***
Хёнджин признался на следующий день после заключения сделки. Его рассказ про романтичное свидание, ярко сияющие звёзды и радостное согласие Феликса скорее вселяет сомнения, чем мотивирует. Джисон, конечно, рад за друга, но он точно знает, что ничего подобного у него самого не будет. Минхо — это идеальные движения, выверенное до каждого вдоха дыхание и кошачьи повадки. Сталь, смешанная с золотом и вылитая в плавные изгибы тела, точёную линию челюсти и неисчерпаемое упорство. Это суровый взгляд и добрые глаза, строгий голос и звонкий смех. Плохое первое впечатление, которое, несомненно, окажется обманчивым. Он холоден с теми, кто не заслуживает его внимания, и бесконечно нежен с людьми, которым доверяет. Джисон не представляет, — просто не может, — кого-то, вроде себя, рядом с таким, как Минхо. Джисон — ураган, сметающий безбашенным весельем всё на пути. Слишком громкий, слишком энергичный. Он просто слишком. Хану кажется, что рассудительному и спокойному Минхо ни за что не мог бы нравиться взбалмошный и своевольный Джисон. — Ты чего завис? Хан отрывает взгляд от чужого отражения и мотает головой, отгоняя ненужные мысли. — Извини, просто вспоминал последний кусок хореографии. — Давай ты будешь вспоминать его не головой, а телом? — Минхо немного раздражённо ведёт плечом и отходит к стене, чтобы перемотать мелодию на начало. Они остались в тренировочном зале вдвоем — ничего, кроме музыки, широкого зеркала и скрипа кроссовок по отполированному полу. Джисон всю неделю избегал оставаться с Минхо наедине, потому что знал, что рано или поздно придется завести откровенный разговор. Но пока вокруг другие люди, повода и нет, правда? По крайней мере, так Хан себя успокаивал. Он старался не думать о сделке с Хёнджином, но когда разговоры и смех вокруг сменялись тишиной тёмной комнаты, Джисон репетировал признание и не мог придумать ничего дельного. Банальные слова, шутливые фразы и длинная история влюблённости сплетались в нити из тревожных мыслей и путались, завязывались в узлы и рвались на разрозненные куски, но так и не выстраивались в чёткую линию. Зато чужой ответ представлялся ясно, будто бы Хан уже слышал его в реальности. И каждый раз был отказом. Но новую хореографию отработать нужно, а Минхо — идеальный учитель и, по совместительству, единственный, кто согласился подтянуть отставшего Джисона, поэтому остальные ребята давно видят десятый сон в общежитии, пока они снова и снова отрабатывают один и тот же момент. Джисон бьёт себя ладонями по щекам, чтобы сосредоточиться на занятии и поскорее сбежать из общества Минхо, который как раз возвращается и встаёт рядом, готовый вновь танцевать. Мысли о признании отходят на второй план: сейчас важно вслушаться в мелодию и пропустить её через сознание, позволить ей управлять своими движениями и частотой биения сердца. Когда Джисон писал эту песню, он не задумывался о том, что хореография к ней выйдет настолько сложной. Вскинуть ногу, в нужный момент успеть скрестить поднятые над головой руки, развернуться и пробежаться пальцами по шее, не нарушив быстрый ритм. Джисон часто путается, приходится начинать всё заново. Они занимаются уже долго, и Минхо предлагает сделать перерыв, но Хан не хочет оставлять всё на завтра. К тому же, что подумает Минхо, если Джисон окажется единственным, кому этот танец так и не удался? Поэтому от перерывов отказывается. Спустя время мелодия превращается в назойливый шум, минуты — в вечность. Джисон не замечает, как разум тонет в мутно-серой дымке. В глазах за секунду темнеет, голова идёт кругом, становится сложно дышать, и теперь каждый вдох приходится словно силой вырывать из пропахшего потом воздуха. Джисон хватается за горло, в надежде, что это как-то поможет лёгким быстрее наполняться, и резко опускается на одно колено, теряя равновесие и ориентацию в пространстве. — Что, решил сделать мне предложение? — усмехается Минхо, краем глаза заметивший движение парня. Он поворачивается к Джисону, взгляд натыкается на пальцы, подрагивающие и царапающие шею, слух улавливает тяжёлое