Об уюте, стесняше-Игоряше и искусстве, а точнее о том, как Разумовский жалел, что не скульптор или художник

После, как показалось Игорю, бесконечной недели он вернулся домой. Вернулся он раньше, чем заканчивается рабочий день, однако с опозданием всего лишь на несколько суток. Сняв излюбленную кожанку и кепарик, майор измученно упал на диван, включил для фона телевизор, потому что два трудоголика были пока на работе, а одному вянуть или, того хуже, заснуть в тишине не очень хотелось. Хотелось хоть как-то встретить и объяснить своё отсутствие в несколько дней Олегу и Сергею. Их, кстати, долго ждать и не пришлось. Вот Серёжа что-то заинтересованно рассказывает Олегу, потом поворачивает голову и видит, мать его, Грома, который не приходил несколько суток домой. Серый уже чуть ли не бежит и штурмом берет диван, в то время как Олег размеренно надвигается уже на двух мужчин. -Игорь! Мы тебя ждали, между прочим. - возмущается Разумовский,- Тебе так сложно было сказать, что ты не приедешь? Ты мог написать короткую смску,- тут он уже начал загибать пальцы,- позвонить, да хоть голубиной почтой отправить одно предложение: «я не приду, не волнуйтесь, все хорошо» Гром ерзает на своём месте и пристыжено смотрит в пол. Рядом диван продавливается под весом Волкова, который тут же выдыхает ему в ухо: -М, Игореш? Ещё несколько дней и нам бы пришлось обзванивать все больницы и морги. Ты же не хотел бы этого? От его шепота ведёт, запах мятной жвачки и парфюма пробираются через нос и бьют сладкую тревогу в голове Игоря, потому что это ничем хорошим не закончится. -Ну, я, э-э-э, это, того, на работе немного задержался,- Игорь чешет затылок. -Немного задержался?! То есть по-твоему три дня — так, ерунда?- Серёжа тут же вспыхивает, но тяжелая ладонь Олега ложится на плечо, останавливая поток из слов, ругательств и всего не высказанного. В его взгляде читается жёсткое «пускай объясняется, но да, ты прав, я тоже волнуюсь» -Да че вы накинулись? Вот я пришёл, сижу тут. И вообще, не помер и ладно, че бубнить-то?,- Серёжа отвешивает звонкую, но не больную пощёчину. Для вида и профилактики. -Твои извинения приняты, иди сюда,- Олег смягчается и раскрывает руки для объятий, куда сразу же ныряет Игорь, прижимаясь к широкой груди, а за ним и Сергей. Волков мягко целует в макушку Грома и гладит спину Разумовскому. Было решено включить какой-нибудь фильм. Минут через двадцать послышалось тихое мерное сопение. Гром, свернувшись калачиком и устроив голову на коленях Олега, а согнутые ноги на Серёже, вызывал приступ умиления и тихий-тихий любовный смешок. Щелкнула камера. *** Проснулся Игорь уже в кровати, укутанный в плед и одеяло, а рядом пустовали два ещё тёплых места. Взглянув на часы, он увидел страшные 12:23 и побежал искать свои вещи. По закону подлости куда-то затерялся носок, так что Гром ринулся к дивану искать пропажу. Со стороны все выглядело до нельзя комично — взрослый мужик бегает по квартире в расстегнутых джинсах и в одном носке. Из кухни выглядывают Олег, а затем и Сереженька. Первый в домашней одежде и в фартуке, а второй в какой-то полурастянутой футболке и в пледе, накинутым на голову. -Доброе утро, майор. И далеко вы собрались?- Волков тычет лопаткой в сторону запыхавшегося Игоря. -Да проспал я чет сегодня. Щас, носок найду и побегу, а то безбожно опаздываю. -А мы отпросили тебя у Прокопенко.- зевает плед и снова говорит через коротенькую паузу,- На неделю. Игорь открыл рот и медленно соображал что к чему, как Серёжа утащил его обниматься и целоваться. -Завтрак готов!