***
Антону двенадцать, когда он впервые убивает человека, — за дело, конечно, и, как оказалось, тем самым мстит не только за себя — делает это так изощрённо, что привлекает внимание местной мафии, которая и забирает его под своё крыло, выяснив, что у него в этом мире уже год как никого не осталось. Антону едва исполняется пятнадцать, когда он отмечает своё юбилейное, пятнадцатое убийство, а потом с удовольствием бросается выполнять поручение Белого: найти пацанёнка, чья банда уже в который раз умудряется перехватить их поставки самой разнообразной дури. Так и знакомятся с Арсением. Белый, к большой досаде Антона, приказывает брать его живым, а желательно вообще заманить к ним добровольно, и он, стиснув зубы, слушается, прилагая все усилия, чтобы не приложить Попова затылком о стену, когда тот с энтузиазмом соглашается проехать с ним и всю дорогу несёт какую-то дичь. Арсений действует из интересов своих же подопечных, и Антон учится это уважать, но, когда тот соглашается сотрудничать с Русланом, его люди понимают это крайне превратно: обвиняют в измене, и Арсений чудом остаётся жив. Антон тогда тащит его в лазарет на своих плечах, про себя сетуя на новые джинсы, которые хер он теперь отстирает от крови. На совместных заданиях Арсений ведёт себя отвратительно и даже не позволяет Антону лишний раз прихлопнуть человечка — «А зачем, Шаст, он всё равно здесь не при чём!» «Да ладно, кому он там чё расскажет», и другие отмазы, которые, однако, каким-то чудом заметно остужают пыл и заставляют пистолет уложиться обратно в кобуру, а нож перекочевать с чужого горла в карман очередных джинсов — то ли голос у него такой гипнотический, то ли ещё что, но начальство Арсова работа устраивает, и Антон честно пытается не злиться. Даже когда тот называет его «Тотошкой», хоть тысячу раз уже выслушал и просьбы так не делать, и неприкрытые угрозы, а в ответ получает «Сеньку», на что бесится не меньше. Несмотря на это, пара из них получается, на взгляд Белого, на удивление сбалансированная: невооружённым глазом видно, что во время зачисток оба чувствуют друг друга как собственные ноги и понимают без всяких слов и знаков, молча воплощая планы, рождающиеся буквально на ходу в обеих головах будто одновременно. Им поручают одни и те же задания всё чаще, а в какой-то момент даже заселяют в одну комнату, о чём, наверняка, вскоре жалеют, потому что из-за двери постоянно доносятся ругань и оры — истина в их спорах так и не рождается. Зато рождаются два блокнотика, куда они фиксируют каждый раз, когда кто-то из них оказывается прав, или побеждает в тренировочном — или не очень — бою, устроив из этого очередное соревнование. Количество палочек в блокнотах остаётся практически равным, пока одним предрассветным часом Арсений не выносит вырубившегося Антона из горящего здания на руках — все его достижения остаются там, в огне, и игру приходится прекратить. Оров в их комнате становится всё меньше, если не считать ночей, когда Антону снятся кошмары. Арсений раз за разом будит его, успокаивая, читает вслух книги, чтобы убаюкать, а затем со вздохом ложится рядом, крепко обнимая, и Антон не сопротивляется, потому что кошмары правда отступают. Они становятся друг для друга отдушинами, только за бесконечными спорами, разговорами, игрой в карты, звонким смехом и объятиями на сдвинутых кроватях как-то забывая о выпавшей обоим участи, крови на руках и прошлых болях. Вместе страдают, на двоих делят сносящее иногда с ног чувство вины за всё содеянное, вместе предполагают, что бы с ними стало, распорядись судьба по-другому, вместе теоретизируют, какими могли быть родители Арсения — и от этого «вместе» становится сильно легче. А потом появляется Лёва. Он кажется человеком совсем для мафии непригодным — будто забрёл сюда совершенно случайно, но отточенные боевые навыки и призраки прошлого в глазах, которых Антон уже научился узнавать безошибочно, говорят об обратном. Арсений ревнует, но Антон в ответ только с улыбкой взъерошивает его тёмные волосы и вручает в знак верности одно из своих многочисленных колец — потому что ну как вообще можно ревновать человека к его отцу? Или старшему брату? А Лёва стал для него кем-то таким практически