Вино и сигареты — это всё, что нам осталось,
Душить друг друга в ванной и снимать свою усталость.
Твой сон — наши объятия,
А мой космос — гематома.
Впечатай меня в стену, чтобы я остался дома!..
А потом Аполло увидел это у Эджворта. Феникс попросил его метнуться к генеральному в прокуратуру и передать неизвестной природы папку документов, потому что сам наставник не успел и сослался на непредвиденную встречу с их новым потенциальным клиентом. Внезапно как-то. Они столкнулись с прокурором едва ли лоб в лоб на лестнице, и мистер Эджворт как-то в непривычно бодром расположении духа поприветствовал Аполло, крепко пожав юноше руку. До кабинета они добрались уже вместе. Майлз безмерно расслабленно осыпал его обыденными вопросами, и Джастис даже задумался, а настоящий ли супруг босса перед ним вообще или двойник. Что-то опять было не так. Кто его знал, но землетрясение, последовавшее тремя с половиной минутами позже, заставшее их обоих прямо за чашками ароматного чая, выбило почву из-под ног Аполло во всех смыслах слов. Под властью фобии Майлз, загнанно вбившийся в спинку софы, в панике вжавшийся в подлокотник длинными липкими пальцами, судорожно замотал головой, когда Джастис предложил воды. Аполло соображал, что происходит, и всеми силами «заземлял» прокурора заплетающимся языком. Неожиданно мужчина, не отрывая перепуганного серого взора с таких успокаивающе двигающихся губ юноши, скорее по инерции ослабил крават и не понял, что сделал. Тогда адвокат подумал, что рухнет в тот же момент прямо там. — Господи… — вырывается изо рта молодого человека, и он нервно хватается кистью где-то у пуговицы жилетки на груди, отшатываясь. Удушье. Идеально ровный, тонкий малиново-синюшный венец, въевшийся в плоть бледной шеи прокурора, открылся Аполло; и юноша страшно лезущими из орбит карими очами впился в след, смутно догадываясь, что это вообще такое может быть. Точно опомнившийся, Эджворт порывисто скрыл налитое цветом клеймо ладонью, заслонил крохой ткани платка, после чего глаза его распахнулись в диком ужасе. Рот у него разомкнулся от участившегося дыхания, и мужчина обмер в ожидании чего-то. Но Аполло просто продолжил стоять перед ним обомлевший и двинуться в сторону побоялся, пока в кабинет осторожно не постучали. Может, у Феникса… и его мужа, действительно, неприятности?Вино и сигареты — это всё, что нам осталось,
Душить друг друга в ванной и снимать свою усталость.
Мой сон — наши объятия,
А твой космос — гематома.
Впечатай меня в стену, чтобы я остался дома…
Труси больше не в Америке. Сестрёнка удачно поступила на искусствоведа в позапрошлом году, и ма… Таласса приглядывает за ней там, в Борджинии. Они обе в безопасности. Тогда почему Аполло продолжает переживать? Наверное, потому что через целый месяц он наконец понял. Побои. Со временем они менялись. Старые увечья исчезали, и буквально на следующие сутки на их месте появлялись новые. До жути безобразные и обжигающе страшные, броскими контурами проскальзывающие, как печати, на чужих телах. Скрытые одеждой или пластырями, насколько то вообще возможно, — такие мелкие и ничего не значащие. Если даже получше приглядеться, но сути не ведать, всё равно не обнаружишь. Джастис не идиот, потому что иногда эта дичь могла болеть и воспаляться, наверное, ибо Райт, конечно, не ради забавы изредка пыхтел, дышал вынужденно ровнее, от случая к случаю щадил конечности, пил обезболивающие и всё чаще жаловался на слабость, раздавая только больше мелких поручений юноше и Сайкс. Джастис не идиот, так как мистера Эджворта, в свою очередь, он стал встречать аналогично чаще обычного по просьбам начальника, как по закономерности. И воротники рубашек прокурора с нихера, наверное, стали аномально выше, рукава