Боевой Ангел. Восхождение.

Утро встретило меня стонами команды. Да и я сама еле как встала. Что-то скрежечет внутри меня. Плохо дело. Очень плохо. Только бы успеть... Позавтракали собачатиной, на этот раз - уже жареной. Все ели жадно, никто даже не подумал привередничать. Привыкают. Хлеб мы доели до крошечки. Две банки консервов Мазур отложил в неприкосновеннейший запас. Жили на белках и рябчиках – они тут были непуганые, подпускали совсем близко, даже когда Мазур подшибал одного стрелой, остальные перепархивали не так уж далеко и вновь садились. Однажды на рассвете под стрелу угодил глухарь – правда, старый и потому жесткий, как подметка. На неизвестной по имени мелкой речушке Мазуру повезло – вогнал стрелу в небольшого тайменя и еще метров тридцать гнался по берегу за крепкой на рану рыбиной. Хорошо еще, глубоко вошедшая первая стрела мешала ей плыть, и добить удалось быстро. Назавтра попалась парочка ежей – и часа три путешествовала с ними, завернутая в куртку. Потом, когда попался достаточно глубокий ручей, Мазур их скинул в воду, дождался, пока развернутся, и быстренько прикончил. Ради морального ободрения он, перед тем как подать на стол ежатину, напомнил о классическом герое Ярослава Гашека, уплетавшем ежей за обе щеки. Литературный пример вдохновил плохо, но кое-как ежей все же оприходовали. Я же в охоте помогала, но не то чтобы слишком активно. Привыкла уже действовать в других условиях. Да и приходилось не слишком активно работать. Скрежет все не переставал. Да и кашлять чаще стала. Неужто не дойду? Огнестрел берегли как зеницу ока. С того момента, как произошла бойня, не сделали ни одного выстрела. Оружие стало НЗ на случай стычки с зверем или преследователями. Хранили его соответствующе. Оно так и осталось в идеальном состоянии. Что не сказать об одежде. Носки развалились в хлам, а синтетические штаны да куртки зияли дырами в самых разных местах. Обувке тоже приходит хана. Я сразу перелезла в берцы одного из охранников, хитро зашнуровав их так, чтобы больший размер не мешал комфортно передвигаться. Остальным приходилось хуже. Из-за плохой одежды по утрам мёрзли все, включая Мазура. Вертушку охотников пару раз слышали где-то вдали, в основном - спереди. Один раз даже пронеслась над нами на полной скорости. И там я успела разглядеть навеску на вертолете. Вот это - самое что ни на есть херовое в этом случае. Просто потому, что я сама отлично знаю, что там за навеска. Сама такую использовала в населенных пунктах и по путям отступающей нацистской армии. Немцы от этих рейдов горючими слезами заливались. Ведь мы сеяли смерть, разбрасывая «Лепестки». Лёгкие противопехотные планирующие мины. Пластиковые, что не давало обнаружить их стандартным миноискателем, но не менее смертоносные, чем классические S-мины, применявшиеся нацистами. Тут навеска немного иная, но чую, что оборудование там похожее. Сегодня шли быстро. Команда в кои-то веки научилась правильно идти по тайге. Мазур мило болтал с женщинами, а я тащилась сзади. Опять закашлялась, сплевывая голубой сгусток куда-то в кусты. Скрежет даже и не думал прекращаться. Все, хватит. Сейчас вот остановимся на привал и попробую залезть в свои потроха. Скрежечет где-то в районе груди, а там как раз снимаются пластины. Вот и посмотрим, что же у меня внутри. Мазур резко остановился. Что-то не так. Осматривается, будто что-то ищет. Да и мне резко не по себе стало. Чуйка прямо звенит, что туда, вперёд, по удобной и хорошей равнине идти нельзя. Прямо как в Копачах. Аномалия? Нет, что-то другое. Не связанное ни с духами, ни с какой-то ещё энергетической хренью. Стоп... Вертолет. И его навеска. - Народ, стоять! - рявкнула я на доктора, что захотел пойти вперёд. - Там минное поле! - Что-что? - переспросил эскулап. - С какого перепугу там минное поле? Ты... - Заткнись, - осадил его Мазур. - Тоже... Ладно, насчёт этого потом. Уверена? - Тоже почувствовала, хотел сказать? - усмехнулась я. - Да знаю я, не беспокойся. Насчёт поля уверена на процентов шестьдесят - семьдесят, насчёт того, что нам хана, коли зайдём на это поле - на все сто. Интуиции своей привыкла доверять. И за столько лет она меня ни разу не подвела. - Значит, обходим, - подытожил Кирилл. - За мной. И стал забирать влево, где под тупым углом смыкались два крутых склона. – Опять наверх карабкаться? – возмутился доктор. Ничего не ответив, Мазур упрямо двигался вперед, иногда тыкая палкой в заросли папоротника. Женщины почти сразу же двинулись за ним, да и доктор, ворча и крутя головой, все же не осмелился на открытый бунт. От сердца помаленьку отлегло. Мы спустились, стали подниматься. Треск валежника. Я с Мазуром моментально прицелилась в ту сторону. Меж деревьями мелькнуло серовато-белое пятно – это уносился марал, закинув голову, промчался вниз по гребню, показался в долине... Сухой хлопок, неяркая вспышка! Взлетело плотное облачко серого дыма. Олень осел на задние ноги, рывком вскочил и кинулся бежать странными скачками, вихляя, качаясь. Снова негромкий взрыв, под передней ногой, – и рогатый покатился кубарем, забился, уже не смог встать, катался по земле, крича надрывно и жутко. – Стоять всем! – рявкнул Мазур. - Ты, что, телепатка, а, Алита? В точку попала. Мины, чтоб их черт побрал. - Да, я телепатка. Мысли читаю, когда энергия есть. Но вот будущего не вижу. Зато интуиция хорошо развита. Впрочем, как и у тебя. Спецназовец без интуиции - мертвый спецназовец. Равно как и сталкер. А я очень хороший сталкер... К тому же навеску на вертолете видела характерную. Такие использовали на Периметре, на Южном кордоне. Выстреливаются прямо из вертолета с помощью интересной такой установки. Мощность не самая большая, но для биологических объектов вроде слепых собак, снорков и людей хватает. Неизвлекаемые, крайне дешёвые, срок работы - практически неограниченный, если не стоит механизма самоликвидации. Такими хорошо партизанов уничтожать. Эти мины не убивают, только калечат. Но в этом и их опасность. Ступни только так отрывают, создавая море проблем отряду и замедляя его ранеными. Подлое оружие. Сейчас вот сгоняю к оленю... По каменистой почве удалось добраться до раненого животного. Выстрел из автомата в голову. Животное перестает биться. Так-то лучше. Когтями отрезаю задние ляжки. Вот и ужин нарисовался. Женщины смотрят крайне осуждающе. Ну, вечером такого не будет, когда я прожарю все это мясцо. Сунула свою ношу доктору: – Вот и мясцо... Понесете. Пошли, нужно это поганое местечко обойти подальше. И смотрите под ноги, душевно вас прошу. Если кто подорвется, не знаю, что и делать.. – Мины?! – Ценное наблюдение, Вика, – сказал Мазур. – Они, клятые. Хоть и слабенькие, а настоящие. Поганая вещичка. – Боже мой... – то ли вздохнула, то ли всхлипнула она. – А завтра на нас бомбы бросать начнут? – Сначала нас найти надо, – веско сказал Мазур. – За мной