сразу, почему-то, видимо, разглядев именно в нём что-то особенное. Он будто излучает свет, спокойно выслушивает Антоновы жалобы на своего напарника, вместе с ним мечтает о свободной жизни и даже изредка выдаёт весьма мудрые советы, обеспечивает несколько приютов для собак и курирует город на предмет появления собачьих боёв, чтобы потом найти и обезвредить тех, кто их спонсирует — такие влиятельные шишки со своими робкими попытками установить в подполье свои правила Белому никуда не всрались, а дрессированные крупные псы никогда не помешают, поэтому он только рад подобным инициативам. Антон ходит с Лёвой по барам, а потом лезет к ржущему Арсению целоваться, но целуются по-настоящему они только на трезвую голову лишь спустя два года после знакомства — неловко, неумело и мокро, но оттого не менее приятно. Вскоре Антон с Арсением привычно делят на двоих не только прибыль с совместных миссий, но и постель, и душ, и даже поездки за границу, когда понимают, что всем вокруг абсолютно плевать, какие у них там отношения. Всё рушится окончательно, когда Белый узнаёт о связи Лёвы с конкурирующей организацией — он умирает практически у Антона на руках, перед смертью слабо схватив его за грудки одной рукой и прохрипев, что у Антона есть ещё шанс, и просрать его никак нельзя. После этого Шастуна оттаскивают от него силой. Через какое-то время Антон перестаёт чувствовать какую-либо боль, пришедшую на замену злости, да и грусть тоже — он весь превращается в одно сплошное ничего. Если всё продолжится в том же духе, его без лишних движений отправят вслед за Лёвой, потому что пользы от такой квашни будет мало, но Антону плевать — пусть отправляют куда угодно, лишь бы не здесь, лишь бы не с этими людьми. Почему-то только сейчас он в полной, кажется, мере понимает, в каком пиздеце вырос и насколько к этому устрою привык: чувствует себя поломанным неваляшкой, разбитым на мелкие кусочки жалкого пластика, раз осознаёт всю неправильность происходящего вокруг лишь когда оно касается его напрямую. Кошмары возвращаются, и тут уж не помогает даже Арсений, в глазах которого Антон впервые видит страх, а в голосе различает дрожь, когда Арс просит — нет, умоляет даже — его вернуться и дать себе помочь. Даже, кажется, предлагает сбежать, но Антон уже не ребёнок и точно знает, что ничего у них не получится — обязательно отыщут, поймают, помешают, и от этого осознания грудь сдавливает сильнее, перекрывая дыхание и сжимая костлявыми пальцами прокуренные лёгкие. С моста его снимает Воля, — который до сих пор в шутку называет это спасение «Волей случая» — объяснив, что раз уж Лёва завещал ему Шастуна найти и хотя бы попытаться «переманить» на свою сторону, то кто он такой, чтобы не выполнить его «последнюю Волю». Антон об их организации наслышан: в своих кругах их давно уже прозвали «Святошами», потому что убивают они по заказам, но, почему-то, только преступников — от насильников, педофилов и серийных убийц до коррумпированных шишек, тем самым не раз уже устранив людей, с которыми мафия установила выгодные связи, и постоянно сужая сферы влияния взбешённого Белого. Паша не обещает ему золотых гор, возмездия, или чего ещё: лишь честно объясняет, каких принципов они придерживаются, и говорит о безопасности, которую они Антону обеспечат, если он всё же решит от Руслана уйти. — Такую же безопасность, какую дали Лёве? — горько усмехается Антон в ответ. — С ним всё, к нашей же великой скорби, произошло раньше, чем мы успели что-то предпринять. Мы, вообще-то, собирались его смерть сфальсифицировать, а затем, возможно, и тебя как-то приплести, потому что ну очень уж он хотел тебя с собой забрать. Лёвушке я доверяю, но тебе пока нет, так что, пока я не пойму, что такого он в тебе нашёл, тебе никакого спуску не дам. А если узнаю, что ты шпионишь — никакой Лёва с того света тебе не поможет, уяснил? — голос Воли мгновенно теряет всякую мягкость, и Антон кивает, выслушав возможный план побега и взяв неделю на подумать, а потом обещает оставить на этом же месте свою куртку в качестве отмашки на действие и знака согласия, если всё же на это решится. Антон впервые за несколько месяцев чувствует хоть что-то: любопытство. Ему интересно, снедает ли этих