Лабиринт

POV. Юрий Хованский. Странно, что никто больше не приметил этой ночной «прогулки» Никиты... Даже Нифедов ничего не сказал. Очевидно, крепко спал. И Мэд тоже. И Катя... Теперь мне стало страшно как-то, наедине со своей маленькой тайной. Сказать им или не сказать... Хотя, у меня и оснований нет, чтобы в чем-то обвинить парня. А Андрей только позлорадствует, мол, предупреждал же. Нет, стоит промолчать. Не нужно быть таким параноиком, Юра! Мне было плохо — желудок крутил настолько сильно, что хотелось с разбега впечататься в стену, только бы не ощущать этой болезненной пустоты в животе. Илья шел, спотыкаясь практически на каждом шагу. Сгорбившийся Андрей брел рядом со мной, а впереди хромала Катя. Никита шагал вполне себе спокойно, время от времени глядя на нас с жутковатым интересом. Я готов был истерически разрыдаться от того, насколько сильно мне хотелось домой. Такой соблазн, подобно маленькому ребенку, лечь на пол, съежиться в комочек и валяться так, дрожа от страха. Но даже единственная присутствующая здесь девушка так себя не вела, а уж взрослый мужик и подавно не должен показывать себя размазней! Неожиданно, Илья, возглавляющий наше движение, неуклюже взмахнув руками, начал тяжело падать на землю, явно зацепившись за что-то ногой. Приземлившись коленями на пол, тот пару раз судорожно вдохнул в себя воздух. Внезапно, послышался непонятный треск прямо над нашими головами. Я задрал голову, с ужасом заметив прямо над Мэдом огромный булыжник, размером с целую человеческую голову, который несколько мгновений с трудом удерживала хлипкая веревочка. Погодя пару ударов моего сердца, та резко порвалась надвое, давая камню свободно упасть на перепуганного Илью. У меня наступило оцепенение, в голове исчезла любая здравая мысль, а где-то в груди все обросло покровом страха, не давая сдвинуться с места. Но вдруг, Мэддисон, буквально в мгновение ока, прильнул всем телом к земле и совершенно неожиданно совершил перекат в сторону. Но сила притяжения все равно была выше его проворства. Послышался громкий крик и противный треск костей. Булыжник не успел пробить голову Илье, но все-таки настиг его правую руку. Мужчина чуть ли не выл от боли, ежесекундно выкрикивая непечатные выражения. Я рванул с места, парой широких шагов приблизившись к пострадавшему. Мне не удавалось увидеть ранение, так как несчастный тряс ею, придерживая локоть здоровой конечностью. - Илья, Илья, ты живой? - ринулся за мною Нифедов, присев рядом с Мэдом. - Этот... Этот бл*дский камень! - по слогам выговаривал собеседник, корчась в агонии. - Кажется, он сломал мне руку! Изловчившись, Андрей поймал кисть бедолаги, тотчас же принявшись ее осматривать. Мой взгляд скользнул на место удара, что заставило испытать меня отвращение и безумную жалость к Илье одновременно. Его рука была как-то неестественно выгнута на внешнюю сторону, как будто та сгибалась всегда к спине, а не к груди. Кровь хлестала с такой силой, что не капала, а практически сочилась на бетонный пол. Кожа, в месте соприкосновения с булыжником, оказалась содранной до такой степени, что можно было заметить все то, что я обычно видел лишь в учебниках биологии. И то, без особых подробностей.... - Нужно вправить кость обратно! - дрожащим голосом пролепетал Нифедов, мельком взглянув на меня. - Юра, подержи его. Когда я, кивнув, немедленно прижал к земле несчастного, Андрей, спешно порывшись в своей сумке, вытащил металлическую шариковую ручку, сунув ее в зубы Илье: - Потерпи, сейчас будет больно, - уверенно произнес тот. Особо не церемонясь, он резко, без предупреждения, рванул кисть руки на себя, придерживая своей ладонью локоть Мэда. Тот издал мучительный стон, метнувшись всем телом куда-то в сторону, но мне хватило сил его удержать. Затем, Андрей, дав мне знак отпустить Илью, помог пострадавшему подняться на ноги. Сдернув с себя сумку, Нифедов тут же перекинул ее через плечо Мэддисона, бережно положив поверх нее раненую конечность, таким образом зафиксировав руку на одном месте. После он оторвал рукав собственной футболки и туго перевязал место с кровотечением. Мэд начал понемногу успокаиваться, его дыхание нормализовалось, а выражение лица вновь приобрело привычные черты, уже без той безумной боли в чересчур расширенных зрачках. - Ты как? - я легко похлопал Илью по плечу. - Н... Нормально... - рассеяно процедил тот, с немой благодарностью глядя на Андрея: - А ты у нас на досуге травматологом подрабатываешь? - Да нет, мы всей группой в универе мед. подготовку проходили, - Нифедов вяло улыбнулся, погружаясь в воспоминания. - Учились оказывать первую помощь. Повисла неловкая пауза. В тишине можно было услышать неровное дыхание Кати и Никиты, стоявших рядом все это время. - Спасибо, - прервал молчание ровный тон Мэда. - И все-таки... - вступил я в диалог. - Что, мать его за ногу, только что произошло? - Ловушка. Сказав это, Катя присела на корточки, начав исследовать холодный пол. Наконец, та резко выпрямилась, протянув перед