шагайте, след в след... Он ступал медленно, как по тонкому льду, то и дело пробуя дорогу сосновым дрыном. Вообще-то «высевать» такие игрушки на густую тайгу – вещь безнадежная: запутаются в кронах, не уйдут в землю, как надлежит, будут валяться как попало, одна из сотни встанет на боевой взвод. Тут вам не равнина, тут климат иной... Но это – рассуждение военного, профи. А в окружении Прохора такого может и не оказаться, еще сыпанут наугад лишнюю жменю – так что осторожность не помешает. Логика непрофессионала – темный лес... Мазур старался выбирать каменистые участки, их, слава богу, хватало. И часто оглядывался. Слабосильная команда старательно топала за ним, след в след. Доктор нес оленью ногу на отлете, ухитряясь даже сейчас сохранять брезгливую физиономию. Зато жрать будет, как миленький... Я же в авангарде идти не могла. В груди заскрежетало ещё сильнее. Такое чувство, что все это уже слышат, только пока что молчат, дабы не смущать меня. Надо будет это проверить. Сзади вдруг ойкнула Ольга. Я мгновенно развернулась на полусогнутых, но там все обстояло благополучно – она стояла целая и невредимая, показывая рукой куда-то вверх. – Что там? – Интересное что-то на суку болтается... Я с Мазуром вернулась к ней. Точно, среди темно-зеленых пышных сосновых лап виднелось что-то продолговатое, чуть более светлого оттенка. И оно не походило ни на животное, ни на птицу, и уж тем более на воронье гнездо или гайно. Скорее уж на мятую тряпку... или на небольшой парашютик, ну да, что-то вроде тоненьких строп просматривается, а пониже виден черно-рифленый шарик... – Мина? – спросила Ольга пугливо-любопытно. – А черт ее знает. Но скорее всего... Блядские души... Чтоб этого Прохора черти подрали, - выматерилась я. - Валим!!! Мина может выступать в любом облике, что да, то да – но все же это походило больше... Вот именно, на микрофон. Поганая разработка ещё времен Вьетнама. Как и те мины-колышки. Вьетнам стал огромным полигоном для испытания самых разных типов вооружения. Такие микрофончики высевали тысячами по джунглям, а тренированное ухо оператора вылавливало мельчайшие шумы. Вот только потом прилетали самолёты и бомбили, бомбили, бомбили... Впрочем, самолётов у Прохора нет. Зато есть вертушка и куча головорезов. Мазур остановился. Место было самое подходящее – несколько таежных исполинов давно рухнули, вероятнее всего, от и, причудливо навалились друг на друга, словно просыпанные из полного коробка спички. Вокруг давно уже выросли новые деревья, соприкасаясь кронами так, что неба не видно. – Туда! – показал Мазур, присев на корточки и обозрев укрытие, попробовал покачать рукой ближайший ствол – нет, не шелохнется. Первой проползла Вика, за ней Ольга, а там уж и доктор с Мазуром. Я забралась последней. Шли томительные минуты. Неужто мы ошиблись? Да не может быть. Не может... И верно - мы не ошиблись. А жаль... Я расслышала тоненькое железное зуденье, приближавшееся примерно с северо-востока. Твою мать. Ну за что? Прилетел быстро, значит где-то неподалеку стоял на ровном месте, а оператор бдил, сука такая. Железное гуденье превратилось в шелестящий грохот, опускавшийся сверху, как мощный пресс. Мы все съежились, постаравшись стать как можно незаметнее. Хоть и знали, что это бесполезно. По себе знаю, что такое сидеть и ожидать своей смерти, которая может настать прямо сейчас. Одно успешное попадание, одна точная очередь, которая нащупает спрятавшихся беглецов - и никто из нас не уйдет... Автоматная очередь по земле. Одна, ещё одна... Калаш на семерках. Нет, не АК. Самый настоящий РПК. Лупят уже в несколько стволов, длинными очередями. Патронов не жалеют. Был бы у меня «Корд»... Я бы им показала кузькину мать. Очередь прошлась по нашему укрытию, заставив всех нас вздрогнуть. Снова полоса рыжеватых фонтанчиков прошла по доступному взгляду лоскутку поросшей травой земли. И вновь отдалился железный гул. Вертолет, похоже, ходил по расширяющейся спирали. Значит, они не в силах локализовать точное место... Вообще-то, аксиома для данной ситуации – высадка десанта. Роты у них нет, но десятка полтора головорезов найдется. Нет, ничего похожего. Вертолет мотался над сопкой, не прекращая огня. Что, не нашлось умной головы, способной сообразить насчет высадки? Ох, не верится... Значит, ответ другой и простой - они боятся. Было две стычки с ними и в первом случае - труп и раненый хозяин охоты, а во втором - начисто вырезанный отряд охотников. А их оружие перешло к нам. Эх... Народ дрожит, даже Мазур. У всех гражданских в глазах плещется ужас вперемешку с безумием. Вот дерьмо... Значит, надо разрядить обстановку. - Эй, народ, давайте анекдот расскажу, - тихо сказала я, стараясь подавить дрожь в голосе. - Приволокли как-то пьяного сталкера к долговцам. И сталкер спрашивает, мол какого хрена? Ему отвечают, что его притащили как участника пьяного дебоша в баре. Сталкер расталкивает долговцев, что его держали и говорит: «Вот это тема! Когда начинаем?». Офицер у долговцев ничего не понимает и отвечает ему: «Сейчас ты у меня...». И сталкер орет «ПОНЕСЛАСЬ!!!» и начинает бить рожи. Все невольно улыбнулись, несмотря на то, что вертолет не переставал поливать свинцом нашу сопку. Значит, продолжаем. - А вот ещё один, - начала говорить я ещё увереннее. - Поймал как-то боцман золотую рыбку и говорит она ему: «Любое желание твое исполню, только отпусти меня». Боцман почесал репу, и отвечает рыбке: «Да ничего мне не надо. Ты лучше первое желание, что скажет капитан, исполни». Ну вот, выходит капитан утром из рубки и говорит: «Вот это утро, якорь мне в жопу...». - Откуда ты столько анекдотов знаешь? - удивился доктор. - Походишь с мое по народу, так тоже много знать будешь. Я на всех фронтах побывала, везде отметилась. Америка, Европа, Австралия... Даже в Антарктиде повоевала. И поверь мне, лучшего средства, чем грубая солдатская шутка для разрядки обстановки, когда по тебе хреначат «туманометы», соседний блиндаж уже накрыло огнем, а твои товарищи уже потихоньку задумываются насчёт самоубийства, ещё не придумали... Жаль, гитары нет. А то бы сыграла чего. Может и из наших, фронтовых. Ту же песню про огнемет. Можно сказать, что гимн «Инквизиторов». - «Инквизиторы»? - переспросил меня Мазур, поморщившись от щепок, залетевших в наше убежище. - По названию на какой-то отряд «бесславных ублюдков» похож. Или отряд огнеметчиков. - В точку. Огнеметная рота. Они повоевали во Вьетнаме, когда мы выкуривали оттуда немцев. А потом и в России, когда мы вместе выжигали бункер на Ямантау. Там Геринг, сука такая, заныкался. Его со свитой лично прикончила. И вдруг все кончилось. Гул вертолета отдалялся. То ли патроны кончились, то ли горючее было строго рассчитано – ну да, до заимки далековато, вряд ли у них разбросана по тайге куча аэродромов подскока... Сначала казалось, что уши заткнуты ватой. Ни один