***
В очередной, одиночной вылазке, он не мог пройти мимо своих старых членов команды, навсегда упокоенных под этой проклятой землей. На холодных камнях были выгравированы их имена, словно скребя по своему сердцу, Веббер обводил эти буквы: «В-э-с», «В-у-д-и», «В-а-р-л-и»… Ритуал более не вызывал слёз. Истерзанная, измучанная детская душа не приняла облик хладности и равнодушия к погибшим, наоборот – она стала сильнее. События, свидетелем которых он, к сожалению, стал, послужили черствой закалкой его сущности. Каждая смерть, каждое бедствие, случившиеся в их маленьком лагере задевали ребёнка так же сильно как и всегда. Просто с каждым разом удавалось всё лучше и лучше сдерживать эмоции. Детство было бесцеремонно отобрано, выхвачено из щетинистых, паучьих лапок. -А это тебе, - шепотом прошипел мальчик, кладя на очередное надгробье несколько лепестков. Они уже не были столь красочными и пёстрыми, как летом, когда Веббер их собирал специально для подобных случаев. Отряхнув последнюю, совсем свежую могилу от снега, Веббер продолжил путь. Толстовка уже совсем прохудилась от нескончаемого сбора необходимых ресурсов и охоты. Приходилось чуть ли не бежа проходить до лагеря, чтобы не окоченеть. Но тепло недавнего костра всё ещё держалось в хрупком теле мальчика-паука, подвигая его на дальнейшие поиски. Кончики пальцев перестали чувствоваться вовсе, и рукам пришлось найти кров под подмышками. Так Веббер и шел, обнимая самого себя, пока до его ушей не донесся ужасающий визг. Всего в каких-то паре метров от него находилось, розоватое, живое существо. Оно издавало что-то вроде предсмертного визга, возможно это был зов о помощи напрочь отмороженных голосовых связок. Подойдя ближе, Веббер различил в этом существе природного врага – свин. -Что случилось? – несмотря на кровную вражду, с беспокойством спросил паучок. На вопрос он получил лишь ещё более громкое визжание, перерастающее в неразборчивый крик. Источник мерзкого звучания лежал лицом в снег, помимо голоса, его подрагивающая нога говорила об оставшейся жизненной энергии, которую придётся в скором отнять. Он прекрасно знал, что сейчас нужно делать. Сверкнувшее в руке острие кремния напомнило о нестерпимом голоде, живот приятно заворчал. Животное неприятно визжало, раздражающе слуховые рецепторы, Вебберу хотелось поскорее заткнуть эту свинью. Ему редко выпадала роль убийцы и душегуба, обычно он не ходил на охоту один, но этот случай – был огромным везением для него и его малочисленного лагеря. Детское восприятие промедляло действительность необходимой меры. Молча занеся острый камень над головой, он воткнул его в розоватую кожу. Свин наконец замолчал. Дрожащая рука осеклась, небрежно нанеся более грубую рану, чем предполагалось. Ещё теплая кровь, фонтанирующими брызгами, обагрила восьмиглазое личико. Веббер вскрикнул. Когда тонкие пальцы вновь охватили орудие, то паучок почувствовал всё внутреннее составляющее жертвы. Было до тошноты мерзко, но Вебберу, да и не только ему, очень хотелось есть. С закрытыми глазами он представлял, как Уилсон зажарит сочную свинину для него. -Уииии! – вновь взвизгнуло животное, от чего Веббер в ужасе отшатнулся. Вызволенный страхом адреналин придал сил для завершения дела. Вновь осмелев, мальчик вынул камень из плоти для нанесения очередного удара. Ему была не по душе выпавшая роль хищника. -Умри! Умри! Умри! Прошу УМРИ! – сквозь громки всхлипы, процедил мальчик. Воткнув, как можно глубже острие, Веббер рухнул наземь. Снег остудил горячую голову, а витающие в воздухе снежинки смешивались с горячими слезами, вытекающими из всех восьми глаз. Нелегкое осознание обречённости убивало силы на дальнейшие эмоции. Он просто не знал, насколько трудно даётся отнятие жизни, тем более таким садистическим способом, а Веббер был далеко не любителем причинять вред. Картины прошлого возникали перед глазами, все те, кого он считал своими друзьями – погребены. Детское, совсем несформировавшееся мировоззрение находило последних оставшихся в живых людей не просто друзьями, а родными и единственными людьми на этой треклятой земле. Всё произошло так быстро, стихийно, что даже тело перестало отвечать на мозговые позывы о скором переохлаждении…***
