Мы горим, но не будем сиять

Его красота завораживала. Мимолетный взгляд, и Гарри почувствовал, как его тело само двинулось навстречу, рассекая толпу других начинающих актеров. Обычно Стайлс ждал, пока его заметят, оценят — ловил восхищенный взгляд — и легким кивком разрешал подойти, насладиться его обществом, но обычная тактика не сработала бы с настолько совершенным парнем. У Гарри мелькнула шальная мысль, что незнакомец даже привлекательней, чем он сам. Он представился, как Найл Хоран, приветливо улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы, откинул голову назад, через легкий прищур рассматривая черты его лица, и скользнул взглядом по всему телу, пытаясь оценить Гарри через одежду. Стайлс сразу понял, что он поверхностный. Не менее поверхностный, чем он сам. На сцене, во время репетиции, они держались на расстоянии, но после занятий неплохо провели время: немного выпили, поделились забавными историями, послушали музыку, отыграли несколько сцен... не переспали. Найл вернулся из Бостона домой с его номером в записной книжке телефона, а потом позвонил, и Гарри немедленно сорвался. Это казалось какой-то авантюрой, но Стайлс не дал себе времени, чтобы опомниться. Он решил поехать хотя бы на две недели и невольно задержался. Найл часто рассказывал о своем друге Луи — больше, чем о себе, хотя Хоран явно себе нравился. Он не стал рассказывать о друге меньше, когда Гарри переехал, разве что время от времени стал упоминать его бойфренда, но в таком пренебрежительном ключе, что стало понятно, для Найла не существует больше людей, кроме его лучшего друга. Он звонил Луи минимум раз за вечер, чтобы напомнить про репетицию или пробы, и если ему нужно было рано уйти, скорее всего его лучший друг был как-то с этим связан. Этот феномен вызывал у Гарри любопытство. Он отчетливо видел, что Найла, как и его самого, мало волнуют окружающие люди — они больше выступали в качестве декораций для его выступлений, однако всё резко менялось, когда на шахматной доске появлялась фигура его друга. Тогда желания и потребности Найла резко отодвигались на второй план. «Я» моментально превращалось в «Мы». Наблюдать за ним утром было приятнее всего. Гарри всегда нравились первые солнечные лучи, в такие моменты мир был по-настоящему прекрасен, и сейчас, когда Стайлс видел теплый утренний свет на лице спящего Найла, он испытывал приятное умиротворение. Когда солнечные лучи стали слишком яркими и теплыми, Хоран рассеянно потянулся, взглянул на часы, лежащие на прикроватном столике, и немедленно надел их на руку. Он сразу понял, что Гарри проснулся, даже не взглянув на него. – Извини, мне надо идти, – произнес Найл, быстро потягиваясь и опуская ноги на холодный пол. Поежился. Вздохнул. Его мозги начинали работать с самого утра, и сейчас Хоран, очевидно, строил маршрут и повторял в голове планы на день. – Так рано? – спросил Гарри, лениво наблюдая за Найлом со своего места. – У Луи сегодня пробы, – произнес Хоран, наклоняясь, чтобы поднять с пола рубашку и отряхнуть. Вид у него был сосредоточенный, почти деловой. У Найла было два рабочих режима: актер и импресарио. В обоих амплуа он смотрелся божественно. Наблюдать Гарри предпочитал за первым, а в постели находиться — со вторым. – А ты какое к этому имеешь отношение? – поинтересовался Гарри. Найл обернулся лишь для того, чтобы посмотреть на Гарри с оскорбленным видом. Брови нахмурились, демонстрируя показное негодование, губы изогнулись — дернулись вверх, но углы неизменно указывали вниз, дрогнули ноздри. Идеальный актер. Гарри заметил это ещё на курсах. – Я должен убедиться, что он справится с волнением, поддержать его, вселить уверенность в том, что Луи всё сможет. Он прекрасный актер, но ему не хватает уверенности, – не терпящим возражений тоном объявил Найл. – Впрочем, об этом не нужно волноваться, я вобью уверенность в его голову. К тому же, я должен знать, с кем мне при случае разобраться, если его не возьмут на роль... – Слушай, я не знаком с Луи лично, но у меня