звук не прорвался. Неужто закончилось? Хвала Монолиту... Ненавижу вертолеты. Поганая техника, когда она против тебя, а ПЗРК или тяжёлого пулемета под рукой нет. Хорошо это знаю... Помню ещё, как нас хорошо прожарили нацисты с трофейного «Ночного охотника» до тех пор, пока я не вжарила по нему с РПГ-18. А тут никакого зенитного оружия у нас нет и им даже не пахнет. «Семьдесят четвертые» - хрень. Ничего не сделают вертушке. А из болтовки даже и пытаться нечего. Если только пилоту мозги вынести. Да снайпер из меня аховый. Я не спеша вылезла наружу, не забывая целиться из дробовика в каждый куст. И по спирали, как только что елозил вертолет. Никого... Только куча искореженных свинцом деревьев, перепаханная пулями земля и мертвая тишина... Никаких птиц не слышно, ветра нет. Только всхлипывает Виктория в укрытии. Н-да... У нее так скоро нервный срыв будет. Да и у остальных. За Мазура беспокоиться нечего, а вот за гражданских... Переломятся что твои спички, стоит только посильнее нажать. Как когда-то сломалась я, увидев на что способны люди. Когда я вернулась, Мазур уже мило беседовал с дамами, активно поддерживая свою роль классического сверхбойца. Тоже знаю это дело... Когда отряд обессилен, не знает что делать - им нужна вера в командира. Им нужен такой командир. Этакий супермен, что способен на всё, что нужно для того, чтобы вывести отряд из окружения, выполнив задачу. Когда-то и я была такой... Но теперь не смогу. Я мало того что повреждена телом, так и искорежена душой. Хотя... А есть ли она у меня? Как говорил один знакомый с фронта, чье имя я так и не узнала: «Боец - это состояние души. Воин - ее отсутствие». Может он и прав... Шли снова вперёд. На этот раз - я в авангарде. Мины, микрофоны... Я в данный момент - самый менее ценный член отряда. Хотя бы потому, что бессмертна. И повреждена... Дала знак остановиться и перекатом ушла за дерево. Избушка стояла в распадке, над ручьем – неказистое строение из ошкуренных бревен, с невысокой острой крышей и, вот диво, с застекленными окнами. Для таежного охотничьего приюта стекло в окнах – примерно такая же роскошь, как позолоченный «томмиган» для простого мокрушника... Нет, решительно не похоже на обычное зимовье – изба хоть и неказистая, но бревна обтесаны слишком уж старательно, венцы выложены идеально, словно патроны в обойме, крылечко аккуратное, над ручьем – скамейка. А совсем рядом, на открытом пространстве, бревнами выложен контур огромного прямоугольника, внутри буйно растет трава... Интересно... Точно Прохоровых лап дело. И дело явно заброшенное. Людей быть не может. Это я прекрасно вижу. А вот мины внутри быть могут. Хотя бы скрываться не надо. - Мазур, за мной. Остальные - ждите здесь, - тихо приказала я. Шли вперёд не скрываясь. Людей точно быть не может. Иначе бы мы уже были расстреляны. Резким ударом ноги выношу дверь, водя стволом дробовика по всем углам. И матерюсь на чем свет стоит, впрочем как и Мазур. Нам зверски хотелось найти кого-то из охотничков и «расписать» его так, что никакой патологоанатом не разберёт, что это когда-то было человеком. И причина для такой ненависти была. Изба состояла из одной-единственной большой горницы. В углу – кирпичная печь, открытая сверху. Посреди комнаты – стол и деревянные стулья, опять-таки отделанные с тщанием, излишним для охотничьего зимовья. А у противоположной стены, откуда и потягивало противным запашком разложения, скорчился скелет. Когда-то человек явно был распят, привязан сыромятными ремешками на четырех костылях, вбитых в бревна. Потом пришли мелкие хищники, слопали и ремешки, поработали над трупом. Похоже, тело оставили здесь еще в прошлом году – было время обработать его до костей... Близко мы подходить не стали. И так видно длинные пряди волос – при жизни светлых. А в углу, кучей – желтый спортивный костюмчик и красная куртка. Это была женщина, и ее пытали – Мазур обнаружил возле печки целый набор малость проржавевшего инструмента, служить такой ассортимент мог одной-единственной цели... Слышала я о таких «приколах» богатеньких дядь из-за бугра. Подпольные видеофильмы, где жертву, ни о чем таком не подозревавшую вначале, пытают и убивают всерьез. «Актеров» вербовали подальше от цивилизации, в «третьем мире». Ну, и здесь, очень похоже, развлекался один из таких гурманов: клиент всегда прав, бля... И «эстет» похоже, был исключением, то-то приржавело все... - Урроды, - прорычал Мазур, до хруста сжав кулаки. Я положила руку на его плечо. - Не кипятись, не чайник. Надо просто выжить. Ты же сам знаешь, на что способны люди... И за что их можно ненавидеть. Мы доберёмся до них. Но только потом. Сначала надо выжить. Месть - блюдо, которое подают холодным. Но в принципе могу потом одолжить тебе огнемет - чтобы подо... Я в очередной раз закашлялась, сплюнув голубым на ржавые инструменты. Да твою мать, сколько можно? - И давно у тебя это? - обеспокоенно спросил Мазур. - Да и что это? - Не так и давно, - кое-как смогла ответить я. - Сама не знаю пока. На один из симптомов ОЛБ похоже. Вроде... А так - что-то с лёгкими или что там у меня. - А что за скрежет тогда? - Значит, вы тоже слышите? Не знаю. На привале попробую разобраться. Вот и пригодится хирург. Авось этот хоть чего-то смыслит. Главное теперь - смочь вас вывести. А я-то не пропаду. Доберёмся до людей - и до свидания. Вы пойдете по своему пути, я по своему. И чем быстрее - тем лучше. Чую я, что конкретно влипла... И поэтому надо как можно быстрее решать с этим, пока не развалилась на запчасти. Добраться бы до того мира, где сделали мое тело, а там уже разберемся. Пошли уже. А то не дай Зона Ольга или Виктория это увидит. Они же сломаются окончательно. Я вышла последней, хлопнув дверью и стараясь не смотреть на то, что оставалось за нами. – Ну, что там? – спросила Ольга. – Ерунда, – соврала я. – Хижина наших друзей, водочку там пили, только и всего... Все, вперёд и с песней! Снова встали на привал вечером, развесив палатку. Ладно, сейчас попытаюсь разобраться с собой. С этим долбаным скрежетом. - Оль, поможешь, а? - позвала я жену Мазура. - Мне тут хоть кто-то с небольшими руками нужен. - А что такое? - сразу же отозвалась она. - Видела потроха киборга? Если нет, то сейчас увидишь. Мне надо разобраться с этим проклятым скрежетом. Руки водкой помой только. Не хватало чтобы ты заразу занесла какую. Без понятия, что там такое. Вот и узнаем. Водка в рюкзаке Кирилла, если что. - Ну.., - помялась она, но все же решилась. - Давай. Я скинула куртку, сняла остатки футболки и легла на мох. Повинуясь мысленной команде, нагрудные щитки разошлись в стороны. Охренеть... Н-да... Ебическая сила... Конструкторы СРМ явно не предусматривали полевой ремонт своими силами. Какие-то хитросплетения трубок и проводов, непонятная аппаратура... Вон дёргается кровяной насос, что заместо сердца у меня, а эта штука - тот самый биореактор. А вот и то, что издавало скрежет - какая-то непонятная металлическая хреновина, застрявшая в подвижном сочленении. То-то мне так наклоняться неудобно было. - Оль, - обратилась я к ней дрожащим голосом, - Видишь вот ту хрень поломанную? Вытащи ее, ага? - Ты уверена? - таким же дрожащим голосом ответила мне она. - Если не пробовать, то и не узнаем. Да эта хрень и больше всего подходит под определение искомого предмета. Тяни уже, а то я сама сейчас от страха передумаю. Она взялась за эту штуку и меня прострелила сильная боль. Хотя я ее отрубила! Черт... Ладно. - На счёт «три», - ответила мне она. - Раз! И резко рванула кусок металла. Меня выгнуло от боли на мостик. Даже и не заорать. Только боль... Всепоглощающая... - СУКА!!!! - наконец смогла заорать я. - Уфф... Ебаный в рот этого мира, за ногу траханый... Черт, напомни мне в следующий раз надраться до беспамятства... Я уже думала, что сейчас сдохну от боли. Щитки снова закрылись. Бляха... Ужас. Нет уж, в следующий раз я своими руками, что в плане хирургии растут не совсем из того места, не полезу. А Ольга в то время рассматривала ту железку, что вытащила из меня. - Алита, смотри, тут какие-то символы, - передала она мне ту штуку. - На иероглифы похожи. - Ну-ка, что тут у нас? Хе, а и правда - иероглифы. Но... Или нет. Не-а. Не они. Точно не они. Символы на искореженном куске металла вообще не читались. Но это точно не иероглифы, если в значении китайской, японской или какой-либо ещё письменности. Во время войны я часто лазала по лабораториям Аненербе, так что видела всякое. Но это не похоже ни на что ещё. Строгие геометрические формы, никаких закруглений, неясностей. Углы и только. Это если судить по тем остаткам, что хоть примерно можно разглядеть. Язык явно не совсем похожий на какой-то ещё из человеческих. А вот для киборгов - самое то. Для армии. Строгость и однозначность. Интересно... Но не прочитать. - Хрен его знает, что там написано, - честно ответила я Ольге. - Вот честно скажу. Есть у меня предположение насчёт того, на каком это языке может быть, но это предположение пока что не проверить. Ну, кто как, а я спать. До утра не трогать, не кантовать. Если что - ебитесь потише. И так устала... На этот раз обошлась без снов... Не люблю сны и вообще - спать. Просто потому, что все время возвращаюсь в прошлое, которое ну совсем не хочется вспоминать. Мои сны - это огонь и кровь. А выдернул меня из сна отборнейший мат Мазура. Интересно, чего он так распинается? Ну ни хрена себе... Он уже половину «большого боцманского загиба» выдал. С отсебятиной, конечно, но тоже неплохо. - Так, товарищ, объясни мне, какого хера ты распинаешься на ночь глядя, не давая мне нормально отдохнуть? - прервала я матерную тираду спецназовца. - А ты осмотрись и увидишь, - ядовито намекнул мне он. Ну и что? Все живы, все на... Не на месте. - Ебическая сила... Ну эскулап, ну гнида, - выдохнула я. - Скажем до свидания карабину, «Кедру», АПС-у, твоему АК и патронам ко всему этому делу. Впрочем как и консервам. И давно он сьебался? - Полчаса назад. Даже посрать спокойно тут нельзя! - заорал он на меня. - А ты хрена ли лысого спала? - Слышь, на меня нечего бочку катить, - осадила я мужика. - Наконец-то отдохнуть шанс представился, вот я и вздремнула. Извини, но когда тебе несколько дней ебет мозги мерзкий скрежет, а он наконец прекращается, ты тоже уснёшь. Все, тема закрыта. Он уже в паре километров от нас и не думаю, что собирается останавливаться. Догонять бесполезно. Итак, что у нас осталось? Осталось достаточно. Мой дробовик с полным боезапасом, АК с тремя полными магазинами да «Винчестер» Мазура с тридцатью пятью патронами, который он взял с собой, отойдя по нужде. Ещё оленина осталась. И огниво. Компас, доставшийся нам от охотников, исчез. - Н-да.., - вздохнула я. - Дело дрянь. Мы просрали большую часть оружия. Но и этой должно хватить. Ладно, бери АК. Все равно мне дробовики привычней. Винчестер отдай мне. Найду этого урода - ему пиздец. Но! Ладно ещё я спала. Я реально устала... Но черт возьми, девчата, как вас-то он ограбил? - Не у всех есть привычка спать в обнимку с оружием, - огрызнулась Вика. - И мы тоже устали. - Эхе-хе, что же с вами, дурехами, делать-то? - хмыкнула я. - Да ладно, я сама не лучше. Все проспала... Хоть в обнимку с оружием сплю, и на том спасибо. Фронтовая привычка. - Ещё лук остался, - ответил Мазур. - И весь комплект стрел. Пользоваться не умеет, вот и не взял. Как и пращу. - И то хлеб. Но лучше сменить место дислокации. Мало ли этот урод решит, что взял мало. Чтоб его тайга наказала, суку такую. Ночь нынче светлая, все уже наотдыхались, так что пойдем вперёд. Вперед и только вперёд. Не дай Зона этот козел попадется у нас на пути... Я давно никого не пытала. Ночь была сегодня как день. Луна светила что твой прожектор. По пути попалась орущая в темноте сова. Зря орала... Со второй попытки удалось сбить ее из пращи. Снесло ее камнем, точно легковушку товарняком. - Вот как-то так, - хмыкнула я, потроша птицу над ручьем, что встретился нам по пути. - Негусто, но и не пусто. Это не рябчик, конечно, но и не ворона. Хоть этот мудила и думал, что обокрал нас до нитки, вот только он ошибается. Ладно, вперёд. Получилось так, что будущим ужином они были отчасти обязаны Вике. Именно она провалилась ногой в довольно глубокую ямку, изгваздав и кроссовку, и штанину пометом. За последние дни все как-то отвыкли от излишней брезгливости – поэтому Вика, все еще печальная, молча принялась вытирать травой испачканные места, не проявив никакого интереса к ямке. Зато Мазур мгновенно сделал стойку не хуже вышколенного пойнтера. Ямка, кровь из носу, была барсучьим сортиром. Барсук – зверь чистоплотнейший, в норе не допустит ни малейшей грязи. Выкапывает ямки, гадит туда, а когда наполнятся, старательно закапывает. От норы они расположены не очень близко, но и не особенно далеко... Объявив привал, Мазур не побрезговал исследовать содержимое ямки органолептическим способом, то бишь поковыряв пальцем и обнюхав оный. Выходило, что дерьмецо очень даже свежее. Он принялся ходить по лесу кругами, расширяя спираль – и минут через двадцать обнаружил в заросшем кустами овражке нору. Не остановился на этом и продолжал поиски, пока не нашел «черный ход», запасной выход и убедился что он – единственный. Хозяин пребывал дома, в этом Мазур и не сомневался: барсук – зверь ночной, в светлое время отсыпается. А я не сомневалась в Мазуре. Охотница из меня хреновенькая, я больше по охоте на человека в городе, так что лучше довериться профессионалу. Дальше было совсем просто. Парадный ход он наглухо запечатал срубленными вершинками молодых сосенок, не удовольствовавшись этим, поставил на страже Ольгу, вручил ей свежевырезанный кол и велел намертво позабыть ее любимого писателя Джеральда Даррелла, грохнуть хозяина