Он вернулся

Все зеркала в доме были завешены тканью — не потому, что Арлетта следовала народным предрассудкам, а потому, что ей было невыносимо видеть своё неузнаваемо изменившееся, постаревшее от горя лицо. Впрочем, она мало выходила из своих комнат, а оттуда зеркало уже давно вынесли. Служанки тихонько шмыгали мимо дверей, секретарь смел беспокоить её не чаще пары раз в неделю, камеристка, шнуруя на хозяйке корсет траурного платья, молчала и прятала глаза. Сама Арлетта плохо осознавала, как проходят её дни. Она читала книги, не запоминая, что именно читает, она молилась, но понимала, что произносит священные слова бездумно, механически, а в ней всё крепнет гнев на Создателя, бросившего их мир и давшего Арно умереть. Поняв это, она перестала молиться и целиком посвятила себя своему горю. После завтрака она садилась у окна с книгой, глядя на дорогу, ведущую от ворот поместья, как будто ожидая чьего-то приезда, и приходила в себя, когда горничная зажигала для неё свечи. Арлетта не всегда помнила, приказывала ли она подавать обед или ужин, обходилась ли она только вином или солнечным светом. По утрам её преследовала слабость и головокружение, но она не обращала на них внимания. Не станешь думать о здоровье, когда над всей жизнью довлеет страшная, но уже привычная пустота. Порой Арлетта пыталась убедить себя, что Арно не погиб, а просто надолго уехал, но разум подводил её, и долго себя обманывать не получалось. Он умер. Его убили. Жена военного, рискующего своей жизнью, она всё не могла привыкнуть к этой мысли, когда её кошмар стал явью. Изредка, гораздо реже, чем раньше, Арлетта писала письма в Торку Лионелю и Эмилю. Как бы они ни отрицали это, сыновьям нужна была поддержка, особенно старшему. Порой она увлекалась и исписывала целые листы; её мысль текла свободно, и она излагала и воспоминания, и притчи, и приводила примеры из книг. В каждом письме она заверяла, что у неё всё в порядке, продолжая хоть так защищать сыновей. Нечего им жалеть мать и отвлекаться на неё, она может справиться и сама. Однажды Арлетта в очередной раз запечатала письма, чтобы отдать их секретарю, случайно взглянула в окно и обнаружила, что снова наступила весна. Ясень у ворот покрылся нежной листвой, зеленела трава и высоко стояло яркое солнце. Арлетта невольно улыбнулась, но вспомнила, что Арно больше не встретит с ней ни одной весны, и её улыбка погасла. — Возьмите, — сказала она секретарю, протягивая письма. — Это в Торку моим сыновьям. Секретарь, полноватый мужчина с залысинами и острым носом — Арлетта не помнила ни его имени, ни то, как нанимала его, — принял оба конверта трясущимися руками. — Отправлю их немедленно, госпожа графиня, — сказал он с поклоном. — Что-то ещё? Арлетта безразлично пожала плечами и неожиданно для самой себя пожаловалась: — Эмиль совсем испортил Лионеля, тот теперь даже письма пишет так, будто младший брат стоит за плечом и подсказывает… Беспокоюсь, как бы Лионель не ударился в легкомыслие. — Уверен, что графу Савиньяку не свойственно такое качество, — заверил секретарь. Арлетта покивала. Лионель слишком изменился после смерти отца, но в словах секретаря был резон. — Я давно не видела Ар… Своего младшего сына, — сказала она наконец. — Может, мы как-нибудь пообедаем вместе? В глазах секретаря мелькнуло опасение и настороженность. — Разве вы не помните? Он гостит у Валмонов. Поморщившись, Арлетта потёрла занывший висок. — Создатель, я забыла… Давно он там? — С осени, госпожа графиня. — Точно. Нужно написать ему и Бертраму. Надеюсь, у его сыновей хорошие учителя. Мальчик должен учиться, ведь ещё Лаик… — Лучшие учителя — его старшие братья, — подольстил секретарь, бегая глазами по сторонам. Он хотел сказать что-то ещё, но Арлетта уже начала уставать от разговора и жестом приказала ему удалиться. Ей не нравилось то, как опасливо держался секретарь рядом с ней, как будто боялся то ли потревожить её горе, то ли разбудить что-то злое в ней самой. После завтрака она, как обычно, устроилась у окна с книгой. Она смутно начала осознавать, почему младший сын так задержался у соседей — ведь в противном случае его пришлось бы называть по имени или не называть никак. Арлетта поёжилась — при одной мысли о мальчике, что носит имя возлюбленного, ей становилось холодно, теснило в груди, а лопатками она переставала