Неожиданный поворот

Олег, конечно, знал, что полевая кухня не всем по вкусу, что он может где-то что-то не так смешать, но чтобы не есть абсолютно всё — это уже предел. Конечно, по началу он списал это на случай, может, что-то не понравилось или не устал так сильно, чтобы кидаться на еду. Затем волей-неволей, но замечал, что стабильно одна порция возвращалась нетронутой, и теперь уже было интересно, кто это такой привередливый. Долго выглядывать нарушителя порядка не пришлось, вон он, смуглый и белобрысый, с намеченными контурами татуировки на шее, груди и плечах, что виднелись под воротником и рукавами тонкой футболки, совершенно спокойно ставит паёк обратно и что-то говорит рядом стоящим сослуживцам. Из-за расстояния не слышно, что именно он сказал, но ребята будто не заметили ничего странного. А Олег заметил. Следующие странности не заставили себя долго ждать. Дракон за неделю сделался бледным, как смерть, исхудал и двигался медленнее обычного, будто только-только из могилы вышел. Не дракон, а ящерка, полудохлая и безхвостая. Волков сам не замечал, как персонально этому ящеру порции больше делал, но они все равно возвращались нетронутыми, а Вадим продолжал истощаться почти что на глазах. Вроде бы боец хороший, а какую-то тупость творит. Новое нечто не показалось связанным с предыдущими странностями, но что-то их всё-таки связало. Тогда совсем ослабевшего Дракона оставили на базе, ведь он же только мешать будет, и небольшая команда ушла исследовать базу противника и зачищать по необходимости. Вот только исследовать и зачищать было нечего — всё, что было ценного, унесли, а солдаты из стана врага валялись обескровленные с перекошенными от ужаса лицами, и ножевых следов или огнестрельных не наблюдалось. — Уносим. Ноги, — Джесс чётко проговорила два слова, подчёркивая серьёзность своего предложения. Не то, чтобы она когда-нибудь отказывалась от самых странных и опасных затей, но сейчас чувствовалось, что на кону может стоять собственная шкура, и рисковать не хотелось. Предложение было принято единогласным мычанием, и вся команда нестройным рядом ретировалась от той точки поскорее, чтобы на их присутствие даже намёка не было. На собственной базе их уже встречал заметно похорошевший Дракон, который едва не с порога уже начал травить свои тупые анекдоты, а на вопросы, что с ним случилось, что уже такой бодрый, отшучивался, что просто отдыха не хватало. Вот, отдохнул, и сразу в норму пришёл. Все эту байку приняли, точнее, почти все. Олег недоверчиво хмурился, припоминая все странности, с которыми это чудодейственное исцеление не вязалось, и только сверлил тёмным взглядом светлую макушку удаляющегося в компании ребят Дракона к костру. Неправильно всё это, не может такого быть, должно быть какое-то более понятное объяснение, чем просто отдыха не хватало. Им всем порой отдыха не хватает, но до стадии вышедшего из могилы никто не доходил, кроме Вадима, и ни у кого не было таких волшебных возвращений в строй. Чем больше Олег думал о странностях Дракона, тем чаще он думал о нём самом в целом, и тем чаще замечал себя в непосредственной близости от последнего. И тем больше пополнялся список странностей. Дракон не ест. Вообще. Ни со всеми, ни в одиночестве еду не крысит. Дракон не спит. В какой бы момент в его палатку не ворвёшься, он всегда бодро на тебя посмотрит, будто просыпался за полчаса, как минимум, до вторжения. У Дракона холодная кожа. Точнее, как, он будто специально максимально долго ходит под солнцем, чтобы согреться, но если ночью к нему заглянуть, он уже остывший и холодный, как труп, словно температура окружающей среды на него совсем не влияла. И самое странное из всего, что Волков заметил, это то, что Дракон может быть одновременно в двух, а то и больше, местах. Точнее, как, сначала он рядом где-то ошивается, буквально в следующий момент он может быть на другом краю лагеря, помогает Шурику не свалиться с какого-нибудь дерева, а затем где-то в середине травит байки с Джесс и Максом, на что фейспалмит Славик. И только Олег это замечает и молча наблюдает, потому что ему никто не поверит. Уже пытался об этом поговорить с ребятами, но ему только пальцем у виска крутили и говорили, что он сам того, и придумывает какую-то непонятную хрень непонятно зачем. И хотелось бы верить, что он всё придумывает, но вот очередная бессонная ночь, он лезет к Вадиму, а его встречает тишина и пустота. Такого не наблюдалось, кажется, ни у кого, разве что если он ебаться к кому-то в палатку не ушёл, но сегодня как раз затишье, из других палаток только сонное сопение, да иногда храп раздавались, ни стонов, ни шороха, ничего лишнего. Вопрос — где этот неспящий ящер делся — возник сам собой, и Олег захотел найти и ответ на него, и самого ящера. Как оказалось, долго искать не пришлось — метрах в двадцати от лагеря слышались задушенные хрипы и странные хлопающие звуки. Сначала Волков, конечно, подумал, что, мало ли, вдруг сейчас застукает Дракона трахающим кого-то или, наоборот, что его кто-то трахает, но любопытство же не порок, а стремление к знаниям, хотя бы позицию узнать, но интересно, для чего — непонятно, эту информацию он никуда не применит, но чтобы было ведь... И лучше бы Дракона растянули семь талибов, Олег бы поменьше удивился, чем той картине, что он увидел. Над ещё хрипящим солдатом нависал Вадим, лицом к шее склонившись, и слышно было, как он что-то шумно сглатывает. Неужели... — Ты поэтому мою стряпню не ел? — почему-то, это первое, что интересует Олега. Не то, что Вадим пьёт кровь, не то, что перед ним буквально нечисть, не то, что его сейчас могут также прикончить. Игнорирование его готовки было как удар по сердцу. Одновременно и ожидаемо, и неожиданно, что Дракон никак не отреагировал на вопрос, продолжил хлебать кровь, пока из трупа не выпил досуха, затем только поднялся, повернулся, демонстрируя окровавленные ещё длинные клыки и губы, которые ладонью тут же вытер, и ухмыльнулся, также, как и всегда, только блеснувшие в свете луны клыки сейчас пугали. — Поварёшкин, тебя серьёзно сейчас только это интересует? — ухмылка стала шире, а Волков почувствовал себя загнанной дичью. Попал. Нет зверя страшнее, чем человек, а если человек становится зверем? Или что из себя представляет эта нечисть? Олег стоит перед ним, не может пошевелится, как загипнотизированный кролик перед удавом, только невнятное «Угу» смог выдавить из себя. Каждый день он с ребятами смотрит в глаза смерти, но ещё никогда смерть не смотрела на него в ответ. Лично на него. Такая близкая, что руку протяни, и почувствуешь эту постоянно холодную кожу, которая только под солнцем становится горячей. Значит, ему не казалось, что от Вада каким-то могильным холодом веет, он и правда из тех самых, в которых как-то и не верят даже. И теперь всё на свои места становится, и то, что не ест, не спит, и что быстро передвигается... — Да, Волчик, я не ел твою стряпню из-за этого. Но, знаешь, мне очень хотелось попробовать, потому что все тебя нахваливают, — Дракон подходит ближе. Знает, чёрт белобрысый, что Олег ему сейчас ничего не сможет сделать, даже просто сбежать у него не получится, потому без страха быть обнаруженным спокойно говорит. Да даже если и обнаружат, можно легко на диверсию списать. — И ты больше ничего не хочешь мне сказать? Потому что, Олег, перед тобой живой упырь, ему не один десяток и даже сотня лет, таких, как ты, он повидал очень много, хотя бы попробуй удивить, только не сбегай, это ведь так скучно и предсказуемо. — Ты во всём такой быстрый? — вопрос вырывается быстрее, чем он успевает подумать, и от такой неожиданности даже краснеет скулами и взгляд отводит. Но, признаться честно, Дракон действительно удивлён, вскидывает светлые брови, подходит вплотную, что не смотреть на него теперь не получается, и смотрит своими светлыми глазами, кажется, в самую душу. — Хочешь проверить? — отвечает вопросом на вопрос, и Олег пожимает плечами и слегка кивает головой. Да, хочет проверить. Хочет узнать и почувствовать на себе, потому что за время, что он наблюдал за этим ящером, не заметил, как успел заинтересоваться им, при чём настолько, что каждый раз, когда он улыбался кому-то из команды, в груди что-то ревниво скреблось. Донаблюдался. В палатке Дракона всегда было просторно, будто он в дракона может превратиться в любой, и места ему будет не хватать. Но сейчас Олегу тут было тесно. Пока Вадим его грубо целовал и заталкивал внутрь, он успел несколько раз задеть головой и плечами верх палатки, в последний раз и вовсе чуть не рухнул, запутавшись в собственных ногах, но Вад его подхватил на руки, как пушинку, будто Волков не здоровый мужик, а щуплый пацан, каким только попал сюда, и это почему-то засмущало больше, чем поцелуи, после которых губы болели. В постели всегда холодного вампира было также холодно, как только с Олега стянули футболку, он тут же покрылся мурашками, зябко вздрогнув, и прижался было к Вадиму, но и тут встретил могильный холод, из-за чего сначала отпрянул, а затем снова на него посмотрел будто бы испуганным взглядом, словно до него только сейчас начало доходить положение вещей. — Сейчас будет тепло, Волчик, не скули, — дыхание Дракона, не соответствующее его прозвищу, такое же холодное, как и всё здесь, все равно опаляет когда он шепчет куда-то в висок