людей чувство вины за каждое остановленное сердце так же сильно, или понимание, что кто-то обязательно будет им за это убийство искренне благодарен, что они обеспечили правосудие, которое не смогло свершить государство, и приходящее с этим извращённое чувство справедливости помогают ненавидеть себя не так сильно? Единственным, что — а точнее «кто» — удерживает его от мгновенного согласия и одиночного прыжка в ледяную воду становится Арсений. Вернувшись, Антон заставляет себя переключиться на прежнюю свою модель поведения: то есть притвориться, что его подотпустило. Арсений ведётся на это сразу — то ли просто предпочитает не замечать подвоха, то ли Антон действительно такой хороший актёр — и заметно выдыхает. Он смеётся, выпивая в кругу равных ему «положенцев», как они в шутку себя называют, вдохновившись мафией из ГТА, муштрует своих с недавних пор многочисленных подчинённых, коллекционирует красивые ножи, подыскивает виллу в Италии и добросовестно выполняет поручения сверху — Антону кажется, что он уж точно чувствует себя на своём месте. Одним вечером, накануне рокового дня, когда ему так или иначе придётся принять решение, Антон вскользь упоминает, что Арсений как-то предложил бежать вместе, и спрашивает, насколько серьёзны были тогда его намерения — Арсений уклончиво отвечает, что в тот момент был просто готов на что угодно, лишь бы хоть как-то помочь, но сейчас этот сценарий кажется ему нереалистичным, да и куда уходить? Зачем? Стоило бы для начала накопить ещё больше денег, тщательно всё распланировать, а ещё и учесть, что после всего этого на «нормальной» работе они вряд ли добьются достаточного заработка, да и Белый их так просто не отпустит — из-под земли достанет… «Сценарий «мы вдвоём против целого мира» срабатывает не в пользу этого самого мира очень редко, Шаст, ты же понимаешь?» Антон понимает, улыбается ему успокаивающе и укладывает голову на чужие колени, в последний, наверное, раз наслаждаясь мягкими касаниями чутких пальцев, перебирающих светлые кудри. Куртку он оставил в нужном месте ещё вчера. На рассвете Антон целует Арсения в выбритый висок, невесомо проводит тыльной стороной ладони по колючей щеке и, без малейшего сожаления оставив все вещи кроме тех, что на него надеты, в комнате, выходит из квартиры, продемонстрировав «своему» охраннику на выходе пачку сигарет. Тот привычно кивает в ответ и возвращается в страну Морфея, натянув кепку на глаза и скрестив на груди руки. Антон действительно курит, конечно, а потом отходит дальше — туда, где камерам наблюдения его уже не поймать — и поначалу подозрительно жмёт руку какому-то брутальноватому парню, который, как и должен был, представляется Маслом и просит идти за ним: хотя, скорее, ехать за ним на мотоцикле, крепко ухватившись за надёжную спину, в порт, к небольшому катеру. Антон стабильно боится тех, кто за ним обязательно придёт, следующие пару месяцев, но никто так и не появляется, и они с Пашкой приходят к довольно очевидному выводу: Белый, почему-то, принял решение за ним не гнаться. Это озадачивает, потому что он точно не оставил бы своего сбежавшего приближённого в покое просто так, от доброты душевной, но в чём именно здесь подвох — никто пока не понимает. Среди странноватых Святош Антону вдруг действительно дышится чуть легче: здесь нет никаких мафиозно-тюремных понятий, нет неравного отношения к подчинённым, нет постоянных зачисток и необходимости подкупать мерзких политиков, чтобы не обращали на них внимания — разве что полиции Антон всё же однажды приплачивает, чтобы вызволить Масленникова из изолятора временного содержания: тот глупо спалился за угоном чужого байка. Большинство представителей руководства полиции и без того оказываются на их стороне — среди них Антон видит и знакомые лица, которым, видимо, ничего не жмёт прикрывать сразу две организации: одну из страха и ради немаленьких денег, а вторую из выгоды другого рода — Пашин штат самостоятельно неплохо справляется с расследованием спорных дел, в которые полиции лезть опасно; избавляется от преступников, какими бы влиятельными они ни были, и анонимно оставляет все найденные доказательства у шефов полиции под носом, а что будет с этими доками дальше — уже