когда ты ушёл

Если жизнь выбросит тебя на берег, Я буду у твоей двери этим же вечером. Если тебе нужна помощь, нужна помощь, Я выключу все фонари в городе, Я солгу, обману, буду просить милостыню и брать взятки, Чтобы тебе было хорошо, тебе было хорошо. Если враги окажутся у твоих дверей, Я уведу тебя подальше от войны. Если тебе нужна помощь, нужна помощь. Ты никогда не будешь спать один, Я все еще люблю тебя с тех пор, как ты ушёл, С тех пор, как ты ушёл, ушёл, ушёл…

У Си не спит. Вот уже несколько часов наблюдает, как тени, отбрасываемые серебристым лунным светом, блуждают по полу, затем медленно растворяются и исчезают. Уже почти рассвело, а он ни на мгновение не сомкнул глаз. Не осмеливается. На самом деле глупый страх, но что-то в его сознании подсказывает ему, если он закроет глаза хотя бы на миг, когда он откроет их, он увидит пустую постель. Глупый страх, но реальный, потому что именно так и случилось, когда Цзин Ци был в его постели в последний раз, когда он заснул, прижимая его к себе после того, как они… После он проснулся в движущейся повозке, позади оставался умирающий город и любимый человек, решивший там умереть. Он не умер, в конце концов, но всё равно даже мысль о том, чтобы отвести взгляд от Цзин Ци, ужасает. Поэтому он лежит без сна, наблюдая, как тени блуждают по лицу его возлюбленного, прислушивается к его сердцебиению, его дыханию и убеждает себя, что Цзин Ци здесь, рядом с ним. И останется с ним, и, если бы это зависело от У Си, он оставался бы в этой постели, в этой комнате в глубине дворца в Наньцзяне, в его личных покоях. Солнечный луч скользит по лицу Цзин Ци, заставляя его поморщиться, и он отворачивается от него, прижимаясь лицом к груди У Си, прячась от утреннего света. Он поднимает руку, чтобы крепче обнять У Си за талию, и молодой человек задерживает дыхание. Всё ещё толком не проснувшись, Цзин Ци пододвигается ближе, сильнее обнимая его, лицом утыкаясь в шею У Си, ночная рубашка юноши слегка распахнута, и Цзин Ци трётся носом о его ключицу. Лёгкая дрожь охватывает тело У Си. Цзин Ци резко отталкивается от него, открывает глаза и смотрит ему в лицо. Он прерывисто вздыхает и возвращается в объятия У Си, прижимаясь губами к тёплой коже. — Мне показалось, — начинает он хрипло, затем тяжело сглатывает. — На мгновение мне показалось, что ты не дышишь. У Си молча притягивает его ближе. Зарывшись носом в его волосы, он делает глубокий вдох, и Цзин Ци смеётся. — Доброе утро, — слышит он мягкий и нежный голос, а затем зевок. — Ты хорошо спал? У Си не отвечает. Что он может ответить? Нет, я не спал вообще. Был занят — смотрел на тебя. Нет, я боюсь, что ты вновь исчезнешь, если я закрою глаза. Нет, потому что мне нужно слышать, как ты дышишь, чтобы дышать самому. Он не знает, как озвучить всё это, и стоит ли ему вообще это говорить, поэтому он молчит. Но Цзин Ци не был бы собой, если бы он не замечал неопределённости, словно охотничья собака, идущая по следу, поэтому после слишком долгой паузы для такого простого вопроса он вновь отодвигается, чтобы посмотреть на задумавшегося У Си. У Си сглатывает и пытается избежать его взгляда, но нежная рука, протянутая к его лицу, не позволяет ему отвернуться. — У Си, — нежно зовёт Цзин Ци, и когда никакой реакции не следует: — Моё маленькое ядовитое создание, поговори со мной. Обычно это прозвище заставляло его улыбнуться, поэтому У Си делает усилие, чтобы улыбнуться Цзин Ци. Однако это не возымело желаемого эффекта, теперь Цзин Ци выглядит встревоженным. Приподнявшись на локте, он чуть откидывается назад, чтобы внимательнее посмотреть на лицо У Си. — Не… — начинает он, затем почти бессознательно прикусывает нижнюю губу, прежде чем продолжить: — не прячься от меня. — Я не прячусь, — с трудом выдыхает У Си, и прежде чем успевает себя одёрнуть, добавляет: — это больше в твоём стиле. Он вздрагивает, когда Цзин Ци застывает абсолютно неподвижно с широко раскрытыми остекленевшими глазами. — Бэйюань, мне так… — пытается он, но Цзин Ци качает головой. Мгновение они просто смотрят друг на друга, глаза Цзин Ци полны непролитых слёз, когда он шепчет: — У Си. У Си открывает рот, желая ответить, но замолкает, когда Цзин Ци вновь качает головой. Мужчина прерывисто влажно вздыхает, затем продолжает. — Я сделал то, что должен