хриплое дыхание. Ли меняется в лице, опускается на колени рядом с Ханом и берёт его слишком бледное лицо в ладони, заставляя поднять голову. — Эй, Сони, посмотри на меня. Джисон не видит ничего — перед глазами только рябящие пятна, которые то появляются, то снова исчезают, и серые разводы, плавающие из стороны в сторону. В мыслях — пустота, а грудную клетку вместо воздуха затапливает липкий страх, пробравшийся под кожу и мешающий думать. Он слышит голос Минхо будто из-под воды, но чувствует тепло его ладоней на собственной коже, и это немного успокаивает. — Дыши глубже, — просит Минхо, садится на пол, прислонившись спиной к стене, и укладывает чужую макушку себе на колени. — Говорил ведь, что нужно отдохнуть. Джисон не отвечает и бросает все свои силы на то, чтобы выполнить наставление. Дышать выходит плохо, но мгла начинает медленно уступать свету, и он уже может разглядеть яркие лампы на потолке. Пальцы Минхо скользят по синим волосами Хана и нежно гладят плечи. — Сегодня больше не будем тренироваться, — в обычно спокойном голосе слышится волнение, и Джисон хочет улыбнуться, но не может даже приподнять уголок губ. — Скажи, когда станет легче. Тогда пойдем домой. Через пару минут страх и темнота отступают, дыхание полностью выравнивается, и Джисону действительно становится легче. Но он молчит — только рассматривает выступающие ключицы Минхо, запоминает ощущения от его прикосновений к покрывшейся мурашками коже и мечтает, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. С тишиной возвращаются мысли о признании, а вместе с ними — ворох сомнений и переживаний. Но забота Минхо и его лучезарная улыбка, — наверное, подумал о чём-то забавном, — в порошок стирают все колебания, а фраза, сказанная шёпотом, заставляет зажмуриться и мысленно дать самому себе подзатыльник, чтобы не передумать. — Ты хорошо постарался. Как же. Джисон знает, что его усилий недостаточно, что он мог бы стараться лучше. Но Минхо всё равно поддерживает похвалой, и от осознания собственной важности в душе растекается тепло, а с губ наконец-то срывается тихое: — Хён, ты когда-нибудь влюблялся? Минхо опускает взгляд и смотрит удивлённо, его пальцы замирают на пару секунд, и Хан начинает переживать, что сболтнул какую-то глупость. Но через секунду Ли снова расслабляется и отвечает: — Да, было однажды. — Дай совет, как старший младшему. — В сознании — набатом «Господи, что ты несёшь?». Джисон сглатывает, и всё-таки продолжает, надеясь, что голос не дрогнет в самый неподходящий момент. — Как признаться человеку в чувствах? Ли поднимает голову к потолку и надувает губы, словно действительно задумывается, как помочь другу, а Джисон молится, чтобы Минхо не молчал слишком долго, потому что за пару секунд его решимость может успеть совершить несколько суицидов и развеяться пеплом по воздуху, даже если не будет ветра. — Я не люблю сложности, — наконец выдаёт парень. — Скорее всего, я бы просто поцеловал его, а потом разбирался с последствиями. Это быстро и сразу даёт понять, что ты настроен серьёзно. И реакцию легко можно отследить. Минхо улыбается уголком губ, должно быть, довольный, что смог подобрать хороший совет, а Джисон немножко умирает внутри. Вообще-то, он надеялся, что старший скажет написать любовную записку или предложит пару красивых фраз. Потому что поцелуй — это чересчур радикально, чересчур интимно. Он не хочет так нагло вторгаться в личное пространство Минхо, но тот ведь сам сказал, что не любит сложности, да? Джисон резко садится, чем вгоняет Ли в лёгкий ступор и заставляет вздрогнуть. Через секунду ступор сменяется настоящим шоком, потому что Хан кладёт ладонь на шею Минхо и, подавшись вперёд, касается своими холодными губами чужих — тёплых, обкусанных, слегка приоткрытых. Поцелуй длится пару секунд от силы, но за это время в разуме обоих взрывается миллион петард, проносится столько же беспорядочных и несвязанных между собой мыслей. Минхо не успевает ответить, не успевает даже закрыть глаза: Джисон отстраняется, всматривается в лицо напротив и видит только непонимание вперемешку с разочарованием. И тогда понимает, что совершил ошибку. Он резко вскакивает на ноги и выбегает из зала, оставляя Минхо наедине с беспорядком в сознании и так и не сорвавшимся с губ «подожди».***
