***
— Баба на корабле — быть беде, — едко усмехнулся Цветков, выпустив изо рта сигаретный дым. — Чем только Прокопеныч думает порой? Ксюша Зайцева только грустно вздохнула и опустила глаза в пол. — Слышь ты, моряк, — на плечо Кости опустилась тяжёлая мозолистая рука. — Иди, тебя там к голландскому штурвалу зовут. Цветков только обидчиво хмыкнул, явно желая съязвить что-то Грому в ответ, и, потушив бычок, рывком открыл дверь в управление. Ксюша хотела было рвануть за ним, но Игорь осторожно сжал её плечо. — Гром, ты чего? — удивилась Зайцева, обернувшись. — Не слушай его, — внушительно мотнул головой Гром. — Скажет порой чего, а ты потом расстраиваешься. — Да ничего я не расстраива- — А вот и расстраиваешься! — тут же перебил Игорь, склонив голову набок. — Это все видят. Даже Дубина без своих оптических цилиндров. Ксюша от неожиданности улыбнулась. Непривычно было видеть Грома в таком хорошем настроении без угрюмого: ага, конечно, ещё чего, пошли бы Вы все, я один справлюсь. Видимо, Игорь действительно ещё не узнал о новой напарнице. Вселенский слух не успел до него долететь. Ну-ну. Значит, всё только начинается. По крайней мере, если б он знал, то Фёдор Иванович успел бы миллион раз прочитать ему извечную тираду о работе в команде, измотанности, скорой пенсии и увольнении. — Давай, уволься! То-то мне жопу ничью прикрывать не придётся? — Нравишься ты ему, Ксюшк, — пожал плечами Гром. — Вот и не знает, как привлечь тебя. — Ну уж точно не своей язвой! — ухмыльнулась Ксюша, совсем слегка вспыхнув. — Моряк он у тебя, видишь? — усмехнулся Игорь, коротко сжав её за плечо. — Только на его корабле ты не баба, — а гальюнная фигура. От такого потока доброты и искренности Ксюша подзависла. Игорь только кротко кивнул и скрылся в управлении. Вот так Амур. Главное, чтобы он своими стрелами никого со злости сейчас не перебил. Даже до десяти посчитать не получится — Гром озвереет с порога, как только полковник подхватит его под руку в дверях и потащит в кабинет, попутно говоря про какого-то Петра Хазина из ГУНК. — Игорёк, это вынужденная мера, — в оправдание пожал плечами Прокопенко, слыша чужой скрежет зубов. — У нас серьёзный недобор, на каждом по тыще дел висит. Так нельзя, — полковник развёл руками и медленно покачал головой. — От одного сотрудника вся эта тыща дел на человека в квадратном метре явно рассосётся, — недовольно буркнул Гром. — Конечно, рассосётся! — кивнул Фёдор Иванович. — Да там половина дел про этих наркош. Вот майор Хазина этим и займётся. Как раз просила загрузить себя после…отдыха. Игорь непонятливо нахмурился. Прокопенко хотел было что-то сказать, но, завидев чужой взгляд, молча протянул ему личное дело новой напарницы. Гром резко поднялся с дивана, приняв папку в руки, и с недоверием покосился на страницы. Полковник лишь тихо шептал себе под нос все молитвы, которые только знал. Но желваки Грома зашлись активнее, глаза с неописуемой яростью вонзились в сгорбленную спину и выжгли там огромную дыру, заставив повернуться к себе. — Фёдор Иваныч, да Вы с ума сошли! — гаркнул Гром, откинув папку на стол. — Игорёк, не кипятись… — Кипятятся — чайники, — презрительно заметил Игорь. — Вы вообще понимаете, что наделали? — Да что ты, как заведённый? — разозлился полковник. — Судимостей — нет, на учёте — не стоит. Что тебе ещё надо-то, Игорёк? — Вы взяли на работу человека, которого чуть не повязали с наркотиками! — вскинул руками Гром. — А не повязали, потому что кармашек большой. У какого-нибудь генерала и судьи. Она, может, до сих пор употребляет. Это я так, к слову. Вдруг, узнаете, что сторчалась эта пигалица где-нибудь на