-Ты чрез чур эмоционален, Уилсон, – где-то совсем близко раздался женский, льющийся голосок. -Я УБЬЮ! Я УБЬЮ ВСЕХ СВИНЕЙ! – ответом раздался раздраженный хрип мужчины, – не заставляй меня воплощать сказанное в реальность прямо сейчас! -Но какой от этого прок, если– -Молчи, вот именно сейчас, Венди, тебе лучше попридержать свой костлявый язык! Ох, зачем я послал его одного-одинёшинького... -Хорошо, – безэмоционально ответила девушка. Кто-то убрал затвердевшую корку крови с паучьего лица, Веббер неприятно поёжился. -Уилсон, сюда. -Слава небесам… я… – дрожащий голос нескрываемой радости окончательно разбудил мальчика. -Мистер Уилсон, – приходя от кратковременного обморока, пролепетал Веббер, – мне холодно. -Ох, конечно, – приподняв паука за его тонкие ручки, Уилсон заключил тельце в объятия, – твоя куртка уже совсем износилась. -Зачем же вы так громко кричали? С этими словами, Веббер почувствовал, как кольцо из рук стало плотнее, а жар недавнего душевного порыва начал обогревать тело. Тяжкое дыхание Уилсона ложилось испариной на щетинисто-пушистое тело паука. -Веббер, Уилсон, – официальным тоном проговорила Венди, и ткнула пальцем в сторону свинячей туши, – простите что отвлекаю, но думаю нам стоит по достоинству оценить добычу… -Мистер Уилсон, я здоров, не думаю, что вы должны беспокоится дальше, наверное, – Веббер был несказанно рад вновь ощутить действие душевной привязанности. Он не желал расставаться с теплом тела того, кого мог считать своим отцом..., почти отцом,– вы… вы что плачете? -Нет, – резко переменившись в тоне, отозвался учёный, – просто созерцая судьбы наших… наших друзей, мне становится горько, а ты... Молчание в минуту -Ты держишься молодцом, Веббер. Даже не плачешь, совсем как мужчина. Паучок нехотя начал что-то бормотать в ответ на комплимент, речь мужчины вновь захлестнула детскую душу горем бесконечных потерь. Испустив писк, Веббер прильнул лицом к плечу учёного и заплакал навзрыд. -Ничего... всё забудется... Венди стояла в стороне, лицезря душераздирающую картину. -Горе неразрывно связанно с чувством человеческого присутствия, лишь когда мы вместе, душа находит путь на вызволение накопившейся печали… – нежно проговорила она, – думаю, я пока займусь свиньёй.***
Ранее каждый имел личный императив, отмеченный краем лоскута собственной палатки. Но тяжелые времена требуют иных, более некомфортных мер. -Веббер, прошу тебя убрать ногу с моего лица, твои ворсинки раздражают мой сон, – сдержанно прошептала Венди. -Ой, прости, здесь всё черно и мне трудно видеть, – так же тихо ответил мальчик. -Благодарите, мы хотя бы имеем место, где можно переждать ночь, а теперь: цыц! – неудовлетворительно проворчал сонный Уилсон. Вместо привычных сновидений, разум окутала тьма из воспоминаний. Каждая смерть ознаменовала новый удар для невинной и нежной души Веббера, не раз ему, в моменты сильной грусти, хотелось и себя лишить наземных мучений, навсегда отказаться от таких чувств, как: горечь, печаль и сожаление. Ведь мёртвые ничегошеньки не чувствуют. Но эта тёмно-синяя эмульсия являлась одним из стержней платформы здравого рассудка. С каждым ударом судьбы его воля к жизни, наоборот, возрастала. -Я боюсь