жмущегося к нему Волкова. И предпочитает не уточнять, когда именно это скоро настанет, потому что продолжает морозить его холодными прикосновениями, сперва только носом и губами на плечах и шее, затем и пальцами под брюками, стягивая те вместе с бельём за ненадобностью. Видно, что Волчик сдвигает ноги и руками прикрывается чисто машинально, но это все равно раздражает, по его же инициативе здесь собрались, ведь упырь, как в старых поверьях, без разрешения не входит не только в дом, но и в человека. Человеческие ручонки перехватываются одной вампирской и заводятся за голову, прижимаются к постели и крепко удерживаются, не давая освободиться слабому перед своими постыдными желаниями человеку. — Давай, Волчик, не зажимайся, я же только с твоего позволения могу всё сделать, — в голосе Вадима слышится ухмылка, которая растянула его губы, но в темноте её, конечно же, не видно. Олег глубоко вдохнул и кивнул. Действительно ведь, без его согласия ничего не будет, они взрослые люди (кое-кто даже слишком), всё понимают. И Волков снова раздвигает ноги перед упырём, который тут же между ними устраивается, вжимаясь в его промежность ширинкой, ещё и потирается так, чтобы было не только странно приятно, но ещё и больно, и ответом на эти действия ему был тихий скулёж, слушать который, конечно, приятно, но теперь хочется услышать и другое. Смазанные в вязкой вампирской слюне пальцы с неким сопротивлением, но проталкиваются в человека, отчего тот вскрикивает, и его тут же затыкают поцелуем, глубоким и будто бы нежным, на который не получается не отвлечься. Тело под вампиром расслабляется, пальцы входят в него глубже, раздвигают нежные стеночки и растягивают тугие мышцы, подготавливая максимально, насколько это получается сделать в таких условиях, чтобы хотя бы крови не было. Олег откликается на каждое движение, то скулит еле слышно, то подаёт голос отрывистом стоном, из-за чего его снова приходится затыкать, чтобы не перебудить половину лагеря, которая потом разбудила бы и вторую половину. Всем насрать, конечно, кто с кем спит, когда и в каких позах, но если застукают, трещать будут ещё долго, ведь наёмники хуже змеиного клубка. — Вад, отпусти, — Олег не то прошептал, не то простонал просьбу, и как бы ни хотелось его поддразнить, но и не подчиниться такому было просто нельзя. Руки человека освобождаются в тот момент, когда вампир собственные брюки расстёгивает и стягивает до колен. Кто там шутил, что упыри импотенты, потому что у них кровь не циркулирует? Дракон сейчас готов доказать обратное. Вязкой слюной он смазывает и собственный член и затем плавно толкается в Волкова, почти сразу зажимая ему рот ладонью, потому что тот застонал слишком громко. — Хороший Волчик, полностью меня принял, ты смотри, — Волчик не увидит, но зато видит Вадим, в темноте, как днём, как его член полностью входит в податливое тело. Ухмылка с лица Дракона не сползает, только шире растягивает сухие губы и обнажает снова удлинившиеся клыки, будто он шикарной крови почуял, и без промедления он начинает двигаться, медленно по началу, давая прочувствовать всю твёрдость вампирского члена, и затем ускоряясь, вбивая слабое человеческое тело в дно палатки. Человеческое тело отвечало, податливо выгибаясь навстречу, и всё нарастающими стонами, которые было бы греховно не ловить, и Вадим, как честный вампир, впивался в искусанные губы, сцеловывая их. Волков в своих человеческих порывах пытался продрать короткими ногтями кожу Дракона, но вампирская прочность этого не давала сделать, хоть и хотелось бы, чтобы не только на человеке оставались следы приятной ночи. — А ты хорошенький, Поварёшкин, — вампир чувствует, как напрягается человеческое тело в предоргазменной судороге, и сам морщится, слишком явно осознавая, что из-за него же сам долго не продержится. — Сожру тебя последним. Посмеяться Дракон не успел, именно на этой шутке Волков сжал в себе его член, кончая, вскрикнув, а сам упырь зарычал утробно, по инерции втрахиваясь в него, изливаясь следом. Несколько минут человек восстанавливал дыхание, а вампир прислушивался. Как только услышал, что сердцебиение приходит в норму, на живот Олега переворачивает, нависая над ним. — Ночь будет длинной. *** — Почему ты не горишь на солнце? — Тебе было бы лучше, если я бы сгорел? — Не отвечай вопросом на вопрос. — Не хмурься так, — между чёрных бровей прошлась подушечка холодного пальца. — Не знаю. Выпил странной крови и стал светолюбом. Вот и не горю. А ты с чего взял, что я какой-то не такой? — Ну, я один раз котлеты приготовил, которые все нахваливали, а ты их даже не попробовал, — Волч пожимает плечами. — И это всё? — И это всё.