Думской. И всё. — Игорь! — осёк тут же Фёдор Иванович. — Прекрати, немедленно. — Вы теперь просто в газетах объявления о вакансиях расклеиваете? От руки сами пишете? Фёдор Иванович, да Вы о чём вообще? А если бывалый ЗЭК сейчас выйдет после двести сорок четвёртой и захочет судмедэкспертом устроиться? Тоже возьмёте? Гром вспыхнул. Не так, как Ксюша от узнанного секрета. Вспыхнул яростно, вскочив с дивана, и хлопнул ладонью по столу. В глазах его читалась не столько злость, сколько недоумение и шок. — Так, ну всё, мне это надоело… — полковник нервно потёр переносицу и устало отмахнулся. — Делай, что хочешь. Хоть каждый день приходи и талдычь мне об этом, хоть отказывайся от дела и сотрудничества. — Фёдор Иваныч, — Гром нервно осёкся. — Мне вообще всё равно, кто и что она по жизни. Но нельзя такое пропускать. Прокопенко помотал головой и вновь махнул рукой. — Да Вы шутите, что-ли, Фёдор Иваныч? — крикнул вдруг Игорь. — Отставить, Гром! — Полковник гаркнул, с силой ударив по столу лежащими папками, и Гром нервно вздрогнул. Дверь в кабинет открылась. На пороге возникла высокая женщина в чёрном. Из всего похоронно-элегантного одеяния выделялось лишь едва запахнутое бежевое пальто и светлые волосы, пряди которых выбивались из-под чёрного платка, покрывавшего голову. — Девушка, Вы за мужем пришли? — нервно и надрывно спросил Гром, резко развернувшись в её сторону. — Он там в обезьяннике показания пытается дать. Сейчас вернём. Женщина присняла тёмные очки с глаз и кротко кивнула полковнику. Фёдор Иванович поспешил встать из-за стола, поправив съехавшие в стопке бумаги. Гром злостно закрыл глаза и нервно выдохнул носом. — Фёдор Иванович, сколько зим! Она глухо улыбнулась бледными пухлыми губами, сняв чёрную перчатку, и протянула руку полковнику. Фёдор Иванович оглядел её с ног до головы и, по-отечески улыбнувшись, крепко прижал к себе. — Петруша! — голос его даже радостно дрогнул и тут же заглох в вороте чужого пальто. — Здравствуй! Ну как добралась? — Замечательно, — кивнула она, когда полковник вдоволь ею насмотрелся. — Как Вы тут? Как тётя Лена? Гром лишь невидимо ухмыльнулся. Неприязнь и злость сменились детской ревностью и искренним непониманием. Неужели, Фёдор Иванович относился к кому-то так же тепло и по-семейному, как и к нему? Кого-то опекал, выслушивал, помогал, давал отеческие советы, ругал всегда по делу? Неужели, тётя Лена кому-то также заботливо зашивает дырки, ставит заплатки и пришивает к вечной кожанке тёплую подкладку от парадного зимнего пальто Фёдора Ивановича? Быть такого не может. Игорь был единственным сыном. Им и останется. — Да всё по-старому, Петенька, — развёл руками полковник. — Вот, сын подрос, — Фёдор Иванович обнял Игоря за плечи и добро погладил. — Здоровый лоб уже. И Леночка замечательно. Все латает и латает ему заплатки по штанам. — Прокопенко как-то наигранно рассмеялся улыбающейся женщине. На лице у Игоря играл страшнейший диссонанс. Всплыло ощущение, будто в детстве на его день рождения приехала непонятная родственница из-за границы, что приезжает раз в десять лет, дарит миллиард и пропадает снова; которая помнит, как он вот такой под стол пешком ходил. А он её не помнит и знать вообще не знает. Также и сейчас. Кто была эта женщина? Что за непонятный акцент? Притащил ещё и из-за границы. А почему Фёдор Иванович вообще так тепло к ней относится? Ведь если так, значит, знает её давно. И как давно? И почему Игорь даже не знал о её существовании? Но вопрос решился сам собой. — Ну знакомьте, Фёдор Иванович. Женщина, так и не снимая улыбки, оглянула Игоря снизу вверх и, будто нетерпеливо, обернулась к