спать, – совсем тихо прошипел Веббер. Но никто не ответил – остальные уже спали. Замерзшая земля, пыльными хлопьями хрустела под его боками, спать на гнилом тряпье было крайне неудобно. Но вскоре сон взял своё и Веббер на время покинул полный холодной жестокости мир. Часто в его сны наведывались погребённые. Они зазывали его поиграть в любимые игры, в те игры, на которых в реальности у Веббера не было ни сил ни времени. Не осознавая во сне печальной кончины соигроков, паучок часто пускался в радостный пляс от такой возможности. Во время развлекательной активности бездушные тела что-то нашептывали маленькому паучку, но чётких слов не разобрать. Ему было хорошо и приятно во сне, его не мучали кошмары… ведь кошмары отыграются на нём уже после зяблого сна. Каждый раз, просыпаясь, Веббер чуть ли не плакал, вновь осознавая свою обречённость. Однажды во тьме зимнего утра он прошептал: -Как же я хочу умереть. Это было совсем не похоже на Веббера, оживлённого и полного крови паучка. Сожители по палатке сразу же отреагировали на полную пессимизма речь. -Веббер, малыш, ну… ну ты чего…, – не зная как поступить в ситуации, спохватился Уилсон, – опять сны? На вопрос мальчик лишь кивнул мохнатой головой. -Уилсон, не смотри на меня так, я не больше твоего знаю как поступить, – Венди позволила пропустить нотке раздражения. -Нет, что вы, всё нормально, не вам же они снятся-то… – через силу выдавил из себя Веббер, – я немного посижу и всё будет хорошо, обещаю. -Ты до невероятного сильный ребёнок.***
-Мистер Уилсон, – обратился Веббер, – мой сундук занесло снегом, а навес просто прорвало. Перестав заниматься разделыванием свиной туши, мужчина необорачиваясь ответствовал: -Желтый такой? Что тебе там…, прости, конечно. Уилсон не имел права отказывать ему в этой просьбе. Откопав нужное место, он оставил Веббера наедине со своими пожитками. Большое пространство сундука делало его содержимое ещё более миниатюрным и незначительным. Все находящиеся в нём вещи были разного рода и предназначения. Они не имели большой цены, но для Веббера это были чуть ли не самые дорогие вещи на планете. Каждая вещь символизировала ушедшего члена команды - друга по несчастью. Для тех, кто пропал без вести, Веббер собственноручно выстругал из дерева фигурки. Вещи освежали измученную память, но ничего кроме смрада смерти не проблескивало в четырёх лапой черепушке. «Возможно, совсем скоро, она коснётся кого-то из нас…» Взяв охапку воздушных шариков, Веббер с треском закрыл сундук. -Я понимаю тебя, и то, что ты сказал этим утром… Паучок вздрогнул, не ожидая, что кто-то будет совсем поблизости, да и в такой сокровенный момент. -Прости, я должна была потоптаться, чтобы не напугать, кхм… что это у тебя? – не дождавшись ответа, блондинка протянула руку к сакральному, – ах, Вэс…, теперь так мало радости взамен большого несчастья, верно? Мальчик не стал отвечать, за вместо он этого отпрянул, так и не дав рассмотреть шарики. Некая печать детской обиды была наложена на девушку. -Прости, думала, что ты уже смирился со всем этим, – с этими словами Венди удалилась обратно в палатку. «Смирился? С чем же я должен смириться?» - прокричало сознание паучка. -Ах, да, чуть не забыла! – вновь молчание было нарушено, – я пришла сюда за этим. И после слов девушка, приоткрыв сундук, что-то положила в него. На душе у Веббера похолодало, и полный томной мрачности взгляд Венди окончательно выбил его из колеи. Простояв на холодном снегу ещё некоторое время, она отвела взгляд и удалилась, так же бесшумно, как и возникла. Нарешавшийся пролить свет на неясный предмет, Веббер продолжал стоять в убийственном ступоре. Красный бутон неизвестного происхождения был аккуратно выложен