такое чувство, будто ты его затравил, – насмешливо сказал Стайлс. Найл картинно раздул ноздри, лицевые мышцы напряглись, но его взгляд стал внимательным. Он играл своей мимикой так, как никто в окружении Гарри. – Ты ему дышать не даешь. Каждый день звонишь, напоминаешь про пробы, съемки и репетиции, ещё и советуешь, как себя вести и что делать. Дай ему свободу хотя бы на день, пусть проведет время со своим парнем, расслабится, отдохнет, – протянул Гарри. – А ты проведешь время со своим. Сходим в театр, посмотрим на твоих конкурентов. Найл вновь опустился на постель, провел рукой по мягкой простыни. Вид у него стал задумчивым. Всего на мгновение, после чего он красиво сыграл воодушевление. – Ну, ладно, – игриво произнес он. – Развлекай меня. Что-то поменялось с того трехдневного актерского курса. Не существенно, не по отношению к Гарри, однако Стайлс чувствовал метаморфозу. И, хотя обычно Гарри был тем, на кого обращены все взгляды, ему также нравилось наблюдать. Найл походил на природное явление. Яркое, внезапное, завораживающее. Каждый раз, когда ему нужно было отлучиться, Гарри хотел, чтобы он задержался ещё на несколько секунд. Запоминал. Любовался. Иногда Стайлсу казалось, что перед ним зеркало, обманчиво сверкающее, немного льстящее. Если Гарри и знал что-то о Найле наверняка — Хоран обожал наблюдать за чужой актерской игрой, подмечать мелкие нюансы или высмеивать ошибки. Иногда, когда они выходили из зала, он повторял понравившиеся ему реплики и несомненно делал это лучше. Хоран умел подать себя. Брал лучшее из того, что происходило на сцене и менял под себя. Сегодня ничего такого не было — Найл шел нервным шагом, заложив руки в карманы, и смотрел под ноги. Обычно даже самая жалкая пьеса разжигала в нем актерский азарт, но сейчас Хоран даже не ругал сценарий. Спектакль прошел мимо него, и он даже по-инерции похлопал, хотя обыкновенно с головой окунался в эмоции и рвался пообщаться с кем-нибудь из актеров. – Мне прямо интересно, что это за Луи такой волшебный, что ты всё успокоиться не можешь, – заметил Гарри между прочим. – Он мой лучший друг, – отрезал Найл, но сразу же немного смягчился, скользнув взглядом по Гарри. – Я должен быть с ним на пробах: подбодрить, поддержать... Устрашить конкурентов! На кастингах Гарри бывал не раз и не хуже Найла понимал, что актеры одного типажа часто пересекаются на пробах и прослушиваниях. Тот, кто видел Луи хотя бы единожды, должен был понимать, что за его спиной стоит очень непростого характера ирландец, так что у Гарри не было сомнений — все устрашены в нужной мере. – Для разнообразия можешь сделать что-то и для себя, – весело произнес Гарри. – Я всё время делаю всё для себя, – сказал Найл, задумчиво взглянув на дорогу, словно впервые заметил, что они вышли из театра и двинулись в сторону красивого моста с потрясающей кованной оградой. Гарри картинно вздохнул, привлекая его внимание. – Не похоже, – проговорил он серьезно. – Знаешь, тяжело встречаться с человеком, который влюблен в другого. Актерская маска на секунду спала с красивого ирландского лица, и Гарри заметил в глазах Найла искреннюю растерянность. – Я не... – Может, влечения тела и нет, но так даже хуже, потому что сексуальный голод утолить проще, а твое желание быть его эмоциональным партнером исполнить куда сложнее. Найл холодно изогнул бровь. Во взгляде снова появилось наигранное презрение, усилившееся за счет того, что Хоран напряг и расслабил ноздри, деланно отстраняясь. – Ты что, не веришь в дружбу? – поинтересовался он, придавая своему голосу высокомерные нотки. – Верю, – после недолгой паузы признал Гарри и чуть выпятил подбородок вперед, красиво отыгрывая насмешливую уверенность. – Но дружба — игра в теннис, и подавать мячи должны в обе стороны. Отношения, кстати, работают по тому же принципу. Ожидая ещё одной гримасы, Гарри получил странное, задумчивое выражение. Неожиданно мягкое и от того более интригующее. Молния посреди штормовой ночи, освещающая красивый пейзаж: деревья, кусты, тропинки. – Извини, Гарри, – Найл подошел ближе — что с другим человеком Стайлс расценил бы как попытку влезть в личное пространство — и задел его локтем, на миг задерживаясь. – Как я могу подать тебе мяч? – Ты уже подал, когда спросил, – улыбнулся Гарри и демонстративно прочистил горло, чтобы его голос звучал внушительней. – Слушай... я не могу встать между тобой и твоим другом. И не хочу, – заверил он и провел пальцем по горячей шее Хорана. – Но давай на день останемся только вдвоем? Опустив взгляд на его палец, Найл утвердительно кивнул. Он подошел к массивной, кованной ограде моста, вытащил телефон из кармана и, замахнувшись, швырнул его в реку. Послышался громкий всплеск. – Теперь до меня не дозвониться, – сказал Хоран и красиво развернулся, разводя руки, словно больше ничего у него и не было. – Я твой. Зрелище было ослепительным, и Гарри подумал, что удостоился целого представления. Небольшого, но эффектного. Стайлс вспомнил, что ему говорили на курсах актерского мастерства — нужно иметь большой талант, чтобы впечатлить человека всего за одну сцену. Шаг, замах, всплеск. – Как радикально, – насмешливо заметил Гарри. – Чтобы соблазна не было, – улыбнулся Найл и подошел ближе, чтобы мимолетно поцеловать Гарри в губы. – Чем займемся? Стайлс позволил себе задумчивое «Хм-м». Он чувствовал на себе взгляд Найла — улыбнулся, зная, как красиво выглядят углы его губ, какие поразительные ямочки появляются на его щеках в этот миг. Как не поддаться искушению показать себя? Смотри. Любуйся. – Ну-у... давай пойдем туда, где оба не были, расскажем друг другу то, чего не говорили раньше. Найл усмехнулся, однако взгляд его перемещался, цепляясь за оголенные участки кожи. Не настойчиво, но ощутимо. – Ты сколько в городе, месяц? – Можно подумать, ты знаешь каждый уголок в городе, – произнес Гарри, показывая Найлу язык. Сорок минут изучения близлежащих скверов и переулков привели их к заброшенному, заметно обветшалому зданию. Гарри сразу загорелся — он никогда не бывал в таких местах, и теперь ему захотелось окунуться в приключение. Естественно, Стайлс бы и не подумал исследовать подобное место в одиночку. Хоран неожиданно поддержал его идею, и они вдвоем изучили ограду, чтобы найти брешь. Когда Найл понял, что Гарри не может перелезть через забор (обладая при этом неплохой физической формой), он ногой снес старый замок и, шутливо поклонившись, открыл перед ним старую дверь. Скрип неприятно отразился мурашками по коже, но Гарри уверенно двинулся на запретную территорию. Окна старого здания оказались заколочены, дверь — приварена. Найл снес плечом несколько досок, после чего легко перемахнул через подоконник и помог Гарри забраться в заброшенное здание. Скользнул руками по его ногам и быстро улыбнулся. Это место ему нравилось, Гарри сразу это почувствовал. Хоран не знал здание, но хорошо ориентировался, а если по пути попадались препятствия — легко перепрыгивал и обходил, на ходу предупреждая Стайлса об опасностях. Гарри несколько раз чуть не зацепил торчащие из бетона штыри. На крышу они забрались по ржавой винтовой лестнице, которую Найл сперва проверил на прочность. Воздух наверху был чище и свежее, чем на улице, и Гарри заметно расслабился, расставляя руки и оголяя шею. Он не любил темные и угрюмые места, ему нравилось естественное освещение, легкий ветерок, теплое и яркое солнце. Крыша оказалась пуста: ни бутылок, ни пустых пластиковых стаканчиков, ни следа человека. Только старые-старые провода и трубы, от которых не исходило угрозы. – У меня сейчас душа разорвется, – сказал Найл, цепко оглядываясь. – Столько воспоминаний сразу всплыли на подкорке. – Ты... случайно не был тем самым противным пацаном, который везде шлялся и чинил неприятности окружающим? – поинтересовался Гарри. В его голове уже начала складываться головоломка: Найл хорошо карабкался, неплохо ориентировался в незнакомом месте, прекрасно управлялся со своими руками. Он мог легко что-то сломать, согнуть и переместить. Было очень похоже, что юность