полковнику. Фёдор Иванович спохватился и закивал головой, снова погладив Игоря по плечам. — Мой сын, — искренне, по-отечески представил полковник. — Игорь. Скупо выдал Гром. Во рту пересохло, язык неприятно прилипал к нёбу рваной и жёсткой наждачкой. Даже руки позорно вспотели. Отвратительная ситуация. Отчаянно хотелось проснуться. Да лучше бы он идиотские каламбуры Цветкова слушал, чем стоять сейчас здесь и чувствовать себя маленьким ребёнком, которого напугали страшной тётей, что заберёт его с собой. В рехаб. — Петра Юрьевна Хазина, — Фёдор Иванович переметнулся к женщине и легко приобнял её за плечи. — Майор ГУНК. Игорь осторожно протянул руку. Женщина удовлетворительно кивнула, сжав тонкими пальцами чужую сухую кисть. Грома аж передёрнуло. — Очень приятно, Игорь. — Взаимно. Фёдор Иванович вновь уселся за стол. С его лица никак не сходила добрая отеческая улыбка. Он о чём-то быстро и настойчиво расспрашивал, яро жестикулировал и искренне смеялся. Гром не улавливал ни слова из чужой беседы. И даже не пытался. — Я пойду, — Игорь резко поднялся с дивана, слабо хлопнув по карманам ладонями, и всё ещё непонимающе посмотрел на полковника. — Ступай, Игорёк, — кивнул Фёдор Иванович. — Твои контакты я Петре передал. Свяжетесь, как только она обустроится и получит обмундирование. Да, Петь? Полковник снова рассмеялся и кивнул уходящему Игорю. Женщина проводила его надетой улыбкой: — До встречи, Игорь. — До свидания. — До этого ещё далеко, — она глухо рассмеялась, прикрыв рот снятой перчаткой, и холодно сверкнула глазами. Гром лишь сжато кивнул, стараясь как можно спокойнее повернуть ручку. Получился злостный рывок и отрывистый хлопок дверью. — Да ну, серьёзно, Петра? — Цветков ухмыльнулся в своей манере и лихо присвистнул. — А мне нравится, — улыбнулась Ксюша. — Необычное имя. — А вдруг, она транс? — дёрнул бровями Цветков. — Игорёк, ты с ней в архиве на дежурство не оставайся, а то как вытащит… — Да сам ты транс! — почти обидчиво пихнулась Зайцева. — У кого чего болит, Цветков. А Петра Юрьевна, наверное, полячка. Или немка. — А прикинь, она тебя страпоном трахнет? — Фу, Цветков, сходи, ударься, — недовольно пихнулась Ксюша. — Ну вот Ксения, — задумался Костя, сменив тему. — Красивое имя. Мне нравится. А Петра… — Не тебе с ней работать, вот и не лезь, — устало отмахнулась Ксюша. — Или я сама тебя в архиве нагну... Сколько там до конца, Игорёк? — Да Игорёк никак из транса выйти не может, — заржал Цветков. — Или транс из него. — Полтора часа, — отстранённо буркнул Гром и тут же встал из-за стола. — Ты куда? — окликнула Ксюша. — Я по работе, — на автомате отмахнулся Гром. Хотелось настоятельно промыть Фёдору Ивановичу мозги и всё разъяснить. В чём была необходимость переводить сотрудника из другого города, если в Петербурге было предостаточно специалистов? Почему Петра была под такой ярой защитой Прокопенко? Зачем он за неё держался? Почему защищал и настоятельно ограждал её от Игоревых нападок? Действительно ли она такой хороший специалист? Оправдает ли своё нахождение здесь? Но это мелочи. Самый главный вопрос был в том, зачем такая эффектная женщина поступила на военную службу? Тем более — в ГУНК. Гром не был сексистом и очень поддерживал женщин как своих коллег. Женщины были очень хитры и умны, подмечали невидимые детали и поражали своей интуицией. Кто, как не они, вычислят измену по двум взглядам, структуре волоса, трёхминутному игнору и чужим подпискам лучше всех следаков и судмедэкспертов? Порой некоторые показания брали у задержанных именно женщины. Методы Грома силой и грубостью работали не на всех. А вот своей хитростью женщины добивались очень многого — осторожно подбирались к преступнику и спокойно выкачивали информацию, зная, что он уже полностью обёрнут чужими узами. Хазина явно была одной из них. И от этого становилось не по себе. Вот так сейчас перевернёт всё дело в свою сторону и хуй Грому, да с маслом, а не раскрытие дела. Он-то тут за добро и справедливость великие дела вершит, а она — за звёзды на погонах. Вот и посмотрят, у кого раскрываемость лучше.***
