Чистый натурал.

Пятифан царапал ногтем поверхность рядом со знаменитым «повешенным». В зубах он зажал бурно дымящую сигарету, смог от которой так и норовился попасть в светлые глаза. За спиной послышалось шебуршание шагов. Ромка уже по звукам понял, что к нему приближается Петров, его хороший друг. — Хули так долго? — шатен развернулся, выхватывая из зубов токсичную палочку, перед этим вобрав в лёгкие едкий дым. По традиции, как при любой встрече пары друзей, хулиган тонкой струёй выдыхает вонючий дымок в лицо очкарику. — Прости, — прохрипел Антон, но тут же прокашлялся в кулак, пытаясь свободной рукой отогнать от себя смрад сигарет, — Лилия Павловна задержала. — Да ну, ты чё, от клячи старой отделаться не мог? Я тебя зря столько лет учил? — Пятифан шмыгнул носом, а Тоша лишь закатил глаза. — Сегодня всё в силе? — блондин поднял голову и принялся разглядывать весеннее голубое небо, на котором не было ни облачка, а посреди яркого полотна висел большой блин солнца, которое уже грело вовсю. — Угу, — промычал Рома, снова делая тяжку. Он глянул на Петрова. «Вот же ж блять, наш зайчик-то… Возмужал!» — пронеслось в голове гопника. И ведь действительно. От того щекастого Тошки не осталось и следа. Сейчас это был довольно симпатичный юноша в новых очках в тонкой круглой оправе, из-за которой выглядывали густые белые брови. Волосы он стал укладывать совершенно по-другому, да и одеваться тоже. Не то что бы Ромке нравилось, его, скорее, воротило от этих классических брюк со стрелочкой и белой рубашки. Сам-то Пятифан предпочитал старые затёртые спортивные костюмы фирмы «Adidas». Но, так уж и быть, Антону шло. Шёл этот его странный синий галстук, непонятные брючки в обтяжку точно такого же цвета, как и аксессуар, и белоснежная рубашечка. Единственное, что не поменялось в Петрове — глаза. Такие большие, круглые и светлые, наполненные искренностью, безмерной добротой и все той же детской наивностью. Взгляд остался всё тем же… Заячьим. — Слюну подотри, а то с подбородка закапает, — съязвил Антон, складывая руки на груди. — Чё? — заморгал Ромка, когда в правый глаз всё-таки врезался сигаретный дым. Слизистую защипало. — Перестань пялиться, говорю. Средь бела дня глаза вытаращил и смотришь. Я тебе не девчонка с сиськами, чтоб меня глазами иметь. — Блять, ты чё? Не имел я тебя, я ж не педик! — Пятифан вдруг замешкался, будто его задели за живое. — Ага, как же! — Петров захихикал, смотря на то, как лицо товарища вновь приобретает хищные звериные нотки, как в детстве, в их первую встречу. — Ты чё, с параши наебнулся? Хочешь сказать, у меня дрын на мужиков стоит?! — хулиган вжал окурок в стену школы, дабы его потушить. Блондину почему-то показалось, что это было хорошей метафорой. Рука — это Ромка, а окурок — Антон. И вот, Пятифан раздавливает друга, прямо как рука этот остаток от никотиновой палочки. — Заметь, я этого не говорил, ты сам всё надумал и продолжил. — Да я… Да ты! Ты чё, епта, совсем оборзел? — если бы Петров не был другом, то плотно сжатый кулак шатена полетел бы точно в тонкую переносицу, сметая с неё нахуй эти новые красивые очки, — Я натурал, понял, говножуй четырёхглазый?! Ох уж эти оскорбления. Сейчас они не казались такими колкими и пугающими, скорее, наоборот. Наверное, Антон просто привык. Привык к этим звонким ругательствам, слетающим с губ гопника. Привык к хищным чертам лица, к острым белым зубам, которые блестели каждый раз, когда Пятифан скалился. Антон привык. И ему даже нравилось. Ему было забавно. А вот Роме было совсем не смешно. Тема педиков его безумно сильно злила. А все, собственно, потому что Петров был прав. В последнее время Пятифан перестал заглядываться на красивых девочек с параллели, не оценивал их формы, при этом присвистывая вместе с Бяшей. А недавно в школьной столовой ему подмигнула какая-то девочка, которая была на год младше. Если быть честным, то