не их забота. Этот «расследовательский» аспект нравится Антону больше всего, да и детектив из него, оказывается, неплохой — хотя бы благодаря накопленным за семь с лишним лет знаниям о том, как все эти системы работают изнутри, и куда копать, чтобы найти нужное. Ляся — кто-то вроде Пашиной разведчицы, с которой их уж точно связывает не только работа — приносит Антону вкусную еду в контейнерах, оба Димки — и Поз, совмещающий работу в обычной больнице и в их личном лазарете, и Масло, отвечающий за грубую силу, — смотрят с ним футбол и вытаскивают выпить да покутить, всегда храня оружие в секундной доступности и не теряя бдительность, даже если с виду заняты громким ржачем или занудными спорами, а сам Воля занимает практически всё Антоново свободное время как одиночными заданиями, так и командными. С остальными не слишком-то многочисленными «коллегами» Антон знаком совсем плохо. Он принимает поставки наркотиков и огнестрела, без продажи которых всё же, видимо, не обойтись даже Святошам, достаёт нужную информацию на нужных людей, но от убийств пока отказывается, оставив это удовольствие кому-то другому. По ночам, в полной тишине и отсутствие беготни, не вспоминать об оставленном позади Арсении не получается никак. Хоть бы узнать, жив ли он там вообще. Антон практически не спит, и в какой-то момент Поз выписывает ему сильное снотворное. Это помогает, но Воля почему-то выказывает свою обеспокоенность овощным состоянием Антона — с чего он взял? Антону в этом состоянии хорошо — он снова учится ничего не чувствовать, зависимость не поймал, — пьёт таблетки строго по рецепту — работает исправно, так и в чём тогда проблема? Однако довольно скоро таблетки теряют свой эффект: Паша приказывает ему спрятаться в здании возле назначенного места и не высовываться, когда от Белого поступает предложение обсудить условия возможной договорённости о сотрудничестве между их организациями на нейтральной территории. Антон слушается, успокоив себя тем, что, в случае чего, сможет обеспечить Воле прикрытие с тыла. Переговорщиком с противоположной стороны выступает Арсений. Выражения лиц стоящих к нему спиной Паши с Маслом ему не видно, зато Арса удаётся спокойно рассмотреть со всей жадностью. Выглядит он абсолютно расслабленным, жестикулирует лениво, и Антон сильно жалеет, что со своего места не может расслышать ни гласной из того, что он там говорит, но приказа не нарушает, только сжимает кулаки так, что на ладонях точно останутся яркие полумесяцы. Арсений будто повзрослел на несколько лет: подсох, вместе с чёткой уверенностью в каждом движении обзавёлся и мешками под всё такими же пробивающими насквозь глазищами, да и держит себя совершенно по-другому. Если бы Антон плохо знал Белого, то предположил бы, что он своё место Арсению просто-напросто уступил. Через минут пятнадцать Паша уже подписывает какие-то бумаги, пока Арсений разглядывает его с ухмылкой на лице, сунув руки в карманы классических брюк и пытливо прищурившись. Перед уходом он поднимает голову и, безошибочно нашарив взглядом Антона, едва выглядывающего из-за рамы окна недостроенной многоэтажки, криво улыбается, а потом подмигивает и салютует, уверенно шагая за массивными охранниками задом наперёд и бодро разворачиваясь на пятках сразу после. Антон полусознательно подмечает отсутствие печатки на безымянном пальце. Паша встречает помрачневшим выражением лица, но в ответ на его вопросы лишь успокаивающе хлопает по плечу и говорит, что ему надо выпить, прежде чем всё рассказать. — Мы заключили с ними мирный договор, — выдыхает Воля. Виски в его руках бренчит кубиками льда, сталкивающимися с плотными гранёнными стенками тамблера. Антон ничего не понимает. — Зачем? На каких условиях? — На условиях, что они оставят тебя в покое. — Так они же и не трогали пока… — Вот именно, что «пока», — Воля устало качает головой. — Рано или поздно они бы пришли за тобой, и чёрт знает, что они планировали делать. А нас всех бы просто посадили — когда вдоволь развлекутся, конечно. — Так они же, получается, не знали на-… ваших личностей, пока вы сами не показались вживую на переговорах, нет? — до Антона медленно, но всё же доходит. — Зачем вы тогда вообще пошли? — Знали, Антош, уже