Но работать с ней пришлось нескоро. Хазина не появлялась в управлении и даже не пыталась связаться с Громом по поводу их общего дела. Это Игорю с одной стороны даже нравилось — работать в команде ему было трудно. Привыкший к абсолютной самостоятельности Гром с трудом принимал чью-то помощь. И дело было далеко не в гордости. Игорь никогда не делился своими мыслями с кем-то. Ни по работе, ни о жизни. Для него это было чуждо и непонятно. — Зачем кому-то у меня в башке копаться? Своей, что-ли, нет? Методы его задержания, догадки и сделанные выводы хранились всеми непризнанными очень далеко. Где-то на подкорках сознания и в рапортах, которые он обещал сдать к концу месяца, Фёдор Иванович, честное слово, я так замотался, мне щас не до этой писанины. С другой стороны, такая неактивность и бездействие Грома напрягало. И даже раздражало. Всё Фёдор Иванович так её нахваливал, обещал, что нагруз рассосётся, все дела раскроются, решатся. А в итоге? — Фёдор Иваныч, ну мы же не можем так просто сидеть и ждать? — недовольно возмутился Гром. — А если эта акклиматизация у неё через год произойдёт? Чё, так и будем ждать? — Погоди, Игорёк, — неспешно успокоил Прокопенко. — Всё будет. — Когда будет-то, Фёдор Иваныч? — нетерпеливо перебил Игорь. — Так и будем на сумках сидеть. Сейчас последнее дежурство, а потом корпоратив. И все умирающие с похмела ещё неделю на работе не появятся. — Придёт твоё непосредственное начальство и никто не умрёт. Гром нервно ухмыльнулся. — Непосредственное начальство, — Фёдор Иванович лишь поджал губы. — То есть, это Вы меня к ней подставили? Ловко Вы это, тащполковник. А я и не понял сначала: чё ж всё так просто-то? А оно воно как. Ну ладно. Буду дожидаться, чё уж мне? Опять одному всё делать? Гром привычно хлопнул дверью и раздражённо стукнул по перилам. — Да ну? — удивлённо улыбнулся Цветков. — Это ты теперь цок-цок? — Цветков, — ухмыльнулась Ксюша. — Это ты цок-цок. Ты-то ей просто пешка, а Игорь дело с ней ведёт. К такой женщине под крылья попал…— Зайцева мечтательно улыбнулась. — Ангел-хранитель из ГУНК, — заржал Цветков. — Ну, Игорь Константиныч, жди непосредственное начальство. Только смотри, чтобы не как с Архиповой. Грома передёрнуло. Вот кого она ему напоминала! Архипова. Также резко появилась, забрала все улики и умчала в закат, не связываясь и никак не вводя его в курс дела. Это было уже вообще невесело. Повторять такое ещё раз было опасно. А Хазина — женщина далеко неглупая. Провернёт всё так, что Гром и не поймёт, и укатит в свою наркостолицу. Но на дежурстве она появилась буквально на следующий день. Поначалу Гром её не узнал. Ни капли строгости. Собранные волосы, свободная одежда и искренность. Вся такая мягкая, приветливая, разговорчивая. Гром сломался. В голове его первичное мнение никак не вязалось с тем, что он увидел сейчас. — Петра Юрьевна, я… — Просто Петя, — улыбчиво кивнула Хазина, потрепав Грома за плечо. — Ну Вы же моё… непосредственное начальство, — с особой важностью ухмыльнулся Гром. — Это ненадолго, — будто успокоила его Петя. — Ещё с учёбы ненавижу руководящие должности. Гром осёкся. А с виду-то — совсем наоборот. Она всем своим естеством