чувствовать спинку кресла. Всё пожирала пустота, только и ожидающая, пока она вспомнит, что на самом деле произошло. Когда солнце пропало за горизонтом, а горничная зажгла свечи, Арлетта поняла, что книга открыта всё на той же странице, что утром, а из ворот поместья за весь день никто не выезжал. Гнев снова начал подниматься в ней, зародившись из глухого раздражения. Как они посмели не отправить письма её сыновьям? Как они посмели солгать ей? Девушка уже ушла, и Арлетта притронулась к колокольчику на столе. Колокольчик был покрыт пылью — она редко вызывала слуг и уж точно не позволяла им трогать свои вещи на письменном столе. На звон никто не отозвался, дом в этой части был тих. Арлетта отложила книгу и вдруг поняла, что голодна. Сегодня она опять забыла приказать подавать обед и ужин, просидев весь день у окна. Раз уж очнулась, придётся, видимо, выйти из комнаты. Распорядиться принести что-нибудь, отчитать слуг и спросить о письмах. Арлетта надела очки, захватила шандал со свечами и приоткрыла дверь, ведущую в смежные комнаты. В неверном свете она рассмотрела какое-то убранство: темнел стол, были расставлены стулья, на подоконнике красовалась ваза с ранними цветами. Блеснули золотом рамы картин. Арлетта повернула направо, к дверям, которые вели на лестницу, — и уткнулась в стену. Ей пришлось поднять шандал повыше, но вместо двери перед ней обнаружился портрет какой-то дамы в полный рост. Странно, когда успели сделать ремонт и поменять расположение комнат? Может, горе так затуманило её разум, что она забыла, как распоряжалась в поместье? Тени кружились возле неё, когда она шла в поисках лестницы, которая должна была привести её на второй этаж. Мелькали портреты, узорная резьба на мебели. Пару раз она отдёргивала портьеры, ожидая, что за ними обнаружатся двери, но ошибалась и оказывалось, что они скрывают окна или декоративные ниши. Один раз она сдёрнула с зеркала закрывающую его тряпку и тут же отвернулась, не желая встречаться взглядом с самой собой. От портьерной пыли у Арлетты скоро запершило в горле. Служанки совсем распустились, пользуясь тем, что она не следит за ними, и не убираются вовсе. Может, рассчитать их и набрать новых? Появился ещё один повод спуститься вниз, и Арлетта закружила по комнате в поисках выхода. Она уже не понимала, в какую часть поместья забралась и как пропустила лестницу. Она наткнулась бедром на край стола и остановилась, осматриваясь. Понятно, что вышла она вон из тех дверей, но и там не было поворота. Или в неверном свете она не заметила боковую дверь? Но та должна была появиться как минимум на две комнаты раньше. Арлетта поняла, что теряет силы. Поместье превратилось в обманчивый лабиринт, как будто знакомый, но подкидывающий коварный сюрприз один за другим. Тяжело дыша, она опиралась о стол, накрытый пыльной скатертью. Кого звать на помощь в доме, где слуги забыли о хозяйке? — Арно… — позвала она тихо, надеясь, что сам звук любимого имени придаст ей энергии и воли двигаться дальше и искать, искать эту проклятую лестницу вниз. — Арно, помоги мне. Простые слова комом подкатили к горлу, шёпот прервался, и Арлетта стиснула шандал обеими руками. Только бы не зарыдать. Пусть никто не видит, всё равно. Она сильная, она должна справиться, ради мальчиков, ради графства, ради всего на свете. Не дать каким-то там Идалиям и Жозинам возможность лишний раз уколоть её. Арлетта решила позволить себе отдохнуть минуты две, а потом пойти назад. Она так и стояла, опираясь о стол, хотя должна была подумать о том, как выглядит её сгорбленная спина. Какое-то движение сбоку привлекло её внимание, но сначала она подумала, что это игра теней. Потом Арлетта выпрямилась и присмотрелась, поправив очки. На стене висела картина, очередной парадный портрет. Она не узнавала это полное лицо с мясистым носом, наверное, какой-то дальний родственник Савиньяков с лентой через плечо. Но снова и снова Арлетте виделось в этом лице и во всей фигуре изображённого человека что-то неестественное. Она взяла шандал и подошла поближе. Свет упал на лицо, затрепетал — и вместе с ним затрепетали черты. Видение? Последствия того, что Арлетта пренебрегла обедом и ужином? Но портрет необъяснимым образом задвигался, и уже невозможно было списать это на игру теней или воображения. Что-то, вернее, кто-то пытался