22:31

      Теперь они всё чаще собирались вместе. Раньше Канкуро не обращал на этого должного внимания — они разбегались по углам, чтобы не мозолить друг другу глаза, чаще виделись на совместных тренировках, чем дома за одним столом. После операции по спасению сопляков Конохи от Пятёрки Звука, они сблизились и всё чаще стали проводить время вместе. Даже ужинать стали наконец за одним столом. Многие скажут, что это ерунда — все семьи ужинают вместе. Завтракают в разное время из-за разных ритмов жизни; обедают порознь, потому что это нормально и все так делают, учёба, работа; ужинают все, естественно, вместе, так давно принято. Но они, по крайней мере раньше, — нет.       Когда они вместе выходили из резиденции казекаге, Суна давно лежала под тяжелой лапой рано опускающейся темноты. В пустыне сумрачно и зябко, дыхание видно перед самым носом, оно превращалось в мутную паровую дорожку. Темари ёжилась, и Канкуро предлагал бежать наперегонки до дома. Они засыпали Гаару песком со своих сандалий, но он не возмущался.       Они поздно возвращались в прохладный дом. Они условились, что ужинать всегда будут в двадцать три часа.       Семья казекаге могла себе позволить прислугу, которая готовила бы им еду. Но с ранних лет готовила Темари. Она это любила, и никто не оспаривал её «хобби». У Темари всегда получалась вкусная и сытная еда, хотя продукты в Суне не радовали разнообразием. Канкуро практически не готовил и грыз всё всухомятку, главное набить желудок, а чем — не так важно. Всё-таки пища существует в первую очередь для выживания, а вкусовые и эстетические составляющие блюд для него вторичны. С некоторых пор Гаара тоже заинтересовался готовкой, но вся его стряпня в лучшем случае подобна песку, в худшем — удобрению для кактусов. Критику в политической сфере Гаара сносил терпеливо и гордо как полагает молодому правителю. Неприятие своих блюд другими Гаара воспринимать не хотел и упорно продолжал готовить, если у него оставалось на это время.       Канкуро сидел на диване в гостиной и смотрел на молчаливый спор сестры и брата — они выбирали в поваренной книге, что же приготовить на ужин. Шуршание страниц и злобные переглядывания не прекращались, и Канкуро потихоньку встал, чтобы сходить на крышу. На часах двадцать два тридцать один, полно времени, чтобы побыть наедине с собой и дождаться ужина без постоянного чихания от пригоревшей к сковороде «еды». Темари и Гаара подняли на него глаза, уставились и долго смотрели, под такими взглядами даже двигаться с места было страшно.       Темари поманила его рукой, что означало «вернись». Канкуро послушно сел на прежнее место. Переглядки Темари и Гаары друг на друга и на брата означали только одно — «выбирай, решай спор вместо нас». А Канкуро только беспомощно и криво улыбался, смотрел на брата с сестрой да на вдруг распушившийся кактус на тумбочке в углу гостиной. Выбирать кого-то одного было самоубийством и неприкрытой отмашкой для начала боевых действий на кухне между Гаарой и Темари. Канкуро искренне не хотел потом всё очищать и чинить. Он лишь неуверенно пожал плечами, подскочил и вылетел в коридор.       Часы всё равно показывали двадцать два тридцать один.       Канкуро всегда выходил ночью на крышу с босыми ногами. После холодной плитки и мелкого песка утром драло горло и стопы, но ему было в те моменты особенно хорошо и свободно, потому что ночной воздух Суны сушил глотку до сдавленного кашля и давал ощущение спокойной размеренной жизни.       Прислонившись к парапету и глядя вниз, стоял Баки. Он часто бывал в их доме, как их наставник и учитель, как когда-то близкий друг их отца. Они привыкли к Баки, как если бы он был заменой Расе. Но он ей не был. Канкуро только отмечал про себя, что его дружеское плечо и молчаливое присутствие рядом всегда лечили, как бы паршиво не было в этой жизни.       Канкуро становится рядом с Баки и только приветственно кивает, чтобы не нарушать голоса шуршащего песка и воя ветра. Мужчина без своей повязки, никакой ткани, которая прикрывала ему левую половину лица. Та сторона обглодана шрамом, а глазница пуста, поэтому Баки держит веки закрытыми. Канкуро единственный, кто видел Баки без этой повязки вот так вот — в открытую, спокойно, как нечто должное и привычное. Наставник не объяснял ему причины, но Канкуро это и не нужно. Он сам себе всё объяснил уже давно. Наверное, Баки с ним комфортно. От этой мысли парню почему-то приятно и он улыбается так, что только уголки губ слабо подрагивают.       Они молча смотрят на ночную Суну, где огни в окнах домов можно пересчитать на раз-два.       Канкуро кивает в сторону двери, и он с Баки уходит вниз по лестнице домой, ужинать. На часа снова почему-то двадцать два тридцать один, но это не так уж и важно. В гостиной вкусно пахло ужином.       Теперь они всё чаще собирались вместе.