухом и поправить здоровье". Именно бабушке по папиной линии Юань был обязан тем, что кое-как, но знает русский язык. Его бабушка, Анастасия Ивановна, вышла за его дедушку, который был китайцем, а после его смерти уехала обратно на родину. Бабушка жила в большом деревянном доме, и держала кур и корову. Корову, как и принято деревенским коровам, звали Бурёнка, и Шень Юаню, чьим родным языком оставался китайский, было предельно сложно выговаривать её имя, из-за чего привычное имя для коров в России, в произношении Шень Юаня превращалось в "Бульёнка", от чего бабушка всегда смеялась. И Юаню всё это снилось. Сначала вспыхивали белые, зелёные, и василькового цвета огоньки, потом нос забили запахи. Запах парного молока, мёда, полевых трав и душистого цветочного мыла. И Даже после пробуждения, ещё долго в носу у Юаня стояли эти запахи. Потом были воспоминания. Снилось доброе, морщинистое лицо бабушки, снились тёплые объятия, снилась коричневая Бурёнка и васильковая косынка бабушки. И от этих снов опять было так плохо и хорошо одновременно, что хотелось плакать. И вот, когда Юань думал, что это закончилось, так как все самые важные родственники напомнили о себе, ему приснилась сестра. К своему стыду, Шень Юань понял, что ни разу не вспоминал про сестру с момента попадания в мир ПГБД, хотя о других родственниках он в первое время долго убивался. У отца Юаня была сестра, жившая в России, и как раз её дочь и приходилась Шень Юаню кузиной. Её также часто отправляли к бабушке на лето в деревню, где они и сблизились с Юанем. И благодаря снам, он вспомнил обо всех этих тёплых моментах, которые всегда ассоциировались у него с детством. И вот тогда Юань взвыл. Тоска по дому, которая раньше быстро проходила после пробуждения, теперь приобрела новые, безумные масштабы, и стала как никогда острой. Подавленное состояние Шень Цинцю не могли не заметить окружающие его заклинатели. Ученики шептались, пытаясь угадать причину такого состояния учителя. Бинхэ не находил себе места, как обычно ища вину в состоянии учителя в себе и окружающих, и пытаясь приободрить Цинцю вкусной едой и личными успехами. Не укрылось состояние своего шиди и от Юэ Цинъюаня. Глава школы обеспокоился состоянием Шень Цинцю, стараясь навещать его как можно чаще, и пытаясь узнать о причине такого состояния. А Шень Юань ничего не мог ответить. Действительно, что он мог сказать? "Мне просто снится семья из моей прошлой жизни"? Абсурд! Так что Юаню приходилось скорбно принимать заботу и траурно молчать на любые вопросы о причинах такого состояния. Сны о двоюродной сестре затянулись на более долгий срок, чем сновидения про других членов семьи, но схема была одинакова. Сначала были вспышки ярких огней. Как фейерверки перед глазами вставали золотые, красные, белые, мятные и ярко-зелёные цвета. На следующую ночь пришли запахи. Нос забивал запах мёда, мороза, мяты, чая, старой бумаги и лаванды. После пробуждения весь следующий день Шень Юаня преследовали эти запахи. То Бинхэ решит приготовить чай, с именно таким запахом как во сне, то свитки напомнят именно об этом запахе старой бумаги, то одна из учениц использует масло для волос с именно таким запахом лаванды. После запахов были воспоминания. Сначала были только смутные образы от старых, полузабытых воспоминаний из детства. Снилась зелёная трава и голубое небо, снился звонкий смех и такие же зёлёно-голубые глаза как и у него, снились золотые волосы, собранные в неаккуратный маленький хвостик. Потом были короткие, но уже более чёткие воспоминания, в которых сам Шень Юань не мог ничего делать. Ему снились железные скрипучие качели, на которых он раскачивал сестру, снились сочные красные яблоки с соседского двора, которые они с сестрой срывали, забираясь на забор. Снился горячий домашний хлеб с тёплым молоком, которое давала Бурёнка, снилось, как за столом рядом с ним сидела сестра и разговаривала даже с набитым ртом, не в состоянии сдержать все свои мысли и не поделиться ими с братом, снилась стоящая рядом бабушка, улыбающаяся и гладящая их по голове. И от таких снов Шень Юань просыпался с мокрыми щеками от слёз. Ему было невыносимо хорошо во сне, и так же невыносимо одиноко после пробуждения. Через несколько ночей сны про сестру стали чётче. Теперь в них Шень Юань мог говорить и двигаться