буквально кричала: я здесь власть. Холод, строгость, хладнокровие и безапелляционность. Теперь в голове случился ещё больший диссонанс. — Что успел нарыть на меня? Она спросила это так обыденно, словно звала после дежурства выпить по кофе у пыхтящего аппарата. Гром нахмурился. — Да ладно тебе, — усмехнулась Петя. — Будто я не знаю, кто ты. Признайся хоть, а то составишь мой психологический портрет и работать не сможем. — Я под тебя не рыл, — спокойно ответил Гром. — Всё, что было в личном деле вкупе с моим личным мнением — и есть твой психологический портрет. — Ну и каково же твоё…личное мнение? — Хазина откинулась на стуле, сложив руки на груди, и улыбчиво глянула на стоящего Игоря. — Да обычное, — пожал плечами Гром. — Ты бы ещё сказал: нормальное, — она усмехнулась. — Скажу по секрету, было очень видно, насколько ты пребывал в злости и ахуе. — Ты очень обманчива на первый взгляд, — отстранённо выпалил Гром. — А оказалась совсем другой… — А с чего ты решил, что обманчиво — именно то, что ты увидел впервые? — склонила в бок голову Петя. — Ты так уверен, что я не поступлю так же, как и товарищ Архипова? Гром лишь горько усмехнулся. Неудивительно, об этом, кажется, знал весь мир. И о её делах в банде, и о подставе, о романе с Исаевой. Но как Хазина настолько точно подметила чужие опасения? Значит, она чувствовала, что напрягает Игоря своим присутствием, и нарочно вела себя также, чтобы проверить реакцию? Не могла же она залезть в чужую голову и узнать все мысли? Это уже не казалось Игорю невозможным. — Мужчина в самом расцвете сил рвёт и мечет… Как же я сразу не догадалась — томно закусила губу Хазина. — Тебе просто некуда выплеснуть свою сексуальную энергию. Вот ты и сублимируешь, круша всё подряд. Я даже знаю, как это исправить… Шалая улыбка уголком мелькнула на её языке, облизнув верхнюю губу. Гром ошеломлённо поднял глаза. Об этом-то она откуда знает? — Успокойся, — рассмеялась Петя. — Я пошутила. Точнее, процитировала. — Я понял. Откуда ты это знаешь? — У Дубина линзы в сто квадратов, а слух ещё лучше. Да и язык длинноват. Думаешь, я про тебя ничего не знаю? Провокация. Гром сейчас должен был испугаться, думать, что повис на тонком каблуке чужих длинных сапог, и выдать всё сам, чтобы она не додумывала себе правду сама. Но Игорь даже виду не подал. Конечно, знала. Фёдор Иванович, небось, всю подноготную его выдал, пока Петрушу сюда зазывал. — Не волнуйся, Фёдор Иванович не сказал про тебя ни слова, — тут же отрезала она. Да как она, блять, это делает? — По тебе и так очень легко понять, что ты за человек. — И ты поняла? — ухмыльнулся Гром. — Поняла. — Ну мне расскажи хоть, вдруг, я и сам чего-то про себя не знаю. Игорь открыто и подталкивающе кивнул. — Независимый, самостоятельный, помешанный на работе угрюмый мужик, незамечающий вокруг себя абсолютно ничего. Несмотря на обострённое чувство справедливости, порой агрессивен и излишне прямолинеен. Склонен к решению проблем путём грубой силы, — Хазина лишь пожала плечами, разведя руками. — Это ты мою характеристику в личном деле прочитала, — вскинул бровями Игорь. — Читать все умеют. — Людей? — она подняла глаза. — Не все. Гром рассмеялся. Это начинало быть похожим на разговоры обо всём на свете, лишь бы не работать. Расспросы, допросы, ложь, пиздёж, провокации и всё в этом духе. — Давай работать, профайлерша недоделанная, — усмехнулся Игорь, привстав с дивана. — Ого, феминитивы, — ухмыльнулась Хазина. — Ты, типа, френдли? — Я, типа, работать хочу. — Ты не хочешь продолжать эту тему, потому что она болезненна для тебя… — Я хочу кончить уже со всем этим. —…Ты пережил предательство