знали. Если бы он не доказал этого в своём «пригласительном», я бы даже и не обратил на это предложение внимания. Вот этот смазливый… граф, — судя по интонации, Паша явно подразумевает под этим благородным титулом что-то нецензурное, — переговорщик-то, и разузнал всё, что можно было, насколько я понимаю. Даже Димкину семью в Воронеже нашёл, гадина. — То есть уже несколько лет никому вас раскрыть не удавалось, а Арс справился всего за несколько месяцев? — недоверчиво ведёт бровью Антон. — Получается, блять, что так. По злосчастному договору, общие теперь партии наркоты и оружия принимаются стороной Паши, только вот уходят Белому, который отдаёт им лишь треть прибыли. Зато он же периодически и подкидывает им некоторые наводки на людей, как-то ему не угодивших, и за заказы свои платит уже как положено. Ничего из этого, однако, не подразумевает личных встреч. Антон не пересекается с Арсением пять долгих лет. А потом оказывается усыплён и похищен самым скучным способом — пропитанной хлороформом тряпкой у порога собственной квартиры, кажется, сломав кому-то нос и точно повредив чужую ногу, пока отбивается.***
— И зачем я здесь? — вопрошает Антон, разминая, наконец, задеревеневшие конечности. — Я у всех, с кем имел счастье здесь пересечься, спрашивал, но, — цокает языком, уже бодрее изучая глазами собственное окружение, — увы. Все только почему-то очень настырно интересовались, где этот хуй… Бортник, или как его там. Может хоть ты исправишь ситуацию? Арсений обращает на него свой снисходительно-сочувствующий взгляд. — То есть ты правда не знаешь, кто такой Бортник? Антон отрицательно машет головой, слегка поморщившись от накатившей боли. Ощупывает опухшую скулу — некритично, сотрясение у него очень вряд ли, но башка раскалывается. Вдруг откуда-то со стороны лестницы слышится женский голос, и Арсений торопится её перехватить, многозначительно приложив палец к губам перед Антоном напоследок. Арсений возвращается с парой бумажных свёртков и пластиковым стулом — видно, стащил у охранника, который до недавнего времени весьма ответственно бдил за пленником. Арс устанавливает стул задом к Антону, но, бросив ему свёртки, как кость цепной собаке, усаживается лицом к нему, широко раздвинув длинные ноги по бокам и уложив руки поверх спинки. — Поешь, тебе пригодится, — лениво кивает он в сторону свёртков, и Антон подозрительно их разворачивает — внутри действительно оказывается еда, причём не привычный для подобных ситуаций засохший хлеб, а вполне приличный сэндвич, а в другой упаковке обнаруживается и бутылка воды. Антон, не стесняясь, жадно набрасывается на предоставленный… завтрак? Обед? Ужин? А, пёс его знает, какая сейчас разница. Арсений демонстративно морщится. — Я, конечно, ожидал хоть какого-нибудь «спасибо», но, пожалуй, обойдусь. Антон пьёт крупными глотками и наблюдает, как Арсений снимает с себя пиджак и вешает его на спинку перед собой, открывая взгляду натянутую поверх чёрной рубашки портупею. Плечи у него всё ещё уже, чем у Антона, но руки наверняка сильнее — этим преимуществом он пользовался всегда. Надо это учитывать. Арс смотрит холодно, выжидающе, но и Антон расправляется быстро, аппетитно утерев уголки губ от майонеза и стряхнув крошки с и без того грязной рубашки. — Итак, — Арсений решительно хлопает ладонями по ребру укрытой пиджаком спинки, — Бортник Игорь Михайлович. Ты точно знаешь, кто это, просто не хочешь думать. Антон лениво пожимает плечами, делает пару шагов назад и облокачивается спиной и бёдрами о холодную стену, скрестив руки на груди. Он правда понятия не имеет, о ком его все так упорно расспрашивают и уверен, что они явно проебались с опрашиваемым, но пока Арсений будет пытаться вытащить из него хоть что-то — можно будет прикинуть примерный план побега. Как бы только стащить пушку с его пояса… — Нет, в душе не ебу, — уверенно тянет Антон. — Может, всё-таки, просветишь меня? — Ну уж нет, так не интересно, — Арсений, в свою очередь, мелодично растягивает каждую гласную, — тут всё настолько очевидно, что ты обязан допереть самостоятельно. Не будь ты хоть капельку умным, не продержался бы у Воли так долго. Антон подозрительно щурится и, заметив, как Арс поправляет печатку, вдруг