Дмитрий посмотрел на часы. Еще десять минут. Еще целых десять минут. Никогда он не приходил на свидание раньше назначенного времени. Он всегда и везде опаздывал. Мама говорила с детства: как бы во взрослой жизни это не повлияло. Повлияло ещё как! Раньше к девушкам Дима чуть ли не бегом бежал, а уснуть и не услышать с первого раза будильник чуть ли уже не традиция. Сейчас же, таких ситуаций возникает меньше, что не могло не радовать.
Но это свидание необычное. Оно первое и последнее. Если он не придёт… Дима нервно топнул ногой, сбивая снег с сапога. Перестань. Он придет, не забудет, не оставит одного в терзаниях. Сердце отчаянно стучало в висках, позабыв про ритм, то замирало, то выдавало такую дробь, что у мужчины начинало темнеть в глазах.
В третий раз Дмитрий достал телефон и внимательно оглядел свое сонное, не выспавшиеся лицо, пока экран выдавал — 19:00. Щеки пылали. Глаза блестели, как у помешанного, и казались темно-серыми из-за расширившихся зрачков. А если он так же сможет все испортить? Сколько случаев таких было, а внутри все разрывалось о несправедливости жизни и насмешек судьбы сверху…
Хотя какая к черту разница, понравится ли Дима ему или нет. Он все равно этого никогда не узнает. Сердце опять заныло и захлебнулось в безнадежной тоске. С этим чувством он жил уже полгода, оно стало его компаньоном.
С неба срывались редкие снежинки, но он их не замечал. Дмитрий уже вернулся в прошедшее лето.
Мужчина щурится от солнца и чувствует, как горячий ветер развевает его короткие волосы. В голове шумит от шампанского и радости, что он рядом. Дима еще не знает его имени, но уже точно знает, что никогда не забудет его глаза. Их взгляды опять встретились, он опять отвернулся.
Чертова гордость, порожденная экстремальным феминизмом! Кто и когда вбил ему в голову, что надо задирать нос и отворачиваться, если на тебя смотрит представитель мужского пола. Чтобы, не дай Бог, не подумал, что он его интересует.
Они оба были гостями на свадьбе. Он со стороны невесты, молодой человек со стороны жениха. Масленникова все раздражало на этой свадьбе. Суета, болтовня, показные слезы, банальные тосты, до мерзости теплое шампанское… Он мечтал, чтобы этот вечер побыстрее закончился. Пока не увидел его.
Тот стоял чуть в стороне ото всех гостей и спокойно наблюдал. Он показался Диме таким непохожим на всех, кого он знал за половину пройденной жизни. Незнакомец отличался и достаточно высоким ростом, и телосложением, видно, накачанным. Но самое главное — он это почувствовал, а не увидел — от него веяло спокойствием, уверенностью — всем тем, чего у Димы никогда не было. С этого момента все вокруг померкло, стихло. Все сконцентрировалось на празднике, а для них это было свое удовольствие и уединение.
Они сидели рядом, смеялись. Парень обращался к нему на «Вы». Это было так непривычно, что он сначала даже оглянулся, недоумевая, кого еще он приглашает на медленный танец. Когда до него дошло, что «Можно Вас пригласить?» было адресовано только Диме, он от души рассмеялся и подал руку в ответ. Пара отошла в самый крайний угол, чтобы никто не видел и не было бойких рассуждений, что двое парней танцуют вместе.
До сих пор его рука помнила тепло ладони. Дмитрий бесцеремонно «тыкал» ему весь вечер, а парень ни разу не сказал «ты» в ответ. Или сплошная вежливость, или же парень на самом деле видит в нем то, что никто никогда не смог разглядеть, пустить себя в саму темную душу нового знакомого.
Масленников ждал чего угодно, но только не такого сдержанного и уважительного отношения. Во что же превратилась его жизнь, если элементарная вежливость казалась ему роскошью, а не подобие «эй пацан, го тусить, не болтай, что сыкун?»
Он злился на себя за свою резкость и показную самостоятельность. Дмитрий чувствовал внимательный, изучающий взгляд человека с необычайной внешностью, где все было в тон темного или молочного шоколада. Глаза, брови, волосы. Он слушал его, но не говорил то, что мужчина сейчас больше всего хотел услышать. Простого счастья, а не погоню за неизведанным.
Дима ушел со свадьбы один, демонстративно отвернувшись от его предложения вызвать такси за свой счёт. Прижавшись раскаленным лбом к холодному стеклу окна пойманной попутки, он проклинал его, себя, весь мир.
На второй день свадьбы он не пошел на «блины к теще», сказав, что перепил накануне и теперь плохо себя чувствует. Увидеть его еще раз означало верную гибель, а Дима и так еле на ногах держится, удивительно, что не упал лицом в сухую неживую землю около пустыря, делая последние вздохи.
Мужчина запретил себе вспоминать его глаза, руки, голос, но каждый вечер нарушал этот запрет. Когда сознание начинало отключаться, засыпая, он ясно видел его лицо: студент ещё, молодой, а уже такой очаровательный и прекрасный. Но призрак феминизма не дремал, заставляя переворачиваться на другой бок. Утыкаясь лицом в подушку, он проваливался в сон, как в пропасть, и снова видел знакомые очертания.