норы по башке от всей души, едва только покажется. Или, в крайнем случае, если в душе победит гуманизм, визжать при появлении барсука в полный голос. Сам он, оторвав от куртки подкладку, пропихнул ее поглубже в «черный ход» и поджег, а когда занялось, стал подбрасывать сухие ветки, потом траву. Минут десять все было спокойно. Дым тянулся из дыры, но большая часть валила внутрь. Занеся кол, Мазур терпеливо ждал. А я стояла за ним, примкнув длинный штык к дробовику и взяв в другую руку лопатку. Изнутри словно даванул здоровенный поршень – в снопе искр вылетели наружу горящие сучки, трава, окутанный этим сюрреалистическим облаком, хозяин норы опрометью рванул на свежий воздух. Стоявший над норой сбоку, Мазур грохнул его по загривку колом. Вернее - попытался. Испуганная животина оказалась быстрее человека. Но только не быстрее голодной кио. Штык прошивает барсука насквозь, пригвождая его к земле. А отточенная до бритвенной остроты лопатка одним ударом перерубает шею животного. Вот так-то. Так я и охотилась на нацистов в городах. Отъедавшийся на зиму барсучище весил килограммов пятнадцать – чуть ли не в метр длиной, с длинным хвостом, черным животом, в богатой, серовато-желтой шубе, с забавной полосатой мордой. Шерсть была грубая, щетинистая, но ничего, сойдет... – Добытчик у тебя муж? – гордо сказал Мазур, кладя тяжелую ношу у Ольгиных ног. Она бросила кол, опустилась на коленки, потрогала морду: – Красивый какой... Жалко, – и торопливо добавила: – Но есть-то надо. – Верно, – сказал Мазур. Взял барсука за лапу и продемонстрировал внушительные когти: – Видала? Если бы тебе этот красавчик от души двинул по пузу, мало бы не показалось... Вика где? – Сидит, где оставил, и переживает. – Иди к ней и держи ушки на макушке, будешь за часового. А я тут поработаю. Алита, поможешь? - Да без проблем, - сразу отозвалась я, выдвинув когти. - Что, где и как отрубить? Выпотрошили и ошкурали довольно быстро. В этом деле мои клинки стали отличным подспорьем в работе. Кости перерубают только так, а в плане остроты - любая бритва просто отдыхает. Превосходное оружие. И орудие труда, как оказалось. Разрезал шкуру вдоль, подхватил выпотрошенную тушу и направился туда, где оставил женщин. Вика сидела под сосной и курила. Увидев Мазура, смутилась, словно он был строгим папой: – А ведь бросала... – Ничего, – сказал он. – Дымите. А я вам тут шубы сделал. На хорошую доху, конечно, не тянет, но вокруг поясницы обмотать – все теплее. И мяса – немеряно... – А его едят? – недоверчиво спросила Ольга. – Интеллигенция... – фыркнул Мазур. – Не то, что едят, а даже доктора прописывают – от ревматизма и прочих аналогичных хворей. И тащить его придется вам, красивые мои, уж не посетуйте... - А ещё сало у него есть хорошее, - влезла я в разговор. - Воняет жутко, зато греет хорошо. Как люди говорили. Мне-то никак. Металл он и есть металл. – Ну вот, опять помаленьку обрастаем поклажей, – удовлетворенно вздохнул он. – Хоть этот козел и решил, что дочиста нас ограбил... Осекся, покосившись на Вику. Мимолетной обмолвки хватило, чтобы она моментально замкнулась, ушла в себя. Опять будет брести с трагическим видом, украдкой зыркая, как побитая собачонка, боясь, что ее бросят. Жаль ее. Ну кто же знал, что этот мудила такую подлянку нам подкинет? – Мы хоть полдороги-то отмахали? – спросила Ольга. - Что-то в районе этого, - уклончиво ответила я. Там около трети мы только прошли, но лучше им того не знать. – Такое впечатление, будто на одном месте кружим. Очень уж пейзажи одинаковые. – Не привыкла ты в России к нашенскому размаху, – сказал Мазур. – На Шантаре, помню, то же самое говорила – мол, такое впечатление, будто на одном месте стоим, до того берега однообразны... Хорошо еще, не в пустыне. Дорогу бы я и там нашел, а вот с водой хуже. С едой тоже. А вообще, знаете, кто самые лучшие проводники караванов? Слепые. – Кто? – даже Вика, являвшая собою аллегорическую фигуру вселенской печали, посмотрела с любопытством. – Серьезно, слепые, – сказал Мазур. – Видел я одного такого в... – он спохватился. – В жарких странах. Не поняли еще, в чем фокус? Караванные тропы в пустыне – трассы постоянные, сотни лет по ним тысячи верблюдов чапают. И усердно писают, понятно. Верблюд пить не пьет, а вот писаться здоров. И за века весь путь пропахнет. Зрячий не особенно чует, а слепой – другое дело, у него оставшиеся чувства обострены... Вот и ведет, как по ниточке, держат его вместо компаса. – Надо же, а м... – начала Вика и вдруг поперхнулась, через плечо Мазура уставилась на что-то с выражением крайнего ужаса. Блядь... Я кувыркнулась вперёд, срывая с плеча дробовик, ловя в перекате за нами бурое пятно. Повернулась, снимая с предохранителя оружие. И замерла. Метрах в тридцати меж двумя соснами стоял здоровущий медведь и, низко пригнув плосколобую башку, таращился крохотными глазками. Морда у него была облеплена желтоватой шерстью. Мгновенно прикинув направление, откуда приперся таежный хозяин, я сообразила, что косолапый, дожрав выброшенные в овражке барсучьи потроха, пошел по следу. Вполне может быть, мишка и сам трудолюбиво выслеживал вкусного барсука – он, случается, массу времени тратит, чтобы извлечь из-под земли кроху-бурундука, а тут такой деликатес... Щёлкнул переводчиком огня Мазур. Ну всё, сейчас начнется... Аккуратно поднимаю дробовик. Штык примкнут, так что может и смогу сделать это. - Полный магазин, - шепнула я Мазуру. - Пулевой и картечь два ноля. Разряжу ему в башку за две секунды. Ты тоже не отставай. - Отставить огонь! – зашипел он на меня. – Совсем рехнулась? И, не отводя дула, он набрал в грудь побольше воздуха и, как мог утробнее, рыкнул, заворчал. Услышав его рявканье, медведь поднял верхнюю губу, обнажив желтоватые слюнявые клыки. Сам глухо заворчал. Я готова была стрелять, как только он двинется вперед. Не потребовалось. Медведь постоял, дергая носом, подался в сторону, бочком-бочком, изображая всем своим видом, что он, понимаете ли, просто так прогуливается, променад делает по предобеденному времени, – отступил в чащобу, настороженно пятясь, поматывая башкой. И совершенно бесшумно канул в тайгу, мелькнул огромным косматым комом меж отдаленных деревьев – а там и след простыл. Зверь был сыт и спокоен, так что обошлось... – Ф-фу ты, – вздохнул Мазур, совсем по-медвежьи мотая головой. – В обморок никто не собирается? - Зона меня дери, но как ты это умудрился сделать!? – восхитилась я. – Ни разу ничего подобного не видела. - Просто надо… чувствовать лес. Его жизнь, - ответил мне Мазур. - Как я чувствую Зону и ее жителей, так ты чувствуешь тайгу. Там мы оставили часть себя, товарищ. Знаю это по себе. А еще так же я чувствую войну… Обе амазонки были бледными, но на ногах держались и глаз не закатывали – похоже, начали помаленьку проникаться простой истиной, что самый страшный зверь в тайге