и теперь никому не доверяешь. Из-за этого и создал себе образ непоколебимой неприступной скалы. — Петь, ну перестань, хватит, — Гром устало усмехнулся. —…Боишься быть уязвимым и зависимым. Работаешь и живёшь один. Но справляешься с этим плохо. Ведь во всех ошибках приходится винить только себя. — Петь, хватит, — серьёзнее осёк Игорь. — С женщинами клеится явно худо. Не умеешь ухаживать и делать комплименты, но женщины почему-то от тебя без ума. Одинокие, соскучившиеся по крепкому члену. Последний секс на вид был месяца два назад... Хочешь сказать, что ты не травмирован? — Не в голову, так в штаны лезешь? — раздражённо воскликнул Гром, перебив свой невесёлый некролог. — В своих травмах покопайся, много нового о себе узнаешь. — Я бы туда даже за деньги и новое звание не полезла. — Ну и зря. Хазина лишь многозначительно вскинула бровями. — Как же ты с таким языком майора добилась, Петруша? — ухмыльнулся Игорь. — Встречный вопрос, кстати, — отстранённо заметила Петя. — Ну на мой язык никто не жаловался, — пожал Гром плечами. — Я буду первая. Петя произнесла это с нечеткой интонацией. Понять вопрос это был или утверждение оказалось трудно. Да и было незачем. Петя явно не собиралась продолжать разговор. На лицо её вновь опустились, будто незаметные раньше, чёрные синяки. Губы плотно сжались, желваки заходили туда сюда, отражая движения пульсирующей вены у виска, глаза слезились холодом. — Петь, всё в порядке? — Гром осторожно наклонился над столом и попытался заглянуть ей в глаза. Она покорно подняла голову, как только поставила неаккуратную запятую, и устремилась на Игоря. Гром рассматривал её почерк. Острый высокий наклон вправо, буквы угловатые, плотно прижаты друг к другу, почти лёжа на строчках, страницы выжаты с обратной стороны — сильно давит на перо, экспрессивно большие заглавные буквы. — И кто из нас ещё здесь травмирован? — выдохнул Гром. — Поясни, — не отвлекаясь от бумаг, кивнула Хазина. — Сильный наклон букв вправо — ты эмоционально напряжена и импульсивна. Буквы острые — прямая, старательно контролируемая агрессия. В то же время ты очень наблюдательна и хитра, к людям относишься с настороженностью. Угловатый почерк — ты груба, прямолинейна, но скрытна. Боишься уязвимости и своей слабости, делаешь всё, чтобы в чужих глазах казаться сильной и ледяной. — Всё сказал? — всё также неотрывно спросила Петя. — Всё, — удовлетворительно кивнул Гром. — На каком сайте вычитал? — безынтересно усмехнулась Хазина. — В твоём личном деле. — А если так? Петра взяла свободный листок и, что-то неаккуратно чиркнув, подвинула к концу стола. «если хочешь трепать мне нервы — лучше отлижи. там достаточно нервных окончаний для твоего умелого языка». И смайлик с высунутым языком. И правда, почерк оказался совсем другим: округлым, пузатым и с большим наклоном влево. — Ты это Цветкову расскажи, — Хазина отложила исписанный лист. — Может, и трансом меня перестанет считать. — Дубин? — сделал догадку Гром. — Нет, его тогда не было с Вами. — Кто? Имя? — Я ещё не так стара, чтобы не слышать в районе пары метров, мне всего лишь тридцать с небольшим. — Так и не дашь, — ухмыльнулся Гром. — Сейчас — явно нет, — мотнула головой Петя. — Не, ну сейчас не надо, попозже давай. — Давай, — согласилась она. Разговор был явно закончен. Петя лишь предлагала выйти покурить. Игорь не курил, но с ней выходил каждый раз. На улице конец декабря, а она в своей этой макаронке стоит и в хуй не дует. Будто ей вообще было не холодно. Игорь за пять минут в своей куртке продрог и нервно поджимал пальцы на ногах, а она даже ни разу не съёжилась. Только отстранённо и холодно