был, и ты это знаешь, я знаю, что причинил тебе боль, но… Я бы сделал это снова, У Си, — умоляет он. — Я бы сделал это снова, если бы это означало, что ты в безопасности. Я… — В безопасности? — У Си почти выплёвывает слова, гнев, который кипит в нём, он больше не в состоянии сдержать. — Я был в безопасности, да, но ты хоть раз подумал о том, чего хотел я? — Его слова звучат слишком громко, его слуги, вероятно, слышат их, но ему всё равно. Это слишком важно. Откинувшись на спинку кровати, чтобы увеличить расстояние между ними, он спрашивает: — Тебе было всё равно, Бэйюань? Что бы это сделало со мной, проснуться и обнаружить, что тебя нет? После того, как… — он замолкает, не в силах закончить эту мысль. Цзин Ци, по крайней мере, хватает совести выглядеть пристыженным. — Мне было не всё равно, как ты думаешь, почему я отослал тебя? Я знал, что оставаться в городе безнадёжно и… — Ты знал и всё равно остался! — Да, я остался, потому что это было моим долгом — оставаться рядом с Принцем! — А что, — опасно тихо произносит У Си, — насчёт моего долга? Цзин Ци не отвечает, но и взгляда не отводит, смотрит на У Си со слезами на глазах. У Си чувствует, как его собственные эмоции переполняют его, струятся по щекам, но не колеблется. Это важно, Бэйюань. — Что ты думаешь, это сделало со мной, проснуться в одиночестве после того, как мы… После того, как я заснул в твоих объятиях, Бэйюань? Я проснулся, чтобы мне сказали, что город гибнет, и ты вместе с ним! — он плачет, не пытаясь остановить поток слёз, яростно трёт глаза. — Хоть день промедления… — он замолкает, ужасная сцена у реки всё ещё свежа в его памяти, Бэйюань тянется к нему окровавленной рукой, слабо усмехается, а затем — ничего. Три месяца ему потребовалось, чтобы залечить бесчисленные раны и порезы, сломанные кости и порванные сухожилия, три месяца оцепенелого дежурства, когда он смотрел красными глазами на неподвижную фигуру на кровати, три месяца между надеждой и отчаяньем. — Если это всё, что у нас было после всего, Бэйюань, после… — он снова замолкает, не в силах выразить словами всё своё отчаянье и панику. Цзин Ци молчит мгновение, затем тихо, почти шёпотом, говорит: — Мне жаль, У Си, мне правда очень жаль. Я не хотел причинять тебе боль, никогда, всё, о чём я мог тогда думать — я не хотел, чтобы ты умер вместе со мной и… — ещё один рваный вдох. — Я хотел умереть, зная, что ты в безопасности, что мой последний план удался, ты добрался до Наньцзяна и… — И что, Бэйюань? Жил счастливо без тебя? — Цзин Ци морщится и отводит глаза. — Неужели ты думал, что я забуду тебя через месяц или два? Найду кого-нибудь ещё? — Я не… — начинает Цзин Ци, но У Си обрывает его, прижимая ладонь к его щеке. — Ты — моя жизнь, Бэйюань. Больше нет никого и никогда не будет. Это ты, всегда был ты, — дрожь охватывает тело Цзин Ци. — Я же говорил тебе, ты единственный в моём сердце. У Си притягивает Цзин Ци ближе, пока их губы не встречаются осторожно и нежно. Он вкладывает всю свою любовь в этот поцелуй, всю свою преданность этому нелепому человеку, своё восхищение и тоску по нему. Он пытается передать всё, что он чувствует, и чувствует, что Цзин Ци отвечает ему тем же, закрыв глаза и прижавшись губами к губам У Си. Вот их разговор — один спрашивает, другой отвечает, обещание, извинения, «Я люблю тебя», «Никогда не уходи», и они наконец понимают друг друга. Цзин Ци выдыхает в губы У Си и отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза — Мне жаль, У Си, — торжественно произносит он. — Мне действительно жаль. Я не могу сказать, что я сожалею о том, что пытался спасти твою жизнь, но, — он снова прижимается губами к чужим губам, пытаясь заглушить любые протесты, — но мне жаль, что я причинил тебе боль. И я клянусь, что проведу остаток своих дней, заглаживая свою вину перед тобой, — добавляет он почти игриво, в его взгляде появляется озорной огонёк, и У Си невольно фыркает от смеха. Он любит этого нелепого человека так сильно, что иногда это причиняет боль. Ухмыляясь, он наклоняется вперёд. — О, — он старается поддержать тот же игривый тон, — и как ты хочешь загладить свою вину передо мной, муж мой? Улыбка на лице Бэйюаня такая яркая, что может посоперничать с восходящим солнцем. — Вообще-то, — выдыхает он, — возможно, у меня есть кое-какие идеи.