абберации

их взгляды пересекаются. в первый раз. сбивается дыхание, она благоразумно терпит всё, что раздражает. ‹ инадзума — грязь под ногами Её величества › — Синьоре думается, когда она только прибывает почётным гостем на судне. ею же в голове высекается правило (она его повторяет, как мантру о благодетельнице): не думать иначе. не посрами гордость Царицы. не вздумай. всё для Снежной, ради Снежной, в угоду Снежной. в сердце впилось путами, не отпускают, долг новой Родине важнее жизней чужих и собственной. то день был солнечный, опьянённый туманом. фатуи встречают не иначе, как молчанием, но иным, чем в других странах. благовеяние пред престижем и недосягаемостью, во взглядах не скрывается ни любопытство, ни ласковость, коей они одаривают всех прибывающих чужеземцев. вердикт ясен, как день — неистощенные войной. пока что. эта неосведомлённость после закрытия границ, что стало с чужими богами, смотрелась никак иначе, чем с усмешкой на губах и дрожью пальцев. для ледяной девы удовольствие волнующее, для остальных — губительно. Синьора знала, что богов отражают их жители. и о будущем впечатлении тоже догадывалась наперёд. среди бесконечного гомона риты процессия длилась до самой инадзумы, слегка скучающе она барабанит пальцами, зевает на многочисленные приглашения то тут, то там посетить достопримечательности. столпотворения обычных сошек раздражало до зубного скрежета, но не ей жаловаться — она сможет, она сделает, инадзума — жалкая пыль, остаётся лишь преклонить колени перед армией Её Величества. немо шевелятся губы: ‹ всё для Снежной, ради Снежной, в угоду Снежной «. не иначе. вся это вереница мыслей закончилась не во дворце, но в покоях госпожи наруками. с тем же грохотом, с которым было отнято сердце у барбатоса. точь-в-точь также, как воспломенялось собственное тело… и так далее. впечатление было отличное от ожиданий восьмой благодати: восседает в комнате без трона, ослепляет даже без короны. напряжены мышцы; возникшее желание не сражаться, так бежать, всё выдаёт в ней — баал, кажется, звали? — Царицу. взгляд Синьоры до простоты детский, восхищённый — секунды три, и снова маска. она подготовлена. нельзя дать и каплю сомнений в величии Её Госпожи, как предвестнице. встреча вторая, и третья. даже среди личных подчинённых к райден сегун, так в инадзуме её величают, и Синьора не противиться данному наименованию, никто не смеет обращаться легкомысленно, кроме самой ведьмы. это тешит гордость и раскрывает всё высокомерие бабочки, подобно ярким крыльям перед полётом. порхает, как на поляне цветов — не боится. покои сёгуна довольно просторны — голова слегка наклоняется в такт взгляда, оценивающе рассматривает каждый доступный взору метр — как в первую встречу. райден сегун смотрит с безразличием; не в тягость исполнять небольшие хотелки гостьи, особенно прибывшей от самой Снежной, а потому внемлет лёгким покачиванием рук, шороху перчаток и стуку каблуков о половицы. их разговоры до неприличия мягкие, едва ли не шепотом. это несказно бы удивило всех, знающих двух женщин в лицо: подобно двум давним подругам, собравшимся на чай с рассказами о прошедшем до дня встречи. всё выдаёт особую лёгкость диалога; предвестница говорит твёрдо и всегда резко, знает, где надавить на оппонента, где высказывать мнение, но непонимающий и слегка нахмуренный взгляд бога вынуждает говорить и тише, и мягче, почти как с ребёнком. то, конечно, неправда, но аллегория приятная; баал, скорее, раздумывала над решением, чем не понимала речь предвестницы, но возвышаться над авторитетом региона само по себе её радовало не хуже хвалы Царицы. в ответ смотрят твёрдо. оценивающе. в глазах аметистовых сверкают вспышки молний и океан бесконечный простор, меркнет гроза в тучах. смотрит слишком ровно, не отворачиваясь — по спине пробегают мурашки, беззащитность пред взглядом пугает — до омерзения. ‹ хорошо › — выводит из транса бархат голоса. она забывает, как он звучит — всю тишину заполняет её собственный на протяжении каждого разговора. — ‹ поступим, как вы желаете «. щебечет сердце. полное отстранение камня, жалость ветра — всё меркнет перед необычайной стихией гроз. Синьора пугается — её особенная вовлечённость делу пугает до тряски, словно ломается мантра. всё для Снежной, ради Снежной… их следующая встреча пройдёт потому только спустя месяц. эта волшебность диалога, надуманная, возможно, собственным воображением, и столь понимающие глаза вечно отстранённой от реальности богини, всё это ложь и обман зрения. Синьора говорит прохладно, но снизу-вверх всё равно внемлет, сколько раз говорить о схожести с Её Величеством? ожидая оценки. баал стучит несколько раз пальцами, утвердительно кивает на отчёт, и снова взглядом в бумаги с высеченными там другими такими же отчётами. но, несмотря на способность заниматься бесчисленными делами одновременно, слова предвестницы она предпочтёт