человек и есть. В их положении эта азбука как-то быстрее усваивается... – Пошли, – распорядился Мазур. – Хватит, засиделись. Обедать ягодками будем... если попадутся. – А он не вернется? – опасливо спросила Ольга, не отрывая глаз от леса. – Никогда он в таких случаях не возвращается, – успокоил ее Мазур, подмигнув мне. Значит, врет. И лучше держать ухо востро. Больше всего Мазур жалел об утащенном доктором бинокле, все остальное – штука наживная. Однако он и без бинокля усмотрел сквозь деревья, с вершины округлой, смахивающей на погребальный курган сопки некий предмет, глухой тайге не свойственный совершенно, – посреди невеликой полянки стояла грязно-зеленая цистерна с широкой горловиной, судя по виду и габаритам, снятая с шасси армейского бензозаправщика. И никакого шевеления рядом, никаких палаток. А я вот, дура, просмотрела эту штуку. На живности сосредоточилась, на звуках. И все… Цистерна, точно, с бензозаправщика. Вертолетом, должно быть, сюда и закинули. Выстукав ее кулаком, определили, что она полнехонька на две трети. Обшарив прогалину, быстро нашли в кустах алюминиевую лесенку, по высоте как раз подходившую, чтобы добираться до горловины. В противоположном конце поляны там и сям – углубления, иные совсем свежие, даже не успела пожухнуть вмятая колесами вертолета трава. Выходит, набрел на «аэродром подскока». Зачем, если такой вертолет способен дотянуть от заимки до Пижмана, не опустошив досуха баков? Ответ простой: вполне возможно, вертолет неустанно кружит над тайгой, прочесывает по квадратам, вооружившись каким-то из детекторов. Сама я на месте Прохора так бы и поступила, погоняла вертушку дней несколько, не полагаясь на минные поля и засады, – таковых не может оказаться много... И это топливо. Не для меня, но для «Молотовых». Не зря из той избушки прихватила пустые бутылки. «Молотов» против вертушки, может, ничего и не даст, а вот против зверя четверолапого или двуногого точно подойдет. - Алита, подойди, - подозвал меня Мазур. - Хочешь красного петуха по лесу пустить? – хмыкнула я. – Почему бы и да? Командуйте, товарищ… А кто ты хоть по званию? По настоящему званию. - Капитан первого ранга. Да-да. - Значит, не показалось мне, что к нам морского волка занесло. Ладно, пора за работу. Эй, девчата, идите сюда. Вот вам моя лопатка да нож. Наточены отменно. Для этой работы подойдет отлично. Вернувшись метров на триста по своему же следу, туда, где деревья стояли густо, принялись за работу. Драли бересту – где ножами, где руками. Амазонки моментально обломали ногти, еще допрежь того помаленьку приходившие в жалкое состояние, но Мазур был беспощаден, да и они сами уже малость одичали – так что обошлось без лишних трагедий. Попутно ломали сухие ветки, кустарник, молоденькие деревца, засохшие в тени взрослых собратьев, – их моментально можно было опознать по рыжей хвое. Я же своими клинками рубила достаточно толстые и прочные сучья и таскала бревна. Как же хорошо без этого отвратительного скрежета в груди… В самой чащобе сложили несколько куч. И ушли наверх. - Ладно, подруги, вы тут подождите, а я запущу реакцию, - сказал нам Мазур и рванул вниз. - Кто даст искру в нужное время в нужном месте – получит огненный шторм.., - прошептала я, смотря на разгорающееся пламя. – И шторм этот снесет все, что встанет у него на пути... - О чем это ты? - удивилась Ольга. - Да так, о том, что я творила в предыдущем мире. Размышления о власти, анархии и революциях. И том, нахрена мне оно надо было. - Да я не об этом, - отмахнулась она. - Что это хоть за язык такой? Очень уж красивый... Прямо как пение. Переливчатый такой... - А вот сейчас вообще не поняла.., - удивилась я. - Я же вроде как на своем основном, на русском говорила. Или... Да ладно? Опять? И уже не в пьяном виде в этот раз. Есть такая у меня «фишка», что я в бреду могу творить хрен знает что. И постоянно перехожу на какой-то странный язык. Но ни разу не говорила на нем в нормальном состоянии. И вот - на тебе. - А ты вроде говорила, что ничего не помнишь о своем прошлом? - поддержала разговор Вика. - Так может это и есть твой родной язык? Ты все сомневаешься, что ты - русская, так может ты и правда не отсюда? Это же какая-никакая, а зацепка. - Черт его знает, - грустно ответила я. - Не знаю, кто я такая... Вот бы найти свой дом, свою родину... Там и должны быть ответы на во... Опять закашлялась. Да сколько можно уже? Бесит! И пугает... Только бы успеть дойти... Да и уцелеть было бы неплохо. Бессмертие бессмертием, да вот только я тоже не обычный перехожий. А если какой-то элемент просто откажет и... И просто вечный цикл перезагрузок... Брр. Даже думать о таком страшно. Хуже такой участи сложно что-то придумать. Только безумие. - И все же - сколько тебе осталось? - довольно бестактно спросил поднявшийся Мазур. - Сколько осталось - все мое, - хмыкнула я. - Надеюсь, дойти сможем. А дальше уже не ваши проблемы. Но если что - просто бросайте меня и идите вперёд. Я вам никто, так что совесть будет чиста. Не слишком беспокойтесь насчёт этого. Ладно, вперёд, пока цистерна не рванула. Ночлег выдался царский. Ввечеру они наткнулись на курьез природы, рукотворный замок. В глубокой ложбине выходили на поверхность мощные пласты молочно-белого кварца, там и сям пестревшие проемами – за сотни лет подземные воды выточили сущий лабиринт пещер, запутанных ходов, лазов, где пролезешь только на четвереньках, и тоннелей, где можно выпрямиться во весь рост и все равно не задеть макушкой потолка. До захода солнца оставалось еще часа два, но Мазур, не колеблясь, объявил привал. Амазонки вконец выдохлись, нужно дать им отдых, а этот лабиринт был не только крышей над головой, но и надежной крепостью – Мазур, наскоро обойдя ближайшие переходы с пучком горящих веток, убедился, что они тянутся на десятки метров в глубину и вниз, а выходов на поверхность столько, что перекрыть их все не под силу и взводу. А я просто улеглась в пещере. Кашель совсем замучил. Достало уже... С моей помощью без особых проблем получилось наготовить дров. Вот уж не думала, что когтями можно срубить немаленьких размеров ёлку и нарезать ее на кряжи. Как оказалось - можно, причем без особых усилий. Я с Мазуром таскала дрова, женщины - лапник для лежанки. Костер вышел отличный, хоть и пришлось запариться с его розжигом. Огниво ни в какую не хотело поджигать бересту. Но когти выручили ещё раз. При столкновении друг с другом они испускали целые снопы ярчайших искр. Никаких выщерблений, конечно, не возникло, зато костер развели только так. Интересно, а какие ещё особенности есть у этих клинков? На алых головешках трещало капавшее туда барсучье сало. Поплыли аппетитные запахи, а рядом жарилась подбитая сова. Поблизости, где-то внизу, журчал невидимый ручеек. Мазур вырезал новый гребешок для Ольги, я в очередной раз перебирала все оружие, а девчата просто