по своему желанию. Первый более осознанный сон был как раз про соседские яблоки. Шень Юань "проснулся во сне" в своей комнате в бабушкином доме. Его накрывало большое пуховое одеяло, а в глаза бил солнечный свет, пробивающийся из зашторенного окна. Где-то через минуту от его пробуждения, Юань услышал тихие шаги по паркету к его комнате. Ещё через какое-то время к нему, тихо отворив дрерь, зашла его сестра, и подошла к кровати Юаня. – Юа-а-ань, Юань, проснись! Сестра шёпотом позвала Шень Юаня, легко толкая его в плечо, пытаясь добиться от него реакции. – Офа? Юань с усилием разлепил глаза, и сонно посмотрел на Офелию. Перед ним, опустившись на колени возле его кровати, сидела его сестра. С широкой улыбкой на лице и сдувая золотую прядку с лица, выпавшую из густой копны волос, она пыталась растормошить брата, по её мнению сильно заспавшегося. – Да я, я, кто ещё? Слушай, бабушки дома нет, а ты всё спишь. Пошли к Михалычу! Яблок бы нарвать... Юань растерянно похлопал глазами ещё какое-то время, а когда всё-таки убедил сам себя, что это сон, и в этом сне он может двигаться и говорить по своему желанию, Шень Юань резким порывом заключил сестру в объятия, и, сам от себя не ожидая, позорно разрыдался у неё на плече. – Юань? Ты чего? Офелия растерялась, не часто её брат закатывал такие концерты сразу после пробуждения, да и если просыпался испуганным от какого-то кошмара, то в слезах своих был более сдержанным. Девочка, не особо понимая причин такого поведения брата, положила руки ему на спину, пытаясь утешить. – Ну, рёва-корова, чего опять? Кошмар приснился? Или за родителями соскучился? Ну ты чего в самом деле? Ну хватит, я сейчас тоже заплачу. Прорыдав на плече сестры ещё с пару минут, Юань наконец то выплакал всё одиночество, накопившееся за жизнь в мире ПГБД, и был готов пообщаться с сестрой. – Да, кошмар... Я просто понял, как тяжело мне без тебя будет! И предательские слёзы опять скопились в уголках глаз. А вспыльчивая Офелия, до этого в утешениях брата перескакивавшая с русского на китайский, теперь звонко возмутилась на родном для неё языке. – А ты меня уже хоронить думал?! – Нет, нет, просто вдруг подумал об этом... – Индюк тоже думал, в суп попал... Ладно! Поднимайся, и пойдём к соседу за яблоками! Офелия вскочила на ноги, отряхнула коленки и выбежала из комнаты в сторону кухни, но быстро вернулась обратно, что-то вспомнив. – А! Ты какой чай будешь? – Чёрный, с лимоном. И только Шень Юань определился с выбором чая, всё внезапно закрутилось, опять замелькало разными огоньками, и он проснулся. Следующий эпизод подобного сна произошел через несколько дней. После того, как Шень Юань провалился в сон, проснулся он уже посреди тёмной, заснеженной улицы. Из замешательства его вывел голос матери. – Юань! Ну что ты встал столбом! Мы к пяти должны были быть, а уже шесть почти! Мы так до ночи простоим! Шень Юань обернулся на мать, рядом с ней стоял его отец, и старательно прятал улыбку в шарф, держа большой пакет из магазина. В этот раз Юань удержал себя от истерик из-за долгожданной встречи, и просто расплылся в теплой улыбке. – Юань! Не улыбался бы, а ногами шевелил! Нас бабушка с тётей Леной заждались уже! Отец, всё также загадочно улыбаясь, прошел в перёд, подталкивая сына в спину, приглашая идти. Через какое то время, они подошли к деревянному дому бабушки, украшенному гирляндами и снежинками на окнах. В доме горел свет, а подойдя совсем близко к двери, можно было услышать громкие разговоры. Мама позвонила в дверь, и через пару минут, дверь распахнула тётя Лена, в блестящем новогоднем платье и цветастом бабушкином фартуке. Она широко улыбнулась, и обняла сначала отца, а потом расцеловала мать. Юаня она потрепала за щёки, вставая при этом на носочки, и быстро заговорила своим звонким голосом. – Аи! Моя дорога, как дела? Так давно не виделись, мы вас уже заждались! Ну чего вы на пороге стоите, проходите, Саша уже шашлыки пожарил, всё готово, только вас и ждём! Юань! Какой взрослый уже, тебе сколько? 