слушать, не отвлекаясь. ‹ баал подобна арахне, да вместо бесконечных коридоров — ядовитая паутина. она не потворствует гусенице, ставшей бабочкой, и не скрывает своего присутствия, но что именно вынуждает наивных насекомых попадать в липкие нити? — случайная мысль. — Царица куда мягче, чем вечность, сокрытая в этом хрупком теле, — Синьора недолго думает над вердиктом, но мыслей вслух не высказывает. пугающая отрешённость и вечное согласие над любой идеей предложенной — всё напрягает. › ночью идея попытать нервы архонта становится соблазнительнее, когда за спиной стоит другая, более совершенная, чем вечность, Богиня. она думает: ‹ интересно, — улыбается, — как отреагирует вечность на обман? › их следующая встреча отличается. меньше деловая, больше личная. желание поддеть госпожу баал хотелось слишком, почти до желания разрушить умиротворение во взгляде. словно зная, к чему встреча, архонт неспешно откладывает всю работу, слегка приподнимает брови и слушает. всё, что Синьора не скажет — выслушает. глаза только блестят ярче обычного — то смерклось небо в ожидании или что-то иное? всё начинается с невинных вопросов о делах инадзумы, насмешкой, сокрытой в лживом беспокойстве. богиня скучающе кладёт на кулак голову, ей не присуще, отвечает неспешно, как есть, делится неважными цифрами раненных и точках соприкосновений армий — по-крайней мере, обе знают, что это не повестка разговора. уже не так, как в ожидании, и отступить, честно, хочется. осведомленность сёгуна о визите, в руках Вечности держится всё, что Синьора и не смела сказать. во взгляде читается, большими буквами, каллиграфическим почерком — ‹ я знаю «. она позволила ей врать и знала об этом изначально? или притворяется? Синьора не понимает, когда их позиции поменялись местами. минуты молчания — минута за минутой, три. Баал позволяет покинуть помещение, но Синьоре кажется, как за ней наблюдают до самого выхода. отступить, если требует ситуация. обдумать план, подстроить под обстоятельства. перед открытием двери спокойный голос: ‹ всё, что вы делаете, — Райден Сёгун растягивает предложение и ставит паузу, словно обдумывая предстоящую речь. — не мешает вечности, госпожа Пламенная Ведьма › всё не так, как требуется. словно искрой нутро поджигается, есть желание впиться ногтями в шею и сжечь до тла голову возвышающейся над ней снобе. синьора в шаге от сёгуна — раздраженная, подобно разьяренной кошке с наступленной лапой. осквернять воспоминания о её возлюбленном она не позволит ни зазнавшемуся мальчишке с сопливым именем бога, ни величавой вечности, смотрящей на смертных сквозь призму собственных размышлений. даже если то требует Её Величество, она это так не оставит, и… — я слышала эту историю, — неспешность речи не смакуется с ситуацией, электрический ток проносится между телами сослагательно — враждебно. — когда катастрофа привела к смерти сестры. скрытая информация? сейчас ли? нежданность опешит манёвр атаки. непонимающий взгляд, тлеют остатки пламени. она знает, о чём хочет сказать восседающая богиня. ей не требуется сочувствие для дел пятисотлетней давности, но понимание одиночества слегка теплится на кончиках пальцев — ведьма вспомнит об этом вечером, как обожённы подушечки сквозь вырывающийся холод, как опечален то взгляд был, возможно, как ценна информация. сегодняшняя дипломатия закончилась крахом, хлопком двери и страхом всех, кто должен был зайти после бабочки. райден сегун — той, кто самоуправствовал в теле — оставалось выслушивать о понизившейся температуре в комнате в дрожащих голосах трикомиссии. теперь их встречи холоднее, чем холод земель бывшей сал виндагнир. замятая тема в немом соглашении поднялась снова, когда синьора спросила о неизвестной сестре богини, что не должно быть — по рассказам, если точнее. сегун, не думая над ответом, делится тайной, которую уберегла когда-то другие боги и царица, о прошедшем. рассказывает, словно уже не имеет значения, несколько фактов. синьоре так кажется, но на деле незажившая рана слышится вплоть до конца монолога. обдумывает и затихает. душа, обвязанная семью печатями, затихает и больше не жжётся. хорошо. головная боль не смолкает с того самого момента, как она вызвалась на миссию по изьятию сердца бога в инадзуму. всё, что произошло — ненормально, и строить доверительные отношения с женщиной, самой решающей, что и когда будет, смерти подобна, что она, несомненно, не поддерживает. всё для Снежной, ради Снежной, в угоду… чёрт возьми. подобно дворовой кошке, опасливо сузившей зрачки, но втянувшей когти — всё в Синьоре выдаёт неуверенность в новом плане. Богиня выглядит спокойно, но хрупко — словно слегка надавишь на тонкую шею, слегка сожмешь пальцы, и… ‹ о чём думаешь? › — тихо. прослеживается взгляд. раз, два, три — она поднимает голову выше, открывает шею — ей интересно? рябь в глазах больше не монохромная, плескается и синим, и