блейзеров — слегка уже, а синяки под глазами — ещё темнее и глубже. Клавьер как-то случайно сболтнул, как в прокуратуре стали усиленно судачить. Жалеют, мол, генеральный… в конец устал. Не щадил себя совсем, «загонялся уже, ему бы в отпуск семейный да отдохнуть». Да какой там?! Там раны, кровавые сыпи, ссадины, шрамы — там насилие и бог его знает что ещё! Аполло видел и знал. Юноша рассказывал то, чего никак не понимала Афина, и Сайкс оставалось перешёптываться с ним, пока их наставник за рабочим столом не обращал на них внимания. Однако она продолжала надевать наушники и не хотела помогать. Браслет Аполло чуть руку не отсёк к дьяволу, потому что Райт откровенно лгал ему минимум по восемь раз на день и ещё единожды, как только Джастис порывался спрашивать о том, в порядке ли Феникс. А Аполло просто хотел помочь. Адвокат волшебным образом начал избегать взгляда в глаза и больше не оставался с учеником наедине, а его возлюбленный генеральный прокурор теперь был хладнокровно тише и осторожнее рядом с Аполло. О, видит Бог, Джастис не идиот. Какова вероятность того, что Феникс и его супруг находятся под давлением преступников и слова сказать не могут, потому что им угрожают? Это шантаж? Ими манипулируют? Они не могут так рисковать? У Райт-Эджвортов что, впрямь такие неприятности? — Вот дерьмо… — натужно выдыхает Аполло, сцепляя горячие пальцы перед собой и упираясь в них сальным лбом, так и не притронувшийся к остывшему кофе, в непонятном приступе тревоги высиживающий на кухне третий час. Нет, это не профдеформация в двадцать шесть. Нет, он не идиот.Мой страх — поцелуй, а в груди двенадцать пуль,
Пустит корни сквозь меня вишня…
— Полли, мне нужно к… в прокуратуру. Я подумал, что мы сможем заскочить на обратном пути. Ты не против? Дело двух минут, — странно умиротворённо, но заметно утомлённо спрашивает Феникс. В тот вторник, когда до Аполло вот-вот дойдёт суть происходящего, они проводят на месте преступления в поисках дополнительных улик практически всю вторую половину дня, засиживаются. Теперь, когда они наконец решают вернуться в родимый офис, а Джастис пал бы замертво, ибо голодный как волк, отчего-то молодой человек соглашается сопроводить Райта в прокурорский офис. Джастис видит, что Феникс и сам-то довольно не очень рад такой участи. Может быть, что-то слишком важное и что-то не требующее отлагательств. Им надо пойти туда. Не сдержав эмоцию, Аполло подозрительно хмурится и кивает, потому что не понимает уже ничего. А Феникс, всё так же неизменно по-доброму улыбаясь, отворачивается и ступает вперёд, бросив напоследок: — Замечательно. Идём. Только взгляд у старшего адвоката делается каким-то таким, что юноше предельно не приходится по нраву. Обесцвеченные матовые синеватые радужки под полуопущенными ресницами не движутся, в них знакомое отеческое тепло, благодарность и… Да нет.Наш магнитофон я поставлю на балкон,
Пусть другие люди нас слышат, видят… ненавидят.
Под влиянием какой-то неведомой силы Феникс с идеально прямой спиной, словно кол в позвонки ему вбили, шагает к нужному кабинету, и дыхание его невообразимо лёгкое. Аполло не хватает воздуха, он даже не поспевает за ним. Юноша вообще впервые лицезрит что-то подобное в поведении наставника, оно в голове не укладывается. Столько выносливости в человеке в конце рабочего дня быть просто не может. — Зайдёшь со мной, это будет быстро, — Райт мягко улыбается одними уголками губ, но Джастис жадно ухватывается за мимолётно зажмуренные тёмно-синие глаза и рот, испускающий судорожный выдох, когда мужчина перед ним дёргает ручку, нерешительно распахивая дверь. С каких пор Феникс Райт так входит к Майлзу Эджворту в кабинет? Снова что-то не так.Снег вдруг в комнате, босиком на потолке.