Хоран провел на свежем воздухе, много бегал и прыгал, и так как Найл ни разу не упоминал, что он спортсмен, вывод напрашивался сам. Найл немедленно развернулся к нему. – Если ты спрашиваешь, был ли я задирой, то я был, – ответил Найл насмешливо и качнул головой, точно пытался вытрясти воспоминания через ухо. – Такого говнюка надо было поискать. Я никому покоя не давал: ни ученикам, ни учителям. Прозвучало без гордости, но, пожалуй, с горьким торжеством. Незнакомо, но по-своему опьяняющие. Гарри удивленно вскинул брови. – Почему? – Ну... ещё до того, как я успел раскрыться, мальчишки во дворе хорошо объяснили мне, кто такие педики и почему их не любят. Я понял, если не хочу, чтобы травили меня, я должен представлять угрозу. Стал заниматься спортом, лез во все школьные команды и старался там отличиться, чтобы они не могли без меня. Когда моя ориентация вылезла наружу, я уже был достаточно популярен и довольно силен, чтобы меня нельзя было избить в одиночку или небольшой группой, – Найл сжал кулак и пристально на него посмотрел. – Я убедил свою свиту, что им же лучше продолжать дружить со мной — больше девчонок достанется. Многие мои тогдашние друзья были неприятными людьми, они держались меня, потому что я был полезен, а они, в свою очередь, помогали мне избежать стычек с другими потенциальными противниками. Луи спас меня от этих мудаков, – произнес Хоран, и его голос, наконец, стал приятно-теплым, как чуть подтаявший мед. Стайлс уже знал эту интонацию — так Найл говорил только о своем друге. – Он показал мне, как я опустился. Я травил и унижал людей, чтобы не тронули меня. Ниже просто невозможно упасть. Когда я увидел себя со стороны, я ужаснулся. Мне стало так мерзко, хотелось помыться, да только грязь была внутри меня. Думаю, Луи тоже испытывал ко мне отвращение, – добавил Найл и улыбнулся, безболезненно, но очень аккуратно, словно вдруг испугался показывать зубы. – Но он протянул мне руку. В этом мы отличаемся: я вредил хорошим людям, чтобы мне не делали больно, а он помогал даже плохим, потому что так в его представлении правильно. А каким был ты? Гарри растерянно отшагнул и окинул взглядом свои ноги и туловище. Иногда ему казалось, что он видит себя лишь через призму чужого взгляда, и это всегда было восхищение. Нет, и у него были враги, но то были завистники и глупцы, которые не видели дальше своего носа. Стайлс знал, что он совершенство, просто ему понадобилось время, чтобы убедиться в этом. – Я был парнем из драм-кружка, который всегда блистал в постановках, – ответил Гарри честно. – В школах больше ценят спортсменов, но я всегда умел себя подать. Конечно, все знали, что я гей, тем более, я признался в своих чувствах капитану баскетбольной команды — черт, даже имени его не помню — когда мне было девять. Ему было семнадцать, это был высоченный выпускник, но он не был козлом и очень вежливо меня отшил, – Стайлс засмеялся, покачивая головой. – Так что моя слава шла впереди меня. Но меня никогда не били. Ну, педиком называли несколько раз, – уклончиво добавил Гарри. – Но, наверное, я был глуповат, чтобы обижаться на это. – По-моему, это называется самодостаточность, – хмыкнул Найл, обнимая Гарри одной рукой. Вторая указала куда-то на дорогу, резко вспорхнув над крышами других зданий. – Смотри, банда мотоциклистов. – Похоже, у них запланированы разборки, – заметил Гарри, присматриваясь. – Другая банда едет к ним навстречу. Все такие серьезные и, похоже, немного агрессивные. Отсюда не рассмотреть. Его вдруг ослепило ощущение — Найл мягко постукивал пальцами по его боку. Движение казалось таким простым и вместе с тем было непривычным, потому что Гарри не позволял прикасаться к себе подобным образом. Он вообще не подпускал к себе людей обычно, только чтобы развлечься или покрасоваться. Но ему понравилось, и он подумал, как они могли бы сесть где-нибудь вместе, и Найл подобным образом постучал бы по его колену. – Когда ты со мной познакомился, ты подумал, что я обычный? – спросил Гарри, повернув