нами руку. В ладони у нее лежали остатки той самой веревки, которую я приметил еще за несколько мгновений до падения булыжника. - Но... кто... - еле слышно пробормотал Никита, нервно озираясь по сторонам. Самое страшное заключалось в том, что я уже наверняка знал, кому можно сказать «спасибо» за перелом Ильи. И здесь я снова встал на распутье: выдать Никиту или обдумать еще немного... Но все же сходится! Поэтому ночью его и не было так долго - он пошел вперед и отладил этот «капкан», в надежде, что камень попадет кому-нибудь по голове, тем самым прикончив одного и ослабив всех... Но зачем это ему? Черт, нет времени выяснять, мне нужно действовать. Кажется, я принял решение! - Не притворяйся, - буркнул я в адрес Никиты, сжав кулаки. - Ты прекрасно знаешь, кто. - О чем ты? - удивленно переспросил парень. - Не прикидывайся бараном, я все знаю! - мне пришлось повысить тон. - Андрей был прав, подозревая тебя в этих покушениях и убийствах. У меня есть доказательства! - Что? - Черников невольно отступил от меня на пару шагов. - У тебя крыша поехала! - Да неужели? - я иронично поднял бровь. - Знаешь, кто еще этой ночью не спал? Никита испуганно умолк, вероятно осознавая, что его только что поймали с поличным. - Погодите, что значит «еще»? - вступил в перепалку недоумевающий Илья. - Я не спал этой ночью, так как вы, умники, никого не поставили на стрем, - мой голос полностью перешел на крик. - И видел, как этот «лунатик» уходил вперед минут на тридцать, сорок. Верится мне, он подстроил эту ловушку. - Я... Я здесь не причем! - вскричал парень, приложив руку к груди. - Клянусь! Я такой же пленник, как и вы! - Лжешь! - Андрей вплотную приблизился к парню. - Ты даже в момент, когда мы тебя нашли, выглядел, словно только что из дому вышел! Не считаешь это подозрительным? - Вы что-то не понимаете, я не враг вам! - Черников попытался взять Нифедова за плечо, но тот лишь резко отстранился от него. И тут я понял: Никиту придется устранить. Воспользовавшись тем, что он стоял спиной ко мне, я, не без труда, поднял с земли тот самый булыжник, все еще испачканный в крови Ильи. Мне не составило труда подкрасться сзади обвиненного, подобно смертельной тени. - Око за око, - несвойственно жестко и злобно выкрикнул я, со всей силы, ударив Никиту камнем по затылку. Побледневшая мужская фигура в одночасье пошатнулась. Послышался тихий стон, медленно переходящий в отчаянные попытки втянуть в себя воздух. Припав на колени, бедолага бросил на меня взгляд, полный ужаса и такого внезапного разочарования. Последнего в его жизни... Аккуратно обойдя тело спереди, я заглянул в полузакрытые, полные немого оцепенения глаза. - Не... - с усилием прохрипел Черников, с надеждой хватая меня за руку. - Я не... виноват.... После этих слов повисла тишина. Веки парня сомкнулись, голова, потеряв опору, с силой ударилась о пол. Кровь потоком хлынула из-под поврежденного черепа, медленно подступив к моим ногам. Я стоял рядом с местом, где только что было совершено самое подлое и самое отвратительное убийство на свете. Я убил не просто лучшего друга, сегодня я окончательно убил свою человечность, свою душу.... Сердце колотилось на пределе, и мне казалось, что время замерло. В этот момент хотелось отдать все на свете, чтобы поменяться с Никитой местами. Пусть, если даже он и был убийцей, то теперь я уже ничем не лучше. Его смерть на моей совести, и это тяжелее любого груза. Будто бы сам Родион Раскольников вселился в меня, заставив прочувствовать на собственной шкуре все то, что ощущает в такие моменты новоявленный преступник. Меня не трогало сейчас ничто: ни громкий плач Кати, эхом отзывающийся в бетонных стенах, ни даже пустой взгляд Нифедова. - Ребята, вы должны это видеть! - отпечатком здравого смысла отозвался во мне голос Ильи. Тот сидел рядом с трупом, сжимая в руках небольшой клочок бумаги. Дрожащей рукой выхватив его у Мэда, я, тщетно пытаясь сфокусировать свое зрение, начал читать слова, выведенные весьма корявыми буквами: «Дорогая Анечка, любимая моя. Я уже третий день скитаюсь тут один в надежде найти выход. Мне страшно, здесь полно крыс и прогнивших труб. Не знаю, не помню, как я тут очутился. Но сейчас это не самое главное. Если я умру, и кто-нибудь найдет эту записку, надеюсь, она дойдет до тебя. Знай, что до самого последнего вздоха я буду думать о тебе, ты — это та самая жизнь в моем сердце, которая толкает меня идти вперед, в поисках ответов. Прости, если когда-нибудь обидел тебя, я прошу прощения за все. Я очень тебя люблю...» Слезы градом лились по моим щекам от осознания того, что убийца, на самом деле не Ник, а я. Сегодня была пролита кровь невиновного. Мне было больно, голова не соображала, пришлось перечитывать последние слова снова и снова, чтобы только через минуту заметить на обратной стороне листка одно-единственное четверостишие: «Бреду один, всем миром позабыт. Сквозь темные, холодные объятья. За что я был отправлен в лабиринт? За что мне столь жестокое проклятье?»