выбраться из картины, отделиться от написанного на холсте, и Арлетта, замерев и прижав руку ко рту, наблюдала за этим. Чудо, мистика, магия, готова была сказать она, скептически относившаяся к любым рассказам о сверхъестественном. — Арно, — повторила она, всё ещё боясь поверить. Движение красок складывалось в мучительно знакомые черты, от поверхности полотна отделилась бледная рука, потянулась к ней, и Арлетта, сделав шаг вперёд, схватила её, не думая о том, что делает. Рука оказалась тёплой, а затем, словно прикосновение придало ему сил, человек шагнул из портрета вон. Это был Арно, её муж, её возлюбленный, отец её детей, её радость и горе. — Арно… — прошептала она. Он смотрел на неё сверху вниз, как будто не понимая, где находится; но его взгляд блуждал по сторонам и снова и снова возвращался к ней. Это действительно был он, и сумасшедшая ослепляющая радость затопила Арлетту целиком. Неважно, как он вернулся и кто он теперь, неважно, были ли похороны или только приснились в тяжёлом душном кошмаре — сейчас её муж стоял перед ней. Арно нахмурился, его губы шевельнулись, как будто он хотел что-то сказать, но передумал. Она касалась его, трогала тёплые живые руки, где блестел перстень Савиньяков, гладила по щекам — и старалась не замечать, что едва сдерживает слёзы. Теперь, когда пришла такая радость, ей вздумалось расклеиться! — Я вернулся, — хрипло произнёс Арно. Да, было понятно, откуда он вернулся. Призрак? Выходец? Арлетта поняла, что ей это уже неважно. Заберёт ли он её с собой или останется с ней — главное, что они будут вместе. И теперь она уже никуда его не отпустит. — Я вижу, — произнесла Арлетта. — Вижу. Прости, я бы попросила тебя подождать, пока я не приду в себя, но понимаю, что сейчас приличиями лучше пренебречь. Она привлекла его к себе, и он наклонил голову, чтобы соприкоснуться с ней лбами. Сердце Арлетты загнанно прыгало в груди, и ей казалось, что она слышит и сердцебиение Арно, пока наконец перестук не пошёл в унисон. — Ты жив, любимый? — прошептала Арлетта. Он усмехнулся. — Кажется, да. Не очень в этом уверен. Его глаза странно блестели, но одно то, что он не отстранялся, что можно было слышать его дыхание, казалось Арлетте неземным счастьем. — Я скучала, — продолжила Арлетта. — Мы все очень скучали. Лионель… Он справляется. Эмиль, кажется, тоже. Младшему хуже. Мы без тебя… без тебя… Всё пусто. Без тебя ничего не было. Её шёпот рвался, она хватала воздух, чтобы не дать чувствам сдавить ей гортань, и тараторила, как девчонка, только бы не позволить себе остановиться — тогда бы она обязательно зарыдала в голос, завыла от облегчения, что ужас закончился. — Близнецы сейчас служат в Торке… Они так изменились, особенно Лионель, ты бы его видел! Младший гостит у Бертрама, Арно, наш малыш, кажется, ему там нравится. Я боялась его забирать, боялась… что придётся звать его по имени… слышать его имя… Я не могла, не могла… Арно обнял её, как обнимал много раз до этого, и она затихла в его руках, судорожно дыша. — Тихо… — проговорил он. — Тш-ш… Где это мы? — В Сэ, конечно, — подняла голову Арлетта. — Не удивляйся, тут всё поменялось, заложили дверь на лестницу на третьем этаже, и я — представь себе только! — не могу найти, где же теперь выходить. — В Сэ, — повторил Арно, осматриваясь. От Арлетты не укрылось то, как он нахмурился, словно не узнавая окружение. Наверное, в комнатах действительно всё поменяли, чтобы она меньше вспоминала мужа. — Хорошо. Долго ли меня не было? Она собралась с мыслями, мысли путались, скакали одна через другую. — Почти год, — произнесла Арлетта. — Год как тебя убили, родной. Убили — это страшное слово больше не имело над ними власти, когда она сумела воскресить Арно, то ли силой своей любви, то ли как-то ещё. Но это было неважно, сейчас она сжимала его в объятиях, человека из плоти и крови, слышала его дыхание и ощущала пульс. Арно смотрел на неё, словно не зная, что можно ещё спросить, и Арлетта не выдержала, первой бросилась покрывать поцелуями его лицо. — Люблю, люблю, люблю, бесконечно люблю, — повторяла она, — всегда, всегда… Как будто не совсем понимая, что происходит, Арно не отвечал на её поцелуи, словно оцепенев от них, но когда Арлетта отстранилась, чтобы спросить, в чём дело, она безошибочно распознала по выражению глаз, что он оттаивает, расслабляется… Но