18? Как подрос! А таким маленьким недавно был! А где Офелия? Офа! Офа, спускайся, помоги дяде Кириллу торт занести! Так, весело переговариваясь, семья зашла в дом. Выяснив, что из всех детей семейства Шеней поехать смог только Юань, так как у братьев учёба и университет, а младшая сестра всеми правдами и неправдами упросилась остаться у подруг на ночёвку, семьи разбрелись по интересам. Отец подошёл к дяде Саше, поделиться новостями, а мама и тётя Лена ушли на кухню к бабушке. С верхнего этажа с быстрым топотом, видимо, перепрыгивая через ступеньки, сбежала Офа, забрала у отца торт, обнялась с Шень Юанем и его матерью. После обязательных семейных шашлыков с салатами, примерно в тот промежуток времени, когда куранты уже отбили, но торт есть ещё не время, дети двух семей, решили уйти и занять второй этаж. Вообще, проведение нового года в Китае и России сильно отличается, но из-за того, что большая семья жила в разных частях мира, они взяли за традицию встречать оба нового года. Сначала приезжали в Россию, встретить всем вместе новый год в большом доме бабушки, а с наступлением Китайского нового года, семья Чеховых, в составе отца, матери и дочки, ехали в Китай к Шеням, отмечать привычный для китайской части семьи праздник. Зайдя в комнату Офелии в бабушкином доме, та заговорчески улыбнулась и вытащила из под кровати большую банку, предназначенную для компота. – Компот? Ты серьёзно? И к чему тогда была такая конспирация? –Обижаешь! Думаешь, я бы так над компотом тряслась? Я вчера глинтвейн наварила! Вот он весь! Как фокусник из шляпы, Офелия откуда-то из-за спины вытащила две кружки и под удивлённый взгляд Юаня, разлила по ним глинтвейн. Церемониально соприкоснувшись кружками с негромним стуканьем, Офа произнесла тост. – За нас, за вас и за Кавказ! Юань засмеялся куда-то в стакан с глинтвейном и сделал хороший глоток. Внутри разлилось приятное тепло, а на языке заиграл вкус специй. – Вкусный! – А то! туториалы в Ютюбе херни не посоветуют! Они посмеялись, и переместились к окну. Усевшись на подоконник и обложив себя подушками, за разговорами обо всём и ни о чём, они и не заметили, как ушло пол банки глинтвейна. Чуть расслабившись от тёплого напитка, Юань решил спросить насчёт давно волнующего его вопроса. – Офа – М? – А вот скажи... Если тебе нужно сделать что-то, что ты ну очень не хочешь делать, но сделать это обязательно, то что в таком случае ты решишь? – Ну, смотря какого рода это что-то. Если типа уроков или работы по дому, то отложу на самый крайний срок, и потом буду судорожно что-то делать. А если что-то другое, то тут подумать надо... – А вот если тебе нужно кое-что сделать человеку, что очень поможет ему в будущем и пойдёт ему на пользу. Но в данный момент он расценит это как предательство, но мне очень нужно это сделать, то что в таком случае? – Ну смотря кем тебе приходится этот человек. Думаю, лучший друг поймёт и в будущем простит. А вообще, лучше конечно всё объяснить. – Ну, не то, чтобы друг, но кто-то вроде подопечного. И рассказать я ему не могу. Тогда что? – Ммм... Ну лучше объяснить, конечно. Ну тогда я не знаю, записку написать какую-нибудь с объяснениями и подкинуть её, чтобы он увидел. Или перед совершением этого "дела" прополоскать ему мозги вдохновенными речами, по типу: "Знаешь, сын мой, совсем скоро мне придётся сделать что-то, что ты расценишь как предательство, но в будущем...!". Ну, что-то типа того. А! И можно дать ему что-нибудь, что поможет. А если вещи такой нет, то просто фигню какую-нибудь, и сопроводить это словами: "Вот, эта подвеска из говна и палок будет символизировать мою веру в тебя, и поможет в нелёгком пути!". Ну, вот как-то так пафосно, как вы, китайцы, умеете. – Да... Точно! Спасибо, так и сделаю! Чтобы я без тебя делал, не представляю! И перед глазами Шень Юаня, обнимающего сестру в благодарность за совет, опять всё закрутилось и его выбросило обратно в реальность. Подскочив на кровати и оглядевшись, он узнал очертания бамбукового домика, и, решив не терять ни секунды, поднялся писать мотивационную записку и собирать предметы, которые могли бы помочь Бинхе в бездне. Утром ему предстояла тяжёлая работа по промывке мозгов будущего императора. Третий осознанный сон с участием сестры произошёл ещё через несколько дней. Шень Юань уже привычно очнулся посреди заснеженной улицы, но на этот раз это было не возле дома бабушки. Оглядевшись, он понял несколько вещей. Во-первых, он был одет не в привычные уже ханьфу, а по погоде, то есть в чёрный зимний пуховик и шапку. Во-вторых, находился он где-то в районе квартиры