Ненаглядная моя прелесть…
— Я принёс, — слышимо молвит Феникс и скорым стремительным шагом подходит к письменному столу. Он непомерно осторожно кладёт шелестящий бумагами файл у стопки патологически ровно сложенных папок, глянув перед этим на надписи распечаток одним глазком. Голос адвоката такой же уверенный и спокойный, жесты — свободные и ненавязчивые, но наставник Аполло замирает изваянием напротив, выжидая отклика от недвижимого прокурора. Джастис тихо закрывает дверь, настороженно наблюдая за юристами. Восседающий за рабочим местом светловолосый мужчина намеренно медленно, почти лениво, точно нехотя, приподнимает голову, отрываясь от нескончаемых записей, и взмокшего Джастиса бьёт дрожь. Юноша знал не понаслышке, что генеральный прокурор, если бывает в состоянии крайнего гнева, то обращается настоящим дьяволом, но… — Стучать, — безэмоционально и монотонно протягивает Эджворт, качая пепельной чёлкой и вгрызаясь в лицо супруга своим до убийства истомляющим взглядом поверх очков. — Разве я не просил тебя… стучать? Аполло помнит, как Райт умеет великолепно повлиять на мужа. Он легко отшутится. Он весело отмахнётся от замечания. Он тыкнет прям в излюбленную переносицу пальцем у мостика оправы и сипло рассмеётся, а Эджворт с трудом вздохнёт, потянувшись за объятиями, и суровое лицо смягчится. Хотя бы на чуть-чуть. Они всегда так делают. Вот почему прокуратура в тайне молится за здоровье мистера Феникса Райта, когда тот посещает разозлённого партнёра в рабочее время. Но он молчит. Сейчас Феникс парадоксально продолжает молчать, и супруги просто смотрят друг на друга. Температура в комнате падает со скоростью света. Тишина длится где-то с полминуты. В течение этого до безрассудства крохотного времени Джастис желает стать любой частичкой мебели, слиться с плитой шпона тёмной двери позади или убраться отсюда к чёртовой матери куда-нибудь, потому что ужас происходит; потому что генеральный прокурор, правда, не в духе; потому что адвокат стоит перед ним и бездействует; потому что даже Аполло до дурноты не по себе и «в коридор обождать пустите, я не вынесу здесь больше»; потому что… — Да закрой ты уже свой блядский рот, Эджворт.Бей меня по лицу,
Я уж точно заслужу кровь вкуснее красных вин -
Веришь, знаешь, любишь.
Фигурная чёрная авторучка средь окаменевших пальцев прокурора звонко щёлкает. Нижняя челюсть Аполло падает вниз, и, воистину, кажется, что его оглушило тем знакомым канцелярским звуком. Райт недовольно испускает выдох, чрезвычайно измотанно прикрывая глаза, зачёсывающий растрепавшиеся волосы назад. В огненном мареве уходящего за панорамным окном солнца Джастису чудится, что сытый каким-то личным дерьмом наставник изменяется в лице, визуально старея лет на десять с лишним. Мгновение, после которого прокурор разгневанно вскакивает со стула в сторону мужа, слишком коротко. Испуганный до смерти юноша совершает рефлекторное скольжение стопой, с глухой болью сталкиваясь с ножкой чего-то довольно тяжёлого, тем привлекая к себе внимание шумом. И пока Феникс, в отличие от Аполло, остаётся поразительно неподвижен в такой лихорадящей близости с Эджвортом, генеральный нарочито плавно переводит подёрнутый бешенством серый взгляд и в конце концов замечает парня, оцепеневшего около входа в кабинет. Джастис ощущает, что весь внутри сжимается, как зверь под охотничьим прицелом. — Мы не одни, как теперь видишь, — ядовитый грудной смех Райта режет кинжалом слух. — Веди себя прилично, родной. Майлз страшно неестественно вздрагивает и в уязвляющем стыде привычным тиком цепляется рукой у сгиба локтя, незаметно жмурящий померкшие глаза, больше не смеющий смотреть ни на супруга, ни на их невольного гостя. Как побитый пёс, тыкнутый хозяином мордой в лужу. Упивающийся открывшейся ему неведомой властью над мужем, Феникс ухмыляется и с искренним восторгом концентрирует блеснувший азартом взор на перетрусившемся мальчике. — Прошу, прости его, Полли, — хрипло твердит адвокат, и линия его губ изгибается в подобии сладкого оскала. — Ты же сам видел, как импульсивен он был в последний месяц. Нутро Джастиса обливает кровью, и осознание обухом бьёт по голове. Всё вдруг выстраивается паззлом и начинает обретать смысл. Шантаж? Манипуляции? Угрозы? Кому? Самому преуспевающему в уголовном праве юристу Даунтауна и генеральному прокурору Лос-Анджелеса? Такая аккуратная гематома на запястье и ладный след асфиксии на шее. Аполло, ты что, идиот? Правое плечо Майлза мелко конвульсивно дёргается. Да ты, определённо, идиот. А домашнее насилие и жёсткий супружеский абьюз, который тебе демонстрируется уже месяц и подтверждается прямо сейчас, — не подумал, нет? — Всё нормально, — голос Райта делается елейно участливым и отрезвляюще холодным одновременно, довершая с нажимом: — Мы в порядке, Полли. Аполло кажется, что Феникс получает от этого какое-то больное удовольствие. Аполло кажется, что кое-что катится к чертям, — и как хорошо, что не у него самого. Он просто останется всему свидетелем.Вино и сигареты — это всё, что вам осталось,
Душить друг друга в ванной и снимать свою усталость...