выдаёт: — Ты носишь кольцо. — Ладно, давай переведём тему, — с ухмылкой кивает тот, подняв на Антона хитрый взгляд. — Очевидно да, ношу. — Почему? — Хочется, — простой вопрос — простой ответ. — Мне показалось, что моему образу не хватает частички… постоянства. Антон недоверчиво хмыкает, но Арсений этот выпад показательно игнорирует, грациозно поднимаясь со стула, чтобы подойти чуть ближе. — Более того, я и одежду твою носил, — внезапное откровение заставляет Антона удивлённо вскинуть брови, одну из которых надвое делит шрам — Арсением же и оставленный. — Поначалу. Потому что было… больновато. — А потом что? — спрашивает Антон, понизив голос и сделав ответный шаг навстречу. Шансы подобраться к чужому бедру и успеть выхватить револьвер из кобуры растут в геометрической прогрессии, особенно учитывая тот факт, что голова уже болит гораздо меньше и мир больше не кружится. — А потом… — Арсений, как завороженный, неосторожно подходит совсем близко, и Антон одним резким движением достаёт кольт. Однако Арсений не даёт ему далеко уйти: больно перехватывает запястье, выворачивая левую руку с пистолетом в сторону от себя, а другой ловит у лица кулак, на шумном выдохе прижимая Антона к стене за обе руки. Уже через секунду руки отпускают, но не успевает Антон опомниться, как уже чувствует у горла холод лезвия, а на верхнюю часть груди предплечьем давит сильная рука, упёршаяся локтём в плечо, лишая его правую сторону подвижности. Арсений коленом упирается в стену у Антонова бедра, тем самым позволив себе оказаться совсем близко, и обжигает подбородок своим шипением, холодно глядя прямо в глаза в противовес: — А потом я их сжёг. Каждую, блять, шмотку, чтобы не приходилось терпеть твой запах. Антон на всякий случай спускает курок кольта, направив его в сторону, хотя прекрасно понимает, что тот не заряжен, когда Арсений не выбивает его из руки первым делом, — и оказывается прав. Он вдруг рассыпается тихим смехом, дёргающимся кадыком практически дотрагиваясь до лезвия ножа. Во взгляде Арсения не видно непонимания: он лишь тяжело вздыхает и, ослабив хватку, отбирает у Антона пистолет, в этот раз действительно заряжая его перед тем, как поставить на предохранитель и уложить обратно в кобуру. — И всё-таки ты, скотина, не меняешься, — заключает Антон, покрутив руками, чтобы убедиться, что ничего не вывихнул, когда Арсений отстраняется. — Да и ты тоже. На что ты надеялся? — тот поворачивается к нему, всё ещё покручивая в руках ножик — не тот, кстати, что ранее раскрасил Антону щёку; у этого рукоятка благородного белого цвета, без камней и излишеств, зато с весьма изящным тонким лезвием. — Я должен был хотя бы попытаться. Ты правда все мои вещи сжёг? — Правда, — отвечает Арсений, делая слишком уж честный взгляд, так что Антон понимает: пиздит. Наверняка оставил хоть толстовку. — И правильно сделал, я их не для того там оставлял, чтобы за ними вернуться, — Антон лишь одобрительно кивает, оставив свои догадки при себе. Тишина длится ещё с минуту: Арсений к чему-то прислушивается, а Антон думает, прежде чем всё же задать давно интересующий вопрос. — Тебя сюда Белый прислал или ты сам прислался? — Руслан, — Антон морщится, слишком лично звучит его настоящее имя из Арсовых уст. — До сегодняшнего дня я вообще был не в курсе, что тебя сюда притащили. — Так ты же за подобное и отвечаешь, нет? — Уже, видимо, нет. — А зачем они решили вот так снихуя нарушить договор, ты тоже не в курсе? — Очевидно то, что есть у Бортника, представляет большую ценность. Ты так и не догадался, кто это? Антон подкатывает глаза. Эта фамилия его уже знатно подбешивает. — Давай подскажу, — Арсений снова вальяжно устраивается на стуле, на сей раз закинув ногу на ногу. — Рус до недавнего времени был уверен, что с ним уже давно покончено. Антон сразу откидывает первое влетевшее в голову предположение, отозвавшееся в груди тупой болью, но вдруг слышит торжествующее «О!»: — Проблеск в глазах! На кого подумал, ну? — Ну не Лёва же? — Антон сводит брови у переносицы и явственно чувствует, как земля уходит из-под ног, когда видит нарочито поджатые в восхищении губы и как сквозь пелену слышит размеренные хлопки в ладоши, сопровождающиеся восторженными «Браво! Невероятно!». — Но… как? — слабо вопрошает он, едва устояв на ногах. Арсений с ухмылкой пожимает плечами. Мучения Антона его явно забавляют. — Чёрт знает, как именно он это провернул, но да, Антош, жив твой Лёвушка. Просто прячется где-то. Точнее, прятался, до недавнего времени. — Сука, а можно уже по-человечески объяснить, какого хуя тут происходит? По порядку, блять, а не как ты любишь. Арсений беззвучно смеётся, откинув голову назад — шея непривычно чистая, и где-то глубоко в Антоне что-то теплится лёгким облегчением, на мгновенье даже отодвинув накопившееся раздражение на второй план. — Буду краток: Лёва ещё во время своей здесь «службы» насобирал некоторые… данные, которые, я так понимаю, могут подставить Руса перед его же людьми. — То есть дело тогда было не только в связи с Волей? — Руслан… хорошо, Белый, если тебе так комфортней, — исправляется Арсений, заметив в очередной раз скривившегося Антона, — когда узнал о плотном общении с на тот момент ещё анонимной организацией, — тут его лицо разрезает самодовольная ухмылка, — решил просто какое-то время понаблюдать за ним плотнее. Так и выяснил, что Лёва своим авторитетом и доступом к важным документам уже успел воспользоваться и накопал достаточно компромата, чтобы… — …развязать гражданскую войну, — Антон тихо заканчивает за него. — Лёва говорил как-то, что именно ей бы всё и закончилось, если бы Белый так не осторожничал, но я тогда как-то не обратил внимания. — Неудивительно, — Арсений фыркает. — Ну так вот, его, вроде как, грохнули и успокоились, но буквально пару дней назад он засветился в городе и дал знать, что ему известно ещё больше, чем пять лет назад. — То есть кто-то всё это время сливал информацию? — Именно так, — Арсений увлечённо прокручивает ножик меж пальцев. — Кто-то, максимально к Белому приближенный… Арсений согласно мычит. — Ты… — Антон выдаёт неверяще, и Арс поднимает на него взгляд, не прерывая своей игры с ножом. — И Белый тоже это понял, так? — Арсений медленно кивает, гордо поджав губы и сверкнув азартом в синих глазах. — Сейчас они там наверняка собрались всем советом — в неполном составе, конечно, учитывая, что я здесь — и думают, что делать с нами и Лёвой дальше. — Тебя тупо сослали меня «допрашивать», чтобы ты под ногами не мешался и не мог никакой новой информации доложить, — ошалело заключает Антон. Арсений пародирует дзынь выдающего деньги автомата. — Бинго! Очень мне, конечно, нравится, как ты всему удивляешься, — он весело подходит ближе и легонько давит пальцем на подбородок снизу, намекая, чтобы Антон закрыл рот. Арсений не передвигается по их общей, теперь, темнице, а скорее плавно перетекает — выглядит каждое его движение весьма завораживающе. — И какой у нас план? — Антон чуть наклоняет голову, провожая его взглядом. — Быстро ты перешёл на «мы», — подмечает Арсений. — Не выёбывайся, нам обоим понятно, что мы или выберемся отсюда вдвоём, или не выберемся вообще. Так какой у нас план? Арс снова оказывается напротив и смотрит уже с гораздо большим интересом. — Если в дальней перспективе, то свинтить отсюда куда подальше и дать Лёве и подчинённым Белого разобраться самим. — А если в краткой? — Тут уже сложнее, — Арсений невесомо ведёт головой. — У нас с тобой один пистолет и два ножа на двоих, в то время как наверху поджидает куча охраны, давно уже получившей приказ меня отсюда не выпускать. За тобой, конечно, Воля по-любому пошлёт людей, но до них ведь надо ещё добраться... — Я вот чего не могу понять, — Антон вдруг отвлекается, задумчиво глядя в потолок, — Белый же не настолько идиот, чтобы дать нам возможность объединиться? Поодиночке же гораздо проще было бы избавиться от каждого. — Есть у меня ощущение, что он серьёзно думал, что мы больше не в состоянии работать вместе. Возможно, я вообще создал впечатление, что могу тебя прикончить. Возможно, он был бы не против. — А возможно, ему просто интересно за нами понаблюдать. Он всегда был с ебанцой. — Вполне может быть. Но тот факт, что его агрессивно настроенных людей около ста, а нас всего двое, мне кажется, даёт ему некоторую уверенность в том, что далеко нам не уйти. Сверху слышится какая-то суматоха и оба, переглянувшись, затихают. Арсений