Прививка от страха

В самые первые мгновения контакт – это не больно. Это… странно. Как будто легкий треск в черепе, мерцание в глазах, шум в ушах. Как будто антикварный телевизор или радиоприемник ловит вклинившуюся передачу. Иногда шутники и романтики от науки говорят: мозг – это орган, который стремится осознать сам себя. Тело – это биомеханизм, экзоскелет, средство передвижения для мозга. Нервы – множество управляющих проводов. Реальность – поток двоичного кода, тока, текущего между синапсами. Разряд есть – разряда нет. Контакт с другим разумом – это включение нового командного центра в нервную сеть. Боль приходит позже. Вязко-упругое нечто собирает себя воедино глубоко под кожей. Давит на легкие (трудно дышать), струится по диафрагме, просачивается мимо пищевода в полость пониже. От раздражения брюшины живот скручивает резью. Пульс рвется вверх, лицо и руки мгновенно холодеют от пота. Нечто ерзает внутри, пытается растечься, растянуться, ищет местечко просторнее. Как кот: упрямый и целеустремленный, но мягкий и теплый – и с коготками, и не прочь из интереса попробовать хозяйку на вкус. «Больно! Теперь ты сожрешь изнутри меня?». Боль угасает: это происходит до странного равномерно, как будто кто-то поворачивает регулятор громкости влево. Видимо, нет. Не сожрет. Во всяком случае, не сейчас. «Нет. Мы не хотим умирать». Мысль застревает в голове. Циркулирует, вытеснив все остальные. Что пришелец имеет в виду? «Кто это – «мы», Веном?». «Это тело не выдержит слишком долго. Но как попутка сойдет. Обещаем, что ты останешься жива». По ходу нервов прокатывается искристая щекотка. Волн всего три: вниз, вверх и вдоль ребер, всё – как объятия паутиной. Контроль перехватывают мягко, но уверенно. Неумолимо. Она медленно сжимает и разжимает кулаки, глядя на свои руки. Переступает с ноги на ногу. Мышцы голеней и бедер напружиниваются, спина каменеет; взгляд скользит по сторонам, заново изучая обстановку. В конце коридора синеет распахнутое в сумрак окно. Почему-то ей кажется, что это – вопиющее исключение из правил. Инопланетная злобная клякса должна была вскрыть ее череп, растворить мозг, пытаясь подавить ее волю. Но борьбы словно и не было. Сейчас Энн всего лишь шагает к окну. Убеждает себя, что просто хочет подышать свежим воздухом, и почти верит в это. «Ты и с Эдди делал так же?». МРТ с каждым шагом остается все дальше позади, и нет ни шанса к нему вернуться. «Тебе стоит радоваться, что тебя это не убивает. Будь благодарна Эдди за это». «Это угроза?». «Чем больше хостов одного вида, тем легче связываться с каждым последующим. А теперь это тело отнесет нас к ‘Life Foundation’». «Решил сдаться?». «Вперед!». Фантомный шум настройки в ушах и черепе пропадает за гулом ветра. Мышцы наливаются сталью; Энн хватается за раму окна, качается вперед и назад. Туфли на полную подошву встают параллельно отвесной стене. Толчок – и она летит к соседнему зданию. Они летят. Новый командный центр окончательно вытесняет старый от контроля за движениями. Теперь Веном даже дышит за нее: видимо, ему виднее, как именно насыщать это тело кислородом. Энн вроде как должно быть до ужаса страшно и волнительно, да и сознание потерять не помешало бы – но, отстраненная от управления телом, она не может ничего, кроме как наблюдать. Иначе и быть не могло: как известно, мозг никогда не отключается полностью. Спит или теряет сознание лишь тело. Значит, все еще можно бороться с захватчиком… Но – как бороться? Разве можно пересилить работу ферментов в своем мозгу, приказать клеткам не делиться, а веществам – не выходить в кровь? И безысходность делает ее поразительно равнодушной. Настолько, что она вновь заводит беседу: все равно заняться в пути больше нечем. «Тебе известно, где сейчас Эдди, не так ли?». «Да. Он нужен нам». Энн даже не спорит: на этот раз обобщение уместно как никогда. Пускай мотивы пришельца ей трудно понять, но друга терять совершенно не хочется. И если уж Веном несет их обоих к Эдди, то явно не просто так. Сожрать можно кого угодно. Тут что-то другое. «Почему мне не страшно?» – но это она, кажется, понимает еще до того, как получит ответ. Страх – это реакция тела. Тело реагирует на импульсы от мозга и гормоны. Сейчас одно глушит собственной передачей Веном, а второе… видимо, поглощает, как только вещества покидают ее мозг. Впрочем, спасибо, что хотя бы не сердце или печень. – «Это твои проделки? Пожираешь мой адреналин?». «И всё остальное, чьих названий ты не знаешь, тоже. А ты сообразительная! Да и не такая неудачница, как Эдди. Даже немного жаль, что мы несовместимы. Три дня выработки гормонов в таком режиме, и у этого тела откажут почки». «Спасибо, Господи». В ее голове раскатисто смеются. Удивительно, что Веном понял ее мысль. С другой стороны, если он перетряхнул мозги каждого, в ком побывал, так же, как и ее, то сейчас он уже должен быть профессором по человеческой рутине. «Спасибо. И, чтобы ты знала: мы отрезаем все пути к отступлению только тем, с кем не получится симбиоза». До чего странно: они общаются, как старые знакомые. Впрочем, это все равно не может ощущаться более дико, чем чужое господство в твоем теле. Справедливости ради, на физическом уровне оно ощущается никак. От тела исходит ровное радиомолчание. Никаких сигналов тревоги. Нет ни фантомных болей, ни иллюзий, на худой конец – даже галлюцинаций. Говорят, что при депривации они не заставляют себя ждать. Но, видимо, в их случае это удовольствие мозг припас на потом. «У тебя было много таких?». «Все, кроме Эдди». Вдох, выдох – и, наконец, они чувствуют его впереди. В него нацелено оружие; у него разбит нос после тщетной попытки вырваться. «Но что он один может против вооруженных головорезов, мой неудачник», – думает Энн. «Наш», – рычит-шипит Веном и, прицелившись, вновь бросает ее тело навстречу упругому воздуху. Схватка больше походит на избиение младенцев. Сопротивление бесполезно. Наверное, и Веном не испытал должного удовольствия: всё закончилось слишком быстро. И чья-то шея хрустнула на зубах – тоже. Неописуемое ощущение: Энн тошнит без спазмов в горле. «Зато не твоя печень. А теперь смотри». И Веном постепенно покидает ее, сочась сквозь поры наружу, перетекая к Эдди, как железная крошка между магнитами. Постепенно в молчащее тело возвращаются монохромное ночное зрение, дрожь усталости, боль в натруженных мышцах... вкус крови во рту. Знакомая форма губ – вплотную к ее губам. Последними отсоединяются тончайшие филаментные сети, контролировавшие моторные пути мозга. И только в следующую секунду Энн может отстраниться. Ее шатает и потряхивает: повышенные дозы гормонов ударили по всем мишеням разом. Только что Веном выпивал из нее всё «лишнее», рецепторы не получали почти ничего, уровни выработки росли, а теперь… Похоже, не только почки отказали бы спустя трое суток. И, похоже, совершенно никто из них не желает ей зла.