каша, которую десятиклассник уплетал за обе щеки, чуть не полезла обратно в тарелку. А всё из-за ебучего зайчика. Всё из-за блядского Антона Петрова. — Слышишь, блять, обсос одноклеточный? Я чистый натурал! — Рома ударил себя в грудь, будто бы надеясь на то, что это поможет доказать его мужественность и гетеросексуальность. Блондин бросил на гопника беглый взгляд, белая бровь поползла вверх. Внутри Пятифана бушевала буря, которая хотела снести нахуй этого наглого очкарика с ног, прижать к земле так сильно, чтобы он не смог вздохнуть, а затем взять и… Набить ему морду, конечно же. Но все желание резко отбил Антон, который вдруг сделал шаг вперёд. Он никогда не был так близко к Ромке. Буря внутри шатена из груди вдруг упала в живот. Все кишки закрутило, желудок, кажется, поменялся с почками местами. Петров протянул тонкую руку к чужому лицу и мягко коснулся бритой щеки. Через считанные секунду он потянулся к пухлым губам, в которых совсем недавно было зажата сигарета. Перед глазами хулигана запрыгали звездочки от вселенского ахуя, но противиться собственным желаниям и прекрасному Тоше он не мог. Пятифан вдруг поддался вперёд, в предвкушении Антоновских губ, но вместо них он словил лишь пустоту. — Натурал? — вдруг съязвил смущённый Антон, резко отвернувшийся от товарища. Петров мягко похлопал шокированного Ромку по щеке. Захотелось ударить. Снова. Да так, чтоб зайчик нахуй скинул свою ебучую шкуру и показал, какой он на самом деле. И этой своей «шуточкой» блондин лишь подстегнул интерес Ромы к нему. Хулиган сейчас чувствовал себя неуклюжим охотником, который никак не может догнать добычу, потому что он то наступит в огромную лужу грязи из комплексов, то споткнётся о корни большого дерева, которое называется «А что подумают другие? Это же ненормально!», а в конце, когда он вот-вот сможет догнать белого зайчика и схватить его за уши, его подводит ружье, которое не может выстрелить в соблазнительную тушку словами «Ты мне нравишься, Антон.» — Блять… — злобно похрипел Рома себе под нос. Его рука автоматически поднялась вверх, кисть сжалась в кулак. Казалось, будто он замахивается и вот-вот двинет очкарику прямо в скулу, но как только рука гопника оказалась рядом с побелевшим лицом Петрова, он вдруг расправил пальцы. Это выглядело так, будто Пятифан держался из-за всех сил, чтобы не сорваться и не поддаться своим хищным желаниям. — Рома… — тихо пискнул Антон, поднимая взгляд юных глаз. Белые реснички выглядывали из-под дужек очков, в линзах отражался нахмурившийся Рома, щёки которого полыхали то ли от злости, то ли от вожделения. Петров снова походил на маленького зайчика, которого в тупик загнал большой и страшный серый волк. Но был ли волк так страшен на самом деле? Нет, вовсе нет. Пятифан готов был орать о том, как же он хочет поддаться Антону. Хочет ему подчиниться, стать ручным волком, который будет вылизывать руки своему хозяину. Хочет залезть под маленькие пальчики блондина и позволить ему почесать за ушком. Как же он хочет! — Нахуя… Нахуя так делать? — тихо спрашивает хулиган. Блондин пытался придумать хоть какую-то отмазку, которая не разозлит друга еще сильнее, но он вдруг понял, что нет лучшего решения, чем рассказать правду. — Я х-хотел… Я не хотел отворачиваться, просто испугался, — мальчишка стал заикаться от волнения. — Испугался? — Рома нахмурился, пытаясь обработать услышанное. Шатен прищурился, с недоверием наблюдая за собеседником. Он откровенно не понял, это очередная пидорская шутка? Но, кажется, Петров был настроен серьёзно. Резкий удар был нанесён по стенке, у которой стоял Антон. Теперь левая рука хулигана находилась совсем рядом с плечом очкарика. Блондин схватился за галстук от неожиданности и как-то надрывисто задышал. Парнишка чувствовал себя девчонкой из мелодрамы, которую в школьном коридоре прижал симпатичный старшеклассник. — Почему ты боишься? Я же тебя не