в то же время в его взгляде было и что-то другое, что она никак не могла узнать. — Послушай… — тихо сказал он. — Там, где я был… Арлетта затаила дыхание; вся тяжесть тайны, которую он собирался ей поведать, словно давила на неё заранее. Хорошо хоть, теперь её не высасывала мучительная пустота. — Там, где я был, всё не так, — продолжил Арно. — Там нет времени, а пространство не такое, как в мире живых. — Ты мучился?! — ахнула она, прижимая ладонь к его груди. — Нет, — заверил он. — Не мучился, скорее… плутал. Там всё вблизи не такое, как издалека. Я был в Лабиринте и искал выход. А потом увидел, как ты стоишь в этой комнате. Она не сразу поняла, что он пытается сказать, а когда догадалась, её всю словно обдало жаром. — То есть это я тебя вывела оттуда? — Возможно… Я думал о тебе там. Там всё другое. Многое из того, что кажется нам важным здесь, по ту сторону не имеет значения. Я кое-что понял: ты — мой свет, моя радость и моя любовь, ты была и будешь всегда, и я… Я люблю тебя, как мужчина может любить женщину, и гораздо сильнее. Если слёзы и стояли в её глазах, то теперь это действительно были слёзы радости. Она и так знала, что Арно любит только её, но когда он говорил это, неважным становилось всё остальное. Бусы пейзанок и то, на что она вечно закрывала глаза, постоянное отсутствие дома, сплетни соседей, кодла Алисы, заговоры, траур… Всё это слетало с неё, как шелуха, и оставалось только одно — любовь. — Я люблю тебя, Арно Савиньяк, кем бы ты ни был теперь, — проговорила Арлетта, нежно обхватив ладонями его лицо. — Моя любовь больше жизни и сильнее смерти, я люблю тебя и буду любить всегда. И я пойду с тобой, если тебе нужно уходить. Их губы соприкоснулись, раскрылись, дыхание смешалось. Арлетта и узнавала, и не узнавала поцелуи мужа, ведь смерть меняет людей слишком сильно. Как и воскрешение. — Мне больше не нужно уходить, — тихо сказал Арно, отстранившись. — Я вернулся.

***

Арлетта проснулась радостной и не сразу поняла, отчего, но потом видения прошедшей ночи встали у неё перед глазами. Арно вернулся с того света! Она вскочила, совершенно обнажённая, с распущенными волосами, ощупала смятую постель рядом — и тихо присела на край кровати, ликующая, сияющая, с бездумной улыбкой, блуждающей по лицу, засмеялась, прижала пальцы к губам, чтобы не спугнуть свою радость. Арно был живее всех живых, всё тело приятно ныло, саднило между ног, напоминая о самых счастливых днях супружеской жизни. Может, у них будут ещё дети, в конце концов она молода. Может, Арно больше никогда не поедет ни на какую войну. Может, он отомстит своим убийцам. Им обязательно нужно поговорить при свете дня. Понять, что они хотят делать. Нужно забрать Арно-младшего, написать мальчикам в Торку… Нужно приказать подавать завтрак в большую столовую, велеть снять тряпки с зеркал, убрать пыль, расставить цветы. Столько дел и столько радости! После стука вошла камеристка, по-прежнему не поднимая глаз, и стала было помогать Арлетте надеть траур. Пришлось остановить её, велеть вытащить нормальное платье, бордовое, которое так нравилось Арно. — Где граф Савиньяк? — спросила Арлетта. — В зелёном кабинете, госпожа, — пискнула девушка. Только теперь она заметила разворошённую постель, замерла, выпустив из рук шнурки корсета. Всё понятно, юная дрянь была из тех, кто вешал бусики. На что только рассчитывала, на то, что граф по возвращении и её не обделит вниманием? Ну уж нет, теперь этому не бывать. Не после того, через что прошёл Арно, чтобы вернуться. — Не помню такого кабинета в нашем доме, впрочем, неважно, после ремонта тут ничего не разберёшь, — отмахнулась Арлетта, подошла к окну, чтобы посмотреть на неухоженный сад, который грозил превратиться в буйные заросли. Тоже неплохо бы привести в порядок. — Нужно сообщить всем, что мой муж воскрес. Пусть принесут ещё бумаги в кабинет. Завтрак подавать в большую столовую. После завтрака — все ко мне, узнаю, чем вы занимались всё это время. Садовник в поместье есть? Молчание было ей ответом. Арлетта обернулась и обнаружила, что девчонка исчезла. Наверное, хватит ума взять расчёт у экономки и уйти тихо. И Арлетта тут же выбросила камеристку из головы. Она стояла у окна, прижавшись виском к косяку, рассматривала сад, высокое весеннее небо с золотым шаром солнца и улыбалась. Она была счастлива.