смотрела куда-то вдаль, где снежные минутные вихри клубились, словно смесь сигаретного дыма и конденсата. Казалось, что она лишь взглядом управляла ледяным ветром и кружащимися хлопьями. Игорь хотел было накинуть на её плечи куртку, как она, не оборачиваясь, проговорила: — Спасибо, я не замёрзла. — Снежная Королева, — выпалил, усмехнувшись, Гром. — Это ты себе на корпоратив костюм придумал? — Тебе. — Каем или троном будешь? — Кем прикажешь. Игорь улыбнулся. Остальную часть дежурства Петя молчала. Усердно писала, часто встряхивая затёкшей рукой, и выходила курить каждые сорок минут. Как только пустая пачка недовольно вывалилась из заднего кармана джинс, Петя недовольно возмутилась. Теперь же выходила каждые пятнадцать минут. Игорь усмехнулся. — Да чё ты с этой сосалкой будешь каждый раз выходить? Здесь кури. Хазина закурила в архиве, старательно держа пар в себе и тяжело дыша после каждого затяга. — У тебя разве нет проблем с сердцем? — неосторожно заметил Гром, заметив, как Петя болезненно потёрла левую грудь. — А у тебя со зрением? — неотрывно спросила Петя. — Я же тебе всё разъяснила: если хочешь трепать мне нервы, то явно не так. — До этого ещё далеко, — передразнил её Игорь. — Я бы к тебе в штаны даже за деньги и новое звание бы не полез. — Ну и зря, — усмехнулась лишь Хазина, передразнив в ответ. — Тебе бы понравилось. — Хочешь поговорить об этом? — Гром попал в цель. Петя подняла глаза и осознанно улыбнулась. — Ты же стеснительный мальчик, — поджала губы она. — С тобой ни поговоришь, ни потрахаешься. Ну понятно. У кого-то был жёсткий недотрах. В этом Гром убедился уже на корпоративе. Петя строго отказывалась пить, накрывая бокал рукой, и медленно потягивала сок с лимонадом, заботливо привезённый Димой. Не танцевала, не притрагивалась к еде и молча сидела на стуле, стараясь, как можно мягче, отказывать в танцах и выпивке. Всё также часто выходила на улицу в одном лишь платье и курила одну за одной. Она явно была чем-то напряжена. Грому даже не хотелось пошутить над ней, как-то обидеть и задеть. Нет. Наоборот. Обнять, поговорить по-человечески. Вот, она стоит на морозе, дура, курит одну за одной и о чём-то долго думает. Грустно на афтепати, Я опять не в духе, Без тебя одни страдания и муки. — Ты чё, Петруша, в лазарете полежать захотела? — Гром неаккуратно вывалился из двери, поскользнувшись на мокром коврике. — Щас всё себе отморозишь, и мне даже потрепать уже будет нечего. — Мне не холодно, — мотнула головой Хазина, старательно проигнорировав чужую шутку. — А-а-а, ну да, а зубы стучат так просто, знакомую песню услышали, — Игорь недовольно покачал головой, положив руки на чужие плечи. — Давай-ка, Снежная Королева, не выёбывайся. Давай, давай, надела, укуталась и хоть до туберкулёза здесь стой. — Да она мне тепла даст хуй да нихуя, — Хазина крепко запахнула края чужой кожанки. — Очень даже хуя, — закивал довольно Гром и неопрятно потрепал на чужой голове свою кепку. — Ещё и без шапки. Уши отморозишь и слухи про себя больше не услышишь. — Да перестань, Гром, — раздражённо отпихнулась Хазина. — Ты очень пьяный. Я терпеть не могу алкашей. — Сама ты алкашка. Я видел, как ты коньяк на работе херачишь. — Это чай. — Проспиртованный? — Всё, иди уже, — устало толкнула его Петя. — Я вообще-то редко пью, — с особой важностью ухмыльнулся Игорь. — Оно и видно, — хмыкнула Хазина. — Хорош дымить, Паровозова, тебя там Ксюша потеряла. Гром важно пригрозил ей пальцем и тут же скрылся в управлении. Чё-то было с Петрой Юрьевной не то. Сидит угрюмая, выходит часто, че-то кому-то строчит. Не ест, не выпивает. Только и просит Диму поставить чайник. На корпоративе чай с конфетами пьёт! Ну чё это такое? Игоря будто по голове огрели: а вдруг в завязке? Или на транках сидит? Что ж с ней творится? То пошло шутит, улыбается, смеётся, о чём-то Игоря спрашивает, пытается вести здоровый разговор, то никого к себе не подпускает, агрессирует, орёт, рвёт и мечет, а то вот так грустит и отстранённо пялит в одну точку.***