на основании сундука. Паучок был в курсе её личной трагедии, но детское восприятие ещё никак не могло проложить цепочку к её нынешней, даже чрезмерной, хладности. Вебберу очень хотелось заговорить с ней, но ситуация в, который они сейчас прибывают, попросту не позволяла этого сделать. Он чувствовал надвигающуюся бурю, и сердце начало покрываться льдинками. Они медленно давили на сердце, отравляя кровь и светлый, детский разум. Держа в руках разноцветную резину, Веббер мял её грани своими полу-руками полу-лапами. Вэс находил способ поднять настроение лагерю даже в самые худые времена, но не смотря на свою крепкую задорность, он был слишком хрупок для дальнейшего выживания. Лежа на лоне смерти, Вэс не проронил ни слова, сначала Веббера взбесила доходящая до абсурда преданность делу мима. Но выполнив незамысловатую пантомиму, Вэс вложил в паучьи ручки горстку шариков - бесславное напоминание о своей смешной персоне. Это была его последняя пантомима. Его грудь приподнялась в последний раз, болезненный жар тела вышел в холодный камень, на котором он до этого покоился. Из-за сильных морозов шарик сначала не хотел надуваться, но вобрав как можно больше воздуха в грудь, Веббер чуточку увеличил его размер. -Веббер, дьявольщина, ты хочешь заболеть? – злобно крикнул мужской голос, – а ну быстро в тепло! Акт грубой заботы вывел мальчика из меланхоличных воспоминаний и он вернулся к огню.***
Все троя молчали. Никто не хотел обговаривать очевидное. Все были подавлены. Языки костра переходили на более свежее дерево, сопровождая своё опустошающее движение приятным для ушей треском. В палатке царил дух зимней свежести. Столь незаметные вещи толкали паучка на заслуженный сон. Испустив глухой зевок, мальчик обнял себя за ноги и продолжил греться. -Нам придётся сходить за паутиной, – сухо произнёс Уилсон. За всё время совместного выживания его мешки под глазами стали намного крупнее, от вынужденного пренебрежения едой он стал худее, как и все здесь сидящие. Каждый раз, сбривая щетину с лица, он открывался Вебберу довольно красивым, опрятным, а главное милым джентльменом. Даже в такое время мальчик допускал мысли о внешней эстетике. О гигиене никто не забывал и все, даже маленький Веббер, это прекрасно понимали. Однажды, после растопки снега, он спросил Веббера: -Не хочешь, чтобы я помог тебя помыться? На что Веббер вежливо отказался, ссылаясь на достижение достаточного возраста для самостоятельной помывки. -Мне не 5 лет, чтобы я мысля с родителями, ну, – совершив оговорку, Веббер мгновенно поправил себя, – т-то есть с вами, мистер Уилсон. -Ну, хорошо, – совсем кротко ответил он и подал мыло из жира бифало. Ерзая от холода и прикрываясь какой-то тряпкой, Веббер не мог не заметить одним из своих восьми глаз пытливый взгляд учёного. Уилсон, пытаясь не выдать себя, не совершал никаких движений головой, а лишь глазами, прохаживался то вверх, то вниз по эластичному телу. Плохая среда выточила его стройным малым. -Зачем ты прикрываешься, и раз такой взрослый, то ты должен знать – нечего стеснятся в присутствии мужчины, – тон джентльмена упал до пугающе низкого, – не смотря на твоё кровосмешение с монстром, не думаю, что есть смысл скрывать столь хорошо сложенное тело. Из тебя бы вышел отличный атлет. -Н-но…, думаю, вы правы, наверное, – робко ответил паучок, – я настоящий мужчина и вы не раз мне это говорили… Полотно упало, оголив таз и бёдра мальчика. Исхудалые бока гармонично переходили в сильные, мощные бедра. Посмотрев на него любой житель зажиточного города, счёл бы его ходячим трупом. Он взывал большую жалость всем своим видом, ни грамма жира. Лишь мышцы, да кости, выпирающие из под пушистой кожи. Нижняя часть тела была деформирована не сильно, сохранив за собой человеческие очертания тщедушного мальчишки. Дыхание Уилсона теперь можно было слышать. -М-мне холодно стоять вот так, можно я уже помоюсь? -А кто тебя останавливает? – совершенно обычным голосом вышло из Уилсона. Веббер был крайне удивлён его неуместным словам. Он стало, было, хотел возразить, но сама мысль о дяде Уилсоне и о том, как он будет лицезреть процесс омовения скрытым восхищением проходила в четырёх лапой голове. Каждый раз, вспоминая этот инцидент, у Веббер приятно покалывает в груди.