обижу, — Ромка поднял свободную руку и кротко коснулся чужой скулы, — глупый зайчик… — Я не з-зай-… — Петров решил возмутиться, но его прервали чужие губы, которые вдруг впились жадным поцелуем в его. Сердце, кажется, остановилось на секунду. Всё тело будто бы обдало ледяной водой, а затем резко закинули в кипящий адский котёл. Под кожей забурлила кровь, а в животе, кажется, бабочки устроили Третью Мировую. «Как-то по-пидорски», — подумал Рома, но как же ему нравилось то, что происходит сейчас. Антон упёрся в чужую грудь ладонями, в попытке оттолкнуть Пятифана от себя. Тот отстранился. — Что такое? Не понравилось? — обеспокоенно спросил шатен, оглаживая мягкую щёку блондина. — Нас могут заметить, — десятиклассник нервно оглянулся. — Тебе ли не похуй? — рявкнул гопник. — Похуй, — Рома вскинул брови от удивления. Не часто можно было услышать мат от этого неженки. Пока Пятифан продолжал ахуевать от того, что услышал, Антон схватил хулигана за грудки и притянул к себе. «Ебать!» — думает шатен, пока очкарик неумело пытается целовать желанные губы, от которых все еще прёт сигаретами. Привкус смол растёкся по всему рту, когда хулиган позволил себе поцеловать очкарика «по-французски». Горячий язык легонько касался Антоновского языка, щекотал его, оглаживал, как-то играл с ним. Гопник хватается за чужой галстук и тянет на себя, из-за чего Тоша поддаётся вперёд и касается Ромы всем телом так, будто пытается слиться в одно целое. А Пятифану только это и нужно. Он хочет трогать Антона, целовать его, держать в своих руках крепко-крепко, чувствовать вкус его кожи как можно дольше, когда они перестанут целоваться. Шатен упирается своим острым коленом в чужие трясущиеся чашечки и как-то давит на них, и блондин послушно раздвигает ноги, и коленка хулигана вжимается в стену, ограничивая Петрову большую часть действий. В этот момент смелеет и Антон, и он тут же тянется к молнии на олимпийке Ромы. Мальчишка хватается за заветную собачку и медленно тянет её вниз. Спортивная кофта послушно поддаётся дрожащим заячьим лапкам. Зипка с характерным шорохом скатывается с рук Пятифанова и падает на разогретый солнцем асфальт. Антон вдруг проводит пальцами по подтянутой груди Ромы. «Ох… Не зря подтягивается», — вдруг проносится в мыльном сознании художника. Гопник чувствует, что Петров вдруг слишком сильно увлёкся телом, которое все ещё скрывала чёрная футболка «в облипку». Шатен берёт инициативу на себя. Парень снова хватает аксессуар на шее друга и тянет его назад, за голову Антона. Это действие вдруг превратило обычный галстук в самый настоящий ошейник, удавку. Петров почувствовал, что это натяжение вдруг перекрыло доступ к воздуху. Лицо блондина вдруг загорелось алым пламенем от такого жеста. Пятифан отрывается от сладких губ, и он замечает, как глаза теперь уже его Антоши закатываются от удовольствия. — Тоха… Антон… Тоша, — вдруг ласково шепчет юноша. Художник млеет от такой неожиданной нежности гопника. Рома опускает одну руку на небольшую ягодицу друга и звонко по ней шлёпает. Со стороны Петрова раздаётся непонятный хрип, но лицо самого парнишки отражало полную эйфорию. Пятифан ведёт рукой от чужой задницы к ширинке и грубо хватается за ярко выступающий бугор. Блондин вновь звонко вздыхает. Этот звук вскружил голову Ромке окончательно. За этим послышался звук расстёгивающейся ширинки брюк, шорох немного спущенных с ягодиц спортивок. Петров даже не сразу понял, когда к его промежности вдруг приложилось что-то горячее, влажное. Антон опускает взгляд и видит: Пятифанов дышит через рот, его голова опущена вниз, а член Ромы и самого Петрова обхвачены грубой, намозоленной рукой шатена. Что внутри, что снаружи все горит, и мальчишки не могут собраться с мыслями. Их даже не заботило, что буквально из-за поворота могла выйти противная Катька, завизжать на весь двор: «Глядите-ка! И не стыдно средь бела дня, да