Лишь спустя две недели Масленников признался самому себе, что влюбился. И начал убивать эту любовь, ведь ощутить прошлое опять на себе — верх его силы. В дело пошло все, а ночью в пустой квартире, лёжа на кровати, все по-новому. Самовнушение, голос разума, злобно нашептывающий: «А ты помнишь, чем закончилась твоя предыдущая «любовь»? Тебе что, мало?»
Дмитрий загружал мозги до предела, придумывая все более изощрённые способы довести тело и разум до такого состояния утомления, когда мерещится только одна вещь — подушка. Дела, встречи, временная работа, окончание учебы, монтирование, постоянная спешка, вечное недосыпание. Один день сменял другой, недели пролетали, как сухие листья.
Но любовь только усмехалась. Безнадёжная, безответная, несчастная, обречённая, саморазрушительная, она была жива, как ребенок-урод, который никому не нужен, но никто не возьмёт грех на душу, чтобы его убить и прекратить его страдания.
Он запрещал себе думать о нем, но одновременно прокручивал в голове сотни вариантов, как его найти. Дмитрий узнал через мужа подруги, на свадьбе которых они познакомились, его адрес, телефон, место учебы, привычки. Все, кроме одного, — нужен ли Масленников ему, что старше на целых шесть лет, может, это был просто розыгрыш и самообман, иллюзия счастья?
Услышать «нет» он боялся. Мужчина надеялся на случайную встречу, которая все изменит. Каждому человеку судьба отпускает определенное число чудес, но, похоже, что свою законную долю чуда он давно уже бездумно истратил…
А сейчас Дима стоит посреди занесенного снегом парка и чувствует, как с каждой уходящей минутой замерзает его чёрное сломанное сердце с большими ранениями, медленно заживающими.
Завтра он сядет в поезд и навсегда уедет в другой город, даже в другую страну. Никогда его больше не увидит, и потухнет последний огонек внутри него. Никогда. Это слово, как молоток, стучало в голове, и перед его беспощадностью отступили все надуманные страхи, колебания и самая обычная трусость.
Вчера мужчина позвонил ему и услышал до дрожи знакомый приятный голос. Молодой человек его помнил. Решившись, перепробовав все варианты, смог назначить место и время встречи. Парень был удивлен, но согласился, а он не спал всю ночь, думал, даже не зная имени…
Масленников посмотрел на часы — студент опаздывает уже на четыре минуты. Может быть, часы опять спешат? Он посмотрел на свои посиневшие от холода руки без перчаток, которые в спешке забыл дома лежащими на тумбочке.
Осознание пришло моментально. Вдруг Дима понял, что он начинающий блоггер, недавно окончившийй учебу в вузе, стеснительный, но благоразумный и смущённый, никому не нужен.
Эта мысль подействовала, как катализатор, и в мозг ворвались сотни ей подобных. Они извивались, бесновались, ухмылялись и кричали, заглушая друг друга:
— Он никогда не придет! — с одной стороны.
—Ты его никогда больше не увидишь! — с другой.
—Ты ему никогда не нравился!
—Ты же знаешь, что никогда нельзя навязываться!
–Никогда! Никогда! Никогда!
Он закрыл глаза, мечтая только умереть, исчезнуть, испариться, чтобы никогда больше не чувствовать эту надоедливую тонну боли. Снежинки падали на глаза, таяли, смешивались с тушью и текли по лицу. Ему захотелось стереть с лица всю выдуманную для себя краску. Дима наклонился, набрал пригоршню снега, поднес к лицу и вдруг услышал за своей спиной:
— Только не надо его есть! — Дмитрий поспешно обернулся на задний план и увидел его. Кудрявый улыбался, подходя к нему всё ближе и ближе. — Горло будет болеть, — усмехнулся так, что звук слышался на уровне десяти шагов. – Извини, я немного опоздал. Ты не замерз?
Остановился рядом с ним напротив, поправляя куртку. Модный, без шапки, как и он. Дмитрий онемел. Стоял, глядя ему в глаза, а в руках у него таял белоснежный выпавший вчера вечером снег.
— У тебя лицо уставшее и царапина, — он дотронулся до его щеки и осторожно погладил. — Почему ты молчишь?
Масленников посмотрел на свои мокрые руки, поднял на него глаза. Молодой человек чуть ниже. Красивый. Слишком. И ответил негромко:
— Я очень хотел тебя увидеть. Так счастлив сейчас. Знаю, что мы с тобой больше никогда не увидимся, поэтому я могу сейчас все тебе сказать. Все эти месяцы жил только мыслью увидеть тебя еще раз, — обречённо сделал шаг назад. – Не знаю, почему ты пришел и что ты сейчас чувствуешь. Просто хочу провести этот день с тобой. Полчаса, час. Завтра я уезжаю, и мы с тобой никогда больше не увидимся.
Дмитрий смотрел в карие глаза, не боясь теперь прочитать в них свой приговор. Сейчас он не боялся ничего, пока тот угрюмо молчал, а после ярко улыбнулся, взял его за руку.
— У тебя руки совсем ледяные, — покачал
головой, пока тот дыхание свое затаил. — Пойдем куда-нибудь, где тепло. Я тоже хочу тебе многое сказать, – он снял свои обычные темного цвета перчатки и отдал ему.
–Меня кстати Дима зовут, — невзначай кинул после этого представившись. Насмешливый взгляд был устремлён на него.
–А меня Эмиль, приятно познакомиться, — похлопал по рукам, постепенно согревающихся в теплых перчатках.
Вместе с руками у Дмитрия отогревалось сердце. Теперь он знал, что больше оно не замёрзнет.
Никогда.