***
-Веббер, ВЕБ-БЕР! – кто-то начал вытаскивать его из сна, – малыш, проснись, НАМ нужно идти. -Нет, паутина по моей части ведь, правда? – парировал паучок. -Учитывая последние события, я…, – переведя взгляд на Венди, учёный продолжил, – мы тебя больше одного не отпустим. Никогда. -Но как же продуктивное распределение обязанностей и сил, о которых вы говорили? -Несчастное дитя, – тяжко произнёс Уилсон, – это не стоит ещё одной жизни, тем более, если речь идёт о ребёнке. Мне страшно за тебя. Вебберу нравилось, когда с ним говорили, как со взрослым. Умелый Уилсон пользовался этим рычажком всякий раз, когда нужно было необходимо подчинить своей воле невинное мохнатое создание. Но не сегодня. -Нет, пауки могут начать драться с вами, я не буду сворачивать с маршрута! Грозно подняв палец в свете отцовского укора, Уилсон не собирался церемониться с монстро-мальчишкой, но тут вмешалась Венди: -Пусть идёт, близится весна, все тропинки проявляются из-подо льда, он точно не заблудиться, да и тем более…, – блондинка выдержала паузу, – нам точно есть о чём поговорить лишь наедине, Уилсон, – сделала она акцент на его имени. Паучок заметил, как его псевдо-отец оскалил зубы на речь Венди. Веббер ещё в старой, более ласковой, жизни понял, что когда взрослые ссорятся – нужно делать ноги. Любые ссоры крайне расстраивали его расшатанную психику, а если ссора происходила меж самыми дорогими ему людьми, это было втройне хуже. -Ты пустоголовая дура, если думаешь что- Надев шапку с помпоном из заячьего хвостика, Веббер успел выйти из своего скромного убежища до самой кульминации ссоры. Всё же Венди в чём-то ошибалась. Ни тепла, ни растаявших тропинок, а вьюга всё продолжала напевать свою смертоносную колыбельную, разрезая нежное личико Веббера летящими льдинками. «О чём они всё время спорят… нет, фигушки» – Веббер не желал возвращаться. Все близрастущие деревья были отданы под вырубку, поэтому окружение лагеря составлял лишь сплошной пустырь. Упадок растений и прочей фауны повергал Веббера в лёгкую неприязнь к нынешнему месту. Выкорченные пни создавали ямки об которые можно запнуться. Но перепадав много раз, Веббер выучил опасные места и просто обходил их, прощупывая и прислушиваясь к хрусту снега под собой. Завидев сквозь снежную пелену знакомые деревья, Веббер улыбнулся, осознав что идёт верной дорогой. Улыбка далась с трудом, всё лицо перекосило от сильных морозов. Простая, паучья щетина с приходом холодов переросла в полноценный мех. Покрывшийся тонкой коркой льда он предоставлял двойную защиту от холода. Свежий воздух прогонял дурные мысли и освежал всё тело, Вебберу как никогда было приятно на душе, будто он запамятовал все, что было ранее.***
