Зов Зверя

      В гаражной яме было холодно. Земляные стены, оббитые досками, покрылись изморозью, которая оседала влагой на окоченевших пальцах. Если прижать к ним обе ладошки, а затем облизать, можно было ненадолго утолить жажду, а прижав руги к горячему льду – притупить адскую головную боль, донимавшую Антона последние несколько… часов…? А может уже и дней?! Вот только руки туго стянуты за спиной, а ноги крепко оплетают веревки – не шелохнуться.       Единственным источником света служила старая керосиновая лампа, до этого Антон видел такие только в исторических фильмах. Человек оставил ее здесь вместе с мальчиком, а затем поднялся наверх по самодельной деревянной лестнице, вытащив ее после за собой через люк в потолке – люке, проделанном в поле Черного гаража. Кошмар всей местной ребятни, ужасом оседавший на языке, заставляющий бесстрашного Ромку опасаться, а Бяшу и вовсе дрожать в страхе, оказался вовсе не порождением сверхъестественных сил, а вполне реальным местом, на кромке леса у обочины старой дороги. Раньше здесь неподалеку была старая лесопилка, заброшенная вместе с развалом СССР. Теперь здесь было прибежище реального зла – не Хозяина Леса или древнего чудища, а человека, оказавшимся гораздо более опасным, чем все лесные звери вместе взятые.       - Не ужели ты действительно думаешь, что это мы?...       Тогда вопрос Алисы показался Антону издевкой. Попыткой вновь запутать, сбить мальчика со следа. Дети в масках: Волк, Сова, Медведь и Лиса, танцующие на лесной опушке у дома, играющие в одни им известные игры, так ласково называющие его Зайчиком… Было так просто поверить, что именно они являются виновниками исчезновений детей в поселке, списать все происходящие ужасы на чертовщину, творящуюся вокруг… И в водовороте погонь за девочкой-лесой по заснеженному лесу и беспокойных ночей под уханье Совы Антон не заметил сутулый мужской силуэт, притаившийся между деревьями, поджидающий его возле школы, идущий за ним след в след, и каждый раз оказывающийся все ближе и ближе, загоняя свою жертву.       Человек, тот мужик с заячьей губой, напал на Антона ночью, когда мальчик плелся из леса, сбежав перед этим из дома, ответив на зов своих новых знакомых.       В лесу, под кронами заснеженных сосен, под охраной незримого Хозяина Леса, то пугающего мальчика своим горящим взглядом, то поощряющего его раскинутыми на снежном насте сладкими конфетами, душистыми мандаринами и яркими игрушками, все было гораздо проще, чем там в поселке, в обычной жизни Антона. Не нужно была выглядеть крутым перед Ромой и Бяшей, казаться сильным и смелым перед красавицей Полиной, быть правильным и умным сыном перед родителями и хорошим старшим братом перед Олей.       Танцуя безумные звериные танцы под луной, смеясь до боли в груди и валяясь в снегу, Антон будто бы скидывал свою человеческую тесную шкуру. Натягивая на лицо заячью маску, он словно обнажал свое настоящее лицо и начинал дышать полной грудью. Захлебываясь от восторга, тоня в собственных эмоциях, Антон с каждым разом ловил себя на мысли, что, может, было бы лучше действительно остаться здесь? Среди снежных барханов и еловых веток, в мире, где снег падает наоборот, прямо в звездное небо, в кругу зверей и под защитой Леса?       А потом в голове мальчика всплывал рогатый силуэт, застывший в темноте, ошметки мяса на снегу и металлический запах крови, тяжелый дух звериной шкуры и лица пропавших детей, смотрящих с объявлений, вывешенных в школе.       - Скоро, скоро будем гулять за твой счет, Зайчик!       Смех Алисы – точно ушат холодной воды, пробуждает Антона от глубокого сна. Даже сквозь пелену веселого угара мальчик понимает, что счет этот – кровавая плата, неподъемная и невозвратная. И все-равно покидать опушку с каждым разом все тяжелее. Тем более, что в этот раз Алиса виснет на его плече, вцепившись своими рукавичками в руку Антона.       - Куда же ты, Антоша, неужели хочешь опять, туда? К волкам?! Они от тебя и хвостика не оставят, налетят, растерзают, вот и полетят клочки по закоулочкам!       - Отстань, Алиса, меня Оля потеряет!       - Ах, Антоша-Антоша… Помни, это только в лесу тебя со мной никто не тронет… А за пределами…       А за пределами Антон оказывается здесь, в темной яме с догорающей керосиновой лампой, связанными за спиной руками и стянутыми веревкой ногами, коченеющим телом и четким осознанием, что он умрет здесь, в этом подвале, став очередной жертвой маньяка, еще одной черно-белой картинкой, вывешенной у расписания.       «Лучше бы меня забрали звери…» - такова была последняя мысль мальчика, прежде чем керосиновая лампа погасла, погрузив яму во тьму. Антон подтянул ноги ближе к себе, силясь согреться, а потом, передумав, вытянулся стрункой. Сейчас мысль замерзнуть насмерть, превратившись в ледышку казалась ему лучшим выходом, чем быть замученным до смерти.       Антон смерился, почти смерился со смертью, когда внезапно услышал тихий шорох, и в следующую секунду к нему прижалось теплое девичье тело. Пушистый мех мазнул по онемевшей щеке, горячее дыхание опалило кожу.       - Что, Тоша, замерз совсем? На земле лежать, чай не по сугробам скакать?       - А-а-лиса?! – Голос Антона дрожал от холода. – Т-ты?       - Я, Зайчонок, я. – Голос девочки (Лисы?) звучал необычно ласково, без привычной усмешки. – Говорила же я тебе, не нужно без меня… А ты не слушал, глупый, боялся нас.       - П-помоги… - Мальчик с трудом повернулся набок, позволяя Алисе обнять себя. Стало теплее, тело девочки (или все же Лисы?) вдруг показалось ему значительно больше. Она словно облачилась в длинную шубу, подобные которым Антон видел только в фильмах про «красивую жизнь». В них ходили богатые актрисы и модели, но уж точно не загадочная, почти дикая девочка из леса.       - Я-то тебе помогу, Антош, и веревку развяжу и отогрею, только вот как это тебя спасет то?       Теплые руки (лапки?) пробежались по лицу мальчика. В темноте он не мог различить выражение лица (морды?) собеседницы, однако от излучаемого ей тепла стало ощутимо легче. К конечностям мальчика вернулась подвижность, а вместе с ней и робкая надежда на спасение. Антон не мог кричать, вокруг, если верить маньяку, все равно не души, да и голос мальчик сорвал уже в первые полчаса нахождения здесь, в холодном зеве гаражной ямы. Но если развязать ему руки и отогреть закоченевшее тело, разве не сможет Антон бросится на того человека, когда он вновь придет за ним? Врезаться в живот всем телом, выцарапать глаза скрюченными пальцами, укусить за красные от мороза голые руки?       Стоило мальчику только подумать об этом, как он тут же вспомнил, как легко мужчина тащил его по лесу, как выкручивал руки, отвешивал сильные тумаки, вспомнил свои неудачные попытки выбраться, зацепиться за ветви деревьев, дозваться до кого-то в конце концов! Глупые и слабые потуги ребенка, считай, букашки, по сравнению с рослым дядькой.       И из ямы самостоятельно не выбраться, слишком гладки и скользки здешние стены, слишком высоко находится заветный люк, да и невозможно увидеть его в такой-то темноте. Значит, права Лиса Алиса, даже развяжи она Антону руки, толку от этого будет мало.       Отчаяние вновь захлестнуло мальчика, на его глазах навернулись слезы. Чувствуя, как задрожали ребячьи плечи, Алиса заботливо провела по его голове своей лапкой.       - Ну же, не плачь, Зайчонок, я же еще здесь, я же еще с тобой. – Объятия стали крепче. Через мгновение мальчик почувствовал, как опали веревки на руках, и тут же обнял Алису в ответ. Надежда, такая обманчивая и хрупкая, по-прежнему тлела в сердце Антона.       - Помоги мне, Алиса, прошу, помоги! – мальчик шептал, умолял и плакал. Слезы впитывались в звериный мех. Он скорее почувствовал, чем услышал, как Лиса над его головой хитро усмехнулась.       - Значит, теперь просишь? Теперь зовешь? А потом обратно спровадишь?       - Нет, нет, Алиса…. Пожалуйста, помоги-помоги! – Сердце бешено колотилось в груди. Увидев шанс на спасение, Антон был готов сказать что угодно, чтобы еще раз увидеть свет луны, кроны заснеженных деревьев, мягкий свет в окне бабушкиного дома. Получить шанс выйти из этой ямы.       Лиса в ответ лишь звонко захохотала. Ей смех эхом отразился в окружающей тьме. Внезапно сверху раздался пронзительный скрежет – это открылась гаражная дверь. Через щели в потолке брызнул яркий свет, послышались тяжелые шаги. Антон резко встрепенулся, ослепленный после долгого пребывания в темноте. Мальчик подскочил, чувствуя, как колет затекшие ноги и испуганно за озирался по сторонам. Только сейчас он заметил, что у стены напротив грудой лежит тряпье, на которое он поначалу не обратил внимания из-за паники, а затем из-за отчаянных попыток освободится от веревок. Теперь же мальчик ясно увидел скинутые в кучу две пары детских валенок с надетыми на них галошами, две цветастые курточки, уже потерявшие свой цвет от пыли. Но главным были не эти зловещие признаки, а лиса, настоящая лесная зверушка, непонятно каким образом очутившаяся здесь, в глухой яме. Ее черные глаза, бусинки внимательно смотрели на запыхавшегося от страха мальчика, не сводящего с животного своего ошалелого взгляда.       Внезапно лиса открыла пасть, сверкнув острыми зубами, и в голове Антона раздался отчетливый, девичий голос.       - Мы поможем тебе, Зайчонок, ты только по проси правильно.       Наверху человек открывал крышку люка. Мальчик не отрываясь смотрел на Лису, когда его губы прошептали:       - Помоги мне, Хозяин…       

