Мелодия пунжи

Змея извивалась кольцами и раскрывала свою широкую пасть с торчащими белеющими клыками, откуда появлялся наружу раздвоенный язык. Она шипела и затем, словно в гипнозе, начинала свой танец вновь. Змея сворачивалась кольцами и пружинисто вытягивалась, как струна; её жёлтые глаза с внимательной опаской оглядывали собравшихся вокруг зрителей. Чешуя танцующей переливалась в свете еле горевших ламп, но всё же шатёр был погружён в полутьму. Приятно пахло благовониями. Заклинатель снова затянул свой мотив — темноволосый мужчина с хитрыми чёрными глазами. Он надвинул тюрбан к самым бровям, а теперь заставлял восточные переливы музыки разливаться и заполнять собой весь шатёр. Заклинатель закатал рукава своей коричневой, всей в пыли рубахи, и зрители завороженно ловили каждое движение его ловких намозоленных пальцев по пунжи. Скольжение заставляло инструмент надрывно плакать и замирать в ожидании, нота за нотой рассказывая новую историю. Позади заклинателя сидел мальчишка в потрёпанной рубахе и играл на маленьком барабане, отбивая известный одному ему ритм. Его загорелые ладони то и дело ложились на барабан, отчего инструмент издавал гулкий звук, уходящий под своды шатра. Зрителям не нужны были слова, чтобы понять, о чем сегодня им хочет рассказать мелодия; её мотив погружал в чарующий гипноз. Ритм барабана заменил собой мягкую поступь верблюжьего каравана, как будто мохнатые копыта животных утопали в остывшем песке. Звук за звуком пунжи, на которой играл заклинатель, заставлял шатёр раствориться в ночной темноте. На место возведённых тряпичных стен пришла чёрная ночь. Она обволокла зрителей покрывалом. Далеко в небе над их головами рассыпались холодные звёзды. Их свет прокладывал путь каравану, бредущему по пустыне и оставляющему за собой вереницу следов. С высоты полёта, почти поравнявшись с далёкими звёздами, за караваном следил зоркий филин; но размах его крыльев навряд ли мог заслонить собой тонкий серп месяца. Филин и месяц вдвоём не спускали взгляда с длинной цепи идущих вперёд верблюдов, нагруженных дорогими грузами: тканями и специями. А кругом, куда ни посмотри — пустота. Мелодия пунжи вдруг задела более высокие ноты и заиграла переливами, нежными — и взгляду слушателей открылся самый ценный груз каравана, спрятанный от посторонних глаз. Его со всеми почестями расположили в закрытом палантине в самом центре цепи, окружив особой охраной. Случайный порыв ночного ветра — и среди штор палантина мелькнул взгляд тёмных и настороженных глаз. Вся закутанная в одежды, наутро восточная принцесса ожидала прибытия в столицу. Но мелодия пунжи рассказала, что мысли восточной принцессы были далеки. Музыка напела о далёком дворце, похожем на волшебный оазис, и о ночных неслучайных встречах в его саду. Об опалённых горячим пустынным воздухом лицах шепчущихся двоих молодых людей. О прохладе воды в фонтане и брошенном в него монете, чтобы вновь туда вернуться; о взглядах вскользь и только украдкой, о томительном ожидании следующих встреч… Но караван шёл своей дорогой. Музыкант затянул высокие ноты, и тут же мелодия снова обрушилась вниз, выписывая невидимые дуги. Музыке вторила змея, извивающаяся в своей корзинке и тянущаяся наверх, к самому потолку шатра. Вот мелодия ускорилась, а затем, удержав надрывную последнюю ноту, так же резко оборвалась. Кобра медленно опустилась в корзину под внимательным взглядом своего хозяина. Мужчина накрыл корзину плетёной крышкой, а на крышку сверху положил открытый тканный мешок. «Похоже, для монет», — подумал один из зрителей. Ловко достав из кармана потемневшую монету, он бросил её в мешок. Монета звякнула, и заклинатель змей бросил на гостя быстрый, но внимательный взгляд чёрных, как только что увиденная ночь, глаз. Примеру первого бросившего последовали и остальные зеваки. Наш зритель с сожалением встал, убаюканный мелодией пунжи, чуть разминая затёкшие от непривычки ноги. Мужчина поправил свой тёмный фиолетовый жилет с вышивкой — подарок хозяина дома, где он гостил, и прошёл к выходу из шатра. Едва он одёрнул штору, его загоревшее лицо опалил горячий дневной воздух.