-Милые паучки, можно взять вашу паутину? – обратился Веббер к величественно возвышающемуся кокону, – пожалуйста. Несколько белых глазок смотрели на мальчика сквозь складки паутины. Веббер сразу нашел их своими друзьями, ведь он тоже был частью их паучьей своры. Кокон начал немного ёрзать в разные стороны, один из представителей паукообразных вылез наружу. Медленными, неуверенными движениями он приближался к мальчику. -Ну что ты как не свой, – Веббер нагнулся и протянул ему свою паучью руку, – иди ко мне, маленький. Но в ответ паук отпрыгнул и зашипел на незваного гостя, несколько других пауков сразу подоспели на зов. Огромные клыки напугали мальчика. Недолго думая, Веббер вскочил с прежнего места и сорвал приличный кусок ткани от кокона, оставив внутренних его жильцов без крыши над головой. Явно этого не одобрив, пауки повыскакивали из своего сомнительного жилища и бросились в след за вором. Началась погоня. Веббер как можно быстрее перебирал своими ногами, они были довольно сильны, как раньше было отмечено, ведь бегать в последнее время ему приходилось довольно часто. Недовольное шипение стало отихать и Веббер стал замедлять шаг, после такого всплеска энергии он спохватился за свой тощий живот. Он был совсем недалеко от лагеря, вот уже начинается привычный пустырь со всем своей омерзительной пустотой. Что-то резко сдавило в зоне солнечного сплетения, словно хороший удар прошелся по глади живота. Откашливаясь, он упал на колени и изрыгнул желтую, тёплую массу прямо на снег. Это был его желудочный сок. -Ой-ой, мне очень плохо, ой… Но вьюга не ответила на жалобные стоны ребёнка, она так и продолжила выть свою немилостливую песнь. Вебберу стало страшно за свою жизнь, он заплакал, изрыгая очередную порцию. Отвратительное и одновременно жалкое зрелище. Плохое питание наконец сделало своё дело, не пощадив это милое, чахлое тельце. Веббер почувствовал подступающую лёгкость головокружения и опять рухнул на снег. Средь пучины сна он различал чей-то ласковый голос: -Мой маленький Веббер, мне жаль за всё, а более скорбь берёт за невозможность взять тебя с собой…***
Проснулся Веббер возле костра. Стоило ему открыть глаза, как страх вновь сковал разум бедолаги. Угрюмый взгляд Уилсона пробивал языки пламени целясь прямо в Веббер. Мальчик уже выдал своё пробуждение мелким писком и всё же, Хиггсбери не начинал диалог первым. На его коленях приспокойненько лежал топор, отсвечивая пламя своим зеркальным лезвием. Черепная коробка Веббера сразу же начала активно работать в догадках об этом скверном взгляде и топоре. Ему стало страшно. -Уилсон? – уже без «мистер», проговорил паучок, – а где тетя Венди? Мужчина обжог малютку своим молчанием, и всё тем же, жестоко укоряющим взглядом. Неожиданно он резко привстал. Этот элегантный и вежливый учёный показался довольно опасным с топором в руках. Ноги Веббера сразу же вздыбили его на холодный пол. Расставив ноги и руки, паук принял оборонительную стойку. -Если бы я так же поднялся, но уже без топора в руках…, – проигнорировав вопрос, сказал Уилсон, – то ты бы не вскочил вот так? -Я ничего не понимаю в этой философии, но зачем вы его вообще взяли? -Тебе нужно поесть. -Где тетя Венди? – Веббер повторил свой вопрос более настойчиво, несмотря на начинающуюся панику, он изо всех сил придерживался спокойного тона. -Она ушла, – коротко, но честно отрезал мужчина. -Когда она…, – нога неожиданно подкосилась и Веббер чуть не упал, – когда она вернётся? -Я думаю что никогда, – с такой же пугающей выдержкой произнёс Уилсон, – зачем она нам, она тебя никогда не любила. -Нет, я просто… просто спрашиваю, – паучок не понимал к чему клонит мужчина, – так стоп, почему никогда, в смысле навсегда!? -Навсегда, – от исходящего спокойствия у Веббера кровь стыла в жилах. Неожиданно, самый дорогой для него человек, приобрёл довольно устрашающие черты. Веббер отрывисто вздохнул от прошедших по коже мурашек, на момент он перестал чувствовать ноги. Всё это казалось кошмаров внутри кошмара. -Прости я сейчас немного взвинчен, кха-ха… – пытаясь исправить ситуацию, дружелюбно сказал Уилсон, – я думаю, ты должен поесть, ты вот как