смотрели на костер... Красота... Люблю я такую постапокалиптическую атмосферу, черт возьми. Не знаю за что, но просто люблю. Люблю такой сплав современных и примитивных технологий, музыку Зоны, состоящую из воя далёких тварей, шелеста листьев, падающих с дерева, разрядки «Электры» и выстрелов, улавливаемых на самой границе восприятия. Или музыку леса... Наверное, в душе я все же люблю романтику. Такую вот странную, но романтику. Щёлкнул затвор, и я зашипела, выдергивая палец. Домечталась, дура. Какая тут романтика, твой путь - это огонь и кровь. И так будет всегда. Твоя война никогда не закончится. Она просто будет идти внутри тебя. И идти вечно... До тех пор пока жива Алита, будет жива и другая ее сторона - Боевой Ангел... – Что вы на меня так уставились, гардемарин? – спросила Ольга наивным тоном. – Взгляд у вас больно уж звероватый... Вика, меня, чует мое сердце, соблазнить хотят. Вступишься, если угроза для добродетели возникнет? Никакой реакции. Вика лежала спиной к костру, в тени, подложив под щеку сложенные ладони – вот уже добрых полчаса, почти не шевелясь, только иногда вздрагивая всем телом. Не дай Зона она сломается... Только прирезать тогда - чтобы не мучилась. Больше выбора не будет. Потому что если сломалась - то сломалась окончательно. По себе знаю. Я тоже сломана... Ограничители давным-давно сорваны. И если ещё раз это повторится - мне конец. Останется лишь Боевой Ангел. А я буду заперта где-то в глубинах сознания или просто исчезну. – Вот, – гордо сказал Мазур, вручая Ольге вполне приличный на вид гребешок, – точная копия изделия неизвестного мастера, творившего в каменном веке неподалеку от будущего Рима... – Похоже, – фыркнула она. Подсела к Вике, все-таки растормошила чуточку, заставила сесть и стала причесывать, как маленькую. Украдкой посмотрела на Мазура с немым вопросом во взгляде. Он растерянно пожал плечами, решительно не представляя, что тут можно сделать. Поправил вертела с барсучатиной – заранее натаскал больших камней, обложил ими костер, и получился вполне приличный очаг. Поморщился, поглядев на сову. Интересно... - Эй, каперанг, а что ты так на сову смотришь? - спросила я Мазура. - Какие-то не самые хорошие воспоминания? Давай, колись. Мне ведь тоже интересно узнать. А если расскажешь - я свою историю интересную расскажу. Тоже веселая. - Ладно, так и быть, расскажу, - вздохнул Мазур. - В полузабытые времена развитого социализма трое бравых гардемаринов-первокурсников, в том числе и я, были отряжены выполнять задание Родины – охранять в глухой тайге поодаль от Архангельска склады боеприпасов. Склады были могучие и являли собою десятка два огромных бараков, разбросанных на значительной площади и обнесенных колючкой. Вражеские шпионы, равно как и посторонние лица, в окрестностях не шастали из-за крайней отдаленности «точки» от какой бы то ни было цивилизации – и через неделю господам гардемаринам впору озвереть было от лютой скуки. Ну, выпивали, конечно. Понемногу сосали спиртягу, уже без всякого почтения поглядывая в распахнутые двери ближайшего барака, где на стеллажах грудами покоились всевозможные бризантные штучки – ну какие там печати и секретные замки? Не атомные бомбы, в самом-то деле... На восьмой день и приключилось то самое событие. К костру, где пили морячки, залетела сдуру из тайги здоровенная сова. Господа гардемарины ее отловили и, сообразив, что предвидится развлечение, стали усиленно напрягать фантазию. Вскоре придумана была замечательная хохма – со склада добыли динамитную шашку, бикфордов шнур, примотали все это сове к лапе, подпалили шнур и сову отпустили, чтобы летела на все четыре стороны. Черт его знает, что там за мысли родились в голове у совы, но в тайгу она не драпанула, а полетела прямехонько в высоченную, распахнутую, двустворчатую дверь барака. И притаилась там где-то под крышей. Гардемарины протрезвели в какую-то микросекунду. Бикфордов шнур был коротенький. Бежать бессмысленно – когда рванет барак и сдетонируют боеприпасы и взрывчатка во всех остальных, воронка получится такая, что все равно в ней останешься, как ни мчись быстрее лани... Точнее, будешь порхать над тайгой в виде пригоршни молекул. Неизвестно каким чудом, но сову мы изловили чуть ли не в последний миг, чтобы не терять времени, оторвали шашку вместе с лапой. Безвинную птицу решено было зажарить на костре и слопать, что и было исполнено. Мы молча сидели вокруг догорающих углей, жевали жесткое пригоревшее мясцо, к спирту никто не притронулся, хотя его было еще полно, а головы были пустые, как колбы электролампочек. Вот такая история... - Спиртное - зло, - хмыкнула я. - А так же источник превосходных историй, что могут потянуть на полнейший бред. А сейчас - моя история. Бомбили мы как-то Париж в Новый год. Повеселились знатно, я Эйфелеву башню раздолбала, «Ночные Ведьмы» тоже неплохо поработали. И тут - тра-та-та! Очередь из зенитной пушки. Подбили меня. Дисколет - это не самолёт или вертушка, вниз камнем полетел. Рвануло знатно. На атомы разнесло три ближайших квартала. Ну и я на перезагрузку улетела. Снова появилась и ну ходу оттуда! Залезла в винный погреб где-то на окраине. Ну и не удержалась. А «фишка» в том, что на меня действует не столько спирт, сколько какие-то травки и химия. Ну и наклюкалась с того я вина мгновенно. И завалилась в соседнее помещение. А там немецкие офицеры тоже Новый год отмечают. Неофициально. Так что пьянка была в самом разгаре. И нажрались уже все до «белочки». Я же, когда пьяная, вообще-то добрая, если меня не бесить. А немцы оказались просто отличной компанией. А мое появление списали просто на «белочку». И понеслось... Танцевала на столе вместе с ними, устраивали крысиные бега с помощью пойманных там же крыс, потом проигравшими крысами закусили, поджарив их огнеметом... Играли в карты на раздевание. Я бессовестно жульничала, читая мысли мужиков, так что большая часть из них вскоре уже ходила в одних трусах, а кто-то - и без трусов. Сама тоже была хороша - щеголяла своим корпусом, проиграв в карты куртку и футболку. Веселуха, короче, та ещё была. Не знаю даже, сколько вина мы там выжрали. А потом просыпаюсь утром в полнейшем охреневании: в подвале вина - по колено, на бочках, столах и скамейках спят вдупель пьяные офицеры, а я без куртки и футболки... Пиздец полнейший. Ну я кое-как нашла свои револьверы, «Кедр» да катану, содрала с одного из мужиков куртку почище, фуражку нашла и в лес. Башка гудела знатно, штормило меня тоже отменно, перегаром можно было разить почище чем винтовкой, так что никто и не полез. Только часовой какой-то, от которого несло не хуже чем от меня, сочувствующе сунул флягу с водой. Вот так... - В армии трезвенников нет, - хохотнул Кирилл. - А если и есть, то они тоже вскоре покидают общество трезвости. Впрочем, как и командиров-трезвенников нет. Как говорится, «не