— Гром! — окликнула Зайцева. — У тебя тут оповещение о войне! — Ксюх, принеси куртку, пожалуйста! — не отрываясь от улик, крикнул Игорь. — Я в вещдоках! Вместе с Ксюшей в кабинете появился и Цветков. Стол ломался и трещал от наложенных папок, бумаг и хмурого взгляда Грома, внимательно изучающего найденные предметы и образцы результатов исследований. — Вот, Игорёк, — Ксюша протянула Игорю его куртку. — Ксюш, достань его, пожалуйста, положи рядом, — Гром грустно показал на руки в перчатках. — Уже третью пару сменил. Зайцева только понимающе кивнула и тут же вытащила телефон, звякнув молнией левого кармана. Изнутри вдруг что-то выпало. — Ой! — наклонившись, брякнула Ксюша. — Носовой платочек упал. Вот, держи. — Крутой носовой платочек, — ухмыльнулся Цветков. — Кружевной такой, с нижними подтяжками. Ксюша подняла упавшую ткань и, протянув на раскрытой ладони, ошарашенно вытаращила глаза. — Так вот, где они! — спохватилась наигранно Хазина, появившаяся в проёме с двумя дымящимися кружками. — Большое спасибо, Ксения. Я уж думала, потеряла. — Да это...у Игоря в кармане лежало, — смущённо пожала плечами Ксюша. — Петра Юрьевна, а это — Ваше? — удивлённо проморгался Цветков. — Моё, — закивала Петра, коснувшись Громовского плеча, и протянула Игорю свои сложенные трусы. — Игорь, будь ласка, положи, где лежали. Гром снял обе перчатки в одно касание и, забрав с Петиных рук её бельё, нервно пихнул в тот же карман. Петя этого абсолютно не стыдилась. А вот Игорь нервничал и к таким откровенностям перед юной Ксюшей и долбаёбом шутником Цветковым, который до конца жизни будет его подкалывать и косо посматривать на Хазину, не был готов. — Петра Юрьевна, Вы бы таким не разбрасывались, — выпалил Костя. — А то нашёл бы это Фёдор Иванович, а не Ксюха. Его бы там удар хватил. — Это ты ещё страпон не видел, — махнула рукой Петра. — Я тебе его в ящик положу. В карман к Грому уже не влезет. Вот Ксения найдёт, а мы все хором скажем: «А это Костик балуется!» Она тебя потом им так в архиве оприходует, что удар хватит. А Ксения может. Да, Ксень? — Конечно, — закивала смущённо Зайцева, когда Хазина легко обняла её за плечи. — В нашей паре актив — я. — В нашей тоже, — вздохнула тяжело Петра. Цветков нелепо и пунцово прыснул. — Правду Королева Юрьевна толкует, — согласно кивнул Гром. — Королева? — непонятливо нахмурился хор. — Снежная, — улыбнулся Игорь. — Снежная Королева. Это с корпоратива пошло. — Как и платочек, — вставила Хазина. — Как и платочек, — подтвердил Гром.***
— Я тогда так замёрзла, — тихо проговорила Петя, прижавшись к Игоревой груди. — Думала, что сдохну там от холода. — «Мне не холодно, отстань», — передразнив, отмахнулся Игорь. — А чё ж ты тогда там стояла в своей макаронке полосатой? Гордая такая, курит, с умным видом стоит, будто дым в глаза не попал и ничего ей там не щиплет. А с начала то пришла, гляньте: не подступишься, не дотронешься, лишнего слова не скажешь. — А ты не и пытался, — фыркнула Хазина. — А ты и не давала. — А щас чё, много поменялось? — серьёзно спросила Петя. — Не забывай, кто у нас главный. — Ноги дай сюда, — Гром схватил Петины ступни под одеялом и крепко сжал в ладонях. — Опять лёд сплошной. Давай, между ног мне положи, Снежная Королева, я согрею.