исхудал, лапочка. -Где Венди? – уже чуть ли не крича спросил Веббер. -Не стоит продолжать об этом, она просто ушла – вот и всё, – сквозь зубы проговорил Уилсон, сжимая рукоять топора добела, – зачем тебе знать о том, кто тебя ненавидел, малыш? Сделав шаг в сторону Веббера, мужчина приподнял руки, выронив злосчастный топор. -Зато знаешь, кто тебя больше всех любит? – Уилсон пытался сдержать улыбку, – это я… позволишь немного объятий, малыш? Бедный, загнанный в угол своих кошмаров Веббер просто не мог пошевелиться, ни слова вставить. Он чувствовал, как некогда приятные и тёплые руки приносили большую боль физического стеснения. Паучок хотел объяснений, но что-то постоянно затыкало его, даже дыхание давалось с трудом. Дыхание Уилсона было напротив, быстрым и горячим, жаждущим заполучение в собственное распоряжение маленькое тельце. -Я честно, честно не хотел, чтобы было всё так…, – с частичкой горечи произнёс Уилсон в плечо бедняги, – но моя голова уже заплыла безумием, ах, эта стерва была права, – упиваясь долгожданным моментом, Уилсон замолчал на мгновение, – мы всё либо умрём, либо обезумим. Прости, что говорю тебе это, малыш… -нет… – сдавленно прошептал Веббер, – прошу, нет. Некогда закалённая душа не смогла отразить такое предательство и разочарование в добром образе дяди Уилсона. Отчаяние лилось через край хрупкого сосуда, который вот-вот обратится в осколки от подступившей тьмы. Этот ребёнок и так слишком много перетерпел за всё время пребывания в Константе. И вот безумие пробралось в светлую, невинную, ничем не замазанную душу, изуродовав все её внутренности. Всё переживания из-за потерь и безысходности дальнейшего существования переполняли Веббера, выдавливая из него солёные слёзы. Некогда он проливал их от телесной боли, от кратковременной радости. Но эти слёзы стали последним вздохом упадшей души и рассудка. Он умер. -Мой милый, маленький, добрый паучок, ах, – дрожа, Уилсон сделал большую затяжку носом, – единожды уловив аромат твоего тела, я возжелал чувствовать его всегда, ты пахнешь очень сладко, опьяняюще сладко… Веббер не сопротивлялся осквернению собственного тела. -Наконец, никто не смотрит со стороны, никто нас не осудит, меня не посчитаю ещё большим безумцем, хотя я и так..., неважно, – Уилсон вцепился руками в мальчишеские бёдра, – позволь мне осуществить давние замыслы, ох, как я тебя понимаю, бедный малыш. Прости если тебе больно, дальше такого не будет, обещаю. Руки губителя гладили бока, ноги и самые сокровенные места стоящего в оцепенении паучка. Мужчине явно не хотелось получать сопротивление взамен, он старался действовать максимально нежно. Больной Уилсон верно считал, что в глубине Веббера есть те качества, которые лучше сохранить для дальнейшего удовольствия. Черствые от холода, но всё ещё красивые губы нашептывали Вебберу множество приятных вещей и планов, которые совратитель желал реализовать с его сущностью в будущем. Но какие бы нежности не входили в его ухо, Веббер был глух до всего внешнего мира, словно робот в перезагрузке. -Ты до сладостной зависти хороший мальчик, просто замечательный, уверен, твои родители считали тебя золотым ребёнком, – Уилсон облизывал губы в предвкушении, – теперь ты моё, золотце; красивый, ещё не вычищенный брильянт. Уилсон целовал тёмную голову, останавливаясь на каждом любопытном его учёному взгляду участке. Шершавые руки сжали щеки Веббера, готовя его для тёмного поцелуя. -Я невероятно люблю тебя, малыш, – говорил Уилсон, словно в бреду, – я буду для тебя лучшим папочкой, только ты да я… Стоило Уилсону приблизить голову для поцелуя, как арахнид впился клыками в глотку своему отравителю ужаса и безумства. Кровь вновь обагрила восьмиглазое лицо.