***

      Этот труп был единственным, занимающим место в подвальном помещении дома, где располагался скромный фельдшерский пункт деревенского доктора. Более того, он был единственным, попавшим сюда в этом месяце. Исключением было тело деда Толи – девяностолетнего старожилы, скончавшегося от старости в собственной постели.       Константин Тихонов сдержано ждал в сторонке, наблюдая за тем, как сутулый деревенский врач бегло осматривает тело. В последний месяц милиционер неустанно молился, хоть и не был верующим, чтобы ему не пришлось вот так же стоять и наблюдать за осмотром детского тела, одного из тех малышей, чьи дела продолжали лежать на его рабочем столе.       «Лучше бы им никогда не найтись» - малодушно размышлял мужчина, невольно вспоминая своего племянника, улыбчивого пацана, желающего стать защитником правопорядка, как и его дядя. Только представив, как тело племяша, синее от холода, изувеченное не то лесными зверьми, не то человеком, лежит здесь, меж серых стен, под пальцами местного доктора, пропахшего спиртом и табаком, мужчина чувствовал, как его начинает мутить.       Со стороны стола раздался сухой кашель. Доктор звучно хрустнул затекшей спиной и накрыл тело старой простыней.       - Ну, что скажешь, Михалыч? – Голос Константина заметно охрип. В нем звучала бесконечная усталость от долгих бессонных ночей, потраченных на поиски пропавших ребят.       - Да что тут, сказать… Надо ждать, пока тело оттает, конечно, так только пилить если… Да и так видно, что его звери погрызли… Волки, судя по всему. – Врач деловито ополоснул руки в стоящем тут же подвесном кране. Холодная вода звонко стучала по поверхности эмалированного таза.       - Вы где этого гаврика нашли то?       - У дороги на лесопилку. – Устало пояснил милиционер. – Кузьма это, сторож местный. Его мужики заприметили, когда за дровами шли.       - Браконьерничают опять, гады. – Беззлобно проговорил врач, выключая в подвале свет и зовя Константина наверх в сторону протопленной кухни.       - Да пусть что угодно делают, лишь бы не бухали. – Отозвался милиционер, принимая от врача кружку горячего чая. – Я когда мне в дежурку позвонили и про жмура сказали, думал все, ребятенка нашли.       Чай приятно горчил на языке, бодря уставшего с ночи мужчину. Хотелось попросить у доктора чего-то сладкого, да вот только Константина ждала работа – опросить свидетелей, заполнить все документы и найти родственников замершего горемыки. Все лучше, чем в очередной раз слушать причитания безутешных родителей, ищущих своих детей.       Доктор деловито пошамкал губами, не сводя взгляда с Константина:       - О детках то ничего не слышно?       - Если бы, - устало отозвался милицейский. Константин знал, куда сейчас повернет разговор. Снова его начнут просить рассказать подробности тупикового, безнадежного дела. Снова посмотрят с укором, мол, что же ты, Кость, такой важный в форме, а детишек найти не можешь? Как же он от всего этого устал…       - Пойду я, Михалыч, мне еще родственников того жмура искать.       - Бывай.       Зимний холод обжог поросшие щетиной щеки. Солнце слепило глаза. Уже рассвело, и над поселком стелился чад натопленных печей, а в воздухе стоял запах жженой древесины. На душе Тихонова скребли кошки. Предчувствие чего-то темного и опасного сосало под ложечкой, как тогда, в ночь пропажи Семёна Бабурина, а после и Кати Смирновы.       «Лишь бы не снова» - успел подумать Константин, прежде чем увидел несущегося ему на встречу молодого парнишку лейтенанта, недавно присланного ему в помощники.       Пацан еще не успел затормозить перед ним, когда Тихонов устало поинтересовался:       - Кто на этот раз?       - Петров… Антон Петров, из того дома, на окраине… Отец в участок прибежал, говорят он ночью из дома в лес убег, только утром хватились. – Парень говорил отрывисто, прижимая руки у явно колющемуся после долгого бега боку. Тихонов решительно положил руку ему на плечо:       - Отдышись малец, я пока все равно курить буду.       - Но как же… Мальчик же…       - Если сам убег, то может, сам и придет. Не в первый раз дети уходят играть в лес.       Чиркнула спичка, загорелась сигарета. Константин курил медленно, смакуя последние минуты иллюзорного покоя. Его серые глаза равнодушно следили за фигурой белого зайчика, стряхнувшей снег со стоящих у кромки леса деревьев и скрывшейся в чащобе.