можешь остановить пьянку - возглавь ее». И вышел на улицу. Я - за ним. Воздух в ложбинке был совершенно неподвижным, ни малейшего дуновения. Высоко над верхушками сосен висела луна, похожая на освещенный изнутри стеклянный шар. Ночная жизнь, как обычно, себя почти что и не проявляла звуками: пару раз в глубине тайги жутко ухнула сова, кто-то пискнул неподалеку, шустро взбегая по стволу. Мы пошли по ложбинке. На откосе, на уровне взгляда, на миг сверкнули два серебристо-зеленых глаза, но мы равнодушно прошагали мимо: судя по размеру глаз и расстоянию меж ними, на нас таращилась какая-то таежная мелочь вроде лисы. Далеко на севере на горизонте чуть заметно подрагивала бледно-золотистая полоса – пожар зажил собственной жизнью, ширясь и распространяясь. Все было в порядке, скоро там начнется ад кромешный... Мазур, смотря на пожар о чем-то глубоко задумался. Ну-ка, интересно, о чем же? - А что с пожаром такое связано? - как бы невзначай спросила я. - Чую, что что-то с ними у тебя связано... нехорошее. - Пророчество, - вздохнул спецназовец. - После третьего пожара я умру. Так сказал тот псих на базаре. - О, уже интереснее. Где-то на Востоке или в какой-то ещё глубинке на базаре выловил такой обвешанный амулетами и так прямо сказал? - Откуда ты знаешь? - искренне удивился тот. - Так и было... Ты что, мысли читаешь сейчас? - Не-а. Какое там чтение мыслей, - отмахнулась я. - Энергия только-только копиться по-нормальному начала. Я умею читать судьбы людей. Просто... видеть. Догадываться о чем-то. Это даже не совсем способность... Что-то вроде слившихся воедино моих основных сил, на перекрестке которых появилось новая их грань. Удивительная вещь... Я вне времени, вне линий вероятностей и поэтому могу видеть то, что не видите вы. Не знаю до сих пор как это работает, но вот так как-то. Слишком странные силы смешаны во мне. Слишком много непознанного... Вот потому и ищу себя. Свое прошлое. Я чувствую - там ответы практически на все вопросы. А в пророчество это советую верить. Это не так просто случилось. Поверь мне. Но пока что - забей болт. Мы устроили им настоящий ад на земле, друг мой. И охотнички эти херовы от нас точно отстали. Там не самый жаркий филиал ада из тех, что устраивала я за свою жизнь, но тоже неплохо. - Не самый? А можно осведомиться - какой тогда самый жаркий? - спросил Мазур. - Самый жаркий - Германия шестьдесят первого года. Я превратила ее в самое настоящее пекло, запустив их ядерные ракеты по ним. Смерть всем... Даром. И пусть никто не уйдет. А в Берлине взорвала первую в Мультиверсуме термоядерно-аномальную бомбу мощностью в двести мегатонн. С небольшой добавочкой. Там ещё лет десять будет лавой кипеть земля. - «Может мы обидели кого-то зря, сбросив двести с лишним мегатонн. Весело кипит кровавая земля там, где был когда-то Пентагон.», - прямо-таки пропел Мазур. - Слышала такую песню? - Ещё как слышала, - хохотнула я. - Как и «Весело шагать по болотам...». - С пулеметом. А деревни поджигать лучше ротой или целым батальоном. В небе зарево за речкой заполощется, - вновь пропел Мазур и я начала подпевать. - Раз бомбежка, два бомбежка - нету рощицы, раз атака, два атака - нет селения! Уничтожим коренное население! - Что в армиях всех миров едино, так это веселые песни, - рассмеялась я. - И везде их считают идиотскими. Сами дураки. А есть ещё наш, фронтовой хит той войны. «Который день по грязи тащусь с отрядом я. И под тяжёлым огнеметом гудит спина моя. Рублю мозолистой рукой сплетение лиан. Рублю, как будто предо мной немецкий партизан. Вчера нам крупно повезло: спалили мы дотла не как всегда - одно село, а целых три села. И ночью становился день там где прошел наш взвод. И дым спаленных деревень затмил небесный свод. Я запах жаренных детей вообще не переношу и потому всегда с собой противогаз ношу. И мне не страшен никакой германский патриот, ведь у меня всегда с собой мой верный огнемет...». - Сама сочинила? - удивился Мазур. - Не-а. Мой знакомый, Ганс. Его, помнится, снайпер пристрелил. Или это Джо убил снайпер, а Ганса накрыли из миномёта... Не помню уже. Мне в плане песен, стихов и музыки панцерхунд на ухо наступил. Красиво загнуть могу, спеть чужое - тоже, но свое не сочиняю. Не умею со стихами работать. - А можешь чего-нибудь спеть из... - Из невоенного? Могу, конечно. Без проблем. Песню девушки моего друга. «Завтра я достану из шкафа твой пыльник, Снова соберу тебя я в дорогу Только смотри, не забудь свои крылья, Видишь, я прошу не так уж и много. Лети, улетай, дотянись до неба И с высоты отыщи, разгляди зону счастья Место, где встретимся мы, Место где бы я сберегла тебя от ненастья А не найдешь - тогда лети дальше Счастье в полете найди непременно А я подожду, подожду - как и раньше Всю жизнь ждала, я дождусь, я сумею Но ты не вернёшься в край где ты не был, Где мы друг друга не полюбили Каждая птица ищет чистое небо Каждое небо ждёт свои крылья...». Песня давно затихла, а мы все молчали и думали каждый о своем. Я же - о том, откуда я все же родом. Где мое небо... - Кстати, а где твои крылья, Ангел? - спросил Мазур. - Где же ты их потеряла? Не всегда ведь ты была такой, ой не всегда... Это я точно скажу. - Я - падший ангел. «Падет ангел и восстанет воин»... Крылья мои сожгла война. Может, когда-нибудь я найду себе новые. И новое небо, которое будет чистым. Где не летают снаряды, сгустки энергии из импульсных орудий и которое не опалено огнем горящих городов... - Красиво поешь, - заметила Ольга, подошедшая к нам. - Где так научилась? - Да так, пела когда могла. Я больше по року специализируюсь. Была бы у меня какая-никакая гитара, так может быть и сыграла бы чего. А так - только КПК. Хорошо хоть его сучий доктор не спер. Разблокировать бы точно не смог, КПК завязан на электронный ключ, которым являюсь я, но если бы он его разбил... То точно бы позавидовал мертвецам. Там чертежи термоядерно-аномальных бомб, «Вольфрамового Шторма», «Шквала», «Монстробоев», документы с «Двести Одиннадцатой» и отчёт по проекту «Боевой Ангел», что для меня ценнее всего в Мультиверсуме. - Потому что это ещё какая-то зацепка, да? - хмыкнул Мазур. - Какая-то наводка на то, где может быть твой дом. Откуда это у тебя все? - Одного урода поймать не вышло, зато залезла в его заначку. Вот там и нашла. Вернее, не я нашла, но мой товарищ. Он же и показал это мне. Теперь бы найти ещё тот мир. И для этого есть уже две причины. Первая вам и так как раз ясна, а вторая - меня там могут починить. Вот выберемся и сразу же куратора найду. А того козла все равно найду. И разговорю. Он точно знает больше чем надо. Ну, вы как хотите, а я спать. Нам ещё пилить да пилить до точки. И, прошу, потише занимайтесь этим самым, ага? Мало того, что мешает уснуть, так ещё и завидую. Хоть и сама того не хочу. Вот уж не думала, что буду завидовать людям. Все, давайте, спокойной ночи.