Последняя привязанность Жоржа

Всякий раз, когда Служанка протирает его от пыли, Жоржу становится щекотно. Он хихикает и громко просит: — Нежнее! Не размажьте краску, дорогуша! Но Служанка не поддерживает его шутливые замечания даже улыбкой. Белая тряпица в её руках по-прежнему медленно и как-то механически скользит по золотой раме. На самом деле Служанка никогда не слушает, что он говорит. Его болтовня для неё, словно раздражающий шум, который необходимо пропускать мимо ушей. Хотя, впрочем, один раз — это было очень-очень давно — она всё же ответила ему. В то время в доме не было ничего, кроме промозглого холода и тьмы. Жорж одиноко висел на стене, как вдруг заметил направившуюся в его сторону высокую фигуру. Он оцепенел, не понимая привиделось ли ему это или нет. Зрение не обмануло его: из клубившейся черноты коридора выступила женщина, одетая в платье прислуги. — У меня гости? Неожиданно! Как Ваше имя, дорогая? — тут же весело полюбопытствовал Жорж, перебирая в уме, кем она могла быть. Ему казалось, что это место — его наказание за беспечный и расхлябанный образ жизни. Здесь не должно было быть других людей. Женщина перевела взгляд прямо на него, и он, если бы мог, вздрогнул. Её зелёные, как юная весенняя листва, глаза будто прожгли полотно насквозь. «Как же так? Я думал, здесь, в этом мире, всё чёрно-белое», — судорожно думал Жорж, не в силах разорвать зрительный контакт. Бледные губы женщины изогнулись в холодной улыбке: — Я просто обычная Служанка, сэр. До того момента ему казалось, что это его наказание. Всю жизнь Жорж был перепачкан цветами: на его пальцах засыхала красная, как кровь, зелёная, как сочная трава, и жёлтая, как солнце, краски. Своими глазами он созерцал великолепные красоты, пока в обнимку с мольбертом тащился через леса, по склонам и вдоль побережий. Конечно же, он решил, что этот мир был бесцветным. Страшная мука для художника, но он её заслужил. Но все его представления с треском рухнули, едва он увидел глаза этой женщины. Её зелёные, как листики, как изумрудные камни глаза. Обомлевший, очарованный Жорж не смог вымолвить ни слова. А Служанка поставила на серый каменный пол ведро и мокрой тряпкой коснулась его рамы. И тогда её лицо оказалось необычайно близко к нему. С того самого дня Жорж ждал её появления каждый день.

***

Теперь все картины, что он нарисовал за всю свою недолгую жизнь, кажутся ему примитивными и пустыми… Он часами измазывал холсты краской, не видя солнца и не переступая порога мастерской. Он даже ночевал там, чем каждый раз вызывал гнев Матушки, а потом кичился перед друзьями своими «шедеврами». Но была ли хоть одна его картина чего-нибудь стоящей? Жорж рисовал не только то, что ему хотелось. По настоянию матери, а затем и Эми, приговаривавших: «Ах, милый, ты должен использовать свой талант правильно!» он иногда брал заказ за заказом и рисовал портреты знатных дам, чтобы те, умилившись своей красоте, навек запечатлённой на холсте, навсегда убирали картины себе в комнатку. Жорж горько усмехается. Больше у него нет под рукой ни кисти, ни бумаги, ни красок. Что уж говорить, у него даже рук нет. Но ему почему-то кажется, что сейчас, как никогда прежде, ему необходимо сделаться художником. Взмахнуть кистью и, в деталях вспоминая шелковистые волосы цвета вороньего крыла, провести смелую иссиня-чёрную линию на белом. Затем тонкую красную — кисть будет вырисовывать губы. А потом… потом макнуть ею, кистью, в зелёный… Правда, всё это лишь мечты бывшего художника. Жорж знает, отныне и навечно он будет только картиной. Он всегда будет висеть на стене в тёмном узком коридоре. А Служанка лишь изредка, раз в целую вечность, будет навещать его. Он глупый. Он всё это знает, но всё-таки почти умирает от желания нарисовать её. Каждое появление Служанки вызывает в нём жгучий порыв броситься ей навстречу и сжать её в объятиях, попросить больше не уходить. Но он всего лишь картина. Он только упадёт со стены. А Служанка всё так же уйдёт, и он надолго останется один. В непроглядной тьме. Без её зелёных глаз, делающих его мир цветным. К счастью, Служанка всегда возвращается, и он, хотя и не может, ему кажется, что он широко и вместе с тем тепло ей улыбается. Жорж хочет, чтобы она увидела, как он когда-то выглядел. Чтобы её холодные зелёные глаза изучающе пробежались по его лицу, чтобы она вдруг рассмеялась, заметив ямочки на его щеках, чтобы ласково погладила его по вьющимся волосам и схватила за перепачканные краской ладони. «Я не Служанка! Меня зовут хххххх!» — чтобы она прошептала своё имя ему прямо в губы. Он уверен, что она тоже в плену у этого места. Она была когда-то другой. Она принадлежала такому же яркому, как и он, миру. Она жила, а не существовала. Втайне Жорж робко мечтает о том, что они вдвоём выберутся отсюда. Он и она. В слепящий свет, в огромный цветной, как её глаза, мир. — Почему я не встретил Вас, когда был человеком? — как-то раз спрашивает у неё Жорж, не ожидая никакого ответа. Вместе с этим он вспоминает свою помолвку с Эми, их совместную жизнь и двоих сыновей. Жорж думал, что они были его семьей, но всё оказалось не так. Он прожил всю жизнь с никогда его не любившей женщиной. Все её улыбки и ласки были отвратительно лживы. Пережить это было почти невозможно, хотелось задохнуться, получить меч под рёбра и разрыдаться, но теперь Эми не значит для него ничего. Она лишь пустой призрак его бессмысленной жизни. — Наверное, если бы я встретил Вас, я был бы счастливее. Картины не умеют плакать, и это к лучшему. Жорж также не умеет хмуриться, кусать губы и кивать. Он может только висеть и бесконечно долго говорить. Если он не захочет, то никто и никогда не узнает, как он чувствует себя на самом деле… И он остаётся раздражающим шутником, безликим человеком в картине. Служанка убирает тряпку от золотой рамы, и он уже заранее готовится. Она уйдёт, вновь исчезнет во тьме коридора, и его мир сделается чёрно-белым. — Я не хочу больше быть картиной… — в отчаянии шепчет Жорж ей вслед. Служанка не оборачивается и, сохраняя привычное молчание, покидает его. Она ещё придёт. Как и всегда.