сестры, в Санкт Петербурге, куда она переехала за несколько лет до его смерти, из-за того, что поступила в медицинский университет в этом городе на хирурга. А в-третьих... У него внезапно зазвонил телефон в кармане пуховика, и, собираясь его достать, он осознал, что в одной руке у него большая коробка. С тортом. "Это странная традиция. В каждом сне, связанном с сестрой, обязательно будет и торт", думал Шень Юань, пока пытался достать телефон. Звонила, как уже можно было догадаться, сестра. – Юань! Ну ты где? Всё нормально? Я к тебе на встречу уже иду! – Да, всё хорошо, я вот за домом где-то. – Ага, вижу! Иду уже. Шень Юань сквозь пелену снега заметил тёмную фигуру, стремительно приближающуюся к нему. На фоне белого снега, его сестра сильно выделялась. В тёмно-сером тёплом пальто, чёрных штанах, грубых чёрных ботинках и чёрной шапке-ушанке. Единственное, что выделялось в этом чёрном пятне, только золотые волосы, присыпанные снегом, и красный шарф, подаренный самим Юанем на какой-то праздник. Офелия достаточно быстро дошла до брата, и обняла его, макушкой доставая Юаню только до подбородка. Потом приветственные объятия закончились, и Офа отошла от брата, с интересом заглядывая в коробку с тортом, вызывая тёплую улыбку на лице Юаня. – Ну я же говорила, что не стоит! Сама бы купила, но спасибо. А какой тортик то? Юань посмеялся, взял сестру под руку и повёл в сторону дома, не задумываясь отвечая, что торт Рыжик. – Да? Замечательно! Люблю рыжик, мне как раз чая надарили, прийдём, с тортом самое оно будет. Ну ты как долетел? Всё хорошо было? Переговариваясь они быстро дошли в квартиру Офелии. Ещё через какое-то время, куртки и шапки были повешены сушиться, чайник закипал, а кусочки торта были разложены по тарелкам. Ароматный чай, непринужденная беседа про учёбу, работу и книги, убрали тревогу из мыслей Юаня и тот смог на время перестать думать о Ло Бинхе, заклинателях и бесконечной бездне. Всё это казалось теперь не более чем выдумками плохого писателя из интернета. Здесь и сейчас были только шутливые споры с сестрой о книгах, её рассказы про практику на учёбе, вкусный чай и сладкий торт. – И ты представляешь! Разрезаю я ей живот с правой стороны, а там аппендикса нет! Как я испугалась! Чуть скальпель не выронила, а оказалось, что у неё органы зеркально расположены! Ну и что, в итоге удалила нормально, но испугалась тогда... О, попробуй конфету, вкусная очень! Сестра всунула Юаню конфетку в яркой, шуршащей обёртке. Шень Юань съел конфету со сливочным вкусом и вертел фантик в руках, когда сестра неожиданно сообщила. – Знаешь, у нас отгул на неделю скоро в университете. Может я к тебе съезжу? И только Юань хотел одобрить идею, как мир вокруг уже почти привычно закрутился, замигали огни и он проснулся. А в тишине бамбукового домика в руках отчётливо шуршал яркий фантик. С той ночи Юаню сны про сестру или остальную семью больше не снились. В итоге смирившись с этим, Шень Юань продолжил играть роль Шень Цинцю, но осадок меланхолии и одиночества остался. Заметив состояние своего шиди, глава школы выдвинул предложение развеяться и отправиться решить проблему с особо буйным демоном в деревне на северо-западной границе. А заодно взять с собой учеников, для того, чтобы те набрались опыта. И вот, через какое-то время, Шень Цинцю с учениками, в рядах которых конечно же был Ло Бинхе и увязавшийся с ними Лю Цинге, который чувствовал себя обязанным после ситуации в пещере единства душ, выдвинулись в путь. Уже через пару дней, вся их бравая команда добралась до деревни. Староста со всеми почестями расположил уважаемых заклинателей у себя в доме, а его ученикам предложил номера в лучшем постоялом дворе. На следующее утро, было принято решение отправиться в центр деревни, и поинтересоваться ещё и у местных жителей насчёт подробностей про дело демона. В планах было посетить главную площадь, самую популярную чайную в деревне и цветочный дом. Шень Цинцю отправился вместе с Лю Цинге и Ло Бинхе, а остальных учеников отправил расспрашивать старосту и семьи пострадавших. Но только успев зайти в толпу главной площади и расспросить пару жителей деревни, как где-то на уровне подбородка Шень Цинцю мелькнула золотая макушка, и уже из толпы на него выглянули зелёно-голубые глаза. Так похожие на его собственные.