голову, чтобы рассмотреть задумчивый профиль. – Нет, – фыркнул Найл, встречаясь с ним взглядом. – Мне понадобилось время, чтобы это понять. Гарри выдохнул, и в горле стало щекотно. – Мне так нравится твоя внешность, – быстро сказал он. – Твой голос. Твоя актерская игра. Чувствую себя такой посредственностью... – Я тоже посредственность, – произнес Найл, прерывая его на полуслове, и отвел кудри с его лица, не касаясь кожи. – Ты божественно красивый. Невероятно сексуальный. И это всё, о чем я могу думать. Чаще всего Найл смотрел на его губы, и именно на них был его взгляд сейчас. Гарри ощутил приятное жжение. – Хочешь вернуться в постель? – спросил он, зная, что услышит. – Хочу, – полностью подтвердил его мысли Найл. Возвращение вышло скомканным и торопливым, но ощущение превозносило. Сжигало. Гарри никогда не позволял себе быть увлеченным, и его вдруг охватило ребячество. Обычно он предпочитал секс на своей территории, а сейчас лежал на чужой постели и не мог представить другое место, в котором бы хотел находиться. Желание сейчас не скручивало его мышцы, но он всё равно не мог оторвать от Найла восхищенный взгляд. – Надо было позвонить и предупредить, что я не приду на репетицию, – сказал Найл, задумчиво рассматривая потолок. – Тебя ведь не выгонят? – уточнил Гарри, очерчивая круг пальцем на его груди. – Придумаю что-то, – лениво протянул Хоран. – Я ни разу не пропускал репетиции, кроме тех дней, когда у меня были пробы. Но если меня выставят публично, я скажу: «По крайней мере, секс был хорош», – добавил он с улыбкой, переведя взгляд на Гарри. Стайлс засмеялся и откинулся на спину. Сейчас ему не хотелось отодвигаться слишком сильно. Чужое присутствие не напрягало, напротив, Гарри чувствовал себя спокойным и довольным. Это место не походило на его спальню, — он всегда снимал жилье и максимально переделывал его под себя — но у Стайлса не было желания сбежать или отстраниться от этого помещения. – Какой ты красивый, Гарри, – произнес Найл. – Восхитительный. Рядом с тобой даже дышать больно. Гарри моментально отвлекся от созерцания стены. – Прекрасно знаю, – не лукавя, проговорил Гарри, пытаясь понять, что именно Найл вкладывает в свои слова. – Но когда это говоришь мне ты, я тебе не верю. Ты красивее меня. Найл засмеялся. – Зачем ты врешь? – Я слишком поверхностный, чтобы врать в таком. – Я тоже, – одобрительно кивнул Найл. Ни единого микродвижения — простые, открытые эмоции. Неизменно красивые. – Поэтому ты можешь мне верить. Согнав с себя остатки усталости, Гарри подвинулся ближе, чтобы поцеловать Найла в губы в непреодолимом порыве. Сперва им было жарко, потом стало прохладно, а теперь Гарри снова хотел сбросить одеяло на пол, чтобы Найл мог хорошо его видеть. Чтобы хорошо видеть Найла. В дверь настойчиво постучали, а потом позвонили и вновь постучали, так что рука Найла, уже скользнувшая по его ноге, замерла. – Блядские соседи, – прошипел Найл, отстраняясь. – Я открою, – быстро сказал Гарри, перекатываясь на кровати и натягивая штаны. – Они поймут, что у тебя серьезный мужской секс и уйдут. – Ну, удачи, – фыркнул Найл, наблюдая за тем, как желанное тело исчезает под интригующей оберткой. – Ничего им не давай. Я пока закажу нам что-нибудь, – сказал он, дернувшись в сторону небольшого комода, и картинно хлопнул себя по лбу. – Оставь свой телефон. – Лови, – крикнул Гарри, кинув телефон на постель. Грудную клетку щекотно кольнуло, когда он вспомнил спектакль, который Хоран сегодня устроил. Пройдя гостиную, Гарри оказался в небольшом холле, быстро взглянул в зеркало, чтобы лишний раз полюбоваться. Он знал, что выглядит прекрасно, даже таким взъерошенным и немного мокрым. В дверь продолжали нетерпеливо стучать. Когда Гарри, наконец, соизволил щелкнуть замком, его чуть не сбили с ног — Стайлс автоматически закрыл собой дверной проем, не давая пробраться внутрь. На крыльце стоял невысокий, но очень злой молодой человек, который вперился в него яростным взглядом. Гарри оценил голубые глаза и растрепанную