Мефистофель

Немолодой актер провинциального театра с говорящей фамилией Сатановский готовился к выходу на сцену. Сегодня он последний раз отыграет Мефистофеля и «на покой», так сказал ему директор театра. Мол, и голос сел, и для беса он старовато выглядит. — Ненавижу, — простонал Сатановский, адресуя свою ненависть и молодому артисту, который займет его место в этом спектакле, и самому директору одновременно. Но сегодня, именно сегодня он должен выложиться сполна. Этой ролью он должен доказать всем и каждому, что Эдуард Сатановский еще многое может. Мужчина осторожно выглянул из-за кулис, чтобы настроить себя на встречу с залом. Он всегда так делал и раньше. Вид зрительного зала с его партером, балконами, ложами всегда действовал на него завораживающе, успокаивающе, но сегодня… — Ненавижу, — застонал артист, хватаясь за грудь, завидев, как смеются и громко разговаривают дети, рассаживаясь по креслам. Скоро должен погаснуть свет, а они все никак не могут занять свои места. И вот для них, для них, ничего несмыслящих в искусстве, он должен выкладываться. Выкладываться по полной. Он ненавидел их в этот момент всем сердцем… …Голос артиста то взлетал вверх под своды театра, то падал вниз, он стонал и рвался, когда он своими монологами пытался достучаться до непрерывно болтающих детей. Кто придумал приводить их на такие серьезные спектакли? Кто? Почему благотворительный спектакль, оплаченный спонсорами, был именно сегодня? — Ненавижу, — чуть не сорвалось с губ Сатановского в адрес мальчишки, сидевшего во втором ряду и шелестевшего оберткой от шоколадки. Он, не моргая, смотрел на него, чувствуя, как злобное чувство ненависти, словно не артист он, а бес, обволакивает его. Он испепелил бы его взглядом, если бы тот только соизволил взглянуть на него… …Спектакль окончился, дети, как ошалелые кинулись сразу прочь. Что им тут еще делать? Вялые аплодисменты разбили вдребезги истерзанную и без того душу артиста. Никто даже не преподнес жалкого букета цветов. Такого фиаско он не ожидал. Это конец. Занавес! …Усталый артист добрел до своей машины, ждавшей его на парковке возле театра. Обреченно вздохнув, он попытался пробраться к ней — похоже, совсем недавно прошел сильный ливень, и теперь огромная лужа не давала ему просто сесть в автомобиль и просто уехать домой. — Ненавижу, — Сатановский погрозил кулаком в небо, где заходила еще одна туча, грозя пролиться не менее мощным дождем. Стараясь не замочить брюки и не испортить модельные туфли, он кое-как пробрался к дверце своей машины. Но тут, как специально, мимо него проехал с ревом мотоцикл, обдавая его с головы до ног водой и грязью. — Ненавижу, — взревел мужчина, усаживаясь на водительское сидение и заводя мотор. — Ненавижу, — кричал он и в изнеможении качал головой. В ту секунду, когда с силой он нажал на педаль газа, он ненавидел весь мир. Весь мир с театрами, с детьми, с мотоциклами и с небесами! Весь! И сердце старого актера не смогло вместить столько ненависти… Оно раскололось, рассыпалось на тысячу кусочков…