еще и на школьном дворе?! Петров и Пятифанов с катушек слетели!!!» Им было плевать. Они просто наслаждались друг другом, наслаждались теплом, исходящих от их тел, наслаждались шумным дыханием и сдержанным мычанием друг друга. Рука Ромы скользит размеренно, медленно, размазывая всю выходящую из головок прозрачную липкую жидкость. — Блять, Рома! — вдруг взвизгнул Антон. Блондин кладет свою руку поверх руки Пятифана. Он сжал чужие грубые пальцы. Юноша стал вести шатена, указывая ему, как лучше схватиться, как лучше двигаться. Гопник тихо-тихо застонал, когда Петров коснулся большим пальцем горячей головки члена и начал мягко обводить ее по контуру. Антон уткнулся лбом в крепкое плечо напротив и вдруг запищал: «Быстрее, быстрее… Пожалуйста, быстрее…» Рома не мог ослушаться, когда его Антоша так жалобно фыркал, просил, умолял. Они тут же прижались сильнее друг к другу и приглушённо, чтобы их все-таки не услышали, застонали. С обеих рук закапала горячая сперма. Пятифан тут же отскочил в сторону, свободной рукой натягивая спортивки обратно на свой зад. Петров засуетился, пытаясь одной конечностью привести себя в порядок. — Рома, маленький карман в портфеле. Салфетки там, подай, — прокашлявшись, сказал Антон. — Зачем салфетки? — шатен захлопал ресницами, тряхнув рукой в сторону. Белые капли звонко упали на растущую рядом траву. — Руку вытереть, — как-то неуверенно ответил блондин. — А ты оближи, вдруг вкусно? — захохотал Ромка, но тут же заткнулся, когда недовольный взгляд художника хлестнул по нему, — Ладно, не дуйся, — Пятифан оперативно залез рукой в чужой портфель и выудил оттуда толстую пачку влажных салфеток, — нахрена тебе они в портфеле? Ты че, готовился? — Заткнись. Я кисточки об них вытираю, когда рисую, — Антон с явным недовольством достал груду лоскутков со сладким запахом апельсинов. Он принялся судорожно оттирать руки. Тут подошёл Рома, который уже управился со всем. Он кинул ткань куда-то за спину. — Давай помогу. Совсем беспомощный. И впрямь как зайчик, — он лёгким движением забрал салфетки из руки Петров и стал бережно оттирать семя с чужих рук. — Да не зайчик я! — воскликнул Тоша. — Ага, а дрожал передо мной, прям как скотинка пушистая, — Ромка вновь кинул испачканные платки в сторону. Пятифан усмехается, когда видит, как Петров переминается с ноги на ногу и старается не смотреть в глаза своему товарищу. Шатен сует руку в карман и достает из него пачку каких-то дешевых сигарет. Никотиновая палочка тут же отправляется в рот. Щелчок зажигалкой и гопник задымил, как паровоз. — Эй, пацаны! — подскакивает неожиданно появившийся из-за угла Бяша. Парень почесал загривок и поправил сползающую лямку старого потрепанного рюкзака. — Привет, Бяша, — на тяжёлом выдохе говорит Антон, затянув галстук потуже. Его тело продолжало гореть, особенно в тех местах, где пару минут назад трогал его Пятифан. Но при всём этом, мальчишка пытался держать невозмутимое лицо, как всегда. — Здарова, заебал, — раздался громкий хлопок. Ромка пожал руку своему другу с размаху. Вот, кто точно выглядит непринужденно. — Ну чё, мы идем сегодня? — бурятик повернулся к Петрову и вдруг нахмурился, — Тошка, ты нормально себя чувствуешь? Ты красный какой-то. — Да, всё в порядке… Всё в силе, я жду вас к вечеру, как раз приставку настрою, — блондин поправил очки, Бяша звонко загоготал. — Чё, Ромыч? Стянем с нашего Антошки последние штаны? — парень шутливо ткнул шатена локтём. Пятифан оскалился. — Я те чё пидор, с пацанов штаны снимать? — хулиган вдруг зарычал. Антон, стоявший чуть левее, вдруг прыснул смехом в кулак. Ромка резко повернулся к однокласснику и чуть ли не убил его взглядом, Петров в свою очередь сделал вид, что закашлялся. — И правда, Бяш… Я тоже не из «этих». — Эх, да ну вас, шуток не понимаете… — Бяша махнул рукой и недовольно хмыкнул. Знал бы парень, как близко он был к правде пару минут назад…