Аполло надо домой. Если Феникс не взял бы Аполло с собой в прокуратуру, Майлз вцепился бы супругу в глотку? Если Феникс не взял бы Аполло с собой в прокуратуру, посмел бы он сам вцепиться супругу в глотку? Если Феникс не взял бы Аполло с собой и Майлз вцепился бы тому в глотку, кто-нибудь услышал бы шум? Если Феникс не взял бы Аполло с собой и сам вцепился бы мужу в глотку, кто-нибудь пришёл бы? Аполло сидит в автобусе и едет домой, уставившись в одну точку перед собой. Феникс знал, зачем он взял подчинённого в кабинет. И Майлз знал тоже. Из лучших побуждений юноша всего лишь сунул нос, куда не стоило, и увидел что-то, что не следовало. Ему крайне доходчиво дали об этом знать. «Не лезь, Аполло, мы в порядке»Ваш сон — ваши объятия,
И ваш космос — гематома...
— Конченый ты сукин сын, — с отвращением сплёвывает Джастис. Трясущейся рукой он опрокидывает кружку, выливая очередной остывший кофе в раковину и неотрывно смотря, как жидкость сбегает в слив. Он и сам не знает, кому ненависть адресована. Припизднутому начальнику, за благополучие и безопасность которого Аполло так трясся, как за своё, целый месяц. Или его нестабильному безумеющему супругу, которого собственный муж превратил в чудовище, что парню его даже жаль становится. Теперь, когда Аполло со всех сил старается заснуть, у него не получается. Под одеялом он в очередной раз переворачивается с боку на бок. Ладони соскальзывают в теплящую кожу пуховую ткань. Юноша почти спокоен, но под веками застывают генеральный прокурор Лос-Анджелеса и самый преуспевающий в уголовном праве юрист Даунтауна. Только вернувшиеся с работы, после какой-то никчёмной пары обидных фраз они, в диком аффекте встрявшие по коридору собственного дома, говорят на повышенных тонах и люто мечутся с целью забить друг друга до полуобморочного состояния. Так Феникс обычно доводит Майлза или наоборот? Они провоцируют друг друга по очереди? Возможно, кто-то из них бросается в другого окружающими предметами? Возможно, кто-то из них сбегает прочь и запирается в первой попавшейся комнате? Возможно, кто-то из них не выносит боли и громко вскрикивает? Возможно, кто-то из них орёт, что любит, и просит остановиться?.. Полли распахивает прожжённые недосыпом глаза, поджимая к животу негнущиеся в суставах ноги. Возможно... Возможно, весь этот ад продолжается дольше, чем посторонним можно вообразить. Возможно, это мерзкое зерно плавно зрело и цвело в Фениксе и Майлзе годами. Возможно, до сих пор они не понимают, что делают. Возможно, теперь им хватает жалких пяти минут для снятия напряжения — без лишнего шума и полуночных истерик. До конкретного по счёту удара. До вязкого тумана в зрачках. До перехваченного воздуха пред потерей сознания. До падения на колени от бессилия... Джастис больно зарывается пальцами меж прядей волос, здоровски оттягивая вихры к затылку. ...До невольного хриплого всхлипа в гробовой тишине. — Спи же, — сбивчиво шепчет Аполло себе под нос, — бога ради, не думай, просто усни. Утром, наверное, будет проще. Утром, когда дом Райт-Эджвортов предрассветно затихнет, будут суета, работа, прокуратура, агентство, клиенты и весь Лос-Анджелес, смотрящие на плоды их чудесного образцового здорового брака. Ещё утром будет Аполло Джастис, молча (не)пьющий кофе, смотрящий на плоды чудесного образцового (не)здорового брака и знающий об этих двух чуточку больше, чем кто-либо в этом падшем, ебанутом мире.Впечатайте друг друга в стену, чтоб вдвоём остались дома…
Похоже, он единственный, у кого здесь неприятности. — Смотрите-ка, кое-кто сегодня зна-а-атно проспа-а-ал, — Афина смешно дразнит, от души хлопнув скоросшивателем по столу, и вдруг ступорится, наконец взглянув на коллегу. — Полли... т-ты чего? Всё нормально? Единственный. Почему ж ему так адски плохо?