доверительно вручает Антону револьвер и, взяв в руки ножик, крадётся вверх по лестнице, чтобы понять, что там происходит. — А Лёва действует оперативней, чем я думал, — сообщает он, вернувшись к натянутому, как струна, в своей готовности Антону. — К Руслану рвутся гости. Им, видимо, не очень понравилась настоящая сумма прибыли, которую они должны были получать по договору. Ответить Антон не успевает, потому что наверху лестницы раздаётся скрип решётки, и слышатся приближающиеся шаги, судя по всему, восьми ног — он успевает отметить, что только у двоих головорезов в руках автоматы, прежде чем поймать воодушевлённый предстоящей битвой взгляд Арсения, кивнуть ему и, позаимствовав второй ножик, запустить его в одного из вооружённых огнестрелом охранника, как только они выходят из-за угла. Антонов нож впивается в чужое бедро, заставив мужчину с криком осесть на пол, одновременно с Арсовым, безошибочно прилетевшим в державшую автомат руку второго. Антон со всей силы заезжает коленом по подбородку сидящего прежде, чем тот успевает опомниться, а Арсений тем временем умудряется вырубить второго раненного ударом рукоятки ловко отобранного автомата по шее, и, пнув третьего нападавшего между ног, пока он только тянется к пистолету за пояс, уронить его на пол ударом того же автомата по спине. Оставшийся паренёк наставляет на него курок со спины, но Антон успевает сбить его с ног умелой подсечкой и, грубо выпнув у него из руки вальтер, несильно — пока что — наступает на грудь, прицелившись дулом чётко тому в голову. — Ля, совсем ещё зелёный, — немного сбивчиво усмехается он, разглядывая поверх револьвера испуганные глаза запыхавшегося пацана. Арсений на фоне деловито гремит оружием, проверяя, сколько в каждом добытом огнестреле патронов. — Чё у вас там творится? — угрожающе давит массивным ботинком на грудь чуть сильнее. — Я-я не знаю! — заикается парень, часто шевеля пальцами на поднятых в жесте «сдаюсь» руках. — Пришли какие-то левые, начали прорываться к боссу, он выбрал н-нескольких людей и сказал в-вас привести к нему! — Ясно, — одновременно выдыхают Антон с Арсением, столкнувшись смешливыми взглядами сразу после. — И что нам с тобой делать? — задумчиво спрашивает подошедший к ним Арс, заглядывая внезапному заложнику в лицо. — Я могу помочь! В-вам выбраться! Антон с Арсением снова переглядываются и снисходительно фыркают. Арс садится на корточки и помогает пареньку привстать, прежде чем с сочувствующим «Это для твоего же блага» кивнуть Антону, чтобы тот отправил его в нокаут привычным ударом тяжёлого автомата о заднюю поверхность шеи. — Надеюсь, очнётся, — вздыхает Арсений, поднимаясь на ноги. — Надеюсь, мы уже не узнаем. Не потому, что умрём, в смысле, а потому что… — Да, я понял. — Ну мы вроде как-то и неплохо справились, — Антон улыбается открыто. — Ага, но их и было всего четверо. — Мы и с целым вагоном людей справлялись, если ты помнишь. — Ещё бы я не помнил, — Арсений сдержанно улыбается, бегая глазами по лицу напротив, но уже через пару секунд снова серьёзнеет. — Если ты опять меня кинешь, я клянусь, в живых тебя не оставлю, даже если сам сдохну. — Да я и сам себя тогда в живых не оставлю, — искренне выдыхает Антон всё с той же улыбкой на лице, и Арсений впервые за эти несколько часов заметно теряется. Он прокашливается и, запнув разряженные автоматы куда подальше — слишком громоздкая хтонь, Антон его понимает, и сам их не особо любит, — берётся за симпатичные вальтеры и брезгливо достаёт ножи: от предложенного ножика Антон отказывается, но вот пистолет в пару к своему револьверу берёт с удовольствием. Меткость в случае с огнестрельным у него работает гораздо чётче, чем с холодным оружием. — Или сейчас, или никогда, — решительно заявляет Арсений, прислушиваясь к редким крикам и выстрелам, от источника которых их отделяет один только лестничный пролёт. — Вдвоём против целого мира, да? — хмыкает Антон, на мгновенье успокаивающе сжав чужую руку в своей. — Спина к спине. — Спина к спине, — Арсений вторит, открыто посмотрев в зелёные глаза. И с первым совместным шагом на высокую ступень становится понятно: это тот самый случай вселенской несправедливости, когда мир двоим людям отчаянно проигрывает.