- Олег торжественно снимает фартук и присоединяется к общей идиллии, но потом даёт два легких подзатыльника, а-ля расселись тут, еда скоро остынет,- Пойдёмте кушать. За трапезой Игорь улыбался, потому что ему не надо на работу. Нет, его все устраивало и работу свою он любил, но преступник пойман, а он вымотан так, что по ощущениям весь свой отпуск просидит с Олежей и Сереженькой дома. А Волков и Разумовский улыбались от улыбки Грома. Потом Серёжа достаёт телефон, что-то ищет и поворачивает его экраном к Игорю. Тот несколько секунд смотрит, а потом постепенно заливается краской, начиная от ушей. Такой красный он сидит несколько минут и, насупившись, молчит. Рядом опять раздаётся щелчок камеры. -Э, да че вы, пожалуйста, не надо, удалите,- теперь смущение перешло на шею,- ну или покажите хоть. Олег показывает свежее фото, на котором смущенный Игоряша вперил взгляд в яичницу. Серёжа опять показывает вчерашнюю картинку, где Гром уснул на диване (на Олеге и Сергее). -А тебе разве не нравится? -Ты стесняша-Игоряша? Волков и Разумовский на два голоса поддразнивали Игоря, который готов был провалится на двадцать этажей вниз. И, чтобы не давать ещё больше поводов для подколов и смущения, он просто уткнулся лбом в олегово плечо. Сверху послышались хихиканье. Ну как сверху, не очень-то и высоко получилось. Игорь был высокий, точнее у него были незаконно длинные ноги, чему очень много уделяли внимания Олег и Серёжа. Как он наденет шорты, так сразу рядом материализуется рыжеволосая бестия в лице Разумовского с восклицанием, какие же красивые ноги и, будь он Микеланджело, ну, тот, который не из черепашек-ниндзя, а великий деятель эпохи возрождения, то уже б притащил камень или мрамор и молоточком бы выстукивал громовские ноги. Олег немногословно кивал, опускался на колени и своими мягкими и прятными ладонями восхищенно оглаживал икры, голени, бёдра, от чего ноги (да обычные ноги, че в них такого, как считал Игорь) подкашивались, а Волков продолжал их мять, щупать, гладить, как слепой в упоении читающий по Брайлю. Каждый раз бравого майора покрывал удушливый румянец. Вот такой он, на работе не щадя ни себя, ни очередную мразь исполняет свои служебные обязанности, а дома краснеет и млеет от слов и прикосновений, смущается и заливается краской от обыденного комплимента. И правда, он — стесняша-Игоряша. А Серому и Олеже нравился такой Игорь. Они будто специально сговорились и делали все, чтобы вызвать неловкость на суровом (на самом деле милом) лице. Стоит Игорь на кухне в одних трениках, познаёт чудо-технику, в общем осваивает кофе машину. С дивана хорошо видно его спину, как перекатывались мышцы и да, по скромному мнению Разумовского, спина Грома заслуживает не меньше внимания, чем его ноги, так что он уже второй раз жалеет, что, если он и захочет стать Микеланджело, то получится только черепашка. Олег тихо встаёт с дивана, медленно подходит к Игорю сзади и вжимает в столешницу. Сцепляет руки на бёдрах или на животе, кладёт подбородок на плечо и стоит, наслаждается. Майор каждый раз сжимается, а потом, поняв, что опасности нет, расслабляется, но не морально, потому что кофе сам себя не сварит. Олег стоит так с Игорем, а потом начинает что-то горячо шептать и припадает к стыку шеи и плеча и через какое-то время небольшого проявления любви и помощи в готовке кофе он отходит к работающему Серёже, и они вместе наблюдают произведённую реакцию. Гром стоит, облокотившись о стол, задумчиво смотрит куда-то вниз, а когда поворачивается, то на нем виднеются алеющие уши (и засос, ха), такие же следы на скулах. Он направляется в их сторону, а когда доходит просто смотрит и молча пихает Серёже в руки кружечку кофе. -На, это тебе.- он немного запинается, переминается с ноги на ногу,- Я подумал, что ты работал и устал и… в общем, на. Разумовский смеётся, Олег улыбается. -А че ты улыбаешься, смешно что ли?- Волков уже натурально смеётся, потому что у такого Игоря словарный запас как у того самого авторитетного пятилетки во дворе, поджидающего тебя с палкой в руках из-за того, что ты ему проиграл конфету,- Я тебе тоже вообще-то принес. Гром сует в руки ржущему Олегу какой-то шоколадный батончик, а тот тянет его на себя и мягко целует. Серёжа к ним приобщается, теперь они втроём милуются под пледом на диване. Олегово «спасибо» такое мягкое, приятное до дрожи слышится у самого уха, после чего он посасывает,кусает мочку, обводя языком ушную раковину. Игорь глухо стонет. А Серёжа теперь жалеет, что не художник, потому что таких домашних и уютных Олежу и Игоряшу он бы рисовал и рисовал.