фиолетовым. уж точно, — синьоре подумается, — подобна большой собаке. не хватает висящих ушей, и под кимоно теребящегося хвоста. хочет лакомство. иллюзия мыслей то или что-то иное? волнительно. день открытий, Синьора движется медленно, слегка склоняется над телом, рука почти касается щеки, но останавливается. Райден Сегун не шевелится, как неживое изваяние, но со временем хмурятся брови. синьора касается без наказки, большой палец двигается от щеки к шее, к сонной артерии, слегка давит. она нахмурилась от ожидания, но не от боли. жестокая. эта встреча была совершенно иного разряда, электричеством пронизано тело — синьора не знает, как дошло до того, чтобы она изливала душу почти незнакомке так, как никто не узнает за тяжестью двери. почему Сёгун стало интересно, и почему она лично поддалась порыву — неизвестно. поводом для слухов среди агентов на пять лет лишних вперёд. она знает об уже сформировавшемся таком, что предвестница поселилась в правительских покоях. что неизвестно массам, так это то, что сидя не напротив — рядом — усмехается и рассказывает о собственных планах. знает, что Райден Сегун с её мыслями согласна, и что ей неинтересно мешать архонту полей заснеженных, и каков конец всего того, что творится внизу, под ногами. в её планах вечность, и, возможно, теперь немного синьоры. ближе. то происходит не в первый раз. кончики пальцев слегка бьёт током об холодное тело, она сидит едва ли на коленях архонта, делится чем-то незамысловатым, пока выцеловывают открытые платьем лопатки и спину. слегка щекочется кожа об тёмные волосы, она придвигается ближе, сомкнёт глаза на мгновение. рука двигается от ключицы до живота низа, почти не останавливаясь черчит узор, как после удара молнии. ладно, это приятно. в следующий раз — руки. ещё раз слегка поглаживается спина в теплящихся объятьях, богиня редко даёт комментарии. синьора вещает. кажется несуразным, когда задевается прошлое (или что под вырезом платья). молчание сохранят обе, сцепят тайной, предвестница схватит за подбородок и не позволит обдумать тему и сказать что-либо. ей неважны ни слова, ни поддержка о прошлом. всё, что требуется — сердце бога. она спросит об этом прямо, надув забавно чужие губы, нашепчет почти в поцелуе, расценивая, где хранится девичье сердце. Райден Сегун даст наводку достаточную для их отношений — не в теле. навряд ли можно было бы узнать больше, чем это. бабочке в паучьей сети этого хватит. потом она, конечно, скажет подчинённым, что дело продвинулось, что скоро конец дипломатической миссии, но сейчас она целует девичьи веки, смыкает за шеей руки, они движутся в медленном вальсе по комнате, развязно, но каждый шаг точечен и вымерен, как линейкой. вальс (не)правильный до невозможности, танец двух разбитых женщин продолжится, пока в голове не кончится музыка: она не присущая Инадзуме и Инадзумовцам, оттого не особо ловки движения богине идеальности, зато мондшантской деве очень подходит столь нелепый танец. их ‹ деловые › встречи тоже однажды закончатся. с приходом путешественника. сначала — неудавшийся сотый глаз бога (синьоре то говорить не хотелось, но Сегун была куда задумчивее, чем бывало обычно), после — встреча в Эвтюмии. ведьма слышала о некой области, сокрытой лишь для архонта, от уст самой обладательницы, но не догадалась, где это именно, хотя обошла всю Теншукаку. это не злило, но забавило очень; снова мешают планам одни и те же лица. успокаивают поглаживания и поцелуи. деловые, конечно. последние, наверно — синьора знает, что уедет и в Инадзуму не прибудет — всё закончится. она того не скрывала, как и не скрывалось искомое сердце — все уже знают, куда направляться. хладный Теншукаку пустотой напоминает снежную. она прогуливается там от скуки, наблюдает, как по струнке выпрямляются солдаты и фатуи. прелестно. в этом месте она не хуже Сегуна. покои там, дальше, там же задумчивая женщина хмуро отдаст приказы напряженным смертным. в последний раз они встретятся в этих самых покоях, но с путешественником. прерванное прощание. обе с высоты смотрят, обе готовы к сложившимся обстоятельствам, однако по-разному. Райден Сегун спокойна — синьора улыбается высокомерно, готова убить мешающего планам царицы и её собственным, недооценивая силу скрытой божественной сущности в пшеничных волосах и мозолях на пальцах. она, госпожа предвестница, много чего не знает — брошенный взгляд сквозь холод зрачков едва ли сочувственный, но не жалостливый. не знает, что то, что ищет тлеющая бабочка у светильника, давно украдено сотоварищем, предав общую цель и посрамив её лично. не знает, что опечаленный смертью друга судьбоносцу терять совершенно нечего, и он не потерпит ничего, кроме возмездия — хотя Госпоже Наруками Огосё тоже непонятна абстрактная месть невиновным. не знает, что её роль выполнена для царицы, наверное, тоже, почти уверена, — навсегда брошенная. что же, Дуэль уже созвана.