Джисон уже третий час не выходит из студии, бегая взглядом по неровным линиям на экране компьютера, а пальцами — по чёрно-белым клавишам. Он заваливает себя работой, заполняет голову словами новой песни и ритмичной мелодией, чтобы не думать, не вспоминать, не чувствовать. Стоит ему отвлечься, перед глазами сразу всплывает растерянное лицо Минхо, и хочется вернуться в прошлое, стереть себе память или выйти в окно. Вчера, после того, как нервный и уставший Джисон вернулся в общежитие, Хёнджин пытался убедить друга поговорить с Минхо ещё раз, или хотя бы послушать, что тот скажет. Но Хан был уверен, что и без слов, — по испуганному взгляду и сведенным к переносице бровям, — всё прекрасно понял. И лишний раз слышать отказ, который он так много раз себе представлял, совсем не хочется. Хан надеется, что Минхо просто закроет на это глаза и забудет, как страшный сон. А может, вчера ничего не произошло, а поцелуй — просто больные фантазии переутомившегося мозга? Джисон не сразу реагирует на стук в дверь, и лишь на третий удар кричит: «Войдите!», не отвлекаясь от работы. Он уверен, что это Чан пришел проверить успехи, поэтому всё так же сосредоточен на музыке. — Сони, нам надо поговорить. Тело мгновенно покрывается мурашками, по позвоночнику пробегает холодок. Хан может узнать его голос из тысячи, потому что слышал его во снах. Это точно не Чан. Но лучше бы был он. — Прости, я занят. Джисон с трудом берёт себя в руки, чтобы не выбежать из комнаты, и часто моргает, чтобы солёные слёзы не скатились по горящим от смущения щекам. Он не хочет ничего слышать, не хочет ничего отвечать. Ему бы просто исчезнуть, провалиться сквозь землю или заставить весь мир забыть о его существовании, а не хрустеть нервно пальцами, но, к сожалению, это невозможно. — Нет, ты не занят. И ты больше не сбежишь от меня, — в голосе Минхо звенит раздражение, и Хан слышит его шаги у себя за спиной. Пару секунд в сознании Джисона ещё слабо дышит надежда на то, что Ли передумает и уйдёт, но на плечи ложатся чужие ладони, и она пускает себе пулю в висок. Минхо разворачивает Джисона к себе лицом и смотрит прямо в глаза. Юноше кажется, что он тонет в чернильных зрачках напротив, захлёбывается мглой и растворяется в пустоте. И даже если Минхо сейчас убьёт его за вчерашнее, Хан не будет против. Потому что ради этого мгновения стоило жить. Тишина длится подозрительно долго. Минхо настолько близко, что Хан ощущает прерывистое дыхание на своей коже, и запрещает себе двигаться, чтобы ничего не испортить. Кто знает, может, сейчас ему скажут больше никогда не подходить к человеку, которого он любит больше всего на свете? Но Минхо так не говорит. Он вообще ничего не говорит. Лишь наклоняется и проводит кончиком языка по нижней губе Джисона, а потом притягивает за плечо и садится на его колени, чтобы было удобнее. Хан не успевает ни о чём подумать — просто позволяет себя целовать, открывая рот Минхо навстречу и впуская его язык глубже. Проходит минута, или час, или вечность перед тем, как они отрываются друг от друга — Джисон окончательно теряет ощущение времени. Он вообще не понимает, является ли происходящее реальностью, или он настолько заработался, что уснул. Но прикосновения подрагивающих пальцев к разгорячённой коже не могут ощущаться так чётко во сне. — И… что это было? — Хан первым нарушает молчание. Даже шёпот на грани слышимости звучит слишком громко и режет слух. — Я же сказал, что не люблю сложности, — спокойно отвечает Минхо, а заметив полный непонимания взгляд напротив, закатывает глаза и тихо усмехается. — Ты тоже мне нравишься, Джисон. Джисон же не отвечает: просто не может поверить своим ушам. Радость на пару со счастьем переполняют душу, он звонко смеётся и утыкается лицом Ли в плечо, вдыхает его запах и оплетает руками талию. Если это сон, Хан предпочтёт никогда не просыпаться.