каштановую челку — неплохо, в сериалах таких любят. За спиной внезапного гостя маячил флегматичный парень, чье лицо было лишь немного встревоженным. Длинные ресницы и густые волосы — тоже неплохо, годится для кино. – Лучше бы Найлу быть в порядке, Бостонский мудила, – прошипел парень, которого Гарри немедленно идентифицировал, как Луи, и прошел в дом, задев его плечом. Следом за ним проследовал его спутник, явно исполняющий роль силовой поддержки. Гарри потянулся, закрыл дверь, вновь взглянул на себя в зеркало, и медленно двинулся к спальне. Голос Найла казался веселым и извиняющимся одновременно. – ...Было бы из-за чего переживать. Я хотел позвонить, но решил не беспокоить тебя. Думал, ты захочешь немного отдохнуть от меня. – Спасибо, что впервые за десять лет предоставил мне немного личного пространства и чуть не довел до инсульта. Не только меня, всю группу! О таком принято предупреждать заранее, а не внезапно исчезать на целый день, – явно бушевал кротышка. – Хорошо, ты не хотел звонить, но почему ты не отвечал на телефонные звонки? – Я швырнул телефон в реку, – ответил Найл молниеносно. Хотел бы Гарри видеть его лицо в этот момент, но воображение уже услужливо нарисовало эту красочную картину, и Стайлс усмехнулся. – Ты совсем спятил? – спросил Луи. Его голос зазвучал немного тише. – Я что-то сделал не так? – Конечно, нет, Луи, ты чего? Я просто... Гарри отклеился от стены и неторопливо переместился в гостиную — в спальне явно обсуждали что-то личное, и Стайлс решил с уважением отнестись к чужим границам. Через минуту к нему присоединился хмурый незнакомец, у которого, похоже, были такие же мысли на этот счет. – Привет? – произнес Гарри, пытаясь понять, какую линию поведения ему выбрать. У него было слишком мало исходных данных, потому что Найл в красках описывал лишь своего лучшего друга. Нет, иногда он говорил и про группу, но самым ярким её участником всё равно был именно Хоран, поэтому даже в разговорах его коллеги меркли на его фоне. – Даже не пытайся, эту дружбу не разрушить, – серьезно сказал парень, смерив его оценивающим взглядом. – И в голову не приходило, – фыркнул Гарри. Луи и его спутник не задержались надолго — явно поняли, чем занимался Найл и почему принимал гостей в спальне. На прощание, правда, Гарри снова назвали «бостонским мудаком» и показали какой-то странный жест, который, наверное, должен был выглядеть угрожающе, но у Луи были не очень большие руки, поэтому Стайлс лишь посмеялся про себя. – Знаешь, похоже, я его действительно задавливаю, – сказал Найл, когда Гарри вернулся в комнату и устроился рядом с ним на кровати. – Сегодня он так яростно бушевал. Думаю, Луи сможет раскрыться по-настоящему, если я не буду всё время направлять его туда, куда, по моему мнению, ему стоит идти. Но ведь и мне нужно раскрыться, правда? – уточнил Хоран с легким изумлением, словно эта мысль раньше его не посещала. – Ведь должно же быть что-то и внутри меня? – Наверное, – ответил Гарри, устраиваясь локтем на взбитой подушке. – Я этого не вижу. Может, потому что этого нет. Может, внутри тебя также пусто, как и внутри меня. Но тогда ты можешь что-то положить внутрь себя, – обнадеживающе заметил он. – Всё, что захочешь. Мне бы хотелось поместить внутрь себя что-то стоящее. Я отдаю себе отчет в том что... – Нет, – Найл коснулся рукой его шеи и медленно погладил — вновь восхищение в его глазах, делающее Хорана ещё прекраснее. – Ты точно сумеешь поместить внутрь себя что-то волшебное. Уверенность в голосе Найла не была поставленной или актерской, хотя он умел играть голосом, и его лицо сейчас не передавало наигранные эмоции. Гарри нравился Найл-актер и Найл-импресарио, но Найл-человек, пожалуй, тоже был изумительным. – По-моему, внутри тебя уже что-то есть, – сказал Гарри. – Нет, я просто заискиваю перед тобой, потому что ты безбожно красивый, – совершенно серьезно произнес Найл, но его взгляд уже лучился весельем. Гарри рассмеялся. Он уже не был таким уж пустым и поверхностным. Они оба уже не были.